Kitabı oxu: «Слепой дождь»

Şrift:

ВНУКУ ВИКТОРУ ПОСВЯЩАЕТСЯ

ISBN 978-5-4496-7999-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1. Плачущий птенец

Глава1

Судя по тому, как ему заложило уши и засосало под «ложечкой», Влад догадался, что самолет начал резкое снижение. Он сглотнул слюну, чтобы убрать неприятные ощущения, и на секунду забылся, вспоминая неожиданный поворот в своей судьбе. Ему оставался всего месяц до демобилизации, и он уже строил планы, как после возвращения из армии домой несколько дней потратит на то, чтобы в знакомой кафешке отпраздновать с друзьями возвращение к гражданской жизни, но случилось непредвиденное. Часть, где он служил в роте охраны огромных складов с военным имуществом, внезапно подняли по тревоге и личный состав в течение нескольких дней занимался доставкой и погрузкой боеприпасов в самолеты на ближайшем аэродроме. Сопровождать груз поручено было прапорщику Мингалееву и нескольким контрактникам. Куда нужно было доставить груз до последнего момента никто не знал, но всезнающий прапорщик шепнул контрактникам, что, судя по подслушанным разговорам экипажа самолета, конечная посадка на аэродроме в Сирии. Такое известие вызвало ажиотаж среди контрактников, так как нахождение в Сирии в течение нескольких дней, пока они будут сдавать имущество, давало им право на дополнительные льготы, как участникам боевых действий.

Влад не разделял воодушевление, охватившее контрактников – война есть война и всякое может случится. Вместо ожидаемых привилегий и пулю, и осколок можно получить. В своих мыслях он даже не подозревал, как поразительно близок к истине. На завершающей стадии погрузки, когда до взлета оставался один— единственный час и экипажи ИЛ-76 уже запрашивали по маршруту «добро» на взлет, один из контрактников, обессилев от многочасовой погрузки тяжелых предметов, не удержал ящик со снарядами и уронил его себе прямо на ногу.

На аэродроме после вопля травмированного контрактника начались шум и суматоха. Стоны контрактника перемежались матом командира роты капитана Солодухина:

– … мать твою! И как это тебя угораздило?

Капитан заметался вдоль самолета, не зная, что и делать. В соответствии с приказом по части бригада из трех человек должна была сопровождать груз до места назначения в Сирии, но теперь она оказалась не в полном составе. Чтобы закрыть возникшую проблему быстрый на действия командир роты, остановив взгляд на Владе, распорядился:

– Севернин, летишь вместо Грекова!

На правах старослужащего Влад неожиданно возразил командиру роты:

– Товарищ капитан, но я же «срочник»! У меня «дембель» через месяц. Я домой хочу!

Зло нахмурив брови, капитан прикрикнул на солдата:

– Отставить пререкания!

Потом, подумав, что возражения солдата обоснованы и имеют под собой юридическую почву, смягчился:

– Владислав, уже некогда менять Грекова на другого контрактника! Не успеем! Туда—обратно слетаешь и завтра уже будешь снова в казарме. Никто и не узнает. Будешь потом девчонкам хвастаться, что в Сирии воевал… два дня. Ха—ха—ха!.. А если серьезно, то в атаку точно ходить не придется.

– А командировка? Меня без документов экипаж самолета на борт не пропустит, – продолжал слабо сопротивляться Влад.

– У меня есть чистый бланк командировочного удостоверения с печатью! Как будто чувствовал, черт возьми, и взял с собой лишний экземпляр на всякий случай… – сказал, ни к кому не обращаясь, капитан. – Давай военный билет – впишу автомат Грекова!..

Так в течение двух—трех минут рядовой срочной службы Севернин Владислав Павлович превратился в члена команды, сопровождающей груз в горячую точку.

…Заходя на посадку, самолет круто закладывал вираж за виражем, и Влад крепко цеплялся за спинку сиденья, чтобы его не бросило на пол салона. Затем последовало стремительное снижение, потом короткое выравнивание и еле заметное отдавшееся в теле легким толчком касание шасси взлетно—посадочной полосы на чужом аэродроме в чужой стране.

Влад прильнул к иллюминатору и поразился, сколько много самолетов оказалось на аэродроме. Да все наши, свои, с красными звездами и триколором на хвостовом оперении! И на душе как—то сразу стало легко и спокойно, хотя он и так особо не волновался. Про него никогда нельзя было сказать, что он «мандражист». Даже в детских драках во дворе он всегда четко понимал, когда надо наносить удар противнику, а когда немедленно ретироваться. И при этом никогда не испытывал волнения или страха. В любой момент он просто знал, что делать – и все!

Самолет зарулил на стоянку, двигатели его взвыли еще раз и наступила долгожданная тишина. От длительного гула двигателей в ушах звенело, но Влад, не обращая на это внимания, снова прильнул к иллюминатору, жадно вглядываясь в чужую и незнакомую землю. Из кабины экипажа, закрытой во время полета, вышел борттехник. Он осмотрел груз в салоне, бросил взгляд на команду сопровождения и предупредил:

– По салону не ходить, ждать команду! Понятно?

– Понятно! – ответил за всех прапорщик Мингалеев.

Весь полет прапорщик проспал. Но после посадки самолета развил бурную деятельность: порылся в своем вещмешке – все ли на месте, затем осмотрел автомат, подсумок с запасными магазинами, и только потом обернулся к своим подчиненным.

– Не боись, Севернин! Сейчас сдадим груз, день перекантуемся на аэродроме, а ночью улетим домой и утром уже будем в родной части.

Не отрываясь от иллюминатора, Влад ответил, что он совсем не боится.

– Ну и молодец! – облегченно вздохнул прапорщик. – Ну а ты, Петро, как?

В отличие от спокойного Влада контрактник явно нервничал. Он постоянно облизывал губы и в который раз пытался вытряхнуть из давно опустевшей фляжки себе в рот хоть какие—нибудь остатки чая.

Но всю нервозность сняла разгрузка. Одна машина за другой подкатывали к самолету, и, наполнив кузов, отходили в сторону, выстраиваясь в походную колонну. Для разгрузки на аэродроме выделили человек двадцать контрактников из обслуживающего персонала и Мингалееву оставалось только покрикивать на них, требуя определенной осторожности. Народ работал быстро, дружно, не обращая внимания на окрики прапорщика. Все прекрасно знали, что боеприпасы остро необходимы на одном из участков фронта и старались изо всех сил.

Не прошло и часа, как самолет был разгружен, и Мингалеев засуетился, чтобы оформить накладные о передаче груза. От него местное аэродромное начальство отмахивалось, как от надоедливой мухи. Мол, чего тебе надо, доставил и доставил, а дальше фронт, расход без всякого учета.

– Ну ты достал! – в конце концов не выдержал дежурный тыловик аэродрома. – Садись в машину и сопровождай свои снаряды до базы хранения, если тебе так приперло! Умник нашелся! Я тебя здесь только встречаю и обеспечиваю разгрузку. Понял?!

Взбудораженный такой безответственностью прапорщик запальчиво согласился:

– Ну и поеду! Не могу я так просто передать пятнадцать тонн боеприпасов! Как я потом их спишу? Что за бардак у вас здесь такой?! Неужели нельзя организовать оформление документов прямо на аэродроме?

Майор рассвирепел:

– Товарищ прапорщик, вы что?! Совсем охамели? Здесь война! Но если хочется по правилам, то колонна отходит через десять минут. Сопровождайте!

После грозного окрика майора Мингалеев вытянулся по струнке и приложил руку к головному убору:

– Есть сопровождать! Разрешите идти, товарищ майор?

Получив отмашку от майора на свободу действий, прапорщик едва не бегом бросился к ожидавшим в стороне развязки спора подчиненным.

– Собирайтесь, поедем сопровождать груз!

Влад не выдержал и спросил:

– Товарищ прапорщик, а нельзя ли нам с Зубковым здесь остаться? Вы старший, документы оформлены на вас… Мы вам зачем?

До этого замкнутый контрактник сразу оживился:

– Миша, действительно, езжай один, а мы тебя здесь на аэродроме подождем…

– Вы что дураками прикидываетесь?! Я за вас перед командованием части отвечаю! Уеду, а вы еще где—нибудь потеряетесь. Так что – вместе прилетели, вместе и улетим. Собирайтесь!

Деваться было некуда. Влад с контрактником подхватили свои тощие рюкзаки с пайком на двое суток и вместе с прапорщиком подошли к старшему колонны.

– Товарищ капитан, мы сопровождаем груз до места назначения. На какую машину можно сесть?

– Какое еще сопровождение?! Колонну сопровождаю я со своими бойцами! Вы зачем?

– Но мне нужно, чтобы кто—то подписал накладные о передаче!

Капитан, в отличии от аэродромного тыловика, оказался человеком спокойным и рассудительным. Его небритое и усталое лицо казалось лицом мудрого сфинкса.

– Есть два пути. Первый – он самый легкий. Ждешь начальника тыла, пока тот не вернется из базы хранения. Это займет два—три дня. Но за это время ваш самолет улетит обратно. Следующий транспорт придется ждать еще несколько дней.

– А второй?

– Второй – едешь с нами на базу хранения и там подписываешь накладные у начальника тыла, а к вечеру возвращаешься с нами обратно и успеваешь на свой самолет. Но это путь самый опасный, так как часто бывают обстрелы воинских колонн с потерями личного состава. Тебе это надо, прапорщик?

Капитан щурил глаза от ослепительного утреннего солнца и терпеливо ждал окончательного решения прапорщика.

– Мы едем с вами! – после некоторого колебания решился Мингалеев.

– Тогда карабкайтесь в кузов последней машины.

Вначале колонна шла медленно и осторожно, но вскоре, покинув расположение аэродрома и оставив позади последний пост охраны, заметно ускорилась. Некоторые участки шоссе, как, наверное, наиболее опасные, машины преодолевали на максимальной скорости. Через два часа пути Мингалеев пожалел о том, что проявил принципиальность и согласился на поездку. Местами шоссе было разбито из—за прямых попаданий снарядов или бомб, и машину трясло так, что, казалось, оторвутся внутренности. Влад забрался ближе к кабине, где трясло меньше, и пружинил на ногах, пытаясь облегчить свои мучения.

Внезапно колонна остановилась, и Мингалеев выглянул из кузова, пытаясь определить причину остановки. Но впереди вдруг раздалась стрельба и автомобиль с пулеметом и двумя сирийскими бойцами прикрытия колонны рванул по обочине на звуки завязывающегося боя. Стрельба все усиливалась, и высоко в воздухе все чаще слышался посвист шальных пуль. Но пока еще ни одна из них не пролетела в непосредственной близости от машины. Прапорщик со своими подчиненными вжались в пол кузова машины и ждали какой—нибудь команды. До прапорщика только сейчас дошло, в какую они вляпались историю! А ведь капитан предупреждал!.. Простая доставка боеприпасов превратилась в опасное происшествие – боестолкновение с террористами, и чем оно сейчас закончится, даже представить было страшно.

– Я же говорил… Я же говорил!.. – почему—то шепотом бормотал Зубков. – Не надо было ехать!..

Он почти трясся от охватившей его паники, лихорадочно тыкая стволом автомата в направлении звуков стрельбы. Не лучше выглядел и прапорщик, но внешне старался не терять самообладание. Как ни странно, самым спокойным оказался Влад. Пролетающие высоко в небе пули говорили о том, что стрельба ведется издалека и по неясно различаемой цели. Иначе машины давно были бы изрешечены пулями. Поэтому он был спокоен и уверен в том, что пока им ничего опасного не грозит. Но когда колонна, резко ускорившись с места, двинулась снова вперед и через пару километров ее накрыли мины, то Влад понял, что теперь начинается серьезная заваруха. Тем не менее, несмотря на участившуюся стрельбу, машины по—прежнему мчались вперед со все нарастающей скоростью, стремясь как можно скорее преодолеть опасный участок.

И, наконец, случилось то, что случается при обстрелах колонн. Прямо перед бампером рванула мина, заставив водителя вильнуть рулем, а затем еще две уже накрыли машину. Потеряв управление, грузовик съехал в кювет и медленно опрокинулся на бок. Тяжелые ящики переместились на правый борт, придавив Зубкова, а Мингалеева с Владом выбросило из кузова.

Некоторое время оглушенному Владу казалось, что он ослеп и оглох, настолько плотная и густая окружила его темнота. Но постепенно все вернулось на свое место: частые выстрелы нарастающего боя ворвались в уши, словно далекая надоедливая барабанная дробь, а на чистом голубом небе глаза различили непонятно откуда взявшуюся темную тучу. В ярких лучах южного солнца она казалась особенно темной и нелепой.

Первое, что он инстинктивно сделал – это нащупал автомат и, передернув затвор, упал лицом в сторону выстрелов на покрытую толстым слоем желтой пыли твердую и иссушенную жарким зноем почву. Боковым зрением он успел заметить, что колонна ушла вперед, оставив подбитую машину. И это его удивило. Он слышал, что наши никогда не бросают своих. Значит, происходит что—то серьезное, если капитан решил не подбирать людей из подбитой машины.

Громкий стон отвлек его внимание и, уже не обращая внимания на свистящие пули, Влад бросился на помощь к прапорщику. Мингалеев корчился в небольшой яме у дороги с лицом, измазанным кровью, и громко стонал, хватаясь за неестественно откинутую в сторону правую ногу.

– А—а—а! Помоги, Влад! Помоги!.. – просил молящим голосом прапорщик. – Кажется, я сломал ногу!.. А—а—а—а!

– Потерпите, товарищ прапорщик! Я сейчас! Только посмотрю, что с Зубковым и водителем…

Он заглянул в кузов и с первого взгляда сразу понял, что контрактник мертв. Его лицо было белее бумаги, а изо рта текла струйка крови. Ящики с тяжелыми снарядами раздавили Зубкова, и тот умер сразу, так и не успев осознать, что же с ним произошло, настолько мгновенными и тяжелыми оказались травмы. Обежав машину, он заглянул в кабину, но, к своему удивлению, никого не обнаружил. Похоже, что водитель-сириец уже сбежал, бросив на произвол своих пассажиров.

Влад вернулся обратно к Мингалееву и, в условиях всё нарастающей стрельбы, огляделся в поисках надежного убежища. В полутора сотнях метров от дороги, на небольшой возвышенности, темнели остатки разрушенного небольшого строения и он, подхватив прапорщика под мышки, поволок его к развалинам. Он понимал, что главное – уйти подальше от разбитой машины, и надеялся, что в условиях боя террористам будет не до поисков бойцов, сопровождавших груз. Возможно даже, что, если они наткнутся на машину со снарядами, то этим могут и удовлетвориться.

Мингалеев, как мог, помогал передвигаться солдату, изо всех сил стараясь громко не стонать. Впрочем, его стоны сквозь сжатые зубы во время частой приближающейся стрельбы даже Владу не особенно были слышны. Через несколько минут они доковыляли до развалин, и Влад понял, что это были отнюдь не развалины. Скорее всего, это были остатки старого осыпавшегося окопа. Он уложил прапорщика в углубление за блоками твердой земли и сказал:

– Наблюдайте, товарищ прапорщик! А я попытаюсь Зубкова притащить. Если что – огнем прикройте меня!

– Влад, каким огнем? Вот этим?! – прапорщик приподнял автомат. – И тремя рожками патронов? Это же на две минуты боя!.. А дальше…

Но Влад уже не слушал Мингалеева. Пользуясь коротким затишьем в обстреле, он добежал до машины. Ценой неимоверных усилий ему удалось вытащить мертвого Зубкова из—под заваливших его ящиков, но обстрел снова усилился, и Влад на время укрылся за машиной.

Дождавшись очередного ослабления огня, он забросил за спину оба автомата – контрактника и свой – и, ухватившись за руку Зубкова, потащил его тело в укрытие. Через пару минут он дотащил Зубкова, но почему—то так устал, что тут же рухнул прямо на землю рядом с прапорщиком. Несмотря на большое напряжение, голова его по—прежнему работала ясно и четко. Теперь, когда они втроем оказались в укрытии, необходимо было оглядеться и определиться, что им угрожает. Может, это свои ведут бой и вскоре здесь появятся БТРы. Ну, а если побеждают боевики, то надо тщательней замаскироваться и приготовиться к бою, первому и, возможно, даже последнему в жизни.

Часто вбирая полной грудью воздух, Влад оглянулся на тело Зубкова. Его глаза с жадным любопытством вбирали в сознание признаки мертвого человека, еще несколько минут назад радовавшегося жизни, а теперь неподвижно лежащего в окопе с запрокинутой головой и залитым запекшейся кровью лицом. Загорелые лицо и руки с уходом жизни из тела заметно посветлели, особенно выделяясь усиливающейся бледностью на фоне камуфляжной формы…

– Влад, помоги уложить получше ногу! Болит так, что выть хочется!..

Севернин ничего не знал о первой помощи при переломах. Но из одного фильма он помнил, что кости надо совместить и к ноге привязать, чтобы перелом больше не сдвигался с места, какую—нибудь палку. Порывшись в углублениях окопа, ему удалось обнаружить толстую железку. Пожалуй, сойдет!..

– Влад, смотри!! Наверное, боевики!.. – шумно выдохнул рядом Мингалеев. – Вот мы и слетали с тобой «туда—обратно» … П…ц, солдат, нам!..

Отбросив железку, Влад прильнул к отверстию между земляными глыбами и оторопел. Десятки автомобилей с установленными на них пулеметами двигались по дороге в их сторону, поливая все вокруг свинцовым огнем. За ними двигались пушки и даже танки. Десятки – даже сотни! – машин заполнили пространство, и Влад понял, что это не простое боестолкновение, а, скорее всего, масштабное наступление боевиков. Успокаивало одно, что двигались они строго по шоссе и не съезжали на обочину, очевидно, опасаясь минных полей.

Он совсем не испугался. Но ясно понял, что если их обнаружат, то тогда, как только что метко выразился прапорщик, им будет точно п…ц. Значит, главное, чтобы их не обнаружили! В этом случае появляется шанс, что колонна боевиков, преследуя отступающие части правительственных войск, пройдет мимо, не обратив особого внимания на подбитую машину.

Влад с трудом оторвал озабоченный взгляд от приближающейся колонны, для устрашения поливающей окрестности беспорядочным свинцовым дождем, и пока не представляющей для них особой опасности. Но тут же похолодел, поразившись тому, что увидел. На поверхности земли, покрытой толстым слоем пыли, четко отпечатался след волока от машины до развалин окопа. Это скорее был даже не след, а настоящая борозда, оставленная телом Зубкова, пока он тащил его в укрытие.

Можно было не сомневаться, что боевики догадаются, кем оставлены следы, и расстреляют окоп из крупнокалиберных пулеметов. А не хватит пулеметов, применят гранатометы. И после этого им, мертвым, перережут горла для устрашения живым, когда те потом найдут их тела.

– Ты чего напрягся? Что, обнаружили нас?! – прошептал Мингалеев, осторожно заглядывая в амбразуру.

– Да нет пока… – ответил Влад, и показал рукой на оставленные следы на поверхности почвы.

– Елки—палки!.. – только и смог удивиться прапорщик. – Надо же!

Он даже не сопроводил свои слова обычным матом, настолько сильно его сразило увиденное.

– Ну, что, товарищ прапорщик, постараемся завалить парочку «духов»? А?!

– Какую парочку!.. Патронов нет, боевиков много… Капут!

– Хотя бы троих надо! За нас с вами и… Зубкова! А там дальше, как получится… надо только подпустить поближе.

– Эх, и надо было мне не послушать капитана, что сопровождал колонну! Вот дурак, так дурак!.. А он ведь отговаривал, предлагал не ехать.

– Не корите себя, товарищ прапорщик! – возразил Влад. – А вы в судьбу верите?

Наивный детский вопрос в такой напряженной ситуации разозлил Мингалеева. Он даже забыл о своей сломанной ноге.

– Севернин, в какую еще, на х…р, судьбу?! Ты что не видишь, что смерть пришла?.. Или ты не понимаешь этого?!

Небольшая почти черная тучка неожиданно накрыла окрестности и под лучами испепеляющего южного солнца хлынули крупные капли совершенно нежданного дождя. Первые редкие капли вскоре сменились настоящим потоком и Мингалеев с Владом за считанные минуты промокли насквозь.

Прапорщик откинулся на спину и стал жадно ловить пересохшими губами влагу, чтобы утолить жажду. На время он забыл даже о приближающихся боевиках и боли в своей ноге.

– Надо же: жаркое солнце и дождь… крупный… теплый…

– Слепой дождь, – равнодушно прокомментировал Влад, не спуская глаз с приближающейся колонны боевиков. – Матушка рассказывала, что я родился в скорой помощи прямо в поле, не довезли до роддома. Тогда тоже шел слепой дождь…

Колонна боевиков не сбавляла скорость и некоторые пули стали долетать и до развалин, за которыми они укрылись. Влад буквально вжался в мгновенно раскисшую глинистую землю, и стал выбирать цель, чтобы открыть ответный огонь, если их будут атаковать. В последний раз он обернулся на машину, и сердце екнуло от радости – никаких следов от грузовика к окопу не осталось. Все размыл внезапный и сильный ливень! Бугорки пыли под интенсивным дождем расплылись бесформенной кашей и темное пятно намокшей глины резко контрастировало с остальной желтой землей, не пострадавшей от дождя.

Накрыв машину с окопом узкой полосой дождя, туча еще с километр прошлась вдоль дороги, превратив ее обочину в непролазную грязь и, по—прежнему истекая частыми крупными каплями, медленно ушла по кругу обратно в сторону невысоких холмов, где совсем недавно сформировалась над небольшим озером. Резкий порыв ветра, непонятно по чьему велению управлявший движением тучи, донес характерный запах прибитой дождем пыли и обдал лица Влада и Мингалеева свежей прохладой. Через минуту лучи жаркого солнца снова впились в намокшую землю и буквально на глазах почва стала покрываться корочкой, а интенсивные испарения привели к заметному дрожанию воздуха над мокрым участком дороги.

В это время колонна боевиков сравнялась с опрокинутой машиной. Влад не выдержал и предупредил прапорщика:

– Товарищ прапорщик, не стреляйте, пока они не пойдут в атаку. Даже если перед этим нас будут обстреливать!

– Хорошо, хорошо! – согласился Мингалеев. – Я не самоубийца, даже дышать перестал… Лишь бы пронесло!

Из одной машины выскочил бородатый боевик с автоматом на изготовку, тщательно осмотрел опрокинутый грузовик, но, ничего подозрительного не обнаружив, махнул рукой: «Вперед!» Колонна поехала дальше, по—прежнему обстреливая все попадающиеся на пути подозрительные места.

За день по дороге прошли еще три больших колонны, но ни одна из них больше не останавливалась, торопясь на юг, где все сильнее доносился гул боя. Очевидно, правительственные войска пытались остановить неожиданный прорыв боевиков, но что—то пошло не так, потому что звуки интенсивной пушечной канонады доносились все глуше и глуше, и, наконец, в сумерках затихли совсем.

Только с наступлением темноты Влад ощутил, что здорово проголодался, и потянулся к рюкзаку за куском хлеба. Отломив небольшой кусочек, он не стал жевать хлеб, а положил в рот и принялся сосать его, растягивая удовольствие. Все светлое время они с прапорщиком пролежали в окопе, тревожно прислушиваясь к любым посторонним звукам: будь то гул проезжающей машины или рев пролетающих самолетов. К ночи прапорщик уснул, изредка вздрагивая во сне от боли, хотя после того, как они наложили шину на перелом, и Влад плотно прибинтовал найденную железку к ноге обрывками запасной футболки, вел себя достаточно терпеливо и мужественно.

Еще днем он первым предположил:

– Близко мы от дороги! Наверное, раньше пост здесь находился. Могут снова устроить пулеметное гнездо и нас обнаружить. Искать убежище надо подальше… хотя бы вон на тех холмах! Там больше шансов своих дождаться.

До холмов с редкой растительностью было далеко – полтора—два километра пути, и Влад подумал, что со сломанной ногой Мингалеев вряд ли сможет дойти. Придется снова тащить его. Конечно, он прав, что находиться в окопе рядом с дорогой – это полное безрассудство. Но вот только что делать с телом Зубкова?

Словно услышав сомнения Влада, прапорщик предложил:

– А Зубкова давай закопаем. Как ни стыдно это говорить, но ему теперь уже все равно, где своих дожидаться.

Штык—ножами они вырыли неглубокую яму в окопе и уложили в нее остывающее тело контрактника, предварительно вынув из карманов документы и мобильник. В портмоне неожиданно оказалась крупная сумма денег – несколько десятков тысяч рублей. Возможно, контрактник хотел из командировки привезти домой какой—нибудь гостинец близким. Тело присыпали сохранившей в окопе влагу глиной и руками старательно уплотнили почву, чтобы место захоронения не выделялось на общем фоне.

– Прости, друг! Пока вот так… – виновато бормотал Мингалеев, последними движениями выравнивая глину. – Мы тоже могли на твоем месте оказаться. Наши вернутся, мы тебя обязательно домой доставим.

С наступлением темноты рельефные на фоне неба холмы превратились во что—то темное и непонятно—рыхлое, вдобавок сгладились отдельные ориентиры. Но общее направление Влад запомнил достаточно хорошо. Надо было будить прапорщика и пускаться в тяжелый путь. Лишь бы при движении на минное поле не напороться! Вставать не хотелось, но деваться некуда – их спасение могло быть только на тех далеких холмах. В этом прапорщик был абсолютно прав! Влад и сам слышал из телевизионных репортажей, что все сражения в Сирии происходят именно вдоль шоссейных дорог. Кругом пески, а в песках много не навоюешь – машины застревают. Поэтому оставаться у дороги – это действительно было опасно.

Но будить прапорщика не пришлось. От неосторожного движения Влада он вздрогнул и схватился за автомат, но тут же опустил его, узнав своего солдата.

– А, это ты?.. – стесняясь за свое движение автоматом виновато сказал Мингалеев. – Даже уснул и тебя спросонья не признал! А мне немного полегчало, хотя ноет здорово, но боль такая… тупая, монотонная, можно терпеть.

– Идти надо, товарищ прапорщик! – прошептал Влад, пристально вглядываясь во все более густеющую темноту. – До утра можем не добраться.

Он не доверял установившейся с наступлением ночи звенящей тишине. Впрочем, она не казалась уж такой и идеально тихой. Вокруг окопа периодически возникали какие—то шуршания и это настораживало. Но сколько Влад не всматривался в темноту, ничего не мог разглядеть. Очевидно, с уходом дня и отступлением жары пустыня начала остывать и из всех щелей, трещин и норок повылезали мелкие живые существа в поисках пропитания. Скорее всего, какие—нибудь ящерицы или тушканчики. А может быть, и что—нибудь другое, но из школьной программы он помнил только одно: в пустынях живут ящерицы, тушканчики, змеи, да всякие опасные пауки наподобие каракуртов.

Прапорщик перевернулся на живот и встал на колено здоровой ноги:

– Что ж, пойдем…

Обхватив за шею Влада, он переносил тяжесть своего тела на тело солдата и рывком выбрасывал вперед здоровую ногу. Затем давал возможность сделать шаг Владу, и снова повисал тяжелой глыбой на его шее, переставляя свою ногу. Метров через сто пути они оба выдохлись и присели передохнуть. Владу стало ясно, что таким способом они далеко не уйдут – обессилеют и когда наступит рассвет, то окажутся на половине дороги до холмов, не больше. Первая же машина с боевиками их обнаружит и уничтожит.

– Может обратно вернемся? – спросил Мингалеев, понимая тщетность их общих усилий. – И пусть будет, что будет.

– Не—э, товарищ прапорщик, нельзя возвращаться! – ответил Влад. – Вы правильно сказали – погибнем у дороги. Давайте отдохнем и попробуем по— другому – я вас на спине понесу.

– Севернин, да ты хоть знаешь, сколько во мне килограммов? Восемьдесят! Да еще три автомата с подсумками, да мешки!..

– Товарищ прапорщик, я, пока жил в деревне, знаете сколько мешков с картошкой натаскался? Тысячи! Дотащу вас однозначно.

Растроганный прапорщик не выдержал:

– Слушай, хватит меня все время называть «товарищ прапорщик, товарищ прапорщик». Сейчас не та обстановка – не до субординации! Лишь бы живыми остаться…

Он протянул руку и предложил:

– Давай просто: я – Андрей! И на «ты»!

Они пожали друг другу руки и, не сговариваясь, поднялись на ноги. На этот раз дело пошло быстрей. Влад сначала относил Андрея с одним автоматом на несколько десятков метров вперед, а потом возвращался за остальным имуществом: двумя автоматами и рюкзаком с сумкой, где хранились продукты и запасное белье.

Можно было, конечно, выбросить тяжелую сумку прапорщика и все вещи сложить в рюкзак, но, когда Влад предложил это сделать, Андрей возразил:

– Нельзя! Там у меня ценности…

Влад ничего не стал уточнять – ценности так ценности, хотя в тех условиях, в которых они оказались, многое напрочь теряет свою цену. Например, сейчас самое ценное – это успеть до рассвета дойти до холмов.

К первым буграм они добрались, когда до восхода солнца еще оставалось пару часов, но в предчувствии этого ночные обитатели пустыни уже прекратили свою деятельность. Неглубокая выемка между двумя колючими кустарниками в темноте показалась им достаточно удобным местом для остановки, и оба устало откинулись спинами на остывший за ночь песок. Влад попытался прислушаться, чтобы оценить окружающую обстановку, но они с Андреем так бурно втягивали в себя воздух, что он тут же отказался от своей попытки. Все равно ничего постороннего не получится услышать. Постепенно дыхание восстановилось, и, приподнявшись, Влад вслушался в темень, но каких—либо звуков, как ни старался, не уловил. Он даже в какой—то момент глубоко несколько раз втянул ноздрями воздух, надеясь учуять что—то похожее на бензин или запах гари, но и таких признаков присутствия человека уловить тоже не смог.

Немного отдохнув, он молча встал и срезал ножом толстую ветку.

– Зачем? Для маскировки? Давай дождемся утра, а там и поймем, что нам надо.

– Да нет, не для маскировки. Пойду замету веткой наши следы, а то наверняка натоптали так, словно взвод протопал. Как вспомню, какие борозды оставили, добираясь до окопа, до сих пор не по себе. На волоске висели…

– А—а—а! Понятно… В темноте это трудно будет сделать. Если что, патронов не жалей. Возьми подсумок Зубкова.

Они действительно здорово наследили, и, торопясь, Влад периодически переходил на бег, чтобы побыстрей добраться до оставленного окопа, а то можно было не успеть до рассвета. Небо уже начинало сереть, когда он смог вернуться обратно к холмам, старательно, как граблями, заметая за собой колючей веткой оставленные ими следы. Он понимал, что внимательный взгляд местного боевика вполне может различить обман, но с наступлением нового дня должен подняться ветер с востока и Влад надеялся, что его порывы приведут в движение мелкий песок и тем самым сгладят неровности и создадут дополнительную маскировку.

– Устал? – сочувственно встретил его Андрей. – Садись, перекуси. Я консервы открыл…

– Не хочу! Даже не могу – очень устал. Даже спать не хочется. Словно песка в глаза насыпал кто—то.

– Так не пойдет! – возразил Андрей. – Тебе надо поспать пару часов обязательно. А я подежурю, пока ты спишь. Иначе мы так не выдержим.