Kitabı oxu: «Книга Белого»

Şrift:

Инструкция пользователя:

Рекомендуется: только для сумасшедших.

Настроение: меланхоличное; подавленное, но стремящееся избавиться от давления; ни в коем случае: стремящееся сохранить картину своего мира.

Употреблять с: молоком; кофе (еспрессо или по-турецки), чаем без сахара; красным/белым вином не восточнее Крыма и не моложе 1 (одного) года; пивом не восточнее Польши; сигаретами или сигарами (по желанию); ни в коем случае: мороженным, молочным коктейлем.

Состав: любовь; смерть; бумага; чернила; вечность.

Способ употребления и дозы: не больше 40 (сорока) страниц в день в любых местах и погодных условиях.

Передозировка: на данный момент не зафиксировано ни одной удачной попытки суицида после прочтения; возможны головные боли или наоборот; воздействия препарата индивидуальны для каждого.

Изготовитель убеждён: вам не обязательно умирать после прочтения.

Авторские права: Извас Фрай.

Срок Годности: от даты изготовления до гибели последней любви.

10)

Дата изготовления: сейчас.

Белый – ахроматический цвет, состоящий из основных цветов хроматической цветовой гаммы: красного, оранжевого, жёлтого, зелёного, голубого, синего и фиолетового. Вызывает у зрителя визуальную иллюзию расширения пространства. Цвет благородства в его европейском понимании; и боли, траура в традициях Японии. Цвет вечности, наравне с чёрным. Является антагонистом цвета ночи. Понять и ощутить белый цвет можно с помощью гештальта или единения составляющих его цветов. Ощутив каждый в отдельности и воссоздав единый пейзаж – это и будет целостный образ белого. Белый цвет – не является ни добром, ни злом. Он – белый. Как это? У вас есть возможность приблизиться к пониманию.

Этой ночь – будет рассказано семь и одна история. Семь книг – как семь цветов, в сумме дающие белый. Ещё одна раздроблённая на семь кусков история – как гештальт всех мифов.

Много лет я зрел и пытался найти единую историю. Теперь, кончив свою книгу, я могу сказать: вся наша жизнь, все мифы и истории, рассказанные всеми писателями, народами и духами – всё один – мономиф.

Книга Красного

Повесть

Все действия происходят в параллельном мире. Оба королевства, упоминаемые в повести, находятся где-то между Францией, Германией и Бельгией, но не имеют аналогов в нашем мире, поскольку сам автор приходит в ужас от одной только мысли о точном местоположении этих безымянных, но действительно существующих стран. Все события, описывающиеся в повести, действительно происходили, но свидетельства о них из учебников истории вы можете найти, лишь прыгая с эпохи в эпоху, с континента на континент и толком не понять, что, собственно, произошло. Эту повесть лучше воспринимать как поучительную сказку в форме хронологии. Автор не сочувствует и не винит ни в чём главного героя произведения. Он воспринимает всё описываемое как должное, как историю. И настоятельно рекомендует читателю не винить и не оправдывать деяний Красного человека. Но попытаться понять.

Мой разум чувствует, что мне, при виде крови,

Весь мир откроется и всё в нём будет внове,

Смеются маки мне, пронзённые лучом…

Ты слышишь, предок мой? Я буду палачом!

– Константин Бальмонт

Вечер. Последняя песчинка в часах упала на дно. Теперь, время на нашей стороне, господа! В воздухе заиграл тот самый блюз, о котором невозможно говорить, ни разу его не услышав, как невозможно говорить о голоде с тем, кто никогда не выходил из дворца, полном изобилия. И с этих слов, эхом отозвавшихся в эфире, я разрезаю шпагой последний покров ночи. А за ним – я вижу улыбку вампира, готового вдоволь насладиться вашей кровью…

Запахи молодой страсти и дешёвого алкоголя были настолько густыми и терпкими, что их можно было соскребать ножом с воздуха и намазывать на хлеб. Мужчины здесь были, в основном, одиноки – они прикрывали свои лица шляпами, как женщины скрываются за вуалями, чтобы никто не мог разглядеть их лиц. Свои подбородки они показывали только когда делали добрый глоток виски; а затем снова опускали головы вниз, будто хотели своим взглядом просверлить дыру в преисподнюю.

Были и те, кто прижимались друг к другу, потому что стоило им только разделиться, как они переставали отбрасывать на землю тень. Они сидели по самым тёмным углам и старались даже не всматриваться в то, что происходило вовне. Их практически не было видно и единственным доказательством их существования были облака сигарного дыма, за которыми невозможно было разглядеть крыши, остальному дому служившей полом.

Вся собравшаяся здесь компания одиноких теней – и в повседневности немногим отличалась от данного своего облика. Все они были клерками – бюрократическими принеси-подай, перепиши – собравшимися здесь после тяжелого дня. Там – они сидели на одном месте, переписывая бессмысленные тексты, стараясь не замазать бумагу кляксой; либо бегали, сломя голову, а затем падали, как подстреленные. Лишь на несколько минут в день, когда они валились с ног, им позволяли отойти, чтобы выпить чашку дешёвого кофе и выкурить одну-две папироски.

«Это не работа, а повседневная каторга» – только и говорили они, превращая свои жалобы в культ.

Но сегодня, вокруг меня собрались совсем другие люди. Я различаю их лица сквозь облака дыма и не узнаю их. И я вижу, что стало причиной их метаморфозы. Пока они сидят на работе, они надевают маску, за которой они хотят защитить то последнее, что ещё осталось у них от людей. Они не снимают её и когда рабочие часы подходят к концу. Даже за пределами канцелярии – они постоянно находятся в опасности. Они бояться друг друга. И на улице больше напоминают манекенов. Но теперь, я, наконец, могу разглядеть их лица – их глаза полны огня, который они так давно держали взаперти.

Их семьи спрашивают: «Куда ты деваешь после службы». Ведь домой они возвращаются только под самую ночь. «Куда пропало половина твоей жизни?». Им нечего ответить, кроме как: «Выпивал с друзьями», хоть настоящие друзья есть только у самых счастливых из них. Они придут в бар в одиночестве и с застывшим выражением отчаяния на лице. Они будут пить, курить, слушать музыку. Времена нашей обшей эйфории прошли. Настало время глубоких депрессий – и не одного отдельного человека – а всего общества и культуры в целом. Может быть, те, кто родились в эти трудные времена – смогут всё изменить. Но сколько времени пройдёт – удастся ли обождать кризис? Ведь мало кто из них подозревает, сколько несчастий уже стоит на пороге…

Но сейчас – ничто не заботит их умы. Только виски и хорошая музыка – и ничего лишнего. Не роботы, не рабы печатных машин, а обиженные судьбой мужчины, вернее, даже не удостоившиеся её внимания. Но не желающие просто мириться с ней – сейчас – ни за что. Этим вечером – они настоящие мужчины и не важно, кем они будут завтра утром.

Когда они придут домой, они не скажут своим жёнам ни слова. Они снимут шляпу и просто упадут в кровать. А завтра – начнётся всё сначала. И это не сон. Им никогда не снятся сны.

Сейчас – передо мной стоят не клерковский сброд. Сейчас – я вижу перед собой джентльменов – все, как степные волки, брошенные стаей. Они идут ради самого движения. Они ищут ради самого поиска. Сейчас – они несчастны, но способны чувствовать грусть. И они хотели бы, что бы это мгновение длилось вечность. Сейчас – они самые счастливые люди, добывающие себе радость из собственных страданий.

На сцене: вокалист, трубач, пианист, контрабасист. У всех элегантный вид, но кривые носы, синие подтёки под глазами и зубы не все на своих местах. Хороши в драке – неудачники по жизни – боги на сцене. Как можно играть настоящую музыку, не пережив настоящее страдание?! А они были мастера. Они родились, чтобы петь о своём горе без слов. И в резонансе их голосов эхом отразилась вся наша жизнь – весь многомилионный народ, никогда не узнающий их настоящих имён.

В их дыхании была музыка, в их взгляде читалась тоска. И это тоже были счастливые люди, сколько бы они не врали другим и самим себе. Истинное несчастье и горе лежит совсем в другом. Так часто в тех, кто обладает властью, и кто кажется самым счастливым и могущественным человеком на Земле – в них разочаровался мир, и каждая секунда их отдаётся вечною тоской.

Я люблю бары. Понятно, за что. Здесь играет музыка, здесь наливают самые различные варианты эликсира забвения, а самое главное – здесь не обязательно притворяться. Я тот, кто я есть – и никто иной. Любите или ненавидьте – мне будет всё равно. После таких мест – ненадолго может показаться, что можно жить дальше и чувствовать себя легче. И всё, чего хочется сейчас, это выпить ещё виски, дослушать этот блюз и познакомится вот с той одинокой красоткой – а всё остальное – отложить до завтрашнего дня…

Но сегодня, я пришел сюда не для того, что бы расслабиться и положить на свою пыльную маску на барную стойку – нет. Сегодня – у меня есть работа. Я должен служить своей стране и сегодня – я здесь ради неё.

Я подошел к молодому человеку в смокинге. Он единственный во всём баре производил впечатление порядочного человека. К таким людям никогда не подходят на улице, чтобы попросить сигаретки. Курильщик думает: «Ну, у этого уж точно не окажется папироски – посмотрите только на его лицо! Лучше не буду терять времени и спрошу табаку у того господина». А затем, эти «порядочные» люди заворачивают за угол и достают алжирские папиросы – самые крепкие, что есть в продаже; и начинают с затяжкой их курить. Давно мне знакома эта порода по-своему несчастных интеллигентов. Его лицо было высокомерно выбрито и сияло молодостью, силой, харизмой, состоятельностью и главное – ощущение неограниченности своей власти. Этот человек – был самым опасным и интересным из всех присутствующих. И я был уверен в своём выборе. Потому что если это окажется не тот человек – всё пропало.

– Артур? – прошептал я ему на ухо.

Он оценивающе взглянул на меня.

– Он самый.

– Сегодня, я здесь, чтобы станцевать танго с самой ночью на грудях звёзд, – знаю, звучит глупо, но это – та самая фраза, по которой милорд мог бы узнать своего верного слугу.

У его величества много врагов. После смерти его отца, якобы, из-за разрыва сердца прямо посреди самой охраняемой улице в столице, прибытие наследника престола из соседнего государства – стало задачей максимальной секретности и сложности. По всему городу было объявлено, что новый король пребудет только через неделю. Корабль с двойником принца должен прибыть завтра. Настоящий Артур Готтендаль – стоит сейчас передо мной и ему угрожает смертельная опасность везде за стенами Бардового Замка. Я – персона, от работы которой зависит не только судьба династии, но и будущее всей страны.

– Как ваше имя, танцор?

– Даниэль. Даниэль Найт, если хотите знать больше. Мой отец был музыкантом. Вы слышали о Теодоре Найте?

– В молодости отец водил меня на его концерты. Никогда в жизни так хорошо не высыпался. Тоже рад, что познакомился с вами.

Мы говорили не слишком громко, но и не слишком тихо. Очень важен был тон беседы. Одно случайно брошенное слово и – кто знает – враги повсюду. В наше время – выживают только параноики.

– Закурить не будет? – спросил я.

Он показал мне початую пачку крепких папирос – из тех, которые курят ветераны войны – самые крепкие. Я так и знал.

– Пойдём. Я должен тебе кое-что показать.

И я дружески похлопал принца по плечу. Только за этот жест, в старые времена, я был бы достоин самой изощрённой казни. Но, надеюсь, принц осознавал всю серьёзность ситуации и не обратит на это внимания. Всё должно быть максимально реалистично.

Первая часть – «встреча» – самой ответственной миссии в моей жизни успешно завершена; пришло время второй части, которую лично я называю – «ноги в руки».

На улице стоял мой автомобиль – новомодное средство передвижения, сделавшее своего изобретателя за океаном самым богатым человеком на Земле.

Мы сели в него и как это только возможно – тихо двинулись в путь, чтобы и дальше казаться всего лишь простыми странниками по городу. Оставалось только молиться, что нам удалось выиграть немного времени. Теперь – всё зависело только от удачи. Но хороший агент – никогда не доверит ей все свои карты.

– Надеюсь, ваш револьвер при вас.

Он достал лучший пистолет нашего времени с титановым дулом и золотым гербом Готтендалей на барабане.

– Пусть только сунутся – мозги по стенке размажу.

Принц явно не лез за словом в карман. Может, это он просто ещё не вышел из образа городского хама. Эх, времена.

Времена на самом деле были тяжелыми. Страну разрывал на части могущественный клан Роттендалей – по легендам, основанный бастардом Эрика Готтендаля Архусом четыреста лет назад. У этой семейки было больше всего оснований для убийства старого короля – собственно, только у них хватило бы для этого не только смелости, но и силы. Но если бы внутренние враги были единственной нашей проблемой! Отношения с нашими набирающими военную мощь соседями становятся всё более напряжёнными. Их поддерживает сама Германская Империя; и если дело дойдёт до открытой войны – остаётся лишь молить бога о том, что бы кайзеру не было дела до разборок двух маленьких королевств в самой заднице старушки Европы. Повсюду – одни только враги. Королевство живо только благодаря непосильному труду таких верных людей как я. Времена рыцарства прошли – да и я из семьи простолюдинов. Но по одному лишь только зову короля – я готов пожертвовать собственной жизнью. Так и будет. Я заслужу уважение и доверие своему владыке. Многие люди спрашивают – в чём смысл жизни? Я нашел его в служении.

Опасность выглядывала из-под каждого угла, освещённого тусклым светом фонаря. Безлунная ночь – одна из тех, в которую выходят самые опасные убийцы. Любой из полуночников-сомнамбул, в своём одиночестве блуждающих по городу – мог оказаться агентом Роттендалей.

Хоть об этом известно немногим – но ночью Бардовый Замок держат в осаде убийцы Роттендалей. Ничто и никто не может войти и выйти оттуда до самого рассвета без ведома псевдо-королевской охраны, разогнать которую у последних верных Его Величеству гвардейцев – просто не хватает сил. Зато верные полицейские третьего округа ночью контролируют портовый район. Что прибывает ночью – всегда остаётся вне досягаемости клана банкиров. Только благодаря верности этих ребят короне – у нас ещё есть шанс. До перестрелки гвардейцев и наёмников не должно дойти – это может вызвать самые катастрофические последствия для обеих сторон. Поэтому, оба лагеря должны действовать скрытно. Самое страшное: в этой войне – никогда не знаешь, кому можно доверять. Самое мелкое предательство в нужном месте – может оказаться решающим.

Мы остановились у моего дома. Дворец ночью – был вне нашей досягаемости.

– В моём доме нас ждёт друг – министр Жаль, – прошептал я принцу, – но, на всякий случай, никогда не забывайте о револьвере – я не всегда смогу вовремя помочь.

Он ничего не ответил. Лишь кивнул головой с такой манерой, что любые дополнительные слова – стали бы лишними. Он элегантно вышел из машины, ощущая собственную силу в каждом шаге. Я боялся за него – такие самонадеянные молодые люди слишком рано начинают думать о мощи своего интеллекта. И гибнут, к сожалению, ненамного позже.

Дверь открылась и в глаза сразу ударил ослепительный свет. Министр Жаль сидел на диване в гостиной и смотрел на равномерные движения маятника часов, будто был самим Фуко. В руках, вместо обычного виски за состояние, он держал чашку чая. В такой ответственный момент – пить не позволительно было даже самому министру. Его неуклюжая голова повернулась к нам с улыбкой.

– Проходите – быстрее.

Мы так и поступили, закрыв за собой дверь, ограждая себя от ветра и ночи, в которых не читалось ничего, кроме немой враждебности.

– Ваше Величество, словами не описать, как я рад вас видеть.

Старый министр даже положил чай на стол и слегка приподнялся – таким он казался возбуждённым.

– Да, я тоже рад вас видеть, министр, хоть и вижу впервые.

– Извиняюсь за нескромность, Ваше Величество, но позвольте узнать, прошло ли ваше путешествие на родину без происшествий.

– Даже не укачало. Мы вне карнавальной будки, коею вы звёте дворец – так что, вы вполне можете говорить со мной как вам угодно. Спрошу прямо: чего вам надо?

– Ваше Величество… Меня и многих моих коллег очень волнует, что вы сделаете в первую очередь, когда корона окажется у вас?

– Я уже сделал – вернулся домой, вступить во владения страной.

Министр уставился на меня с непочтительно широко открытым ртом. Я совершенно искренне пожал плечами, поскольку то, что говорил принц – тоже ускользало от моего понимания.

– Простите?

– Месяц назад я был в Риме. Папа, из понимания щекотливости обстоятельств, согласился короновать меня на месте – в столице императоров – так что, считайте, что своё первое дело я уже сделал и готов приступить к следующему.

Министр был в настоящем шоке от услышанного. Он – бедный человек старых времён, которому стоило бы прислуживать Бурбонам во времена рассвета из династии, а не здесь, где всё изо всех сил старается не отставать от времени. Короли выражаются кратко и как они сами того пожелают; и не требуют чего-то большего от своей свиты. Просветлённая монархия – в таких странах короли скорее сами отказываются от всех привилегий, потому что таковых вообще у них не остаётся.

Жаль, всё-таки, взял себя в руки, вспомнив, что говорит с королём, как бы вульгарно тот не выражался.

– Могу заверить Ваше Величество, что армия ревностно поддерживает корону. На днях, я говорил с генералом Гёллем. Можете не сомневаться – стоит вам только прошептать – и они схватят мерзких Роттендалей, со всей их бандой убийц.

– Да, я и не сомневался. Расслабьтесь, министр. Поберегите силы на будущее. Надорвётесь ещё раньше времени, – с этими словами, новый король похлопал министра по плечу.

Хорошая новость: у нового короля есть чувство юмора; плохая – это чёрный юмор.

Ночь. Три человека, нисколько не похожие друг на друга, сидели у камина и смотрели, как горят паленья, а затем – как медленно угасает пламя. Один из них старался понравиться королю и то и дело бросался шутками, случайно услышанными от лакеев в своём доме. Но шутить он не умел – не та людская порода. Он знал человека, который мог нести какую-то несусветную чушь и все, кто его слышал, заливались смехом. Даже если он пересказывал лучшие из слов своего знакомого комика – из его побледневших губ вылетала либо грустная история, либо до скуки официальная. Так продолжалось уже десять лет. Но Жаль никогда не прекращал борьбы в этом маленьком пространстве, действуя, скорее, из отчаяния, чем от желания смешить, как сумасшедший бьёт палкой дуб и страдает, что не может и не знает, как это дерево срубить. Ему оставалось лишь жалеть о потерянном времени.

Он курил только французские сигареты и всегда не больше одной затяжки с каждой. Одну за другой, Жаль стирал в пыль об пепельницу даже наполовину не выкуренные остатки.

Артур старался смеяться, но больше издевался над бедным министром и его манерой курить (никто, включая министра, не знал причины его отвращения к повторению чего-либо дважды). Один я оставался совершенно безучастным. Я несколько раз ходил на кухню за кипятком и выпил не меньше двух литров чая, что после этой ночи – не мог даже смотреть на него. Всё время – я был настороже. Я не видел никаких опасностей вокруг, но чувствовал – что-то должно произойти. И этого «чего-то» я ни в коем случае не должен пропустить.

После четвёртого чайника, молодой король всячески начал показывать свою усталость. Из-за передоза кофеина – моё сознание было затемнено и я с большими трудностями воспринимал предметы вокруг – потому что я слишком хорошо ощущал их. Министр предложил нам лечь спать, поскольку завтра – точнее, сегодня – нам предстоит трудный день. Всем нам нужны силы; хотя бы для того, чтобы удержаться на ногах. Мы разошлись по комнатам. Я смотрел в темноту и не думал ни о чём. Может быть, я уже спал и не сознавал этого. В любом случае – это был кошмар. Больше всего – я боялся пустоты. Надеюсь, что существование ада подтвердится и нигилисты с атеистами ошибаются. Ведь что может быть более пугающим, чем пространство, размером со Вселенную и одну маленькую точку, в которой нет ничего – даже времени и магнитных полей?..

Моим возвращением из своего ада был скрип шагов за дверью – в коридоре. Никто другой бы не услышал – никто не придал бы значения. Но я мог различить фальшивую ноту флейты-пикколо во время игры симфонического оркестра. Человек, обладающий моим слухом, знает, что есть несколько разновидностей скрипов пола, как бывает зола разных оттенков серого. Этот – был пеплом страха. Но и пеплом решительности.

Я взял револьвер и взвёл курок. Кто бы ни был мой незваный гость, он узнает, почему нужно стучаться, когда входишь в чужой дом. Я шел бесшумно, под халатом из тьмы. Я продвигался медленно, осматривая каждый угол. Всё моё тело вздрогнуло, когда я услышал выстрел. Комната Артура. Я вломился туда и выстрелил в тёмную фигуру; та полетела вниз по лестнице. Я оглядел комнату: на полу рядом с кроватью лежал, нервно душа, подымая и опуская грудь, Артур с опущенным золотым револьвером. Внизу я разглядел тело министра с двумя пулями: во лбу и животе. Он уронил нож и тот смотрел на меня снизу, не прекращая угрожать.

– Министр – предатель?! – только и спросил испуганный король.

– Как это произошло? – грубым и серьёзным тоном спросил я.

– Я не знаю… Он вошел тихо, думал, что сплю. И подходил, подходил. Я не… не знал, что это министр. Я выстрелил в него. Только потом разглядел лицо… Боже.

Из гостиной донёсся скрип шагов.

– Спрячьтесь за моей спиной. Они здесь. Я не знаю, сколько их.

Я открыл огонь по тени. Ночные гости ответили тем же. Я почувствовал тепло в правом боку. Я продвигался вперёд. Пули летели отовсюду. Я оборонял буфет, который они разорвали в щепки. Я атаковал камин и стулья. Я стрелял лучше них; когда я понял, что магазин пуст – уже было тихо. Артур зажёг все свечи. Комната была залита красным. Никогда раньше я не видел столько крови. Мы сосчитали их. Без министра, гостей было семеро. Король не пострадал. А мне казалось, что в меня вонзилась булавка. Боли я не чувствовал. Боевой адреналин – ясное дело. Я почувствовал внутреннюю пустоту. Не душевную – я не романтик. Мне показалось, что я – пустой графин, в котором не осталось ни капли; и больше не наполнят – так что остаётся? – только упасть и разбиться.

Я упал. Я рассыпался на множество осколков. Может, это и есть рождение? Ведь до падения бутылки – никто не думал, что та состоит из осколков, а не из цельного стекла.

За окном восходит солнце. Я слышу, как Артур пытается построить что-то вроде баррикад. Скоро, сюда должны прийти гвардейцы. Мы пережили эту ночь. Точнее, король пережил. Что насчёт меня – то я никто. Я всегда хотел умереть в бою, защищая корону от врагов. Двое против семи – мы победили. Так чего ещё желать, если жизнь – это слишком высокий запрос для простого солдата?!

Но я всё ещё жив. Я не погиб в ту ночь. Хоть, что и говорить, смерть была бы легче той жизни, в которую меня силой заставили вернуться.

Гвардейцы прибыли вовремя. Стоило им задержаться хоть на минуту… Меня лечил, по приказу самого короля, его личный врач – почётный профессор медицинской академии. Он говорил, что я очень напугал его своим пессимизмом.

– Я реалист, – отвечал я.

– А я – врач. И могу вас заверить – жить будете. Но о службе можете забыть – ранение не позволяет. Уверен, вы сможете найти себе другую работу.

Генерал, этот старик, со смешными длинными усами и бровями, в тот же день вошел с целым полком солдат в город и прошел по его улицам парадом. Король был рядом со мной, когда вошел генерал. И прямо там, в палате, стоя перед королём и в присутствии меня и врача, он прочёл настолько же старую, насколько длинную, клятву верности короне. В тот миг – я расслабился. За спиной короля стоит сильная опора; она не позволит ему упасть. А значит – моя миссия закончена. Но что дальше?

– Сэр Найт, если бы не вы, я бы не топтал этот мрамор у себя под ногами.

– Это мой долг, Ваше Величество.

– Если не можешь не называть меня так, говори просто – ВВ. Можно даже с той же интонацией.

– Как скажите… ВВ.

– Я хочу, что бы вы работали при дворе. Можете считать себя частью моей свиты. Вы будете исполнять особые задания, которые выполнить можете только вы. В вашей верности я уже убедился.

– Спасибо, ВВ.

– Вот, ты начинаешь понимать.

– Всё, что угодно, ВВ.

– Я хотел бы, что бы ты был мне не только верным слугой, но и хорошим другом. Ты веришь в меня?

– Да.

– Тогда, дружище, выполни мою просьбу: найди подходящий дом, где можно было бы организовать роскошный банкет. И да – отправь это письмо.

Он протянул мне конверт. Свободной от трости рукой я взял его, рассмотрел королевскую печать.

– Кому?

– Роттендалю.

С секунду я стоял в недоумении.

– Ты уверен?

– С могущественными врагами выгоднее дружить, чем бодаться. Я прав? Банкет в честь нашего примирения – что может быть лучше?!

– Ты играешься с огнём, ВВ, если мне позволено высказать своё мнение. Это – очень подлые люди.

– За свои слова ответишь? Впрочем, я думаю точно так же. Главное, там ничего такого не говори. И, пожалуйста, просто выполни мою просьбу. Я точно знаю, что делаю и чего хочу.

И учтиво поклонился и вышел.

Странный приказ – пригласить врагов на праздничный ужин. Может, он действительно не хочет уничтожать самую влиятельную семью в королевстве? Это было бы жестом невероятного великодушия. Впрочем, в этой истории мне досталась самая выгодная роль – наблюдателя. Я здесь не актёр – я просто перемещаю декорации. И у меня есть возможность посмотреть – что будет дальше. Что я и собираюсь сделать.

Дом я нашел самый, что ни на есть, подходящий: два этажа, богатый квартал, лучшие повара и престижнейшие слуги. Администратор из меня не хуже, чем военный – редкое сочетание. Новости о банкете в честь примирения короны с семьей Роттендалей разошлась по всему королевству и встретила бурю положительных эмоций среди населения, хоть были и те, кто говорил, что король должен отомстить предателям. Но Артур, как я замети, пренебрегал прессой и пользовался ею брезгливо, стараясь особо не заглядывать дальше необходимого, будто пользовался общественным туалетом на выезде из города.

Кроме Роттендалей, здесь собрались сотня богатейших и влиятельнейших меценатов города и окрестностей. Бал для знати знатей. Об этом говорили все и повсюду. Одни приписывали королю славные года правления – другие, были скептичны – нельзя окружать себя столькими гиенами, которые, почувствовал малейшую слабость, готовы будут разорвать кого угодно на куски.

Собралось человек двести из пятнадцати великих семей королевства. Приглашены были все члены кланов: от бабушек до внуков. И всё было роскошно, как при Людовике Великолепном. Это был наш маленький Версаль. И все восхваляли монарха, желая ему светлого будущего и долгих годов правления.

Роттендали явились последними: пожилая дама в траурном наряде, две сестры-близняшки, жених одной из них и их шестилетний сынок. Над залом повисла мёртвая тишина, когда лакей у входа объявил об их приходе. «Королева Шипов» – так называли пожилую женщину, пережившую трёх королей Готтендалей.

Следом за ними, через тайный ход, в зале объявился и сам король. Он взошёл на мраморную трибуну и начал речь, подняв бокал вина:

– Дамы и Господа, – прокричал он, – сегодняшний день – войдёт в историю. Ибо сегодня – будет заложен фундамент мира во всём королевстве и между всеми сословиями. Я знаю, что между короной и знатью в нашей стране долгое время царила холодная враждебность. Но я хочу, что бы вы знали: сегодня, ей будет положен конец. Сегодня, я сделаю так, что бы вы больше не знали никаких ограничений. Вражда между нами будет забыта навсегда. И я хочу спросить всех вас: хотите ли вы никогда не знать недостатка?

Зал один голос возликовал:

– Да, Ваше Величество!

– Тогда, тост за конец вражды!

– За нашего короля!

Зал залила волна неистового веселья. Потом, я слышал разговоры на Рыночной площади, что тот вечер был настолько весел, что даже старуха Роттендаль – несколько раз улыбнулась. Знала ли она, что будет дальше? Она – умнейшая из своего рода? Она знала, что ей и её дому – пришел конец. И лучше, что бы в честь этого конца – был устроен праздник. Если она знала это – то во истину, мудрее женщин не сыскать в королевстве, ведь есть ли способ уйти из этого мира красивее?!

В разгар веселья, король покинул зал, а затем – и дом. Там, его уже дожидался я. Крики восторга доносились по всему городу. Никто внутри и не обратил внимания, что дом окружён солдатами.

– Почему бы нам просто не отравить их, ВВ? Это было бы во много раз дешевле.

– Это было бы не так красиво. Я люблю красоту. Ради неё, я готов принести в жертву свой маленький Версаль.

– Начинать?

– Пожалуй. Мне кажется, они достаточно повеселились.

Я дал команду офицеру. Двери были заперты снаружи, а окна заложены металлом так, чтобы никто не мог выбраться оттуда. Солдаты обложили дом быстровоспламеняющимися веществами. Я взмахнул рукой и они подожгли их.

Толпа, собравшаяся вокруг дома, чтобы послушать крики счастья своих богачей, не понимала, что происходит и почему солдаты окружили этот дворец. Но через пять минут – всё было ясно. Ещё через пять – когда огонь проник через стены в дом и наполнил его дымом – всё поняли и собравшиеся внутри аристократы. Крики восторга вмиг сменились воплями ужаса и отчаянными мольбами о помощи. Но спасать их было некому. Дом горел всю ночь. По всему городу были слышны крики, не дававшие людям спать. Всю ночь, я, король и весь город слышали, как стонут враги его величества.

К утру – от них остался только пепел. Сгорел весь дом, ценной не в одно состояние, вместе с двумя сотнями находившимися в нём самыми богатыми мужчинами, женщинами, стариками и детьми королевства.

– Дешевле было бы их просто отравить, ВВ, – сказал ему я, – казна и так пуста. У нас большие долги.

– Если бы я просто отравил их, об этом узнали бы все, но никто не увидел. А то, что произошло сегодня ночью – видел весь город. Теперь, они знают, кто их новый король и что бывает с теми, кто идёт против Готтендалей. А что насчёт денег, у меня к тебе есть следующее задание, дружище – ты должен объявить, что всё имущество Роттендалей и остальных семей, присутствовавших на вчерашнем празднике – отныне принадлежит казне. Передай министру финансов, что бы тот немедленно вернул долги нашим иностранным друзьям. Если он будет медлить или возьмёт себе хоть монету свыше положенного – сообщи мне. Я придумаю, что сделать с ним и любым другим чиновником, кто посмеет красть у государства. Пример я уже привёл.