Kitabı oxu: «Трупорот и прочие автобиографии», səhifə 3

Я открыл глаза и увидел перед собой огромные скалы Национального парка Акадия, берег Атлантики, белых птиц, кружащих на ветру, и толпы туристов. Со сменой пейзажа пришли и знания о новой жизни. Я лишь называю ее новой, а сам воспринимаю как часть прежней, продолжение того, что было до той секунды. Они во многом похожи, есть только несколько отличий, самое значимое из которых – мой брат, начисто стертый с лица земли.

Той ночью он мне приснился. Когда мы на машине вернулись в гостиницу, я молчал, объяснив свое настроение тем, что перегрелся на солнце. После ужина я сидел с новой (то есть поредевшей) семьей, мы играли в карты и слушали бостонское радио. Я проиграл несколько партий подряд, потом наконец сдался и лег в постель. Лицо горело. Меня лихорадило, по совету мамы я выпил ибупрофен. Некоторое время я лежал на кровати, слушал, как родители и сестры с братом (единственным) продолжают игру. Затем меня накрыло туманом.

Мне приснилась картина, которую мы разглядывали в доме Маршей. Эдвард был там, но выглядел как одна из фигур на полотне: черты лица смазаны, а вместо волос – мешанина красок. У него за спиной, справа, в воздухе темнело пятно, в котором угадывалось нечто с огромными огненно-желтыми глазами. Радость, охватившая меня при виде брата, невзирая на его странный облик, сменилась тревогой.

Улыбаясь, Эдвард сказал:

– Ты пришел!

– Разумеется, – ответил я.

– Они его спрятали, – произнес он.

– Что?

– Город. Иннсмут. Переименование ничего не дало бы. Слишком много было проблем. Они решили, что нужно предпринять более радикальные меры.

– О ком ты говоришь?!

– О Маршах. И не только…

Брат указал рукой на темное пятно в воздухе. Я торопливо отвел взгляд.

– Что они сделали?

– Тебе лучше не знать. Скажем так – помогли.

– В чем помогли? – спросил я.

– Спрятать город. Они вырезали его из этого пространства и спрятали в другом.

– В другом? Каком еще другом?!

– В основном в рассказах, хотя есть романы и даже комиксы, пара картин и фильмов. Они взяли пространство, которое возникает, когда ты читаешь книгу или смотришь кино. Воображение, другими словами. Придумали, как слепить его в единое целое, чтобы удержать и город, и всех его обитателей. Применили, так сказать, высшую математику, в которой я ничего не смыслю.

– Но как же ты?! Ты ведь не отсюда!

– Меня засосало. Здесь есть нечто вроде водоворота во времени и пространстве, а я встал слишком близко к краю. Такое уже бывало с другими. Меня вытащило из старой жизни и затащило в новую.

– Я спасу тебя! – сказал я. – Держись. Я что-нибудь придумаю.

– Поздно, – покачал головой Эдвард. – Реальность – твоя реальность – уже переписана. Готов поспорить, у тебя теперь новые воспоминания. Так ведь?

– Да, но…

– У вас все хорошо? У мамы, у папы, у Генри с девочками? Все нормально?

– Да, – кивнул я и понял, что в целом так и есть – мы живем прекрасно, как и в предыдущей реальности, где с нами был Эдвард.

Если, конечно, не считать того факта, что брата больше нет.

– Вот и славно, – кивнул он.

– Где ты? – спросил я. – Я ничего не понял.

– Здесь все иначе, – сообщил Эдвард. – И есть такое…

– Что? – не вытерпел я. – Что – «такое»?

Он кивнул на размытый силуэт у себя за спиной.

– Оно ужасно, – сказал он, и его голос зазвенел от чувств. – Ничего страшнее я еще не видел. Но мне тут, боюсь, нравится. Уж прости за честность, но это так!

То были последние слова, которые я услышал от брата. Эдвард повернулся и зашагал прочь. Когда он поравнялся с темным размытым пятном, оттуда вытянулась рука с длинными бугристыми пальцами, увенчанными когтями. На вид она была грубой, темно-зеленой, испещренной белесыми пятнами, словно водорослями. Я подумал, что эта тварь сейчас схватит Эдварда, поэтому хотел крикнуть, предупредить его. Однако мой брат, мой безнадежно потерянный младший брат, сам вцепился в лапу чудовища так же, как цеплялся в детстве за меня, когда ему было страшно.

Тень и жажда

Башня появилась из ниоткуда. Когда они возвращались с прогулки с собакой, она уже стояла на лугу у подножия холма. Август увидел ее первым. Башня была круглой, черной; высотой и шириной примерно метра три.

– Эй, – удивился Август, – откуда она взялась?

Тони, его отец, в тот момент смотревший, как питбуль Орландо катается по влажной траве и радостно хрюкает, поднял голову.

– Ты о чем?

– Вон, гляди, – махнул рукой Август. – Это же твоя земля, верно?

– До самого ручья и немного по ту сторону. – Тони прищурился: он не надел сегодня очки. – Ого! Непохоже, чтобы ее смастерил твой братец. Хм… Наверное, стоит взглянуть поближе. Пойдемте, господин полицейский?

Август до сих пор не понял, называет ли отец его так ради насмешки, поскольку недоволен решением сына бросить учебу и поступить на службу в полицию города Ньюарк, или же это знак того, что он смирился и втайне им гордится.

– Конечно, – сказал он, – давай проверим.

– Наверное, соседский мальчишка балуется, – предположил Тони. – Он мечтает стать режиссером и уже снял пару любительских фильмов. Я даже исполнил в одном роль короля Артура. Скорее всего, он ставит декорации для нового проекта. Орландо, идем!

Он дернул собаку за поводок. Пес фыркнул и лениво поднялся.

Однако когда они стали спускаться с холма, Орландо вдруг уперся лапами, отказываясь идти дальше.

– Орландо, вперед! – велел Тони. – Давай, здоровяк, шевелись!

Пес заскулил и попятился.

– Ну же! – прикрикнул на собаку Тони. – Орландо!

Скулеж сменился звонким визгливым лаем.

– Эй, – вмешался Август. – Он не хочет туда идти.

– Похоже, что так, – согласился Тони.

– Давай отведу его в дом?

– Если нетрудно. – Тони передал сыну поводок. – А я пойду гляну, не Черного ли замка то массив.

– В смысле?

– Это из поэмы Роберта Браунинга «Роланд до Замка черного дошел»¹.

Август посмотрел на пса: тот напряженно глядел в сторону загадочного сооружения.

– Кажется, от Браунинга он не в восторге.

– Я его понимаю, – рассмеялся Тони. – Для героя поэмы все закончилось не слишком хорошо.

– Я быстро, подожди. Пойду с тобой.

– Не надо. Ребекка говорила, что будет печь вафли. Завтракай, я скоро вернусь.

– Как скажете, господин профессор, – хмыкнул Август.

Отец зашагал к странной конструкции, а Август, глядя вслед, отчего-то увидел его новыми глазами. Перед ним был грузный мужчина средних лет в белых спортивных штанах и футболке; под длинными волосами он прятал блестевшую на солнце розовую лысину. У Августа перехватило горло, глаза запекло. С чего бы?..

Не успел он прийти в себя, как Орландо дернулся к дому, едва не свалив Августа с ног.

– Ладно, уймись! – сказал он собаке. – Идем.

Дома Орландо не стал дожидаться, пока ему отстегнут поводок, а сразу же, цокая когтями по кафельной плитке, рванул на кухню. Там Ребекка, вторая жена Тони, одетая в пушистый фиолетовый халат и розовую пижаму, собрав кудряшки в пучок, взбивала тесто в белой керамической миске. Орландо завертелся у хозяйки под ногами.

– Доброе утро, малыш, – сказала та псу. – Ты почему так громко лаял? Белку ловил?

Орландо припал к полу.

– Привет, Август, – добавила Ребекка.

– Доброе утро, – кивнул тот, проходя мимо нее к холодильнику и доставая с верхней полки апельсиновый сок.

– Где твой отец?

– Пошел проверить, что за конструкция появилась у подножия холма. Собственно, поэтому Орландо и лаял. Кто-то поставил там башню.

Август обошел Ребекку с другой стороны и взял из ящика стакан.

– Башню?

– Декорацию для киносъемок. Ну, отец так решил. – Август поставил стакан с апельсиновым соком на стол, а бутылку убрал в холодильник. – Он сказал, кто-то из соседских мальчишек снимает кино.

– Ах да, Нейт. – Ребекка кивнула. – Прошлым летом он построил на лугу целый дворец.

– Вот, видимо, задумал снять продолжение и теперь поставил башню. Правда, не очень высокую, всего один этаж. Тони назвал ее Черным замком.

– Да, это он любит… – Ребекка вытерла венчик о край миски и, положив его в раковину, включила вафельницу. – Учитель до мозга костей.

– Он сказал, это цитата из стихотворения Роберта Браунинга.

– Браунинга он любит, верно. Пару лет назад читал по нему спецкурс.

– Кого любит папа? – раздался голос десятилетнего Фостера, брата Августа по отцу. Мальчик успел сменить пижаму и надеть серые штаны и красную футболку с логотипом «Майнкрафт».

– Роберта Браунинга, – ответил Август.

– А, ясно…

Фостер подошел к буфету за пластиковым стаканчиком.

– Ну, как тебе работа в полиции? – спросила у пасынка Ребекка.

Она открыла вафельницу и налила тесто.

Август пожал плечами.

– Нормально.

– Не слишком опасно?

– Не особо.

– Август… – начала Ребекка, – что-то мне твой тон не нравится. Ньюарк – город неспокойный; я хочу убедиться, что тебе ничего не грозит!

– Ты уже стрелял в кого-нибудь? – перебил ее Фостер.

– Фостер! – прикрикнула на него Ребекка.

– А что? – Он налил в чашку виноградного сока. – Я просто спросил.

– Оружие доставать не приходилось, – заверил их Август. – Не переживайте.

– Правда?

Ребекка нахмурилась, отчего он проглотил конец фразы, уже готовый сорваться с языка: мол, «бывало всякое».

– Так неинтересно… – протянул Фостер.

– Я хочу набраться в Ньюарке опыта, а потом перейти на федеральную службу.

– В ФБР? – уточнила Ребекка.

– Что такое ФБР? – встрял Фостер.

– Или к ним, или к маршалам, – добавил Август.

– ФБР – это Федеральное бюро расследований, – пояснила Ребекка сыну. – Они вроде полиции, только работают на правительство в Вашингтоне. – Обращаясь к Августу, она добавила: – Да, полномочия у них гораздо шире.

– Ага, – кивнул он. – Но, возможно, придется ездить по стране, а я не любитель путешествовать.

– Ты молодой, самое время посмотреть мир. Вдобавок у нас будет повод навестить тебя в другом городе, где тебя… как там говорят – «расквартируют»?

– Скорее, назначат.

– Точно. Так что постарайся, чтобы тебя назначили в хорошее место!

– Обязательно, – улыбнулся Август. – Предлагай варианты.

– Я давно прошу твоего отца свозить меня на Гавайи, – хихикнула Ребекка.

– А можно в Вайоминг? – спросил Фостер.

– Вайоминг? – удивился Август. – Зачем тебе Вайоминг?

Фостер пожал плечами.

– Не знаю. Просто хочу там побывать.

– Ясно, – сказал Август. – Что ж, я постараюсь.

Фостер улыбнулся и допил сок.

На кухне пахло теплой ванилью, а Орландо лежал у ног Ребекки, не сводя с нее взгляда, то и дело высовывая язык и облизываясь. Вдруг он поднялся, посмотрел на заднюю дверь, и в груди у него заклокотало рычание. Ребекка удивленно покосилась на пса и спросила:

– Что такое?

Ее голос утонул в громком лае. Не испуганном, как прежде, а резком и яростном. Пес ощерился: расставил лапы, выпятил грудь, наклонил тяжелую голову. Он встал между Ребеккой и дверью, которая в этот момент распахнулась.

Август сразу заметил, что отец не похож на себя, но Орландо не дал времени на размышления – он сорвался с места и с рычанием бросился на хозяина.

Ребекка с Фостером закричали в один голос; она – «Орландо! Тони!», а он – «Папа!» Ребекка бросилась к двери; Орландо вцепился в Тони когтями и зубами, разрывая одежду и вгрызаясь в лицо и шею. Август рванул вслед за мачехой, пытаясь понять, как оттащить взбесившегося питбуля. Может, за ошейник…

Он почти схватился за голубую ленту, как вдруг раздался хруст, будто треснула мокрая ветка, и пес истошно взвыл. Но рычание не затихло, словно рычал не пес, а… Тони?!

Август схватился за ошейник, чтобы оттащить собаку. Вой и скулеж сменились булькающим хрипом, и Орландо вдруг полетел в Августа, причем с такой силой, что сбил его с ног. Затылком Август ударился о кафель. Перед глазами потемнело. Он торопливо встряхнулся, приходя в себя, потому что увидел, как отец большим скачком врывается на кухню.

Ребекка крикнула: «Тони?» – и завизжала.

Август столкнул с себя пса, мельком заметив, что из передних лап у него торчат обломки костей, а в горле зияет огромная дыра. Тони стоял спиной, наклонившись вперед и вытянув руки.

Ребекка попятилась, сдернув Фостера со стула и прижав к себе. Лицо у нее начисто потеряло краски. Фостер испуганно таращил глаза.

– Что с папой? – прошептал он, глотая слезы.

Мать в ответ лишь застонала.

Тони, судя по всему, услышал, как встает старший сын, но повернуться не успел. Август ударил его. Они оба потеряли равновесие и, спотыкаясь, покатились кубарем по кухне. Тони правой рукой смахнул вафельницу и миску с тестом в раковину. Август схватил отца за шиворот и толкнул. Тони с грохотом ударился о холодильник и в отместку впечатал сына бедром в угол кухонного стола. Ногу прострелило болью, не такой уж сильной – чувства приглушал адреналин, – но от неожиданности Август ослабил хватку, отец вывернулся, замахнулся левой рукой и огрел сына по уху.

Теперь, вблизи, Август видел, что отец и впрямь не похож на себя, даже если не замечать, что подбородок у него измазан кровью, а с зубов свисают ошметки собачьей плоти. Все черты лица исказились и переломались, будто отраженные в разбитом зеркале. Опешив, он не сразу заметил, как Тони вскидывает кулак. От мощного удара в челюсть зазвенело в ушах. Он отпустил отца, попятился, опять налетел на стол. Кто бы мог подумать, что отец так хорошо дерется? И что он способен зубами выдрать горло любимой собаке…

Тони бросился вперед, но Август схватил со стола тарелку из сервиза, который Ребекка всегда доставала для пасынка, и разбил ее о голову отца. Того повело в сторону. Август развернулся, ударил Тони кулаком в солнечное сплетение. Тот с хриплым вдохом, вытаращив глаза, свалился на раковину. Август хотел рубануть его по шее, где проходит блуждающий нерв, но, кажется, Тони уже хватило. Ноги у него подкосились, и он, не в силах удержать равновесие, сполз на пол. Выглядел он по-прежнему странно, но разбираться было некогда – сперва надо вызвать подмогу. По всей видимости, у отца острый психоз, ему срочно нужны врачи.

Радиотелефон лежал на подставке рядом с холодильником. Август взял трубку, но пальцы у него задрожали, и он чуть не выронил ее на пол. В следующий миг его затрясло всем телом; голова закружилась, к горлу подкатила тошнота. Он привалился боком к холодильнику и закрыл глаза, чтобы его не вырвало при виде кровавой бойни, в которую превратилась кухня. К ванильному аромату вафель примешался острый медный запах.

Откуда-то сзади, наверное, из ванной, доносились испуганные возгласы Фостера. Ребекка пыталась успокоить сына.

Август, сглотнув, громко спросил:

– Эй, вы целы?

– Да, – отозвалась Ребекка. – Ты как?

– Нормально, – сказал Август. – Голова кружится, но жить буду.

– А Тони?..

Она замолчала.

– Тони…

Август посмотрел на отца: тот валялся на полу, штаны и футболка были порваны и пропитаны кровью, но грудь вздымалась – он дышал.

– Надо вызвать врачей, – сказал Август. – Он живой, но ему нужно в больницу. Пока не выходите!

– Ты убил папу? – раздался голосок Фостера, испуганный и звонкий от слез.

– Нет, – ответил Август. – Я просто его… успокоил. Он придет в себя, честное слово. Я вызываю врачей, ладно?

– Ладно… А что с Орландо?

Август помрачнел.

– Не знаю. Он сильно ранен.

Фостер расплакался; его рыдания эхом разнеслись по ванной.

– Ш-ш-ш, – принялась успокаивать сына Ребекка.

Диспетчер в службе спасения ответила бодро и четко. Она сказала, что помощь уже выехала. Август знал, что база спасателей совсем рядом, надо лишь дождаться медиков. Он положил телефон на подставку, невольно подумав, что сегодняшний день пошел совсем не по плану. Когда Тони заберут в больницу, надо будет заняться останками пса: если можно, вынести собаку на улицу, если нет – хотя бы укрыть одеялом, чтобы Фостер случайно не увидел изуродованный труп любимого питомца. Ребекка, безо всяких сомнений, поедет с отцом в больницу, хотя его, скорее всего, запрут в палате для буйных пациентов. Вряд ли она потащит Фостера с собой, но и здесь, на месте кровавого побоища, мальчика оставлять не стоит. Кроме того, надо все проверить и…

Тони внезапно вскочил на ноги и рванул к выходу. Август бросился за ним, но отец уже выбежал на улицу.

Вот черт! Старик сегодня полон сюрпризов!

Выбежав на крыльцо и замерев на верхней ступеньке, Август огляделся. Если Тони хочет добраться до Ребекки с Фостером, он может схитрить: выманить Августа из дома, а сам обежать вокруг и зайти через другую дверь. Но нет, отец скачками несся вниз с холма. Будь Август на службе, инструкция предписывала бы оставаться на месте до прибытия подмоги. Однако он взвесил все «за» и «против». Нет ли там, за лугом у подножия холма, соседского дома? Кажется, Тони и Ребекка жаловались, что тамошние хозяева отпускают пса с привязи и тот лает под самыми окнами, провоцируя Орландо. Пока помощь прибудет, Тони успеет порвать соседей вместе с их собакой.

Закусив губу, Август рванул обратно в дом.

– Тони сбежал, – крикнул он. – Я за ним. Спасатели уже выехали, сейчас будут. Пока сидите тут!

Не дожидаясь ответа, он спрыгнул со ступенек и помчался вслед за Тони.

На третьей неделе обучения в академии один из инструкторов – офицер Беннет, высокий худощавый тип, отвечавший за физическую подготовку новобранцев, – произнес целую речь про важность погони. «Когда от вас будут убегать, – сказал он, – а убегать будут обязательно, поскольку поймут, что вы новенький, или потому что решат уйти от правосудия, нужно непременно поймать своего первого беглеца. Если не сумеете, то по округе пойдет молва, и над вами будут смеяться. Этого допускать ни в коем случае нельзя».

Август принял слова инструктора близко к сердцу и, помимо обычных тренировок, стал каждый день пробегать пять лишних километров, причем последние пятьдесят метров – в спринтерском режиме. За семь месяцев, прошедших со дня выпуска из академии, этот навык пригодился неоднократно: Августу довелось поучаствовать в погоне четырнадцать раз, среди которых был и забег по лабиринтам огромной «Икеи» в центре города. Ни один беглец не сумел от него уйти.

Пусть отец имеет немалую фору, а нога до сих пор ноет после встречи с кухонным столом, Август не сомневался, что нагонит его в два счета.

Однако для своих лет и телосложения Тони оказался на удивление проворным. Отец почти спустился с холма, направляясь в сторону той самой башни. Как он вообще держится на ногах? От полученных ударов старик должен кулем валяться на полу, максимум – стоять, шатаясь и держась за голову, – но чтобы вихрем нестись на такой скорости, будто бьет олимпийские рекорды?..

И все же Тони мчался к башне. Что бы ни съехало набекрень в голове у старика, оно открыло ему второе дыхание. Август запоздало вспомнил о перцовом баллончике, который вместо брелка висел на ключах, оставшихся на комоде в гостиной. Жаль, он не успел их захватить…

У самой башни Тони свернул налево и, обежав сооружение, нырнул в проем сбоку. Август сбавил шаг, гадая, выскочит ли отец наружу тем же путем, пробежит башню насквозь или останется внутри. Он ведь в курсе, что сын догоняет его. Видимо, что-то задумал…

Когда до башни оставалось десять метров, Август свернул в сторону. С вершины холма сооружение выглядело хоть и крупным, но по-детски простым: оно представляло собой проволочный каркас, обтянутый плотной коричневой бумагой, на которой черным фломастером начертили прямоугольники разного размера. Вблизи же конструкция оказалась гораздо более крепкой и впечатляющей. В основании выложили по меньшей мере один слой настоящих кирпичей, и с ними явно пришлось потрудиться. Кирпичи из красно-коричневой глины выглядели старыми и, скорее всего, были изготовлены с помощью специальных инструментов, а значит, соседский мальчишка с приятелями провозился здесь не один день. Неужели Тони с Ребеккой ничего не замечали? И Фостер тоже?

Подойдя к тому месту, где исчез Тони, Август увидел узкий проход в кирпичном ряду. Солнце светило сзади, и воздух блестел от тумана, но дверной проем в башню отчего-то выглядел слишком темным, словно его задрапировали плотной черной тканью. Август потоптался рядом, рассматривая проход с разных сторон, но тот оставался непроницаем. Если бы Август не видел, как Тони проходит сквозь него, то решил бы, что дверь нарисована.

Вероятно, отец поджидает возле входа, прижавшись сбоку к стене. Если думает, что Август бросится туда сломя голову, то будет разочарован. Инструкция в подобной ситуации – когда полицейский в одиночку находится у здания с единственным выходом – требует оставаться снаружи и ждать подкрепления. Именно так Август и поступит. Как только на место происшествия прибудут вооруженные полицейские, он обрисует им положение дел, и они вместе решат, как лучше действовать.

Но планам не суждено было сбыться: в башне раздался крик.

Из дверного проема вылетел вопль, звуча на одной-единственной рваной ноте за пределами человеческих возможностей. Август вздрогнул. За первым криком последовал второй, третий, четвертый… Вопли эхом отражались от кирпичей в основании башни и накладывались друг на друга, превращаясь в мучительный вой, полный боли. Август никак не мог понять, кто кричит: Тони или кто-то другой? В некоторых криках чудился отцовский голос, но потом он искажался до неузнаваемости. Господи, неужели внутри есть кто-то еще? Если так, то инструкция требует немедленных действий: надо срочно войти в здание, где укрывается преступник.

Что-то в происходящем не складывалось. Прежде всего сроки. От момента появления башни до внезапного приступа истерии у Тони прошло не более получаса, а отец за это время успел притащить кого-то в башню и замучить до полусмерти. Это должно было занять намного больше времени. Вдобавок Тони и Ребекка должны были с вершины холма видеть, как соседский мальчишка возводит здесь декорации, а первые симптомы нервного срыва – появиться задолго до сегодняшнего дня. (Насчет последнего, правда, Август сомневался. Он не был специалистом в психиатрии, в отличие от матери, но в данный момент не имел возможности с нею проконсультироваться.)

Если только все не началось гораздо раньше… Есть вероятность, что отец впал в безумие уже давно. Он мог, сославшись на соседского мальчишку, построить башню сам. Потом, возведя конструкцию, заманить кого-то внутрь… Нет, не получилось бы. Ребекка была в отпуске и обязательно заметила бы, чем занимается муж.

Однако что бы ни стало причиной утренних событий, с ними Август будет разбираться потом. Бесконечные крики из башни превратились в нестройный предсмертный вой. Значит, Тони не поджидает его в засаде у двери. А если и ждет, медлить все равно нельзя.

В первое мгновение, когда Август переступал порог, возникло ощущение, будто он проходит сквозь жидкость: словно в дверном проеме стеной лилась черная вода. Не успел он опомниться и задержать дыхание, как очутился в комнате с голыми кирпичными стенами и грязным полом. Вниз уходила винтовая лестница. Круглое отверстие в потолке пропускало немного света. Внутри никого не было. Крики летели снизу, и Август торопливо начал спускаться.

Кажется, у подножья холма примерно в этом самом месте находился старый колодец. Когда Август в первый раз приезжал к отцу, тот показывал толстую бетонную трубу высотой в полметра, накрытую крышкой. По словам Тони, некогда здесь был родник. Старик, прежде владевший участком, раскопал его и залил бетоном. Так появился колодец для сада, который он хотел высадить вместо луга. Тони счел это отличной идеей, хотя зимой колодец представлял опасность, потому что Фостер с приятелями катались здесь на санках. Они с Ребеккой так и не решили, что с ним делать.

Мачеха не стала бы раскапывать его и устанавливать внутри лестницу. Август спустился уже на пять метров, и свет понемногу тускнел. Как Тони умудрился проделать такую работу в одиночку и тайком? Лестница была вырублена в земле, каждая ступенька – увенчана плоской каменной плиткой. Не представлялось, как отец таскает камни и скрупулезно укладывает их друг на друга… Впрочем, никто не мог подумать и о том, что он голыми руками до смерти покалечит разъяренного питбуля.

Дело даже не в этом – просто ни первое, ни второе не вязалось с его образом жизни. Впрочем, так всегда говорят про преступников, верно? «Мой отец (сын, брат) не мог этого совершить». И все же Августа мучили подозрения, что Тони ни в чем не виноват. Ступеньки были слишком гладкими, будто отполированными сотнями ног, а не возведенными наспех и в одиночку. Крики, которые неслись снизу, звучали пронзительнее, заметно усиливаясь. Воздух был сухим до невозможности, хотя в колодце должна ощущаться спертая сырость. Происходящее не укладывалось в общую картину и отдавало болью в висках и зудом в коренных зубах.

Лестница закончилась вырубленной в скале аркой. Свет практически померк, но глаза привыкли к темноте, и Август увидел уходящий вдаль тоннель. Откуда-то из густого мрака по-прежнему доносились крики. Август не знал, долго ли здесь бродит – скорее всего, времени прошло не так уж много, – но и отец, и жертва должны были охрипнуть. Стараясь не спешить, чтобы не споткнуться, однако и не медля без лишней нужды, Август прошел сквозь арку и зашагал по тоннелю. В тусклом освещении выручает периферическое зрение: так, кажется, говорил отец?

Тони всегда рассказывал сыну всякие интересные факты. Подростком Август ужасно злился на отца за то, что тот развелся и не взял его к себе; сам он остался в Нью-Йорке, а им с матерью пришлось переехать в Пенсильванию. Тони звонил сыну, сообщал какой-то забавный факт и, если Август не огрызался в ответ, принимался болтать на эту тему, как можно дольше растягивая разговор. Тактика себя оправдала: они худо-бедно общались, а впоследствии Августу не раз удалось блеснуть знаниями во время пустячных споров с коллегами в баре.

Периферическое зрение наконец включилось, показав, что стены по обе стороны коридора испещрены незнакомыми символами, каждый размером с ладонь. По большей части они представляли собой комбинации из петель и завитков, которые наслаивались друг на друга, образуя удивительно ровные, на первый взгляд, арабески. Впрочем, среди них мелькали и более простые символы: незамкнутый круг с разрывом на девяти часах и квадрат, внутренняя часть которого была расчерчена изломанной линией, – судя по всему, стилизованный лабиринт. И круг, и лабиринт повторялись с разными интервалами. В тусклом свете, вздрагивая из-за лютых криков, разглядеть их было непросто, но иероглифы казались старыми. Август провел рукой по стене; края фигур не выделялись на камне.

Он не знал, что и думать. Могло ли все это: лестница, тоннель, наскальная живопись, – появиться здесь задолго до того, как Тони и Ребекка купили участок? Заглядывал ли отец хоть раз под крышку так называемого колодца? Или не счел необходимым?

Впереди тоннель делился на три части. Крики неслись из всех проходов. Август прислушался, пытаясь определить их источник. Слева? Не факт… Придется выбирать наугад. Пусть будет слева. Он повернулся и пошел в ту сторону.

Почти сразу коридор заволокло вонью, заставив Августа отшатнуться и закашляться. Запах был ему знаком. Однажды он участвовал в облаве на наркопритон недалеко от аэропорта. Трое парней, которые его держали, заподозрили одного из клиентов в том, что он сливает информацию копам. Тот не был стукачом, но слишком дергался во время разговора, поэтому дилеры замучили его до смерти, исполосовав кухонными ножами. Натекло много крови, и одному из убийц пришла в голову гениальная мысль убрать эти лужи с помощью моющего пылесоса. Аппарат неплохо справился, только вот очистить бак преступники не додумались, и когда пять дней спустя Август вместе с сослуживцами нагрянул к ним в гости, пылесос стоял в углу, подозрительно попахивая. Полицейские открутили крышку и обнаружили, что бак доверху полон протухшей кровью. Августу и прежде доводилось нюхать на работе всякие гадости, но такого еще не было: от вони гниющего мяса вперемешку с железом выворачивало желудок. К счастью, его не стошнило, хотя удержался он сущим чудом.

Тот же запах окружал его и сейчас. Выпитый недавно апельсиновый сок подкатил к горлу. Август сглотнул, упорно шагая вперед. Господи, Тони, что же ты натворил? Может, ты замучил зверя? Пожалуйста, пусть это будет животное…

Это было не животное. На полу тесной каморки, в которую вывел его тоннель, лежал человек в грязных лохмотьях. Из небольшого отверстия в центре потолка падал луч света. Август прищурился. До тела оставалось десять шагов. На коже выступили капельки пота. Август свернул в сторону, держась ближе к кирпичной стене. Крики не стихали. Человека на полу убили зверским способом: грудная клетка была разворочена, и сломанные ребра торчали вверх, словно у экспоната в анатомическом театре. На месте сердца зияла дыра, точно орган вырвали голыми руками. Кажется, нападавший в какой-то момент намеренно расплескал кровь по стенам, откуда она стекла в лужицы, темные и смердящие. Августа не учили определять время смерти, но судя по всему, покойник пролежал тут как минимум несколько дней.

Значит, все еще хуже, чем он думал… Что скажут Ребекка и Фостер: как они отреагируют, узнав, что дорогой им человек совершил столь зверское убийство? Ужаснувшись, Август привалился боком к стене. Отсюда, из такого положения, он увидел лицо мертвеца с разинутым в последнем крике ртом и выпученными глазами.

Труп, распростертый у ног Августа, принадлежал его отцу.

Сердце замерло. Все внутри поднялось дыбом, а на плечи навалилась гранитная плита. Голова опустела, мысли ушли; Август видел перед собой лишь изувеченное тело. Он не сразу понял, что пустота внутри – это страшное, непреодолимое чувство горя, которое усиливается с каждым мигом, заливая глаза слезами и сжимая горло рыданиями. Пусть разум твердил, что это невозможно (судя по запаху, человек перед ним мертв не первый день, и даже если бы существовало иное объяснение этой странности, Август должен был услышать, как отца убивают, невзирая на звенящие в воздухе крики), при виде изувеченного тела всякая логика отступала.

Августу доводилось размышлять, как он воспримет смерть близкого человека. С этого начинались многие криминальные триллеры и детективы, которые он обожал смотреть в детстве: когда жену, мужа, мать или отца героя убивают, зачастую жутким способом, и тот отправляется мстить виновным. Не исключено, что позднее его тоже охватит жажда расплаты, но сейчас Август хотел одного – забрать останки отца из этого страшного непонятного места.

Он вытер глаза и нос, кое-как выпрямился. Колени подгибались. Наверное, проще всего взять Тони за плечи, приподнять и потащить за собой. Не самый лучший способ транспортировки, вдобавок перед глазами будет маячить зияющая дыра на месте сердца, но…