Kitabı oxu: «Трудно отпустить»

Şrift:

K. Bromberg

Hard to Handle

* * *

Когда жизнь забирает у вас того, кого вы никогда не хотели бы потерять, на его место может прийти тот, кого вы никогда не мечтали найти.
Рэйчел Вулчин

Пролог. Хантер

– Да ты понятия не имеешь, о чем говоришь! – Во мне разгорается ярость, когда я смотрю на своего агента. Но пусть я и отвергаю каждый его упрек, мысленно уже понимаю, что он прав.

– Ах, не имею?! – кричит он в ответ. – Так что это, черт возьми, было? Завязать драку с кем-то из противников еще куда ни шло, но дать по лицу члену своей же команды?

– Так дело в том, что мы в одной команде, или в том, что он один из твоих клиентов, которого ты собираешься продать подороже? Думаю, вот где собака зарыта. Чутье подсказывает мне, что он для тебя – ключ к более высоким процентам, а просочившаяся в прессу новость о драке может подпортить его незапятнанную репутацию. – Я подхожу на шаг ближе. – Ты когда-нибудь задумывался, откуда журналисты все узнали? А? Допускал мысль, что Дайсон сам затеял со мной драку, подстроил все это дерьмо, чтобы привлечь внимание к себе в социальных сетях? Сложно соответствовать статусу восходящей звезды, который он сам на себя и повесил, когда кто-то вроде меня раз за разом с легкостью обходит его и мелькает во всех заголовках. Как там говорят? «Без прессы недостаточно стресса»? Кажется, он решил использовать это в своих интересах.

Финн Сандерсон пристально смотрит на меня, пожевывая губу. Все в нем – его прическа, одежда, – как обычно, по-стильному идеально, но на его лице мелькает неуверенность, которую я не могу истолковать. Темными глазами он смотрит прямо в мои, оценивая и придирчиво изучая.

В мертвой тишине он делает глубокий вдох и поджимает губы.

– Что с тобой происходит, Хантер?

Ну вот, приехали.

– Что ты имеешь в виду?

– Именно то, что сказал. Что, черт возьми, с тобой происходит? Ты вот-вот побьешь три давних рекорда, причем за смехотворно короткий промежуток времени. Такого еще не случалось. Раньше твоя игра была размеренной и изящной, а теперь ты ведешь себя как дикая кошка, которая…

– Которая что? Выискивает цель и уничтожает ее? Кого это вообще волнует? Моя статистика еще никогда не была так хороша.

– Я собирался сказать, что ты играешь как тот, кто готов победить любой ценой. Даже если это повлечет за собой ущерб.

– Иногда именно это и требуется для победы.

Его смешок получается тихим и в лучшем случае снисходительным.

– Так какова цена? Пожертвовать товарищами по команде? Клубом, в котором играешь? – Разочарование Финна отражается в легком покачивании головы. – Они мирятся с этим только потому, что ты выигрываешь. Но так будет до поры до времени. Ты занимаешься этим достаточно давно, чтобы понять – от проигрышей никто не застрахован и ситуация может измениться в любой момент.

– Я понимаю, что двенадцать лет в лиге и рекорды, на установление которых другим потребовалось куда больше времени, сделают меня легендой.

Я даже не пытаюсь скрыть сарказм. Вместо этого делаю так, что он становится еще заметнее. Лишь бы Финн понял, насколько смехотворен.

– Победа воспитает терпимость… но выходки вне льда обойдутся тебе дороже, чем ты полагаешь.

– К черту все, – говорю я, но знаю, что он прав. Проблема в том, что меня это совсем не беспокоит.

– Если тебя все устраивает, то так тому и быть, – безразлично пожимает он плечами. – Только никто не собирается разгребать беспорядок, что ты навел в прессе. Ни драку, что ты затеял у того бара, ни претензии к тому, что происходит в раздевалке, которыми ты почему-то решил поделиться с журналистами. Ни пренебрежительные взгляды фанатов, когда ты проходишь мимо…

– Приятно узнать, что ты веришь прессе, а не своему клиенту, – замечаю я.

– У них было видео. Сложно оспорить тот факт, что ты просто прошел мимо ребенка в инвалидной коляске, который хотел получить твой автограф.

Черт. Обычно я так не делаю. Никогда.

Ведь когда-то я сам был таким ребенком. В некотором смысле я все еще им остаюсь, поэтому от осознания того, что я не заметил мальца, мне становится только хуже. Мысль о том, что пресса теперь использует это против меня, только все усугубляет.

Стараюсь вспомнить момент, о котором мы говорим. Мама волновалась из-за Джона, но не позволила мне поговорить с ним, заявив, что я его расстрою. Ее настойчивость была приправлена чувством вины, постоянным напоминанием о том, что произошло, чья это вина и как это превратило нас в тех, кем мы быть не хотели. Тогда я опустил голову, зажал пальцем одно ухо, чтобы слышать ее лучше. Вспышки камер все еще стояли перед глазами, как тысяча мерцающих огней. Все возможности, которые я так и не сумел превратить в гол за время последнего матча, все еще отягощали мысли. Следом шли товарищи по команде, среди которых был и Дайсон с его никогда не закрывающимся ртом и дерьмовым отношением, которое я пытался игнорировать.

Я не заметил паренька.

Хотелось бы мне, чтобы это было не так.

Я знаю, каково это – надеяться, желать, мечтать… а потом воплотить эту мечту, но заплатить при этом дорогую цену.

– Как только общественность от тебя отвернется, потребуется уйма времени, чтобы снова завоевать ее доверие.

– А как насчет тебя, Финн? Ты тоже собираешься от меня отвернуться?

Он все еще смотрит мне в глаза, пока быстро жует жвачку, но отказывается озвучивать мысли, которые я уже вижу в его взгляде.

– Серьезно? – спрашиваю я, раздраженный и разочарованный, хотя оно того и не стоит. – Ты же был со мной с самого начала. Представлял мои интересы сразу после выпуска из колледжа, при заключении сделок и пересмотре условий. Двенадцать лет, и теперь… Теперь ты собираешься просто уйти, потому что у меня настали сложные времена?

Я подхожу к окну. За пределами этой арены целый мир, но я не в состоянии его увидеть. С момента аварии я жил одной-единственной целью. Целью, которую поставил, когда два года назад меня продали в команду «Лесорубы». Теперь же, когда время было на исходе, я не мог сконцентрироваться ни на чем другом. Это подпитывает гнев, который никогда не исчезал, но теперь вырвался наружу. Чувство вины, которое всегда владело мной, теперь разъедает меня изнутри. На глаза наворачиваются слезы, но я смаргиваю их, пытаясь найти путь к тому мужчине, которым был еще несколько месяцев назад, но при этом понимая, что он совсем не имеет значения.

Никогда не имел.

– Именно из-за нашего совместного прошлого я все еще здесь и спрашиваю, что с тобой происходит.

– Я не хотел оскорблять того мальчугана. Ты же знаешь, что я на такое не способен. Я бы не стал…

– В последнее время я мало что знаю, кроме того, что у тебя голова застряла в заднице, – прерывает Финн, скрещивая руки на груди.

– Было время, когда ты защищал меня. Когда заступался за своих клиентов. Кажется, теперь ты предпочитаешь гнаться за любым, кто носит спортивную форму и способен сохранить тебе имя, вместо того чтобы заботиться о тех, из-за кого это имя вообще засияло.

Финн морщится, но вопреки моим ожиданиям не спешит атаковать в ответ.

– Я добыл тебе три спонсорских контракта, которых ты лишишься после еще одной оплошности, Мэддокс. Руководство звонит мне, чтобы спросить, почему их капитан – мой клиент – представляет собой проблему, а не ее решение. Они ожидают, что я расскажу им, что тебя беспокоит, решу это, если ты сам не в силах, потому что иначе предстоящие переговоры о заключении нового контракта грозят преподнести тебе много неприятных сюрпризов.

– Ох уж эти угрозы. Всего лишь повод сэкономить, когда любая другая команда убила бы, лишь бы заполучить меня.

Я несу полнейшую чушь, поскольку сам не желаю играть в другой команде. Я хочу остаться с «Лесорубами», где руководство принимает решения, опираясь на хоккей, а не на деньги, как во многих других больших командах.

Но больше всего я хочу запомниться как игрок, который отверг заманчивые контракты, чтобы усердно трудиться на благо маленькой команды и помочь ей выиграть Кубок Стэнли¹.

На то у меня имеются свои причины. Но Финн никогда о них не спрашивал.

Словно по сигналу, на мой телефон приходит СМС, но я не утруждаюсь прочитать его. Я игнорирую жужжание. Мне и так понятно, что в нем, но последнее, что мне сейчас нужно, это убедиться, что я разочаровал еще одного человека.

– Если тебе так не нравятся угрозы, почему бы Хантеру, мать его, Мэддоксу не вернуться? Вот уже три или четыре месяца от него ни слуху ни духу, а этого злобного придурка, что стоит напротив меня, я не узнаю.

– Не узнаешь или тебе плевать, поскольку я больше не приношу тебе доходов? Некоторые парни вытворяют вещи и похуже, а отделываются куда меньшими последствиями и предупреждениями.

– Но ты – Хантер Мэддокс. Ты – тот парень, на которого Национальная хоккейная лига возлагала большие надежды, чтобы спасти ее от забастовки и последующего локаута².

– Понятное дело, – возражаю я. – Так может, уже вспомнишь об этом и прекратишь во мне сомневаться?

– Когда ты, как разъяренный придурок, подвергаешь опасности других моих клиентов, у меня не остается выбора, кроме как поставить их на первое место.

Я сжимаю руки в кулаки: неослабевающий гнев, обида и замешательство, которые терзали мой разум последние несколько месяцев – да что там – весь прошлый сезон, – вот-вот грозят вырваться наружу.

Обязательства.

Вина.

Ответственность.

– Приятно знать, на чьей ты стороне. Наш разговор окончен? Лекция под названием «Давайте скажем Хантеру, какой он идиот» завершена? – уточняю я, хотя мне на это глубоко плевать.

– Конечно. Давай не будем превращать ее в лекцию под названием «Давайте скажем Хантеру, что, если он устроит что-то подобное снова, я больше не смогу быть его агентом».

Его слова – их серьезность, все в них – режут слух.

– Ты что, угрожаешь мне, Финн?

– Просто говорю как есть, – вскидывает он руки в примирительном жесте.

Наступает моя очередь смеяться. Мой смех пронизан недоверием и изрядной долей намека на «да пошел ты».

– Я – один из твоих первых клиентов. Тот, кто согласился с тобой работать, когда у тебя еще молоко на губах не обсохло, а другие игроки только и делали, что отказывались. И теперь, после всех этих лет, ты грозишь оставить меня?

– Что-то же должно вернуть тебя в прежнее состояние.

Его взгляд ясен, а голос серьезен, но он понятия не имеет, что мое нынешнее состояние, похоже, уже не изменить.

– Угрозы на меня не действуют.

– У каждого свои лимиты, и мой – еще одна глупость с твоей стороны.

– Принято к сведению. – Я смотрю на своего агента, человека, которого считал другом, и задаюсь вопросом, когда он превратился в жадного засранца, заботящегося только о собственной выгоде.

После этого я задумываюсь, а не все ли равно, ведь в последнее время я не испытываю ничего, кроме злости.

Так что я ухожу, не сказав больше ни слова.

Глава 1. Деккер

Мелодрама высшего качества.

Вот какая мысль крутится в моей голове, когда я сажусь за стол для совещаний вспомогательного офиса «Кинкейд Спорт Менеджмент».

Брекстон с ее вечным стервозным выражением лица устроилась, скрестив руки на груди. Она закинула одну ногу на другую и теперь болтает ей в воздухе, равнодушно просматривая что-то в телефоне.

Чейз в строгом идеально выглаженном костюме, в тон к которому она подобрала и все остальные детали своего образа, сидит выпрямив спину. Боже, даже ее кожаная записная книжка такого же цвета. Совершенство в его отвратительной форме.

Леннокс изучает свои слишком красные и слишком уж длинные ногти. Хотя уверена, у нее есть причина выглядеть так, словно она собирается выцарапать кому-то глаза.

Остается только надеяться, что в этот раз ее жертвой стану не я.

Так что я просто сижу на своем месте и, наблюдая, выжидаю, что же будет дальше.

Разве мы не представляем собой идеальную картину пренебрежения? Я предпочла бы сделать что угодно – даже пройтись по магазинам, – лишь бы не находиться сейчас в их компании. Уверена, они чувствуют то же самое.

Восторг – последнее, что мы все, вероятно, почувствовали, когда нас пригласили сюда.

Мои конкуренты.

Мои соперники.

– Дамы, – гремит голос Кеньона Кинкейда, когда тот входит в комнату. Хоть мы все и поворачиваем головы, чтобы посмотреть на него, только двое из нас кивают в ответ.

Паранойя, из-за которой я спрашивала себя, с чего бы ему приглашать нас всех в одно и то же время, вынуждает меня присмотреться к нему повнимательнее. Разве он не двигается медленнее, чем обычно? У него проблемы со здоровьем? Страх, которого я еще никогда не испытывала, ползет вверх по позвоночнику.

– Благодарю вас за то, что пришли. – Прочистив горло, он делает глоток кофе и шипит, когда напиток обжигает язык. – Знаю, вы редко бываете в этом офисе все вместе, но не судите старика за желание увидеть своих четырех дочерей в одно время и в одном месте.

Брекс едва удается прикусить язык, чтобы не попросить его переходить прямо к делу. Терпеливость никогда не входила в список ее талантов, так что отец отмечает это кивком.

– Почему ты попросил нас прийти сюда, пап? – Как обычно, взяв инициативу в свои руки, задаю я вопрос, который волнует каждую из нас.

– В жизни я совершил много ошибок. Особенно когда ваша мать умерла, а я в тридцать с небольшим был вынужден растить четырех дочерей один. Я сделал все что мог, но, судя по тому, что вы предпочитаете не находиться в одной комнате, моих усилий оказалось недостаточно.

– Это не так.

– Тогда в чем дело, Леннокс? – спрашивает он. – Почему вы никак не можете поладить?

Я думаю о годах борьбы за его внимание. Отец-одиночка с клиентами, которые, как нам порой казалось, были для него важнее. Не по его вине, а скорее потому, что он очень беспокоился о своей работе. Мы нуждались в его заботе. Жили ради этого.

Кисло-сладкое послевкусие того, каково это – быть старшей сестрой, все еще ранит. Стремление заменить маму, когда тебе всего пятнадцать, порождает много обид. Необходимость указывать на то, что нужно сделать в доме, полном эстрогена, не располагает к вечному миру.

Леннокс откидывает волосы с плеча и впервые встречается с отцом взглядом. Он всегда был единственным мужчиной, способным усмирить ее вспыльчивый нрав.

– Мы прекрасно ладим.

Откуда-то доносится приглушенное фырканье, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не посмотреть на виновницу… потому что я не мама и никогда не хотела ею быть.

– Да вы живете как кошки с собаками, – замечает отец.

– Зато любим как львицы, – отвечает она, и мы все хихикаем. – Просто мы слишком разные.

Громкий смех отца застает нас всех врасплох.

– Возможно, потому что вы слишком уж похожи.

Когда каждая из нас буквально ощетинивается от мысли, что в нас есть что-то общее, он примирительно поднимает руки.

– «Сандерсон» нас живьем ест.

Так называется конкурирующее агентство.

– То есть Финн Сандерсон? – уточняет Брекс. – О чем ты?

Поджав губы, прежде чем заговорить, он встречается с каждой из нас взглядом.

– Двенадцать клиентов. Вот скольких он увел у нас за последний год. Не уверен, занижает ли он комиссионные или просто тешит их самолюбие. Тем не менее для меня это неприемлемо.

По тону отца становится понятно – он взволнован.

Черт.

– Так у нас неприятности? – спрашивает Брекстон. В ее голосе слышится беспокойство, и она наклоняется вперед на своем стуле. – Что-то не так?

Отец смотрит на сложенные перед собой руки, и его молчание меняет атмосферу в комнате.

– Пап? Все хорошо? – настаиваю я. Мой голос дрожит, поскольку в голову приходят ужасные вещи. Он болен? Что-то скрывает? Для нашей семьи он всегда был нерушимой опорой. Убийцей всех монстров и королем медвежьих объятий, когда в подростковом возрасте нам разбивали сердце. Он поддерживал меня в трудные времена, так что я не могу не представлять его внушительным и… полным жизни. Но в данный момент все не так.

Когда он поднимает голову, его взгляд мрачен, а улыбка кажется вымученной. Мной снова овладевает страх.

– Все хорошо. Просто… я могу оставить вам только это – мою компанию, мою репутацию… и вас самих. – Он кривит губы и кивает: – В последнее время кажется, что мне не удалось ни сохранить, ни приумножить все это.

Мы с девочками переглядываемся. Пусть между нами и существует яростное соперничество, но Брекстон права – мы любим как львицы и готовы сражаться насмерть ради друг друга. И судя по выражению, что застыло на лицах моих сестер, сейчас как раз одна из таких ситуаций.

– Это из-за врача, к которому ты недавно ходил? – спрашивает Леннокс. Каждое ее слово пропитано беспокойством, поскольку она озвучила то, о чем я, все мы думали, но боялись сказать.

– Нам нужно разобраться с Сандерсоном. – Вот и все, что говорит отец.

При быстром взгляде на Леннокс я понимаю, что она так же взволнована, как и я.

– Кажется, что мы вкладываем в это совершенно разный смысл, – говорит Чейз как можно равнодушнее, хотя я знаю, что простое упоминание ее бывшего возвращает к жизни то, что он сделал, и заставляет ее кровь кипеть.

– Не волнуйся, Чейз. Мы внесем за тебя залог, – бормочет Брекстон.

Пока мы все смеемся, отсутствие какой-либо реакции со стороны отца становится еще заметнее. Он уделяет время тому, чтобы остановить взгляд на каждой из нас, намекая, что собирается сказать нечто важное. Когда мы были еще детьми, он всегда делал так, чтобы заставить нас почувствовать себя взрослыми.

Светло-голубые глаза задерживаются на мне.

– Что будем делать, Деккер? – спрашивает он, пока я поджимаю губы, обдумывая свои предположения.

– Конечно, он спрашивает Декк, – говорит Леннокс, а другие сестры бормочут: «Его любимицу», как они делали еще в детстве.

– Вы просто завидуете, – замечаю я с лучезарной улыбкой, предназначенной, чтобы позлить их еще больше.

– Если только твоей коллекции обуви, – поддразнивает Чейз.

– Девочки, – предупреждает отец. – Говори, Деккер.

Кашлянув, я начинаю:

– Раз уж дело дошло до кражи клиентов, то все средства хороши. Сандерсон не беспокоится о приличиях, профессиональной этике или…

– …или о чем-либо еще, кроме денег или того, как широко девица может раздвинуть ноги.

Если бы я пила воду в этот момент, точно бы подавилась в ответ на комментарий Чейз. Она редко проявляет эмоции, поэтому я лишь медленно киваю. Даже спустя столько времени она все еще не пережила произошедшее.

– И это тоже.

– Странная ты, раз стала встречаться с конкурентом, – замечает Леннокс, закатывая глаза, чем вызывает у нас смех. Я подталкиваю Чейз локтем в надежде, что острота Леннокс помогла ей немного успокоиться, и с радостью замечаю, как на ее губах появляется улыбка.

– Что ты предлагаешь? – вмешивается отец в попытке вернуть нас к главной теме разговора.

– Если у него нет морали и он придурок…

– Сообразительный придурок, – добавляет он.

– Верно. Так почему бы нам не последовать его примеру? Как бы я ни хотела вернуть клиентов, которых он у нас увел, нам следует мыслить шире. – Я постукиваю ручкой по блокноту. – Может, начнем работать вместе и построим себе внушительную репутацию?

– Как бы мне этого ни хотелось, – отец качает головой и мягко усмехается, – не думаю, что вы, работающие вместе, – удачное решение. Помнишь, что случилось в прошлый раз?

Брекстон неловко ерзает на месте, пока папа бросает взгляд на правую стену, где когда-то красовалась дыра – свидетельство ее приступа ярости. С тех пор нам запретили использовать пресс-папье в офисе.

– Предлагаю украсть клиентов у него, – продолжаю я.

Леннокс фыркает, и этот звук как бы подводит всему итог: это невозможно, нелепо и чертовски гениально.

К тому же одно дело сказать «Я собираюсь увести лучших спортсменов мира у их нынешнего представителя», и совсем другое – реализовать это.

Но улыбка, которая медленно расцветает на губах отца, подсказывает, что он думал о том же.

– Согласен. Нужно бороться теми же методами… особенно когда речь идет о Сандерсоне.

– Какие у тебя идеи? – уточняет Брекс.

– Думаю, мы разделимся на четыре фронта. Каждая из вас переманит на нашу сторону по одному спортсмену, – объясняет он.

– Что еще мы получим, кроме новых клиентов? – спрашивает Леннокс, хотя для меня все и так очевидно.

– Люди не могут не заметить вашей привлекательности. Они видят бывшую королеву красоты, – он смотрит на Леннокс, – спортсменку, что участвовала в Олимпийских играх, – переводит взгляд на Брекстон, – девушку, которая получила высшее образование по программе MBA, – это Чейз, – и юриста, – он встречается со мной взглядом, – но они забывают о самом важном: что мои девочки такие же упрямые, непоколебимые и успешные профессионалы, каким был их отец.

– Был? – тут же цепляюсь я за слово.

– Есть, – отмахивается он, избегая смотреть на меня. – Просто оговорился.

– Пап…

– Вы и до того прекрасно находили клиентов, но все ваши заслуги приписывались мне. Эта компания всегда была моей. Думаю, настало время отдать «Кинкейд Спорт Менеджмент» в ваши руки.

Воцаряется тишина, пока каждая из нас раздумывает о причинах столь внезапных изменений. Я же ненавижу каждый вариант, что приходит мне в голову.

– Следует ли предполагать, что ты, как всегда, все спланировал? – интересуется Чейз, отчего улыбка отца становится только шире, а из его глаз исчезает печаль.

– Конечно, – отвечает он. – Мы разделяем и властвуем. Когда это я не продумывал все до мелочей?

Он всегда был во всеоружии.

– Чего ты ждешь от нас?

На его губах тут же появляется улыбка, и впервые с тех пор, как он вошел в эту комнату, я вижу своего упорного, помешанного на работе отца.

– Начнем с тебя, Декк. – Он оглядывает моих сестер, когда те снова начинают тянуть: «Его любимица». – После я перейду к остальным, но твоя цель, – указывает отец на меня пальцем, – возможно, упростит нам работу своими выходками.

Выходками?

Таких слов не захочет слышать ни один здравомыслящий агент.

Черт.

Это не сулит мне ничего хорошего.

1.Кубок Стэнли – хоккейный приз, ежегодно вручаемый победителю плей-офф НХЛ. – Прим. пер.

2.Закрытие профессиональной спортивной лиги владельцами команд, обычно из-за неспособности спортивной лиги договориться о коллективном соглашении с профсоюзом игроков лиги.