Kitabı oxu: «Тайна Ненастного Перевала»

Şrift:

Carol Goodman

Return To Wyldcliffe Heights

Посвящается всем забытым девушкам из приюта для женщин на Гудзоне

Глава первая

В конверт, адресованный Веронике Сент-Клэр, как и во множество других писем для нее, были вложены засушенные фиалки. За те три месяца, что я открывала письма, мой рабочий стол уже покрылся фиолетовой пылью от сухих цветков, а руки всегда пахли точно бабушкин шкаф.

«Дорогая мисс Сент-Клэр, – говорилось в этом письме, – я просто хотела сказать вам, как много „Секрет Ненастного Перевала“ значит для меня. Впервые я прочитала его в четырнадцать лет, и эта книга спасла мне жизнь. Я впервые почувствовала, что кто-то увидел меня по-настоящему, и с тех пор перечитывала роман раз десять. Иногда я представляю себя Джен, которая исследует извилистые коридоры и тайные ходы поместья Ненастный Перевал, иногда кажусь себе Вайолет, которая хочет сбежать из своей башни, а иногда я будто становлюсь самим поместьем, с его горой секретов и лжи, балансирующим на краю пропасти. После этой книги я полюбила читать. Единственный недостаток – что нет продолжения! Я все еще думаю о Джен и Вайолет и гадаю, что случилось с ними после пожара. Вы не думали написать продолжение? Я бы первой встала за ним в очередь! И, быть может, тогда вы могли бы наконец раскрыть секрет Ненастного Перевала – ха-ха! :)

Искренне ваша,

любопытная поклонница»

Откладываю письмо. Когда три месяца назад я только пришла в издательство «Гейтхаус» на должность ассистента редактора, офис-менеджер Глория объяснила мне, что я буду читать письма фанатов, адресованные Веронике Сент-Клэр, и пересылать ей только те, что носят «положительный характер». «Ты никогда не должна отвечать на письма фанатов или отправлять мисс Сент-Клэр негативные письма», – сказала она мне.

Я тогда подумала: как странно. Зачем бы мне отвечать фанатам? И что значит «негативное» письмо? Разве кто-то мог не любить Веронику Сент-Клэр? Я ее обожала. Когда спросила об этом Глорию, она только моргнула, и ее глаза за стеклами очков в черной оправе еще больше стали напоминать совиные.

«Иногда они любят ее так сильно, что считают своей собственностью. Фанаты мисс Сент-Клэр могут вести себя несколько… властно. Особенно в том, что касается продолжения».

Еще раз перечитываю письмо: написано от руки на лавандового цвета бумаге, а по краешку фиолетовыми чернилами нарисованы фиалки. Снова смотрю на последние строки: «Вы не думали написать продолжение?»

Достаточно невинно. Многие фанаты ждут продолжения. Можно было бесконечно перечитывать книгу, пытаясь снова ощутить восторг от самого первого раза. А последние слова в письме? «И, быть может, тогда вы могли бы наконец раскрыть секрет Ненастного Перевала – ха – ха! :)». Эта «любопытная поклонница» хотела сказать, что финал неудачный? Мисс Сент-Клэр может на такое обидеться? А смайлик? В нем было что-то ехидное. Что-то почти… зловещее.

А может, я просто слишком много времени уже провела за разбором писем от читателей, вдыхая всю эту фиалковую пыль.

Собираю письма, которые пришли за эту неделю – их двенадцать, помимо последнего от «любопытной поклонницы» – и все – восторженные послания от читателей своему обожаемому автору и без какого-либо подтекста. Потом кладу всю стопку в большой коричневый конверт для отправки, взвешиваю на наших старомодных почтовых весах и распечатываю нужный почтовый сбор по весу. Занимаясь этим уже привычным делом, я будто оказываюсь в девятнадцатом веке. Потому пишу адрес от руки, хотя у нас и распечатанные есть – просто так можно представить, что я пишу в свое любимое книжное место – в Торнфилд Джейн Эйр или в Замок Отранто¹.

Веронике Сент-Клэр

Поместье Ненастный Перевал

Уайлдклифф-на-Гудзоне, NY12571

Есть еще одно письмо, но его я не вкладываю, потому что его положительным точно не назовешь. Вообще-то оно звучит даже угрожающе.

«Дорогая мисс Клер, – начинается оно, и эта ошибка в имени сама по себе звучит как вызов. – Не знаю, как вы можете спать по ночам, зная обо всех жизнях, которые вы разрушили. Моя сестра была одной из ваших так называемых поклонниц. Она запачкала все тело татуировками фиалок и отправилась искать ту непристойную жизнь, о которой стала мечтать после вашей книги. Последний раз ее видели на улицах Нью-Йорка, она готова была отдаться первому встречному. Жаль, что вы со своей книгой не сгорели в том пожаре».

Письмо не подписано, и обратного адреса нет. Да и почтового штемпеля тоже – кто-то, наверное, просто бросил его в щель для писем в двери. Адрес издательства «Гейтхаус» легко найти в интернете. Глория сразу предупредила меня, что надо быть начеку, когда я вхожу и выхожу из издательства, вдруг где-то поджидают безумные фанаты или обиженные писатели, готовые наброситься на любого сотрудника с вопросами, почему на их рукопись до сих пор не ответили. Это было само по себе тревожно, но Глория ничего не говорила про родственников читателей Вероники Сент-Клэр, которых обуревала жажда мести. И тем не менее это не первое письмо, в котором говорилось о влиянии книги на жизнь сестры, дочери, жены или матери. «Ваша книга вдохновляющая, – писала девочка, одолжившая книгу у старшей сестры, – но иногда мне кажется, что вызывает она лишь несбыточные фантазии».

Еще было письмо от разозленной матери, в котором она сообщала, что потребовала изъять книгу из публичной библиотеки, как «нездоровую и вредную». И от психиатра, написавшего, что книга «способствует развитию суицидальных мыслей».

Сначала эти письма вызвали во мне только гнев – какое ограниченное мышление! – но потом стало не по себе. Возможно, они знали об этой книге что-то, чего не знала я. А это последнее письмо меня даже немного напугало. Я положила его сверху коричневого конверта, чтобы показать Глории, а потом взглянула на часы: десять минут шестого. Глория относит почту в отделение на Гудзон-стрит ровно в пять пятнадцать каждый вечер. Осталось всего пять минут, надо успеть спуститься на три лестничных пролета к ней в кабинет.

Собираю свои вещи в холщовую сумку, но отвлекаюсь на слова Хэдли Фишер, ассистента по маркетингу.

– Он позвал меня, чтобы я помогла ему настроить аккаунт в социальных сетях, – говорит она, закатывая глаза. Хэдли лучше всех в офисе разбирается в современных гаджетах и сейчас даже не очень старалась скрыть презрение к нашему издателю, известному противнику технологий. – Когда я вошла, он стоял у окна и смотрел на реку. И выглядел так, будто собирался прыгнуть.

– Здесь недостаточно высоко, – замечает Кайла, ассистент по рекламе. – Он бы разве что ногу сломал, а внимание прессы помешало бы возможной сделке с покупателем.

Они говорят о Кертисе Сэдвике, нашем издателе. Четыре дня назад у него была встреча с аудиторской компанией. Я приносила ему кофе и, закрывая дверь, услышала слова «банкротство», «слияние» и «поглощение». С тех пор я заглядывала к нему в кабинет дважды и каждый раз видела его у окна, выходящего на реку. И каждый раз у меня мелькала такая же мысль, как и у Хэдли.

– Думаешь, издательство выкупят? – спрашивает Кайла.

– Не знаю, – тянет Хэдли, покусывая дужку очков в роговой оправе, которые, как я начала подозревать, даже не настоящие – скорее аксессуары к шерстяным кардиганам, клетчатым юбкам и осенним туфлям на широком каблуке, которые она носит даже летом, – такой стиль библиотекаря-ботаника, которому я стараюсь подражать с самого своего прихода. Но почему-то моя юбка от старой школьной формы, которую я ношу с дешевыми кофтами и свитерами из H&M, так никогда не выглядят. – Он сказал, что «впереди нас ждет неопределенность» и что мне нужно «рассматривать все варианты».

– Звучит не очень, – заметила Кайла. – Подруга говорит, у них в «Ашетт» ходят слухи, что они нас покупают.

– По крайней мере, это спасет издательство, – замечает Хэдли.

– Да, но оставит ли нас новый директор?

– Нет, если будете сплетничать, а не работать.

Обе поворачиваются в сторону лестницы, откуда на них сердито смотрит Глория – тоже в очках, очень больших и в черной оправе. Кайла с Хэдли быстро поворачиваются на стульях каждая за свой стол, так что пружины скрипят, точно перепуганные мыши.

– Помните, что нам все еще нужно редактировать и продвигать наши книги. Покупает нас более крупное издательство или нет, а перед своими авторами мы ответственность несем.

Со своего удачного места я вижу, как Кайла усмехается. В нашем осеннем каталоге никаких поводов для радости нет. К выходу готовится двенадцатая часть серии детективов о ясновидящей владелице чайного магазина и ее кошках-телепатах, история китового промысла в девятнадцатом веке, мемуары внучки какого-то генерала Второй мировой войны и кулинарная книга. «Кулинарная книга! – однажды мрачно бормотала Кайла. – Кто вообще сейчас покупает кулинарные книги?»

– Кайла, ты уведомила все океанариумы о выходе книги про китовый промысел?

– Э-э… а что, океанариумы могут быть против выхода книги? – удивляется Кайла, но Глория уже перевела проницательный взгляд хищных глаз на меня.

– А ты… – Она смотрит на меня так, будто забыла мое имя, хотя и выписывает мне чек каждую неделю. Но я точно знаю, что с памятью у нее все в порядке. Она каждый день заполняет кроссворды в «Таймс» чернильной ручкой и на наших еженедельных встречах с персоналом может по памяти назвать цифры продаж каждой книги, которая когда-либо выходила в «Гейтхаус». Я уже начала подозревать, что что-то не так с моим именем – или со мной – и ей это неприятно.

– Агнес Кори, – произносит она, добавив неодобрения в эти четыре слога. – Мистер Сэдвик хочет тебя видеть. Немедленно.

Встаю из-за стола, опрокинув стопку рукописей, и замечаю, как Кайла с Хэдли обмениваются понимающими взглядами. Так как меня наняли последней и даже испытательный срок еще не закончился, то уволят, без сомнения, первой.

Иду за Глорией по коридору и по лестнице на третий этаж. Издательство занимает все четыре этажа отдельного дома в Вест-Виллидж². Первый этаж целиком, от пола до потолка, заставлен стеллажами с книгами, которые выпустило издательство за свою столетнюю историю. Будущих авторов, их агентов и сотрудников торговых домов угощают чаем в фарфоровых чашечках в зале на втором этаже. На третьем этаже расположены кабинеты издателя, главного редактора и литературного редактора, и стены там оклеены обоями в стиле Уильяма Морриса³, а еще там висят фотографии известных авторов. По мере того, как мы спускаемся с чердака, где трудятся ассистенты, запах плесени растворяется в сладковатом, напоминающем кленовый сироп запахе старой бумаги и соленой речной воды⁴.

Значит, у мистера Сэдвика открыто окно.

Глория, должно быть, тоже это чувствует, потому что останавливается на лестничном пролете и принюхивается, а затем достает из рукава кардигана бумажный платочек и промокает нос.

– Ох уж эта влажность, – хрипло замечает она. – От этой чертовой реки. Когда-нибудь она меня доконает. А ты иди, – говорит она, подгоняя меня в сторону кабинета мистера Сэдвика. Сама же потом спускается на первый этаж, в свой кабинет, заваленный таблицами, бухгалтерскими книгами и пробковыми досками, к светящемуся зеленым экрану старенького ноутбука «Хьюлетт Паккард».

Возможно, она просто не хочет слышать, как меня увольняют – думаю я, направляясь по узкому коридору, на стенах которого развешаны фотографии авторов в рамках. Сирил Сэдвик, отец нынешнего издателя, изображен на портрете рядом с литературными гениями – Джоном Чивером, Джоном Апдайком, Джоном Ирвингом⁵. «Коридор Джонов», так называет это место наш литературный редактор Аттикус, хотя здесь также есть портреты Артура Миллера, Сола Беллоу, Гора Видала⁶ и даже очень старый и потускневший снимок молодого Сирила Сэдвика с белобородым и очень пьяным Эрнестом Хемингуэем в таверне «Белая лошадь»⁷.

В конце этого длинного коридора мужских портретов есть и один женский. Но это не фотография автора: это обложка книги, оформленная в стиле старомодного готического романа. На ней женщина в летящем белом платье бежит прочь от особняка с башней, высящегося за ней, и единственное окно, которое светится в башне, кажется злобным горящим глазом. Женщина, чьи длинные черные волосы развеваются на ветру, оглядывается через плечо, будто слышит стук копыт и лай гончих псов, отправленных за ней в погоню. Профиль ее лица, частично скрытый волосами, незабываемо прекрасен.

– Ты всегда останавливаешься у нее, – доносится голос из открытой двери позади меня – кабинета литературного редактора.

– Знаю, на обложке не автор, но глядя на эту иллюстрацию, я всегда думаю о Веронике Сент-Клэр и о том, что с ней случилось.

– Ты не так уж и ошибаешься. – Я слышу скрип досок позади и вижу его отражение в закрывающем иллюстрацию стекле. Аттикус прислоняется к косяку двери своего кабинета, засунув руки в карманы брюк. Рукава рубашки закатаны до локтей, за ухом торчит синий карандаш, а на щеке заметно чернильное пятно, будто он писал перьевой ручкой, а не печатал на компьютере. Аттикус Циммерман один из тех хипстеров старой закалки, которые поклоняются атрибутам аналоговой эпохи, даже листая анкеты в «Тиндере» и составляя свои подборки фильмов на тематических сайтах.

«Считает себя самым крутым, – заметила Кайла, когда мы все как-то пошли выпить в таверну „Белая лошадь“, а он отказался, потому что работал над рукописью. – Учился в Принстоне и мнит себя Фрэнсисом Скоттом Фитцджеральдом».

«Она просто злится, потому что как-то они один раз сходили на свидание, и больше он ее не приглашал, – пояснила мне Хэдли, когда Кайла вышла из комнаты. – Я ей сказала, что ей повезло – он тот еще сердцеед, наш Аттикус. Меняет девушек как перчатки, особенно ассистенток здесь – так что будь осторожна».

– Не так и ошибаюсь? – переспрашиваю я, думая о том, что из всего, что говорил мне Аттикус за время моей работы здесь, эта фраза ближе всего была по смыслу к «ты права». Возможно, все дело в том, что он редактор и привык исправлять ошибки – и поэтому не может перестать и в реальности исправлять людей.

– У этой обложки своя история. Когда Кертис Сэдвик нашел Веронику Сент-Клэр, он поехал к ней домой, в долину Гудзона, и оставался там, пока она не закончила рукопись. Потом он нанял местного художника, и тот нарисовал на обложке ее дом, а портрет девушки срисовал с нее самой… – Он наклоняется мне через плечо, всматриваясь в иллюстрацию в раме. Я ощущаю запах его старомодного лосьона после бритья и карандашной стружки. – Видишь, как повернуто ее лицо? Это чтобы скрыть шрамы от пожара. Они рисковали, выбрав в качестве обложки такой ретростиль. Кто знал, что безвкусный готический романчик все еще мог стать бестселлером в девяностые – или ты из тех девушек, кто считает его шедевром?

– Не знаю, шедевр это или нет, – осторожно подбираю слова я, – но поклонникам он нравится, и… – я стараюсь придумать какой-то умный аргумент. – И все те подростки, которые выросли, читая «Цветы на чердаке»⁸, книгу оценили, ее стали сравнивать с «Джейн Эйр» и «Ребеккой». Она познакомила с готическим романом целое новое поколение девочек!

– Ха! – Отрывистый односложный звук, так он обычно смеется. – Помню этих девчонок в старшей школе. Они называли себя «девушками из Ненастного Перевала» и делали татуировки в виде фиалок.

– С твоих слов звучит как культ, – замечаю я. – Эти девочки уже выросли и передали его дочерям.

Я уже жалею о своем признании, что вообще читала «Секрет Ненастного Перевала», но потом он произносит:

– Я как-то в восьмом классе стащил книгу у сестры и прочитал за одну ночь. Думал, там будет что-то более сексуальное…

Он опускает голову и смеется, волосы падают ему на лоб. Поворачиваясь, я вижу, что он покраснел. В коридоре вдруг становится слишком жарко, и пространство будто сужается еще больше. Я смотрю на закрытую дверь в конце коридора.

– Мне надо идти, – говорю я. – Он хотел меня видеть. Думаю, меня уволят.

Аттикус неловко морщится:

– Ой-ой. – Он выглядит так, будто ему искренне жаль, но переубеждать меня не собирается. – Я, похоже, следующий. Если нас купит другая компания, то они, скорее всего, воспользуются услугами редакторов-фрилансеров. – И теперь я вижу, что за этим напускным образом он искренне встревожен – даже напуган. Что случится с Аттикусом Циммерманом, если издательство «Гейтхаус» выкупят? Не могу представить, чтобы он работал в большой корпорации. И что, если на то пошло, станет с Глорией? Ей, должно быть, под шестьдесят.

Поворачиваясь к кабинету, я чувствую, как здание давит на меня – в прямом смысле, как настоящий кирпичный дом, и в переносном, как издательство, опускаясь на мои плечи, словно… как там написала «любопытная поклонница»? «Гора секретов и лжи, балансирующая на краю пропасти».

В ответ на мой стук раздается отрывистое «Войдите!», которое как будто произносит капитан на мостике корабля. И действительно, Кертис Сэдвик стоит у большого круглого окна, напоминающего иллюминатор, широко расставив ноги, точно на палубе в неспокойном море, и смотрит на Гудзон, как настоящий капитан судна. Или как человек, который думает о том, как броситься за борт.

Где-то с минуту я стою и молча жду, а потом он поворачивается и вздрагивает, словно не ожидал меня увидеть – хотя вроде бы сам вызвал к себе в кабинет.

– О, я думал, это Глория… но… хорошо… Я хотел поговорить с вами… – Он указывает на стул перед своим письменным столом и сам садится в мягкое кресло. Откидывается на спинку, скрещивает длинные ноги и соединяет пальцы домиком, вновь принимая уверенную позу капитана у руля корабля, а не того, кто хочет прыгнуть за борт. Я сажусь ровно.

– Вы же Агнес? Агнес Кори? – Он смотрит в открытую папку перед собой, опустив голову, так что я замечаю несколько седых прядей у него на затылке. – И вы проработали у нас почти три месяца?

– В конце следующей недели будет три месяца, да, – подтверждаю я, вспомнив, сколько должен был длиться мой испытательный срок.

– И как вам у нас в «Гейтхаус»? – спрашивает он с обезоруживающей улыбкой. Как будто ему правда интересно мое мнение.

– Просто замечательно! – с энтузиазмом отвечаю я. – Все такие… – Уже собираюсь снова сказать «замечательные», но останавливаю себя, чтобы «избежать повторов» (любимая фраза нашего главного редактора). – Все так мне помогают! Я многому учусь у мисс Честейн.

– Диана – талантливый редактор, – замечает он. – Этим вы хотите заниматься?

– Да, – отвечаю я, надеясь, что это звучит не слишком самонадеянно. – То есть я понимаю, что предстоит много трудиться и мне еще многому нужно научиться…

– Почему? – перебивает он, глядя мне прямо в глаза.

– Почему что? – озадаченно переспрашиваю я.

– Почему вы хотите работать редактором? – терпеливо повторяет он. – Оплата низкая, в самой отрасли хаос, с авторами работать нелегко – если, конечно, на самом деле вы сами не хотите стать писательницей…

– Нет, – искренне отвечаю я. Всего за несколько собеседований я поняла, что в издательствах с подозрением относятся к ассистентам, которые хотят стать писателями. К счастью, у меня такого желания не было. – Моя мама писательница, и я знаю, какая это тяжелая жизнь. Я хочу… – Помедлив, я смотрю в окно. Поднимающийся над рекой туман смягчает очертания Вест-Сайд-хайвей⁹ и пирсов. Мы и правда могли быть на борту корабля, плывущего по реке Гудзон. Может, поэтому Кертис Сэдвик так много времени проводит у этого окна; жалеет, что не может проплыть вверх по реке к Уайлдклиффу-на-Гудзоне и повторить свою первую победу как редактора – когда он нашел Веронику Сент-Клэр.

– Я хочу помогать писателям, – говорю я, вновь поворачиваясь к мистеру Сэдвику и встречая его взгляд. – Как и вы. Все говорят, что это благодаря вашей редактуре «Секрет Ненастного Перевала» стал шедевром.

Его губы дергаются, то ли в улыбке, то ли в гримасе.

– Вы считаете эту книгу шедевром?

– Она изменила мою жизнь, – отвечаю я, сжав руки, и задеваю конверт на коленях – в котором, как я вспоминаю, лежат письма. – И жизни многих других читателей, – добавляю я. – Мы каждый день получаем письма с просьбами о продолжении…

Он смеется, но смех это невеселый.

– Ах, продолжение, этот зов сирен… Да, если бы только Вероника написала продолжение, это решило бы все наши проблемы. Лично я никогда не понимал, почему все так его просят…

– Это из-за того, как заканчивается книга, – порывисто перебиваю я. Пока я буду говорить, он не сможет меня уволить. – То есть, не поймите меня неправильно, финал у книги не открытый, но к концу ты уже так любишь Вайолет и Джен, что хочешь узнать об их дальнейшей судьбе. Куда они отправились после пожара? Призрак Кровавой Бесс все еще преследует их? Получается, мы даже не знаем, в чем же настоящий секрет Ненастного Перевала!

Брови мистера Сэдвика ползут вверх, и он смеется – коротким смешком, от которого я сначала вздрагиваю, а потом расслабляюсь. По крайней мере, я отвлекла его от забот.

– Я сказал то же самое Веронике, – с доверительной улыбкой признается он. – И умолял ее написать эпилог, но она отказалась. Сказала, что ненавидит эпилоги, потому что они слишком обстоятельно связывают всю историю. Ее читатели, – начал он более высоким голосом, будто имитируя голос автора, – оценят, что им оставили простор для воображения.

– Ее читатели, – говорю я, поднимая конверт с письмами, – хотят продолжения.

Доверительная улыбка исчезает с его лица, и я вижу, что к нему вернулось прежнее настроение.

– К сожалению, это никак невозможно. Как вы, должно быть, слышали, Вероника Сент-Клэр слепа.

– Она ослепла после пожара, верно? – спрашиваю я, радуясь, что могу похвастаться хотя бы этими знаниями. – Но как это может помешать ей написать продолжение? Она могла бы его кому-нибудь надиктовать, как делали Генри Джеймс и Мильтон¹⁰. Или она могла бы записывать на диктофон…

Кертис Сэдвик хмыкает.

– Не могу представить, чтобы Вероника наговаривала что-то на диктофон, и, боюсь, она слишком ценит свое личное пространство, чтобы вынести присутствие секретарши. – Он вздыхает и печально смотрит на меня: – Никакого продолжения у «Секрета Ненастного Перевала» не будет, а без него, боюсь, не будет и издательства «Гейтхаус». Что подводит нас к причине, по которой я хотел поговорить с вами. Глория рассказала мне, что вы прекрасно справляетесь, а Диане нужен помощник. Но, к сожалению, в нынешних обстоятельствах… – Он разводит руки в стороны. – До вас, скорее всего, дошли слухи. Нас ждет новое путешествие, и мне сказали спустить паруса и сократить груз на борту. Конечно же, я напишу вам отличные рекомендации. Мы можем продолжить платить вам следующую неделю… если только у вас нет других вариантов.

– Нет, – говорю я, поднимаясь на дрожащих ногах, как будто мы и впрямь в море. – Никаких других вариантов у меня нет. Я читаю рукопись из тех, что прислали, и мисс Честейн попросила меня написать рецензию на новую книгу в серии про ясновидящих котов. Мне бы хотелось закончить эти задачи, если возможно.

– О да, ох уж эти коты, – вздрогнув, соглашается он. – Обязательно посмотрите, что можно сделать. Вдруг продажи серии резко вырастут и спасут нас.

– Возможно, – с сомнением отвечаю я. Кайла с Хэдли обсуждали плачевные продажи серии про детектива в чайном магазинчике с котами, я как-то слышала.

Мистер Сэдвик встает и протягивает мне руку. Ладонь теплая и успокаивающая, а пожатие крепкое, но когда я смотрю ему в глаза, из нас двоих это он выглядит так, как будто тонет.

1.Торнфилд (англ. Thornfield Hall) – поместье из романа «Джейн Эйр» Шарлотты Бронтё, впервые опубликованного в 1847 году.
Замок Отранто (англ. The Castle of Otranto) – основное место действия одноименного романа Горация Уолпола, опубликованного в 1764 году. Первое произведение в жанре готического романа. – Здесь и далее примечания переводчика, если не указано иное.

2.Вест-Виллидж (англ. West Village, «Деревня на западе») – западная часть района Гринвич-Виллидж на Манхэттене.

3.Уильям Моррис (англ. William Morris), 1834–1896 гг., известный английский художник, поэт, прозаик, переводчик, издатель, социалист, теоретик искусства, а также ткач. Работал в стиле модерн, больше всего знаменит дизайном тканей и обоев с растительными узорами.

4.Река Гудзон (англ. Hudson river) – река на востоке США, относится к бассейну Атлантического океана. Нижний Гудзон – на самом деле устье всей реки, и вода поступает в него в том числе из океана. По мере продвижения вверх по реке соленость воды уменьшается.

5.Джон Чивер (англ. John William Cheever) – 1912–1982 гг., известен своими рассказами и романами «Фальконер» и «Семейные хроники Уопшотов», обладатель Пулитцеровской премии.
Джон Апдайк (англ. John Hoyer Updike) – 1932–2009 гг., автор 23 романов и 45 других книг, лауреат ряда американских литературных премий, включая две Пулитцеровских премии.
Джон Ирвинг, настоящее имя – Джон Уоллес Блант – младший (англ. John Irving) – 1942 г.р., американский писатель, сценарист, обладатель премии «Оскар».

6.Артур Миллер (англ. Arthur Asher Miller) – 1915–2005 гг., американский драматург, одна из самых известных работ – «Смерть коммивояжера».
Сол Беллоу (англ. Saul Bellow) – 1915–2005 гг., американский писатель, эссеист, педагог. Лауреат множества премий, в том числе Нобелевской премии по литературе.
Гор Видал (англ. Eugene Luther Gore Vidal) – 1925–2012 гг., американский писатель, кино- и театральный драматург.

7.Таверна «Белая лошадь» (White Horse Tavern); Нью-Йорк, США. Излюбленное место нью-йоркских литераторов.

8.«Цветы на чердаке» (англ. Flowers in the Attic) – первая книга американской писательницы Вирджинии Эндрюс из серии «Доллангенджеры» в жанре семейной саги.

9.Вест-Сайд-хайвей – автомагистраль на западе боро Манхэттен, Нью-Йорк.

10.Генри Джеймс (англ. Henry James), 1843–1916 гг., американский писатель, автор более 20 романов.
Джон Мильтон (англ. John Milton) – 1608–1674 гг., английский поэт, политический деятель и мыслитель, один из знаменитых литераторов Английской революции.