Ро готовится к поступлению в колледж и занят сбором документов для смены имени. Лили посещает дополнительные занятия. Тетя Фионы Сильвия собирается сдавать какой-то новый экзамен по работе, и Фи приходится еще чаще приглядывать за Хосе во второй половине дня. Нуала все чаще поручает мне замещать ее в дневные смены.

Поэтому мы не видимся неделю, и это после того как все лето провели, не отдаляясь друг от друга ни на шаг. Это я так сама объясняю себе.

Но я также знаю, что дело тут кое в чем еще. В том, что мы услышали по радио голос Аарона, и в том, что до нас постепенно дошло, что «Дети Бригитты» действительно вернулись в Килбег.

Никому не хочется в этом признаваться. Никому не хочется разрабатывать план боя. Никому не хочется снова рисковать жизнью. Может, мы и в самом деле не просто так получили свои способности, а именно для этого. Но кому захочется брать на себя такую ответственность?

Я спрашиваю Нуалу, каков, на ее взгляд, план «Детей». По ее ответу я догадываюсь, что она уже задумывалась над этим.

– Судя по приглашению Аарона, мне кажется, что они интересуются молодежью, потому что как бы «ищут таланты», – говорит она. – Я следила за ними по новостям. Похоже, их не слишком заботит, что делают взрослые грешники. Уж слишком они сосредоточены на молодых. «Молодежь в наше время» то, «молодежь в наше время» се… В их рядах есть сенситив, что достаточно редко, и им хочется получить второго сенситива, то есть тебя. И это подводит к вопросу: работают ли на них какие-то более взрослые ведьмы и маги?

– Нуала, – начинаю я, потрясенная тем, что не догадалась спросить раньше. – А сколько вообще на свете существует ведьм, магов и сенситивов?

Она задумывается, и я чувствую облегчение, понимая, что это вовсе не глупый вопрос.

– Викка – это не такая религия, где все точно подсчитывают, – говорит она. – Отчасти этим и объясняется ее привлекательность для некоторых.

– Я имею в виду…

Я стараюсь подобрать слова и сформулировать, что же я хочу спросить. Очевидно, что ведьмы и сенситивы существуют; это доказывает сам факт, что я работаю в магазине, где продаются различные магические предметы. Но ведь есть просто увлекающиеся, любители, а есть настоящие ведьмы и маги. Есть люди, которые верят в магию, а есть кто на самом деле обладает магическими способностями.

– Я имею в виду людей вроде меня и моих друзей. Которые могут… всякое. Кто сильнее связан с энергетическими потоками. С круговоротом магии.

– К магии причастны все, Мэйв. Как я уже говорила. И показывала на схеме.

– Да, но ты понимаешь, о чем я.

– Понимаю, – она вздыхает. – Ответить на этот вопрос еще труднее. Конечно, настоящие сенситивы встречаются редко. Один на миллион, я бы сказала. А то и меньше.

– Настолько редко? – недоверчиво спрашиваю я. – И все-таки как-то получилось, что ты знаешь троих, включая Хэвен.

Она моргает. Я понимаю, что не следовало вспоминать ее сестру. Упоминать ее имя имеет право только она.

– Извини, – бормочу я.

Она кивает.

– Да, сенситивы действительно настолько редки, но еще бывают люди, которые рождаются с естественными способностями или со склонностью к каким-нибудь определенным стихиям. Говорят, что легенды о ведьмах, которые не могут утонуть, связаны с некоторыми ведьмами, обладавшими особой связью с пресной водой и родившимися возле озер и рек. И что известные куртизанки были ведьмами огня, создававшими любовные зелья.

На мой взгляд это как-то размыто, и я пытаюсь вернуть Нуалу в более практичное русло.

– Сколько, например, людей, которые могут делать то, что делает Ро? Что делают Лили и Фиона? Ну нечто реальное. Управлять электричеством. Исцелять. Все такое.

Нуала вздыхает. Она очень не любит, когда я требую конкретики, не потому, что любит расплывчатые рассуждения, а потому, что, на ее взгляд, магия сложнее, чем простые вопросы, на которые можно четко ответить «да» или «нет».

– Они существуют, – говорит она. – По разным причинам и с использованием разных методов, но существуют. Они редки, но не настолько, чтобы о них совсем никто не слышал.

* * *

Тем вечером мы встречаемся на теннисном корте впервые за неделю.

– Результаты будут в среду, – говорит Ро безнадежным тоном.

– Хочешь, пойдем вместе?

– Мама с папой собираются…

– Встретимся после?

– Идеально.

Откуда-то издалека доносятся хриплые крики какого-то животного – может, это защищается лиса или дерутся между собой двое котов.

Фиона сегодня тихая. Тасует карты, делит колоду наугад и смотрит, что вышло. Колесо Фортуны. Двойка мечей. Маг.

Я легонько толкаю ее локтем.

– Все в порядке, маленькая леди?

– Просто думаю, – отвечает она. – О монологах.

– О каких еще монологах?

– Для прослушивания в Тринити-колледже.

– Так ведь это будет только в следующем году! Зачем сейчас-то волноваться?

Она снова делит колоду. Четверка пентаклей.

– Там очень большой конкурс. И только мест семнадцать в год.

У меня не хватает энергии успокаивать ее. Особенно если вспомнить, что Фиона получила все роли, все стипендии и все результаты тестов, которые когда-либо хотела.

– Да ладно тебе. Ты же Фиона Баттерсфилд. А это означает – практически застрахованная от провала.

– Не говори так, – холодно произносит она.

– Почему?

– Потому что это неправда.

Она яростно нажимает пальцем на следы укусов мошек, наблюдая за тем как на глазах заживает кожа, несмотря даже на проступающую каплю крови. Мне становится немного не по себе.

– Не делай так, – говорю я.

– Не указывай мне, что делать, – огрызается она так строго, что Ро тревожно вскидывает голову.

Молчание. У меня такое ощущение, как будто я сделала что-то не так, но не знаю, что именно.

– Хочешь, почитаю тебе Таро? Расклад из трех карт?

Она кивает.

– Хорошо, тогда тасуй, – говорю я, и она тасует карты.

Какое-то время едва слышен только шорох карт.

– Сегодня новолуние, – вдруг заговаривает Лили. – Ты же в новолуние забрала меня?

– Забрала тебя?

– Из реки.

– Когда мы спасли тебя? Да, тогда было новолуние.

– Говорят, что в это время ведьмы сильнее всего.

– По-моему, в книгах пишут, что это просто хорошее время для темных искусств, – поправляет ее Фиона. – Для наших теневых половин.

Похоже, Лили воспринимает ее ответ как поощрение.

– Сейчас, кое-что покажу, – говорит она, встает, берет бутылку с водой и уходит.

Мы садимся, балансируя на вытянутых руках. Еще одно световое шоу? Вроде неплохо.

Лили доходит до самого края корта. Фиона выбирает свои три карты. Я переворачиваю первую – карту прошлого. Солнце.

– Радость, – говорю я, слегка улыбаясь. – Неудивительно. После такого-то лета.

Она переворачивает следующую карту – карту настоящего.

– Девятка жезлов.

– Упрямство, защитное поведение, – автоматически произношу я, чувствуя, что объяснений это не потребует.

– Что она делает? – спрашивает Ро.

Слышен звук сминаемого пластика, затем звук капель. Мы вглядываемся. Отсюда не разобрать, чем именно занята Лили. Слишком темно, и она слишком далеко.

Ро прищуривается.

– Она что… поливает забор?

Прежде чем я успеваю удостовериться в том, правда или нет, Лили поливает водой проволочное ограждение, раздается резкий металлический скрежет.

– Лили, – громко говорит Фиона. – Что ты там сделала?

Мы аккуратно встаем, ощущая, как начинают затекать конечности. В воздухе вновь ощущается тепло, но не такое, какое выделяется при работе с магией. Это нечто другое. Пахнет медью – как иногда медь пахнет кровью.

– Ты наэлектризовала забор? – громко спрашиваю я.

С противоположной стороны площадки доносится возбужденный смех.

– О господи, – бормочет Ро и произносит громче, слегка настороженным тоном: – Ну хорошо, Лили, молодец.

Никакого ответа.

– Думаю, нам пора домой, – снова громко произносит он. Все мы беспокойно переглядываемся.

– Так мы можем пойти домой? – в моем голосе проскальзывают нотки страха. – Если мы коснемся забора, нас не…

Вдруг раздается треск, за ним тут же резкий, высокий животный крик, а за ним глухой удар чего-то падающего на землю.

– Что это было? – неожиданно для себя я перехожу на шепот.

До нас доносится нечто вроде кваканья вперемешку с бульканьем. И сухой горячий запах. Как будто что-то поджарилось. Мы идем на звук. Нас встречает Лили с пышной от электричества копной светлых волос.

Птица. Точнее, сорока. Решила сесть на заряженный Лили забор, и ее ударило током. Птица ковыляет, в страхе пытается убежать от нас подальше.

– Ты что наделала, Лили? – спрашивает Ро.

– Да так, тренировалась, – отвечает Лили без всякого сожаления. – Мы ведь собирались потренироваться.

Фиона нагибается в попытке схватить сороку. Та распушивает перья, разводит крылья, стараясь придать себе большой и грозный вид, но понятно, что она до смерти боится Фиону.

– Стой смирно, глупышка, – говорит Фиона. – Я же хочу помочь тебе.

Редко когда увидишь птицу настолько близко. Блестящий клюв, глазки-бусинки. Они действительно ужасные по-своему.

Фиона обхватывает ее руками.

– Крыло. Она обожгла его о забор.

Я перевожу взгляд на Лили, ожидая, что она испытает хотя бы слабые угрызения совести от того, что доставила страдания невинному существу. Но… ничего.

– Так исцели ее, – спокойно говорит Лили.

Через несколько мгновений Фиона отпускает птицу, и та улетает, немного виляя и нисколько не выражая благодарности.

– Одна – к несчастью, – вспоминает Ро старую считалку и машет рукой сороке на прощание.

– Две к удаче, – продолжает считалку Фиона. – Кто-нибудь видел вторую?

– Нет, – едва слышно отвечаю я и добавляю: – Молодец, Фиона.

Всех нас потрясло происшедшее. А ведь на месте птицы могло оказаться существо побольше. Лиса, собака, человек.

Порыв прохладного ветра разбрасывает карты. Мы бежим подбирать их, но они разлетаются по всему корту. Мы так и не узнаем, какой была последней карта в гадании Фионы – карта будущего – потому что она теряется на ветру.

7

Эпизод с сорокой тревожит нас троих. на протяжении следующих нескольких дней мы трое обсуждаем его по отдельности: я с Ро, Ро с Фионой, Фиона со мной. Вспоминаем то мгновение, когда нам показалось, что Лили заманивает нас в ловушку на теннисном корте; как она хвасталась своими способностями, как совершенно не жалела пострадавшую от ее рук сороку.

На что еще способна Лили? Все мы мысленно задаем этот вопрос, но не произносим его вслух. Не только магически, но и морально?

На следующий день Ро должен получить результаты, и мы договариваемся встретиться в «Кафе Брайди» после того, как он поговорит с родителями. Я покупаю два эклера с соленой карамелью и огромный чайник чая, чтобы отпраздновать это событие, сажусь на низкий диванчик возле двери и жду.

И жду.

Несколько раз проверив свой телефон, я начинаю беспокоиться о том, что он получил неутешительный результат и не хочет меня видеть. Поэтому я стараюсь снизить на несколько октав уровень тревоги в своих сообщениях. Стираю сообщение «Скорей бы отпраздновать!» и вместо этого пишу «Скорей бы встретиться!».

Через двадцать минут ко мне подходит Брайди.

– Извини, дорогуша, – говорит она извиняющимся тоном.

Это довольно пожилая женщина, ей не меньше восьмидесяти, и раньше она всегда была очень добра ко мне.

– Этот диван у нас забронирован. Не могла бы ты пересесть за столик поменьше?

– Забронирован? – переспрашиваю я, оглядываясь.

«Кафе Брайди» – самое дешевое во всем Килбеге. Я даже удивляюсь тому, что сюда можно позвонить и забронировать место.

Я перебираюсь за столик на двоих. Чай быстро остывает. Я отколупываю пальцем кусочки карамельной глазури. Потом заходит какая-то группа – четыре парня, старше меня на несколько лет. Поначалу я едва обращаю на них внимание и снова набираю сообщение Ро. И тут слышу свое имя. Напротив меня вдруг садится Аарон.

– Для меня? – спрашивает он, указывая на эклер.

– Нет, – резко отвечаю я. – Оставь меня в покое.

– Ну что, подумала?

Инстинктивно мне хочется встать и уйти, но тут я понимаю, что могла бы воспользоваться подвернувшейся возможностью. Чем дольше Аарон будет говорить со мною, тем сильнее я смогу погрузиться в его сознание и выяснить, что происходит.

– Ты хочешь, чтобы я присоединилась к «Детям». Зачем?

Трудно читать чьи-то мысли и начать Процесс, если человек смотрит прямо на тебя. Я пытаюсь по мере сил очистить свое сознание.

– Думаю, так для тебя будет лучше. Мне кажется, ты очень одинока.

Уж слишком он меня раздражает. Мой разум отказывается очищаться.

– Громкие рассуждения для того, у кого нет друзей.

– А этих как ты назовешь? – он указывает кивком на сидящих на диване парней.

– Приспешники.

– Она все еще ненавидит тебя? Ну то есть Лили, – спрашивает он.

– Да, – я смотрю прямо ему в глаза.

– После всего, что ты сделала? Чтобы вернуть ее? Как-то немного грубовато.

– Почему ты говоришь со мной об этом?

Он барабанит пальцами по столу.

– Понимаешь, мы можем кое-чем помочь тебе.

– Помочь? Чем вы вообще можете мне помочь?

Аарон разводит руками.

– Ну не знаю. Любовные чары, чтобы удержать Ро. Дружеские чары, чтобы Фиона никогда не покидала тебя. Что-нибудь, чтобы тебе было легче в школе. Чтобы вообще не обращать внимания на школу.

Моя спина выгибается, словно у кошки. Я понимаю, что так действует сила Аарона. Она способна находить самые слабые места. На секунду я ощущаю себя обнаженной. Беззащитной. Все мои худшие черты как на ладони.

– О, правда? – шиплю я. – И, полагаю, все это бесплатно?

– Тебе не придется участвовать ни в каких проповедях, если не хочешь.

– О, как любезно.

Аарон подбирает волос со своей одежды. Длинный и темный – точно мой. Наверное, волос упал с моей куртки, висящей на стуле, на котором теперь сидит он, но все равно это меня тревожит. Нечто, принадлежащее мне, находится на нем.

– Все, что ты сделала с Лили, – заговаривает он снова. – Любые заклинания, чары, привороты…

И тут кое-что происходит. Время как будто замедляется. То мимолетное выражение лица, которое должно длиться не более полсекунды и быть совершенно незаметным для обычного человека, становится ясным и вопиюще очевидным. Его взгляд скользит по мне, и на лице его отражается неуверенность. «Заклинания, чары, привороты…» Он бросает крючок наугад.

Он как бы вдруг открыл мне все свои карты.

Я широко улыбаюсь.

– Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что мы сделали, правда? – говорю я, пытаясь придать своему голосу как можно больше силы и превосходства. – Ты же удивляешься, что нам удалось вернуть Лили. Вы пытаетесь понять, как это произошло. Вот почему вы не оставляете меня в покое.

Секунду он ничего не говорит, а только, как кажется, глотает воздух. Способность видеть его так ясно, так кристально четко определять его мотивы – неужели это такая особая магия, которой обладают сенситивы? Неужели мы действительно похожи как какие-то странные магические близнецы?

– Совершенно не понимаешь, что происходит, правда, Аарон? – я продолжаю растягивать губы в самой широкой ухмылке, на какую способна. – Понятия не имеешь, зачем ты вернулся в Килбег, не представляешь, как мы спасли Лили… просто какой-то бесполезный прихвостень, правда?

Он устраивается поудобнее на стуле, потерянное выражение на его лице сменяется любопытно-подозрительным взглядом. Я чувствую, как у него шевелятся в голове шестеренки. «Откуда она знает, что я не знаю, зачем мы здесь?»

– Брайди, – обращаюсь я к проходящей мимо хозяйке заведения. – Можно попросить коробку, чтобы взять с собой пирожные?

Она кивает в знак одобрения – возможно, заодно соглашаясь с тем, что я слишком засиделась.

– «Детям» нужна магия, правда? – продолжаю я.

Не знаю, откуда у меня взялись эти слова и такое самообладание. Говорю словно персонаж фильма. Нужно поскорее уйти, пока я все не испортила.

– Им надоело все, что ты можешь предложить. Они просто используют тебя как приманку для ловли больших акул.

Надеюсь, что именно так охотятся на акул.

Брайди возвращается с белой коробкой, и я осторожно перекладываю в нее пирожные. Каждое действие я стараюсь выполнять подчеркнуто уверенно, словно говоря: «Посмотрите, я такая сильная, что могу говорить обо всем этом, одновременно собираясь на пикник».

– Думаешь, что мне есть чему поучиться у «Детей»? – продолжаю я, завязывая коробку. – А тебе не кажется, что, возможно, это вы можете чему-то поучиться у нас?

Теперь, когда пирожные в безопасности, я встаю и хватаю свою куртку.

– Это второй раз, – спокойно произносит Аарон.

– А что будет на третий? – парирую я. – Или тебе кажется, что ты имеешь дело с несмышленым карапузом? Потому что я-то знаю, что, когда мама досчитает до трех, ничего особенного не будет.

На ходу я бросаю взгляд на парней на диване, которые все это время внимательно следили за нашей беседой. Все они чрезвычайно симпатичные, что неудивительно. Я даже немного возмущена тем, насколько они бесхитростны и примитивны. Настоящие «дети». И это все, что они могут предложить? Двадцатилетних красавчиков и идеологию ненависти? Да кому вообще до них есть дело?

На улице меня почти полностью ослепляет солнечный свет. Едва выйдя из кафе, я заворачиваю за угол, прижимаюсь спиной к холодной стене и погружаю лицо в тень. Уверенность и сила покидают меня. Внезапно, подкошенная собственной слабостью, я начинаю плакать.

* * *

Когда мы наконец-то встречаемся с Ро, он не перестает извиняться. Мы сидим в его машине и едим эклеры. Свежий крем из-за жары начинает уже подкисать. Машина стоит рядом с рекой, на небольшой окруженной деревьями улочке, где люди паркуются, чтобы прогуляться с собакой.

– Мама с папой совсем распсиховались! – ворчит он.

– Но почему?

Он показывает мне распечатку.

– Господи, Ро! – почти кричу я. – Тут написано, что ты получил пятьсот девяносто.

В выпускной аттестат заносятся оценки по шести лучшим предметам, так что максимальная оценка – шестьсот.

– Да, – пожимает он плечами. – Отлично, правда?

– Так чего ж ты хмуришься? Это потрясающе! Ты гений!

Я снова смотрю на распечатку.

– Ох… ну ты и… о-о-о… – единственное, что вырывается у меня.

– Ну да. Папа разбушевался, потому что я якобы зря потрачу баллы на изучение английского в Килбегском университете. А потом мама расплакалась.

– Почему?

– Наверное, потому что ее отец всегда мечтал, чтобы в семье был врач? Не знаю. Как-то странно все пошло, – он вздыхает. – В общем, я поведал им новости. Решил, как бы сказать… содрать все пластыри сразу.

Мои глаза распахиваются. Подумать только – совсем недавно я считала себя самой храброй, отчитав Аарона, но это ничто по сравнению с Ро.

– Ты рассказал им о смене имени?

– Да, – снова он пожимает плечами. – Причем это рассердило их меньше всего.

Он смотрит на свои пальцы, и я понимаю, что какую бы новость он им ни сообщил, сейчас он готовится поведать ее мне.

– Ро?

– Я уезжаю в турне, – вдруг решительно проговаривает он. – С Хонор.

Он выдает эту информацию с безрассудством ребенка, отпускающего шарик с гелием. Я мысленно наблюдаю, как тот уносится вдаль, все выше и выше от меня, от моей жизни.

– И… когда вы договорились?

– Она связалась со мной через несколько дней после выступления. Сказала, что планирует мини-тур по Ирландии в ноябре. Две недели.

– Ну что ж, это замечательно, – говорю я, дергая его за рукав и стараясь не замечать комка в горле. – Отлично. И тебе не придется долго пропускать занятия, правда? Ведь именно поэтому ты выбрал английский, не так ли? Много сочинений, которые можно писать в свободное время. Книги же можно читать, когда угодно.

Он кивает и продолжает:

– Если все пойдет хорошо, то она сказала… что мы могли бы обсудить мое участие в ее европейском туре в апреле. Но ей очень понравилась «Маленькая частная церемония». Она надеется, что мы прекрасно поладим в дороге.

Я с усилием сглатываю комок. Все меня бросают.

Он беспокойно поглядывает на меня, опасаясь моих слов, моей реакции. Нет, Мэйв, не порть ему радостный момент.

– Это так здорово, – говорю я, обнимая его. – Просто великолепно. Европейский тур!

– Она еще может и не пригласить меня, – говорит он смущенно. – До этого еще далеко.

– Время быстро пролетит, – отвечаю я, не в силах сдержать мрачные нотки в голосе.

Ро, кажется, не замечает их.

– А если европейский тур пройдет хорошо, то, возможно, я отложу второй курс в колледже.

Я провожу рукой по его волосам, стараясь не прослезиться.

– И гений, и рок-звезда.

– Как странно, – говорит он. – Тот вечер, когда Аарон сорвал наше выступление. Ведь именно поэтому Хонор услышала о нас. Поэтому и связалась с Мил. С ума сойти. Все произошло из-за Домохозяйки.

– Надежду сулит она всем, – улыбаюсь я. – А может, печаль.

И тут, пока я держу Ро за руки, мне на ум приходят слова Аарона: «Ты очень одинока».

Я знаю, что я не одинока. Я обнимаю Ро. У меня есть друзья, которые меня любят. Ну то есть подруга, которая меня любит. Но чем чаще они строят планы о своем блестящем будущем, о раскрытии своих потенциалов, чем больше рассуждают о своей дороге в жизни, тем сильнее мне кажется, что они удаляются от меня. И что я останусь в Килбеге одна.

Я целую Ро в шею, в ухо, в губы. Сажусь ему на колени.

– Я люблю тебя, – шепчу я. – Люблю тебя и горжусь тобой.

Но на самом деле мне хочется сказать: «Не покидай меня, не покидай меня, не покидай меня».