Kitabı oxu: «Упавший лист взлетел на ветку. Хроники отравленного времени», səhifə 2
Глава 3. Нагорный. Куда ты прешься, господи!?
Бросая в воду камешки, смотри на круги, ими образуемые; иначе такое бросание будет пустою забавою.
Козьма Прутков
Когда закончился последний урок, я вышел из класса и пошел в учительскую со смутным чувством – что-то среднее между чувством выполненного долга и чувством каторжника, выполнявшего тяжелую бесполезную работу, которому наконец-то сказали: «Хватит!».
Я уже собирался завершить все дела, и предвкушал грядущие выходные, но тут, проходя мимо директорского кабинета, вспомнил. Вспомнил о том, что я должен туда зайти. Я минуту постоял, глядя на обитую зеленым дерматином дверь, раздумывая стоит ли стучать. Потом я махнул рукой и вошел без стука.
Там в кабинете за массивным столом, уткнувшись в бумаги, и сидел он. Назовем его… Ну, собственно говоря, мы его так и назовем – Директор.
Репутация у Директора была так себе. Как, впрочем, и у меня.
Увидев меня, Директор отложил бумаги в сторону, снял очки и повернулся полубоком, глядя на меня, словно попугай, левым глазом.
Коллектив школы единодушно считал его хапугой и растратчиком, которого лишь по большому недоразумению еще не посадили. К тому же был он то ли евреем, то ли полуевреем, поэтому каждый год возрождались слухи, что обчистит он в ближайшее время школу до ниточки и уедет в этот… Ну, сами знаете, куда!
Дети же были уверены, что из его кабинета есть выход в тайную комнату, где он регулярно лупит по голым попам двоечников и двоечниц розгами, плетками и палками. Двоечники и двоечницы, правда, эту легенду никогда не подтверждали.
– О! Александр Сергеевич! Хорошо, что вы ко мне зашли. – потирая руки, произнес Директор.
– Да-да. Учитель русской литературы Нагорный по вашему приказанию прибыл! – отшутился я.
– Да бросьте вы, бросьте. Что это у вас за военные шуточки. Присядьте.
Я присел. Директор стал прохаживаться по кабинету. Кабинет его был небольшой, и он ловко лавировал по нему между предметами мебели.
– Знаете, Александр Сергеевич, я понимаю, что у вас значительная педагогическая нагрузка. Поэтому я… Я… – он остановился, полез в карман, достал оттуда белоснежный платок и тщательно вытер им губы.
– Я почти никогда не нагружал вас общественной работой – продолжал он – но сегодня… Сегодня – особый случай.
– И что у нас сегодня? – без особого энтузиазма спросил я.
– Сегодня у нас в школе дискотека. Вот, есть распоряжение отдела образования – и он протянул мне листок бумаги с гербовой печатью.
Ну, дискотека, так дискотека. Это все-таки не собрание комсомольского актива, пережить можно.
– Дети, соответственно, будут отдыхать. А педагоги, соответственно, будут работать. Работать, значит, следить за порядком и прочее. Так что прошу – и он протянул мне еще один листок с отпечатанным текстом – вот приказ. Распишитесь, что ознакомлены.
Затем он мне протянул еще листок со столбиком фамилий. Напротив, некоторых из них стояли подписи.
– Вот еще, пожалуйста – сказал он.
– А это еще что? – спросил я.
– А вот здесь распишитесь в том, что я вас проинструктировал.
– Проинструктировали? О чем?
– Об этом вам расскажет Елена Петровна. – он посмотрел на часы – В восемнадцать тридцать.
– А вы?
– А я, к сожалению, буду на другом мероприятии.
Я молча расписался.
– Все, спасибо за понимание – Директор забрал у меня листочки, – Прошу не опаздывать. Начало дискотеки в девятнадцать. Сбор в вестибюле на первом этаже в восемнадцать тридцать.
Я встал. Мы с директором обменялись сдержанными рукопожатиями, и я вышел.
Спорить я не видел смысла. Да, и спорить было, собственно говоря, не о чем.
Дискотека – значит дискотека. С одной стороны, я терял несколько часов времени. С другой стороны, приобретал бесценный опыт, который вряд ли забудется.
Я посмотрел на часы. До сбора в вестибюле первого этажа у меня был час времени с небольшим. Идти домой не было смысла, как, впрочем, и торчать здесь, в школе. Я решил прогуляться по окрестностям – стоило немного подразмяться. Ведь дежурство на дискотеке – дело нешуточное. Если эти детки разгуляются, тогда да, жди неприятностей…
Как там в детских частушках поется?
Маленький мальчик нашел пистолет – больше в деревне милиции нет.
Или:
Маленький мальчик нашел пулемет – больше в деревне никто не живет.
Да, веселые частушки. С черным юморком…
Я вышел из школы и пошел куда глаза глядят. В лицо мне дул свежий ветер. Навстречу шли люди, они были мрачные и серые. Все о чем-то думали. Никто не улыбался. Никто не радовался жизни.
Интересно, а я такой же мрачный и серый? Угрюмый? Или нет? Я попытался посмотреть на себя со стороны. Идет такой весь серьезный, учитель Нагорный. Александр Сергеевич Нагорный – недавно вышел из уборной! В сером плаще, в штанах а-ля «Сталин в Кунцево», руки в брюки, морда канделябром. Хорошо еще, что без шляпы. Ничего, кстати, что я без шляпы?!
Нет, это все никуда не годится… Абсолютно неприемлемая ситуация… Срочно нужно исправлять.
Для начала надо попробовать улыбнуться. Вот так. Вот хоть чуть-чуть.
Или хотя бы сделать морду попроще.
Порадоваться жизни.
Я вдохнул полной грудью весенний воздух. Потом была весьма слабая попытка улыбнуться, но даже она внесла немало смуты в ряды шедших мне навстречу граждан. Женщина в двумя пакетами в руках глянула на меня искоса, слегка покраснела и опустила глаза. Шедший за ней молодой человек стал отряхивать себе рукава, и в конце концов, проверил, застегнута ли у него ширинка.
Следом шел пролетарий, который при виде меня надвинул кепку на глаза и процедил сквозь зубы:
– Лыбишься чего?! – и сплюнув под ноги, пошел дальше. Руки в брюки, морда канделябром.
Вдруг рядом взвизгнули тормоза. Я оглянулся и увидел, что недалеко от меня притормозил автомобиль. Я присмотрелся. За рулем сидел какой-то мордоворот, а рядом с ним был светловолосый человек среднего телосложения, который высунулся в открытое окно и махал мне рукой. Я остановился в недоумении и, на всякий случай, обернулся проверить, не стоит ли кто за мной.
За мной никого не было, и, когда я повернулся назад, то увидел, что этот человек уже вышел из машины и шагает мне навстречу.
– Привет, Сашка!! – воскликнул он.
Интересно, кто же это.
– Привет. – сдержанно ответил я.
Ах да, это же Штык.
– Рад тебя видеть, Сашок!
Штык, – это кличка такая. Погоняло.
– И я тебя. Как дела?
Просто Штык. Коротко и ясно.
– Да, все путем. Ты-то как, Санька?
Как там говорится? Пуля дура, а штык…
– Да ничего.
А Штык? Штык – молодец.
– Чем живешь?
Да, молодец.
– Да вот, в школе, детей учу.
А имя-то у него какое? Дай Бог памяти…
– Да ты заходи ко мне, я по вечерам в «Росинке»… Поговорим.
Как же его зовут?! Кажется, Сергей…
Серега Штык.
Пока я стоял так в недоумении, перебирая имена, он уже похлопал меня по спине, как там говорится у них, «дал краба», и, сел обратно в автомобиль, который сразу же тронулся и исчез в редком потоке проезжавших по бульвару машин.
Я пошел дальше, все больше удивляясь. Этого человека я встретил когда-то очень давно, за несколько тысяч километров отсюда, совершенно случайно, по абсолютно не относящемуся к моей нынешней жизни поводу.
Когда-то, когда я отслужил в армии… То есть меня оттуда откомиссовали по болезни…
Впрочем, давайте обо всем по порядку.
Вернулся я в школу как раз вовремя. Елена Петровна начинала инструктаж.
Она говорила достаточно долго, но вся ее речь сводилась к тому, что надо быть бдительными, надо не допускать и пресекать, посторонних в школе быть не должно, и, конечно же, никаких там драк и поножовщины.
– А оружие дадут? – поинтересовался учитель труда.
– Какое оружие, Михальский?! Оружие нам не положено!
– Ну, Петровна, хотя бы для устрашения.
– Для устрашения мы будем тебя, Михальский, и использовать, в небритом виде. А вот еще и Нагорного. Он и без оружия страшный.
Михальский почесал затылок и тайком погладил лежавший в кармане напильник.
– Никакого рукоприкладства! – продолжала Елена Петровна – Если вы видите внештатную ситуацию, четко, авторитетно убеждайте нарушителей, что, если они не прекратят свои противоправные действия, то будут подвергнуты наказанию. Если не получается, свистите в свистки, которые я вам сейчас раздам. Обо всем произошедшем сообщайте в штаб. Штаб на втором этаже в учительской, если кто не знает.
Потом последовали более конкретные инструкции.
– Запускаем только по билетам! Повторяю, чужих на мероприятии быть не должно. Курение, распитие алкоголя и драки запрещены! После мероприятия на территории школы никого оставаться не должно.
Потом всех пригласили в штаб. Штаб представлял собой отдельный стол в учительской с телефоном, ручкой и пухлой тетрадью.
Там же всем раздали свистки и красные повязки. Следующие пятнадцать минут все занимались тем, что надевали друг другу на рукава повязки, смотрелись в большое, висевшее на двери зеркало и друг друга оценивали.
Вдруг я услышал какой-то жуткий невообразимый звук непонятного происхождения, будто бы я оказался в самом тоннеле метро у проносящегося на полной скорости поезда. Звук продолжался секунд пять, а потом прекратился. В наступившей тишине казалось, что я оглох.
Посреди учительской стоял учитель физкультуры со свистком в губах. Все ошарашенно смотрели на него в звенящей тишине.
То, что последовало далее, позволило мне убедиться в том, что слух у меня все же сохранился.
– ПЕТРОВ!!! – орала Елена Петровна, ненамного тише злополучного свистка – ТЫ МЕНЯ ЧУТЬ ДО ИНФАРКТА НЕ ДОВЕЛ! ЭТО Ж ПОЖАРНЫЙ СВИСТОК! ИДИ ДАВАЙ СВИСТИ В СВОЙ!
Петров насупился, что-то там бормоча о пробном запуске.
Потом все разошлись дежурить.
Сперва я стоял на входе с каким-то тщедушным десятиклассником, который проверял билеты. Парень, очевидно, неловко чувствовал себя в этой роли. Я стоял рядом и смотрел то на поток школьников, то на парня, который все время делал какие-то лишние движения.
Да, что ж ты дергаешься то так…
Потом на горизонте появился известный в школе хулиган, тот еще отморозок. Школу он уже закончил, а может быть его просто оттуда выгнали, и он доучивался в другой, но билета у него явно не было. На дискотеку попасть, он скорее всего, хотел. Он подошел ко входу. Стоявший рядом со мной десятиклассник тихо произнес:
– Ваш билет?
– Чего? – хулиган картинно приложил ладонь к уху
– Нужен билет.
Хулиган подошел вплотную к парню, толкнул его животом, а затем повернулся и побрел восвояси. Через метров пять он обернулся и тихо произнес:
– Потом поговорим…
Парень побледнел и замер. Я решил его как-то подбодрить и сказал:
– А знаешь, ты вполне мог бы его скрутить и сдать в милицию.
– А!? Ага…
– Ведь ты дежурный.
– Угу…
– У тебя есть красная повязка. Обязательно надо было показать ему красную повязку.
Парень явно не захотел приободрятся и молча стоял с понурым видом.
Затем поток людей иссяк и стало слышно, как внутри включили музыку.
Через некоторое время меня сменил учитель географии.
Освободившись от своего поста, я пошел по коридорам, смотря по сторонам. Кругом было много школьников. По-моему, многие из них уже покурили, и даже выпили.
Затем я поднялся на третий этаж. Там гремела музыка. С минуту я посмотрел на происходящее, а потом пошел обратно.
Когда я спускался по боковой лестнице, на площадке между вторым и третьим этажом я увидел Михальского, который держал на вытянутых руках за грудки какого-то кудрявого подростка. Подросток отчаянно вырывался и махал ногами, пытаясь ударить Михальского в пах. Но руки у учителя труда были длинные и сильные, поэтому попытки такого рода были безуспешными.
– Помощь нужна? – коротко спросил я.
– Ничего, справимся. – ответил Михальский, весь красный не то от злости, не то от натуги – Сейчас эта тварь устанет, и я выкину его на улицу к чертям собачьим!
Спустившись на первый этаж, я подошел к туалету и заметил там какую-то нездоровую активность. Я приоткрыл дверь, пытаясь понять, что там происходит. Оттуда доносился смех вперемежку с руганью. За дверями было темно. Я пощелкал выключателем, но света в туалете не было. Было слышно, как по кафелю катится пустая бутылка. Потом смех утих и стали слышны голоса:
– У меня только одна маленькая проблемка. Я не вижу, куда ссать!
– Спокойно, Вася! Ссы наощупь, ты пьян.
Мне часто кажется, что все мы чего-то не понимаем. Садимся не на тот поезд, сходим не на той станции. Живем не своей жизнью. Воспитываем чужих детей. Делаем чужие дела. Учим тому, чего сами не умеем. Что-то кому-то пытаемся доказать.
Черное считаем белым, врагов считаем друзьями, скучную унылую жизнь считаем счастливой.
Что-то путаем.
Я часто вспоминаю историю про человека, который вдруг стал считать себя похожим на Бога. Когда его спросили, почему, он сказал:
– А мне вчерась старушка на рынке сказала.
– Да, и что она сказала?
– Да, так и сказала: Куда ж ты прешься, Господи!
Я пытался рассмотреть, что происходит в туалете и в конце концов постучал по дверям и громко сказал:
– Эй, что здесь происходит?
– Да пошел ты! – скрипучим кривляющимся голосом ответил кто-то.
Раздался взрыв хохота. Стало обидно…
Я тихонько зашел внутрь, плотно закрыв за собой дверь, и что есть силы дунул в свисток…
Глава 4. Лютый. Дело благородное.
За чужой счет пьют не только язвенники и трезвенники,
Но и те, кто и пить-то сегодня, собственно говоря, не собирался.
Трезвенник поневоле
Утром Лютого разбудил телефон. Подойдя на непослушных ногах к тумбочке, на которой стоял аппарат, он снял трубку.
– АЛЕ! – недовольно и резко ответил он.
– Здарова, придурок! – послышалось в ответ.
Вообще, на свете было не так уж и много людей, которые вот просто так, безнаказанно, могли назвать Лютого придурком. Номером первым из них, конечно же, был Папа.
Ну а вторым…
Вторым был Бротхер… Он же Бро. Как уже было сказано, – закадычный друг, с которым были пройдены огонь, вода и медные трубы, съеден не один пуд соли, и выпита не одна цистерна пива и более крепких напитков.
Бро был непризнанным гением и интеллектуалом. Знал он очень много, но вещи которые он знал, как правило, были не очень полезными в жизни. Например, названия практически всех видимых невооруженным глазом в Северном полушарии звезд. Или имена и даты правления римских императоров.
Был он весьма начитан, и, если бы не лень и тяга к спиртному, возможно, нашел бы себя в какой-нибудь из наук. Был он, как уже говорилось, гением непризнанным и в своей трудовой деятельности все время циркулировал между профессиями санитара морга, помощника гримера в театре и сторожа в музее.
Был он любителем загадок, тайн и различных конспирологических теорий, сочетал в себе довольно противоречивые качества, будучи одновременно мизантропом и оптимистом, и втайне мечтал стать членом какой-нибудь тайной ложи или, на худой конец, настоящим системным, «тру» хиппи.
– Сам ты придурок! – огрызнулся Лютый – Чего звонишь с самого утра?
– Как чего? Ты что, разве не слышишь этот вечный зов? – зловеще протянул в трубку Бротхер.
Обычно, когда речь шла про вечный зов – это означало, что Бротхер просто хочет в ближайшее время потрепаться за выпивкой.
– А бабло? У меня – голяк.
– Бабло будет. Мне премию дали.
– Серьезно? – спросил Лютый.
– Да. У нас есть шанс уничтожить двух врагов сразу… – ответил Бротхер.
– Каких таких врагов?
– Бабло и бухло…
– Все бухло не выпьешь – заметил Лютый.
– Но мы будем стараться. – подытожил Бротхер и положил трубку.
Как правило, вечный зов подразумевал треп с выпивкой в компании из трех человек.
Третьим в этой компании, а также номером третьим в списке VIP-персон для Лютого был Чувачок… Был он педагогическим мусором, за всю жизнь не прочитавшим ни одной книги. Любил он риск и карточные игры, а в многочисленных передрягах, в которые попадала их небольшая компания, особую ценность представляло его умение, несмотря на свою невзрачную внешность, совершать отчаянные нестандартные поступки, например, бегать за кем-нибудь из врагов со спущенными штанами, пытаясь попасть в него струей мочи.
Неформальным лидером в их компании, естественно, был сам Лютый. Он всегда был один за всех, не дурак был начистить кому-нибудь рыло почти всегда, и, напомним, не боялся никого, кроме Папы. Своего, конечно же, не Римского.
Из драк он практически всегда выходил победителем, по крайне мере, серьезно бит за всю свою жизнь он был всего два раза.
Первый раз – по малолетству, испугавшись сильного, старшего его на нескольких лет мальчика, который водился со взрослой шпаной, и которого боялась почти вся школа. Потом, правда, Лютый подрос, возмужал, осмелел и метелил за милую душу даже и не таких. Сталкиваясь с многократно превосходящими силами, он не чурался использовать то, что сам называл «стратегическим отступлением», а другие – «делать ноги».
Собственно говоря, из-за плохо спланированного стратегического отступления он и отгреб во второй раз: решив покуражиться, обматерил стоявшую недалеко подвыпившую компанию и впрыгнул в отходящий автобус, позабыв, что автобус, выезжая с конечной делает приличный крюк вокруг квартала. Компания же об этом помнила и не посчитала зазорным совершить легкую пробежку через дворы, чтобы ворваться в автобус на следующей остановке, распугав немногочисленных вечерних пассажиров, и покарать наглеца. Лютый не остался в долгу и, прежде, чем отправиться зализывать раны, отправил нескольких человек в глубокий нокаут.
Положив трубку, Лютый, зевая, пошел умываться. После вчерашней ночной прогулки не хотелось ничего делать, но, если он собирался найти Чувачка к тому времени, когда Бро заканчивал работу, следовало поторопиться. В городе было немало мест, где его можно было найти, и сегодня он мог оказаться в любом из них.
Умывшись, Лютый заглянул в холодильник, достал оттуда палку колбасы, откусил от нее хороший кусок, и, жуя на ходу, пошел одеваться.
Одевшись, он остановился у дверей и немного подумал. В это не очень раннее время Чувачок мог спать дома, играть в секу или буру, опохмелятся со случайными собутыльниками во дворе у магазина, стоять на пятачке у рынка, пытаясь сбыть какой-нибудь честно украденный в чьем-нибудь подвале ржавый утюг, или шататься по парку, лапая за упругие сочные ягодицы проходящих мимо девок и задирая гуляющих с ними кавалеров.
Лютый так и решил начать обход всех этих мест по порядку – с дома.
Было еще значительно раньше полудня, и Чувачок мог отсыпаться после попойки. Жил он неподалеку, практически в соседнем доме, куда и направился Лютый, выйдя на улицу.
Когда Лютый дошел до нужной квартиры и нажал кнопку дверного звонка, он услышал, что за дверью подозрительно тихо. Он позвонил еще раз, потом постучал в дверь – сперва костяшками пальцев, потом кулаком. В конце концов, за дверью послышалось какое-то движение, и испуганный женский голос спросил:
– Кто там?
– Здравствуйте… – ответил Лютый.
– Здравствуйте – послышалось из-за двери. Затем послышался звук надеваемой дверной цепочки, вставляемого ключа и двух поворотов замка, дверь слегка приоткрылась и оттуда выглянул красноватый заспанный глаз.
– Что надо?! – нервно спросил глаз.
– Ммм… А Валера дома? – спросил Лютый после небольшой паузы. Он уже начал забывать, что Чувачок – это Валера.
– Нету его. Тебе лучше знать, где твой дружок ходит!
После этой гневной тирады дверь с шумом захлопнулась – настолько, насколько это возможно было сделать с накинутой двадцатисантиметровой цепочкой.
Следующим местом, куда планировал пойти Лютый, был двор дома возле школы. Там каждый вечер собиралась шпана, они пили портвейн или плодово-ягодную бормотуху и играли в карты. Чувачок иногда там бывал, пил и играл вместе со всеми. Дворик этот был весьма колоритный… За последний год там зарезали двоих или троих, но Чувачка это не сильно волновало…
Двор этот среди местных назывался «Баден-Баден».
До этого места было минут двадцать ходьбы, и когда Лютый, наконец, вынырнул из-за угла и оказался на месте назначения, он увидел, что в Баден-Бадене шли нешуточные разборки. Там опять кого-то били. Били в детской песочнице. Кто-то кому-то надавал оплеух, и получивший по заслугам сидел на песке и вытирал рукавом сопли.
Избиение сопровождалось достаточно убедительной гневной тирадой: про фуфло, про понятия и про карточный долг.
В гневе была брошена на ветер колода карт, по всему двору посыпались короли, дамы и шестерки различных мастей.
Лютый заметил Чувачка на лавочке чуть поодаль. Тот сидел и равнодушно смотрел на происходящее, запивая батон молоком из стеклянной бутылки.
Лютый подошел к нему и сел рядом:
– Привет! Пируешь? – как бы невзначай произнес он.
– Ага, – ответил Чувачок и сделав глоток молока, продолжил – Нашлись добрые люди…
– И что тут у вас за шухер? – спросил Лютый.
– Да мудаки собрались… Никакой игры нормальной. Фуфель за фуфелем. Так что, шухер за дело.
– Неплохо чуваку досталось – констатировал Лютый, кивая на сидевшего в песочнице.
– Нормально досталось – ответил Чувачок – пусть еще спасибо скажет, что не так, как с Толяном.
– А что с Толяном? – спросил Лютый.
Чувачок отправил в рот последний кусок батона и освободившейся рукой показал оттопыренным большим пальцем характерный жест, проведя им поперек горла. Жест назывался «секир-башка».
– Серьезно? – спросил Лютый.
– Секир-башка – подтвердил Чувачок.
Толяна зарезали здесь пару недель тому назад. Может быть играл он не совсем честно, а может, отказался отдавать выигрыш. Конфликт тогда разгорелся серьезный, игроки похватались за ножи, и трагический финал был предрешен.
– Охренеть! А я и не знал – удивился Лютый
Чувачок равнодушно допивал молоко:
– Да, чувак, здесь так бывает. Это тебе Баден-Баден.
Наверное, он также равнодушно сидел на этой скамейке и тогда, когда резали Толяна. В разборках он обычно не участвовал, при этом играл исключительно честно. Впрочем, Чувачок такой и есть – что с него взять…
– Сам-то как?
– Живой. А ты?
Чувачок неопределенно взмахнул рукой:
– Приперся-то чего?
– Тебя ищу. Бро звонил.
– И чего хочет?
– Бухнуть хочет.
– Бухнуть – дело благородное.
