В – значит виктория

– Нет-нет! Тщательно разжевать, ни в коем случае не запивая водой, – очень серьезно пояснила я, – но предупреждаю, в первый раз ощущения могут быть даже слишком сильными.

– Ничего, я люблю новые впечатления! – улыбнулся он, залихватски кинул шарик в рот и принялся жевать. – Хм… а запах напоминает кишр…

– Да, его добавляют для того, чтобы отбить привкус самого снадобья, он не слишком приятен, – пояснила я, забавляясь про себя.

Вообще-то, это и был кишр, как его традиционно употребляют в пустынных областях Джамана: смешивая особым образом подготовленные молотые зерна с жевательной смолой и кое-какими специями. Судите сами: в пустыне вода на вес золота, да и кипятить ее ради чашечки бодрящего напитка – целая история, потому что топливо там тоже поди разобудь. А после одного такого шарика и вьючный джеммель взбодрится!

Я носила этот портсигар с собой именно ради таких вот случаев, позаимствовав горстку шариков у Адиты – она их порой жевала, как конфеты. А вот Идар изо всех сил крепился, силясь проглотить чудовищно горькое… хм… вещество. Впрочем, ему уже было хорошо: на человека неподготовленного такое действует быстро: глаза у Идара сошлись на переносице, он все чаще сглатывал слюну и начал подергиваться. Я на всякий случай проверила – пульс учащенный, но пока не критично. Скоро его отпустит…

Тем временем представление подошло к финалу: танцовщицы на сцене лихо задирали ноги выше головы, то и дело впечатывая каблуки в пол и вздымая клубы пыли. Всё же сидеть слишком близко к сцене – не лучший вариант!

Вернее, какому-нибудь сластолюбцу это понравится, поскольку можно разглядеть не только чулки, но и подвязки, и трусики (кое у кого они немного сбились), и даже родинку на внутренней стороне бедра… Можно оценить и ноги: я не заметила откровенно дряблых или слишком тощих, все были в меру крепкими. И немудрено, попрыгай вот этак каждый вечер, не считая репетиций…

Увы, всё это было интересно, вот только меня обдавало ядреной смесью запахов свежего и застарелого пота, давно не стиранных платьев, дешевой пудры и духов, которыми только клопов морить… Я уж молчу о пыли, от которой я едва не расчихалась.

Девицы задорно завизжали, затрясли пышными юбками, готовясь к коронному номеру, и в зале заулюлюкали. Кое-кто вскочил, чтобы лучше видеть.

Дальше всё происходило как в синематографе, когда заедает пленку, или, вернее, при показе туманных картин… Вот девицы разворачиваются, наклоняются, задирают юбки и замирают на мгновение, чтобы все могли насладиться пикантным зрелищем. А одна из них, та, что отплясывала в центре, вдруг падает лицом вперед, все в той же нелепой позе, с закинутой на голову юбкой, некрасиво разбросав ноги…

Взвизгнула и умолкла скрипка. Пианист еще какое-то время продолжал бренчать, но скоро умолк и он. В зале воцарилась тишина. Девицы выпрямились, шелестя платьями и недоуменно глядя на упавшую товарку. Одна из них, посмелее, наклонилась посмотреть, что стряслось… и истошно завизжала, прижимая руки к лицу, а за ней и остальные.

Немногочисленные присутствующие в зале дамы заахали, мужчины кинулись к сцене, а я вскочила на стул, чтобы лучше видеть происходящее. Я не такого уж маленького роста, но поверх голов ничего не разглядишь, а не толкаться же локтями?

– Отойдите! Отойдите! – кричал управляющий, пытаясь оттеснить любопытных. – Вызовите доктора, скорее!..

– Что там? Ей дурно?.. – переговаривались зрители, вытягивая шеи.

– Пропустите, пропустите… Я врач! – почтенного вида седовласый мужчина решительно прокладывал себе дорогу сквозь толпу. Он сильно прихрамывал, и на сцену ему помогали подняться сразу двое официантов. – Отойдите-ка, тут и так дышать нечем…

Танцовщицы сгрудились в дальнем углу сцены, хватаясь друг за дружку, кто-то уже плакал, размазывая по лицу косметику.

Врач с трудом опустился на одно колено, осторожно дотронулся до безвольно упавшей руки девушки, присмотрелся к чему-то, но прикасаться не стал, а подал знак, чтобы ему помогли подняться на ноги.

– Мертва, – коротко сказал он.

– Что… как… – прошептал управляющий и, перед тем, как хлопнуться в обморок, успел выговорить: – Вызовите полицию!

– Не трогайте тут ничего, – велел врач и, кряхтя, спустился со сцены.

– А что… почему она умерла? – осмелилась спросить одна зрительниц. – Вы уверены, нэсс?

– Уверен. С пулей в затылке не выживают, – бросил он через плечо.

Я от удивления чуть не свалилась со стула. Впрочем, оказалось, это Идар потянул меня за подол, шипя:

– Пойдемте скорее отсюда, сейчас легавые заявятся…

– Ни за что! – ответила я, спустилась и уселась, скрестив руки на груди. – Мы ценные свидетели, Идар, мы ведь были возле самой сцены!

– Я ничего не видел, – быстро сказал он и улетучился, забыв расплатиться за вино и угощение. Что ж, я подозревала, что он плут…

«Убийство… Убийство…» – шелестело в зале, и кое-кто поспешил покинуть место преступления: очевидно, респектабельные отцы семейств, не желающие быть застигнутыми в этом, как выразился Виаторр, вертепе. Большинство, впрочем, осталось – явно из любопытства.

* * *

Брат мой был легок на помине: и получаса не прошло, как он явился в сопровождении свиты. Несмотря на молодость, он не в последних чинах, и вовсе не благодаря чьей-то протекции: ему несколько раз исключительно везло с раскрытием преступлений. Уверена, это мои советы (и подсказки Виалисса) помогли, хотя Виаторр шипел даже не как гадюка, а как целое змеиное кубло, и просил не лезть со своим ценным мнением в его расследования.

Выставив оцепление и согнав оставшихся зрителей в один угол, он, наконец, увидел меня.

– Ты!.. – тут Виаторр явно проглотил ругательство. – Иди к остальным, немедленно!

– Ни за что, – повторила я и демонстративно закинула ногу на ногу. – Я ценный свидетель, поскольку сидела на этом самом месте и видела всё до мелочей. Я могу описать цвет подвязок этой несчастной, фасон её белья… могу даже с уверенностью заявить, что она не была натуральной блондинкой!

Брат глубоко вздохнул несколько раз, чтобы успокоиться, потом явно решил, что препираться со мной на глазах у коллег и подчиненных глупо и нелепо, и велел:

– Тогда ни с места. Нэсс Даррон, идемте…

Осмотр места преступления занял некоторое время, потом эксперт принялся описывать всё в подробностях, а Виаторр с помощником приступили к опросу свидетелей. Он не затянулся. Увы, многие были нетрезвы, другие сидели слишком далеко, кто-то отвлекся… Я и так могла сказать: никто ничего подозрительного не видел, кроме самого падения танцовщицы, и не слышал. В таком шуме свои мысли-то с трудом различаешь, не то что посторонний звук!

Отпустив всех (седого врача в числе первых), Виаторр вернулся ко мне и уселся рядом.

– Ни единой зацепки? – сочувственно спросила я.

– Тебе почем знать?

– Не надо быть гением, чтобы это понять, Тори, – вздохнула я, отвернувшись от сцены: там сверкала фотовспышка. – В финале все смотрят на сцену и ждут завершающего… как это? Антраша? Кричат, свистят, хлопают, улюлюкают… Оркестр надрывается, девицы топают, как кавалерийский полк. Тут из пушек палить можно, никто не заметит! А даже если кто-то и слышал хлопок, то решил, что это удар барабана или пробка игристого выпалила.

Он только вздохнул.

– Так и вышло? – я дождалась кивка и спросила: – А этот врач, седой? Кто он? Что-то я не припоминаю таких в округе…

– Он давно не практикует, – пояснил Виаторр. – Был военным хирургом, ну и в боевых действиях участвовать приходилось, ты сама видела, как он хромает. Говорит, пуля попала в колено, так он сам себя оперировал в полевых условиях, чтобы не остаться без ноги. Известная фамилия, ты наверняка слышала: нэсс Вирфор, у него множество трудов по медицине.

– Еще бы я не слышала! Даррон на него молится и спит с его справочником под подушкой! – воскликнула я. – Надо же, никогда бы не подумала, что такой солидный человек посещает подобные места…

– Должна же у него быть в жизни какая-то радость? Да и что ему? Он старый вдовец, – хмыкнул брат, – общество не осудит. Довольно болтать, лучше расскажи, что видела ты?

Я подробно описала все с самого начала и до того момента, как нэсс Вирфор констатировал смерть девушки, и Виаторр вздохнул вовсе уж тяжело.

– Да… толку от тебя, ценная свидетельница! На зал ведь ты не оглядывалась?

– Нет. Но если ты имеешь в виду, что кто-то незаметно вошел, выстрелил и ушел, то это вряд ли, там ведь швейцар у дверей. И даже если он тоже вошел тайком и пялился на сцену, вряд ли не заметил, что у него над ухом выпалили! А может, это он и стрелял? – единым духом выговорила я и приготовила блокнот.

– Да он косой на оба глаза, в стену – и то не попадет, – мрачно ответил брат. – Ну всё… начинается. Опрашивать всех девиц, антрепренера, управляющего, хозяина этого заведения… Ненавижу такие дела! С кем у покойной были конфликты, не перешла ли она дорожку коллеге по сцене, не преследовал ли ее поклонник…

– Причем поклонник должен быть метким стрелком, – вставила я, – или достаточно богатым, чтобы нанять такого специалиста.

– Да уж, что-то мне подсказывает – с такими девицами обычно расправляются проще: чем-нибудь тяжелым по голове или ножом в бок. В крайнем случае, травят или стреляют из револьвера…

– Идите сюда! – позвал нас эксперт. – Уже можно, мы тут закончили.

– Что там, нэсс Даррон?

– Крайне интересная картина вырисовывается, – возбужденно блестя глазами, ответил тот, когда мы взобрались на сцену. – Смотрите… Вот входное отверстие.

– Трикс, не смотри, – велел брат и попытался оттеснить меня в сторону.

– Подумаешь, просто дырочка, – проворчала я, не двигаясь с места. – Вот на лицо взглянуть не рискну, это верно.

– И правильно сделаете, – кивнул эксперт, – неаппетитное зрелище, но менее неаппетитное, чем можно было ожидать. Пуля, судя по всему, вошла ей в голову уже на излете, но этого вполне хватило. И стреляли точно не из револьвера. Калибр похож, но… ладно, не стану вдаваться в подробности, потом в отчете опишу. Скажем так: чтобы с такой точностью попасть в основание черепа из револьвера, надо подойти достаточно близко и встать… – он спрыгнул со сцены и прошелся между столиками, – примерно вот тут. Но! Во-первых, такого стрелка неминуемо бы заметили. Во-вторых, он не попал бы в голову! Отсюда видны только юбки и задницы! Не в ляжку же он ей хотел угодить? Хотя… в раздробленном копчике или тазобедренном суставе тоже приятного мало, и вот такое как раз можно было бы списать на месть или устранение соперницы. Как вам заголовки? Выстрел в зад! Меткий стрелок лишает театр примы!

– Нэсс Даррон! – одернул Виаторр.

– Я привык называть вещи своими именами, нэсс Ирритор, – парировал тот, хитро улыбаясь. – Так вот, из револьвера можно угодить в голову и с большего расстояния, но – когда девушка стояла прямо. Возможностей было предостаточно, согласитесь, Виатрикс?

– Более чем, – кивнула я. – И что вы хотите сказать, Нокс?

– Думаю, стреляли издалека. И из ружья, но вот какого, затрудняюсь определить, – ответил он.

– Насколько издалека? – нахмурился Виаторр. – С балкона?

– Опять же нет! Угол не тот! – Нокс легко запрыгнул обратно на сцену.

Ростом он еще выше моего братца, похожего сложения, но более худощавый. Даже масти они схожей, только у Нокса глаза серые, а не цвета крепкого дзейлини, да волосы на несколько тонов темнее и не вьются, он стрижет их очень коротко. Ну и лицо, конечно, совсем иное – чуточку лошадиное, как у многих наших соплеменников, с выступающими скулами, длинным сломанным носом и раздвоенным подбородком, но с настолько живой мимикой, что на эти мелкие недостатки быстро перестаешь обращать внимание.

– Если бы стреляли с балкона, – продолжил он, расхаживая взад-вперед (доски под ним угрожающе поскрипывали… впрочем, они же выдерживали гарцующий кордебалет), – то пуля вошла бы… Мне проще продемонстрировать. Виатрикс, поможете?

– С удовольствием, – ответила я прежде, чем брат успел возразить, и Нокс скинул пиджак.

– Надевайте-ка… Так, пусть сперва тело уберут! Эй!

Пришлось подождать, пока вынесут покойную и наскоро присыплют кровь песком.

– Вы примерно одного роста, с убитой, – продолжал Нокс, – вставайте вот сюда, я мелом отметил. Теперь представьте, что мой пиджак – это юбки, и примите позу, в которой была убита эта девушка…

– Нэсс Даррон! Что вы себе позволяете? – вскричал Виаторр, но было поздно: я уже наклонилась и обеими руками задрала полы слишком большого для меня пиджака.

– Ноги чуть шире… – я почувствовала колено Нокса между своих ног и послушно расставила их. – «Юбку» выше… Да, так!

– Слушайте, это уже… – Виаторр потерял дар речи, и я пожалела, что не могу видеть его лица, мне так было не извернуться.

Правая ладонь Нокса легла мне на поясницу, левая на грудь – это было приятно.

– Вот так, спину прогните сильнее, а голову выше. Еще выше! Вот теперь замрите, – удовлетворенно сказал он, но левую руку не убрал, пояснив: – Сложно долго так простоять, верно? Я поддержу.

Мне было вовсе не сложно, но спектакль оказался так хорош, что я кивнула.

– Так вот, – продолжил Нокс, ненавязчиво поглаживая мою грудь, – если бы стреляли с балкона, то пуля вошла бы в голову той девушки вот под таким углом.

Палец его свободной руки уткнулся мне в макушку.

– Нужно еще посчитать и вымерить, но где-то так, – довольно сказал он. – Но, уверен, уж никак не вот сюда!

Палец указал мне в затылочную ямку.

– Чтобы попасть в стоящую в такой позе девушку с балкона… нет, это или нужно повиснуть на канате, или пуля должна лететь не по прямой, а по дуге, – добавил Нокс.

– Хорошо, – произнес Виаторр сквозь зубы, – и откуда же она прилетела, по-вашему? И прекратите лапать мою сестру!

– Я не лапаю, нэсс Ирритор, – обиделся эксперт.

Нокс прекрасный человек, эрудированный, ироничный, с отличным чувством юмора (черным, как у большинства медиков), самую малость бесшабашный – всё, как я люблю. К сожалению, в постели он оказался скучнее клистирной трубки, поэтому мы расстались друзьями… Хотя что значит – расстались? Иногда встречаемся к обоюдному техническому удовольствию! Но брату об этом знать совершенно ни к чему.

– Он не лапает, – заверила я и едва не хихикнула, почувствовав очередное прикосновение. Неужто Нокс решил чему-то научиться, а не просто исполнять обязательную программу, желательно, следуя четкой инструкции? Нужно будет проверить. – Он проводит… м-м-м… следственный эксперимент, я правильно сказала? Так где был стрелок?

– Ну… получается, что пуля шла примерно вот так, – ребро жесткой ладони Нокса легло мне промеж ягодиц и двинулось выше, по разрезу на пиджаке, по моей спине, пока палец снова не уперся в затылок.

Проделал он это быстро, но я насчитала несколько вспышек.

– Для дела необходимо, – невинно пояснил фотограф в ответ на мой взгляд, меняя патрончик вспышки. – Приобщим, так сказать…

– Я вам приобщу… – зловеще произнес Виаторр. – Выпрямись уже, Трикс, что за безобразие!

– А траекторию-то вы отследили? – спросила я, приняв нормальную позу.

– Выходит, стреляли откуда-то от двери, – развернувшись, указал Нокс. – Но чтоб мне провалиться, если я понимаю, кто и как! Да еще так метко… Пуля ведь прошла сквозь юбки – там есть дырочки, я проверил! Можно было бы решить, что их сигаретой прожгли, но края не обуглены, так что…

– Швейцар уверяет, что никто не входил, – повторил Виаторр, хмуря брови. – Да и снаружи было предостаточно народу, желавшего хоть одним глазком увидеть представление. Они бы заметили вошедшего без спросу.

– Следовательно, убийца был в зале! – захлопала я в ладоши. – Это кто-то из зрителей или подсобный рабочий!

– Или он проник сюда заранее и во всеобщей суматохе ушел черным ходом, – кивнул брат. – Н-да, работы непочатый край… Сейчас обыскивают все помещения, ну а подробно опрашивать персонал и антрепренера с девицами будем с утра. Пока всех – под надзор! От хозяина театра до последнего уборщика, ясно?

Это уже адресовалось подчиненному, тот козырнул и рысью отправился выполнять.

– От вас жду отчет, нэсс Даррон, – подчеркнуто вежливо обратился к эксперту Виаторр. – Я в управление, а тебе, Трикс, лучше поехать домой. Тебя подвезти или вызвать такси?

– Я же за рулем, – напомнила я, возвращая Ноксу пиджак. – И вино я едва пригубила. Кстати, мой кавалер за него не расплатился.

– Я заплачу, – отмахнулся он и взял меня под руку, помогая спуститься со сцены. – Идем, выпущу тебя за оцепление. Где твой автомобиль?

– Там, за углом, – махнула я рукой. – Решила не соблазнять поклонника роскошью.

– Да-да, а твои бриллианты будто не соблазняют… – хмыкнул брат.

– Ручаюсь, он решил, что они фальшивые: вряд ли когда-нибудь вблизи видел настоящие такого размера. И уж точно не мог подумать, что их можно надеть в такое вот заведение. Не первый раз с таким сталкиваюсь, Тори, – улыбнулась я.

Виаторр вздохнул, но промолчал.

На улице было сыро и довольно прохладно. Зеваки еще толпились возле входа, но их не подпускали слишком близко.

– И всё же, что это было за непристойное представление? – негромко спросил Виаторр, остановившись неподалеку от моей машины.

– Это был следственный эксперимент, – повторила я. – Тори, в самом деле, оставь эту кошмарную чопорность, тебе не идет. Ты же Ирритор, а легкое безумие у нас в крови! В детстве ты не был таким занудой, Тори, вспомни только, как мы заклинали змей и ловили скорпионов…

– Ага, как вспомню, так вздрогну, – усмехнулся он наконец. – Трикс, и все же, веди себя сдержаннее, очень прошу. Если не ради моей репутации, так ради своей!

– Полагаешь, меня кто-то узнал? Кроме твоих коллег, конечно, – фыркнула я. – Кавалер знал меня под именем Трикси, а таких Трикси на любом танцполе – море… Ну а я сейчас приеду домой, смою макияж, переоденусь и снова стану добропорядочной старой девой нэсс Ирритор… фу, это же оксюморон!

Виаторр только вздохнул и потянулся поцеловать меня на прощание. Ему предстояла бессонная ночь

– Тори, пообещай, что постараешься хоть немного… хм… расстегнуть эти свои доспехи долга, мундир чести и… что там под ними? Прадедушкины кальсоны со штрипками? – сказала я ему на ухо, крепко обняв за шею. Краем глаза я видела: два полисмена с интересом наблюдают, как девица в серебристом платье обнимается с их начальником, и не смогла удержаться. – Ради меня…

– Хорошо, я попытаюсь, – сказал он и тоже обнял меня. – Но и ты… Трикс, у тебя спина совершенно ледяная, простудишься! Немедленно езжай домой!

– Я уже не здесь, – заверила я, и поцеловала его в щеку очень близко к губам.

За моей прической и слегка поникшим пером никто бы ничего не разглядел, но… объятие и то, как я синематографично сперва привстала на цыпочки, прижавшись к Виаторру всем телом, а потом согнула одну ногу в колене, о многом сказали бы стороннему наблюдателю. Жаль, рядом не было фотографа!

Вот так, немного испортив безупречную репутацию родному брату, я запрыгнула в автомобиль и была такова. Правда, еще крикнула на прощанье:

– Захвати мое манто!

Завернув за угол, я остановилась, достала с заднего сиденья шоферскую куртку, оделась и до дома ехала в тепле и комфорте.

3.

Назавтра, как следует выспавшись и плотно позавтракав, я села за работу, благо начало нового романа уже вертелось у меня в голове. Ближе к обеду проснулся Виалисс и вернулся Виаторр, серый от усталости. На мой вопросительный взгляд он только развел руками:

– На редкость приятная для такого контингента девица оказалась. Серьезных конфликтов у нее ни с кем не случалось, примой она вовсе не была, ее ставили в центр просто как самую рослую, в другом составе есть еще одна такая… Богатого покровителя не имела – товарки мигом бы это подметили, постоянного кавалера – тоже. Остается, правда что, искать тайного поклонника!

– Или маньяка, – с чувством произнес Виалисс, подкладывая себе пару отбивных. – Помните, еще в прошлом веке в столице орудовал такой, убивал женщин легкого поведения? Так его и не поймали, хотя подозреваемых хватало! Может, и тут то же самое? Выбирает высоких танцовщиц, чем не версия? Ты б проверил по другим заведениям, Тори, не пропадали ли у них девицы…

– Вот только маньяка мне и не хватало, – устало ответил Виаторр и даже не попросил не совать нос в его служебные дела, что само по себе о многом говорило.

Когда он уехал обратно в управление (помимо убийства танцовщицы других дел хватало, и никто их с Виаторра не снимал), мы с Виалиссом переглянулись.

– Ты думаешь о том же, о чем и я, сестренка? – спросил он, с хрустом откусывая сразу половину яблока. Вместе с червяком, я видела, но не стала говорить: такие мелочи Виалисса никогда не смущали. Тем более, червяк плохой фрукт есть не станет. И вообще, он – тоже мясо.

– А о чем думаешь ты, братец? – поинтересовалась я и тоже взяла яблоко. Теперь мы хрустели в унисон.

– О том, что наш бедный полицейский вряд ли распутает это дельце, – честно ответил Виалисс и сжевал огрызок вместе с семечками и сухим хвостиком. Он считал, что серединка в яблоке – самое вкусное. – У него воображения не хватает, в вашей парочке оно целиком досталось тебе. Ну ладно, девять десятых.

– Именно так, – скорбно кивнула я, посмотрела на свой огрызок и отдала брату. У нас безотходное производство, я же говорила.

– И как ты думаешь действовать?

– Есть у меня один план…

Я подвинулась поближе к Виалиссу и заговорила ему на ухо, а то ведь Адита услышит и доложит Виаторру, что мы строим заговор! Виалисс кивал и хихикал, время от времени вставляя ценные замечания и уточнения.

– Годится, – одобрил он наконец. – Тогда я чуть попозже вечерком отправлюсь пощипать цыпочек, а ты приступай прямо сейчас. Приличные деловые дамы по вечерам в одиночку не разъезжают!

* * *

Когда я приехала к «театру народного танца», оцепление давно сняли, зевак не было, вывеска еще не сияла огнями, дворник уныло мел улицу перед входом, а у дверей скучал давешний швейцар.

– Простите, нэсс, закрыто, – преградил он мне путь, когда я решительно поднялась по ступеням.

– Я понимаю, – кивнула я и сдвинула пенсне на кончик носа. Это пенсне, а также строгая прическа, шляпка, деловой костюм и портфель вкупе с соответствующим макияжем делали меня много старше моих лет. – Однако я хотела бы поговорить с вами, нэсс.

– Со мной? – удивился он. – Может, с управляющим? Хозяин-то уехал…

– Нет-нет, с ними – позже. Сперва – именно с вами. Надеюсь, вам не попадет, если вы отлучитесь на несколько минут? Вернее даже, не отлучитесь, а войдете внутрь и впустите меня?

– Но… не положено…

– Нэсс, – твердо сказала я, и свернутая банкнота перекочевала из моей руки в его карман, – поймите меня правильно. Убитой девушкой интересовалась одна… хм… особа. И эта особа прекрасно осознает, что полиция спустит дело на тормозах, тогда как хотелось бы достичь полной ясности. Так понятнее?

– А, так вы из частных!.. – радостно начал он, но осекся, когда я грозно шикнула, и продолжил, понизив голос: – Частных сыщиков? Так бы сразу и сказали…

– Я всего лишь помогаю шефу собирать информацию, – пояснила я. – Неужто вы полагаете, будто женщина может быть сыщиком?

– Да по нынешним временам чего только не бывает… – почесал швейцар в затылке. – Ну, стало быть, что вы хотели-то?

– Войти и осмотреть место преступления, – напомнила я. – И задать вам несколько вопросов, правдивые ответы на которые будут в должной мере вознаграждены. Я понимаю, что не обо всех перипетиях закулисной жизни девушки и персонал готовы поведать полиции, но мой наниматель гарантирует конфиденциальность. Его интересует только убийца.

– Так это… девушки репетируют.

– Не страшно, с ними все равно будет разговаривать другой сотрудник. Вряд ли они проникнутся симпатией ко мне!

– Это уж точно, – невольно ухмыльнулся швейцар и пригладил пышные усы, – уж больно вы на классную даму похожи, нэсс, не в обиду будет сказано.

– Вот именно, – серьезно сказала я. – Поэтому меня отправляют к людям солидным, серьезным и наблюдательным, вроде вас, а не к юным вертихвосткам: к ним нужен совсем иной подход, и на то у нас есть подходящие сотрудники.

Да уж, если Виалисс не сумеет разговорить «цыпочек», придется сдать его в утиль!

– Идемте, – он отворил дверь, – я изнутри закрою. Небось, никто важный не явится, а явится, так позвонит.

Сейчас в театре было пустынно и очень… тоскливо, что ли? И не в убийстве дело, хотя, конечно, и оно наложило свой отпечаток на атмосферу этого места. Просто сейчас, когда не сияли люстры, не звучала музыка, не было слышно гула голосов и смеха, не сновали туда-сюда расторопные официанты, театр напоминал старую шарманку. Когда придет время, ручка повернется, снова задвигаются фигуры, зажгутся огни, раздастся привычный мотив, но пока…

Я поймала себя на том, что по неистребимой привычке быстро записываю впечатления в блокнот. Впрочем, неважно, вряд ли швейцар обучен стенографии.

– Итак, нэсс…

– Лиден.

– Нэсс Лиден, – кивнула я. – Вчера вы, как обычно, несли вахту у дверей, так?

– Да, нэсс, и мне пришлось несладко: так и норовил прорваться кто-нибудь, кто столик не заказывал!

– Но не прорвался?

– Нет, нэсс, у меня мышь не проскочит! – Лиден скосил глаза, и я вспомнила слова Виаторра. – Двоих буквально дверью прищемил, пытались за господами проскочить, еще парочку за шкирку вынес и пинком с крыльца наладил, чтоб неповадно было…

Я оценил разворот могучих плеч швейцара и согласилась, что это ему вполне под силу.

– Служили?

– Да, нэсс, во вспомогательных войсках. Снаряды таскал, окопы копал, конные обозы водил, в госпитале помогал раненых носить, много еще чего… Для другого у меня глаза не того… – вздохнул он. – Может, и к лучшему – жив остался.

– Ясно…

Я задала еще несколько вопросов касаемо убитой (звали ее, как выяснилось, Аден Фирр, брат-то мне не сказал!), выслушала, какой она была веселой и приветливой, а потом Лиден сказал:

– Сдается мне, имя-то у нее фальшивое было.

– Наверняка у большей части девиц сценические псевдонимы, – пожала я плечами.

– Да не так, нэсс! Там понятно: рыжую вон звать Мирой Фок, так она называется Муриллой Фоккертиль, ну и остальные так же, чтоб покрасивее и позатейливее, – пояснил он. – А эта и по документам Аден Фирр.

– Ну так повезло ей, сразу подходящее имя досталось.

– Может, и так, нэсс, да знаете… постоишь тут с моё… – он снова почесал в затылке, – начнешь примечать. Сдается мне, Аден вовсе не из таких вот Мир была. Пожалуй, даже хорошего рода. Иногда как возьмется знатную нэсс изображать – ну ведь один в один, а другая кривляется – а толку нет!

– Хорошие актерские данные, – предположила я, но взяла это на заметку.

– И еще – ей тут нравилось, взаправду, – добавил Лиден. – Многие ж как приходят: думают, попляшу годик-другой, деньжат скоплю – и обратно на ферму, замуж. Как бы не так… затягивает это. А Аден вроде другого ничего и не хотела, радовалась, что сюда попала, всегда с огоньком выступала!

– Говорю же, прирожденная актриса. Ей бы к хорошему импрессарио попасть, вышел бы толк.

– Так твердили ей: сходи попробуйся в настоящий театр… или вон в синематограф набирали девиц! А она ж была рослая, всё при ней, не то чтобы красавица, но видная, хорошо бы смотрелась… Нет, упёрлась – остаюсь тут, и всё, – он перевел дыхание и добавил: – Я как-то спросил: ты что ж, думаешь до старости ноги на сцене задирать? Скоро молоденькие подрастут, а вас всех попросят отсюда, и что тогда?..

– А она что сказала? – насторожилась я.

– Засмеялась и говорит: а с чего ты взял, что я до старости доживу? – вздохнул он. – По плечу меня потрепала и убежала.

«Час от часу не легче! Неужто в самом деле кто-то ее преследовал?» – подумала я, но дальнейшие расспросы ничего не дали. Да, Аден встречалась с разными мужчинами, но не всерьез. О будущем не думала, жила одним днем, а больше всего напоминала человека, вырвавшегося на свободу если не из тюрьмы, так из душной комнаты… А вот это интересно!

– Ну хорошо, оставим пока это, – сказала я. – Открою вам секрет: полиция считает, что в Аден стреляли откуда-то от самых дверей…

– Быть не может! Я бы и услышал, и уви… гхм… – смутился Лиден. – Ну, я всегда же захожу посмотреть, управляющий не ругается. Двери-то я запираю! И стою подле них, а внутри или снаружи, без разницы, все равно никого постороннего не впущу! И я хоть и косой, но не слепой, и если б кто где-то рядом со мной стрелять вздумал, заметил бы!

– Вот и мы так подумали, – кивнула я и огляделась.

Зал был устроен небольшим амфитеатром, всего три яруса: тот, что возле сцены, самый большой, он же танцпол, второй – наиболее узкий, и третий, откуда до дверей было рукой подать. Так может…

Я подошла к одному из столиков и посмотрела на сцену, где репетировал кордебалет, но вяло, без огонька: девушкам явно страшновато было плясать на том месте, где ночью лежала их убитая подруга.

– Нэсс Лиден, а эти столики всегда стоят вот таким образом? – указала я карандашом.

– Ну да, так, чтобы и зрителям удобно было, и официанты могли пройти и никому не помешать смотреть, и не задеть.

– Точно-точно всегда? Не бывало такого, чтобы вот этот, – я указала на один из них, стоявший ближе к центру, – или этот передвигали?

– Нет, ну немного-то всегда двигают, потому как зрители же буйные бывают, вскакивают там… Иногда компания приходит, вместе составляют, – нахмурился он. – А хотя…

– Ну же?

– Да один нэсс просил меня подвинуть ему столик, чтобы лучше видеть сцену, – произнес швейцар, – да-да… Он всегда садился тут, каждый раз. Я как-то не удержался, спросил, мол, чего поближе-то не сесть, а он сказал, что у него зрение так хитро испортилось, что ему издалека видно лучше, чем вблизи, вот. Ну и одним глазом он лучше видит, надо, значит, немного подвинуться. А мне что, мне не трудно, тем более, на чай он всегда щедро оставлял!

Я заставила себя сдержаться и спросила:

– А больше за ним никаких странных привычек не водилось?

– Да вроде бы нет… – подумав, ответил Лиден. – Пил мало, из закуски такие маленькие бутербродики обычно брал, забыл, как называются, на палочках. А! Еще он трость на стол клал!

– Да что вы говорите? – голос у меня задрожал от возбуждения.

– Ага, клал. Потом официанты ругались, что стол поцарапан, вот тут, видите, – указал швейцар. – Как ни полируй, все равно заметно! Но этот нэсс говорил, что если трость приставить к стулу, она вечно падает, а поднимать ее ему тяжело, вот и… Ну да не переломятся официанты тряпкой махнуть, говорю же, он щедрые чаевые давал!

– Так… Нэсс Лиден, а подвиньте, пожалуйста, этот столик так же, как для того зрителя, – попросила я. – О, да он тяжелый! Я бы сама не справилась!

– Ага… он тоже не мог, – пропыхтел швейцар. – Нарочно на кованых ножках заказали, чтоб посетители не враз опрокинули, если драка начнется. Но все равно опрокидывают, спасибо, хоть не швыряются ими… Прошу, нэсс!