Kitabı oxu: «Истерия»
© Клава Дырда, 2019
ISBN 978-5-0050-4519-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
В пустом коридоре больницы гулко отдавался стук каблуков. Шаги были четкими и уверенными. Дойдя до стола регистратуры, молодая женщина в белом халате остановилась и с высокомерной серьезностью посмотрела на двух медсестер, одной из которых по виду было уже за шестьдесят.
– Таня, доброе утро. Как наша пациентка себя чувствует? – немного строго спросила женщина у медсестры в возрасте.
– Доброе утро, Маргарита Александровна, – хмуро отозвалась та. – Все хорошо, Лиза чувствует себя нормально.
– Как она спала?
– Как обычно, крики, слезы, сопли. Обмочилась, пришлось матрас менять.
– Спасибо за информацию, – женщина жеманно улыбнулась, убрала за ухо прядь вьющихся светлых волос и прошла по коридору из приемного покоя в лечебное отделение, чтобы навестить свою пациентку.
Девятнадцатилетняя Елизавета Михайлова находилась под постоянным наблюдением уже около месяца. Ее недуг заметно прогрессировал, заставляя лечащего молодого врача все больше раздражаться из-за профессиональной неудачи. У Маргариты Стронгиной, с отличием закончившей одну из самых престижнейших медицинских академий в столичном регионе, такое положение вещей все больше вызывало душевный дискомфорт.
Рита ждала, когда девушка заговорит снова. Вот уже половину часа они сидели напротив друг друга за белым чистым столом. В просторной комнатке с единственным, но большим окном было очень светло. Раннее утро позволило врачу и пациентке беседовать в абсолютной и такой непривычной для этого места тишине.
– Если ты хочешь, мы можем продолжить завтра, – сказала наконец Рита и демонстративно отложила ручку в сторону.
Лиза дернулась. Ее худые плечи слегка подрагивали под безразмерным бежевым халатом. Со стороны казалось, что девушка пытается побороть эту дрожь. Но безуспешные попытки, лишь нервировали ее еще больше. Она морщилась и без остановки терла своими худыми пальцами краешек стола. Русые волосы тонкими струйками закрывали ее осунувшееся измученное лицо.
– Нет, – усталым голосом ответила Лиза, – не хочу опять оставлять это на завтра.
– Хорошо, – согласилась Рита и снова схватила ручку замерзшими пальцами.
Она следила за взглядом девушки, которая попеременно смотрела то на свои руки, то на ярко-белую от солнечного света крышку стола.
– Но я же уже вам это рассказывала, – вдруг пошла на попятную Лиза.
– Мне нужны подробности. Много подробностей. Мы не понимаем, что именно с тобой происходит. Если можешь вспомнить тот день, расскажи, пожалуйста, все в деталях, как можно более полно. Справишься с этой задачей? – участливо спросила Рита, стараясь заглянуть в глаза пациентке. Но та смотрела только перед собой.
– Постараюсь, – согласилась девушка и после глубокого сипящего вздоха начала говорить:
– Кажется, днем было ясно, но потом погода быстро испортилась, – Лиза с усилием сглотнула вязкую слюну. – Анька, как всегда, долго подбирала мне наряд, поэтому на эту чертову выставку мы отправились уже под вечер, когда окончательно стемнело и началась изморось. Я вообще не хотела туда идти после трех часов дня, потому что в это время там было стабильно много посетителей. Аня заупрямилась, и где-то около шести мы оказались в студгородке. Очередь в смотровой зал была огромной. Я так и думала. Меня это взбесило. Но Анька держалась бодрячком и все равно хотела туда попасть. В итоге в помещение выставки мы попали где-то в половине седьмого…
Лиза прервалась. Рита спокойно делала записи в блокноте. Нижняя губа пациентки затряслась, но она быстро ее закусила и продолжила повествование:
– Картин было много. Очень много. Ну, больше половины, конечно, всякое барахло, типа абстракции модных художников. Ненавижу эту мазню, херня полная. Мазня психов ничем не отличается от мазни интеллектуалов. Но были и реально хорошие вещи. Портреты, пейзажи. Иногда даже не верилось, что все это нарисовали люди с психиатрическими диагнозами. – Лиза замерла и уставилась в одну точку. Потом тихо засмеялась сама над собой. Рита постучала ручкой по столу, и девушка снова заговорила:
– Анька была в восторге. Меня тоже зацепило. Но она в основном подбегала к портретам, некоторые из них были достаточно жуткими… А Анька все время шептала «Смотри, как здорово!». Ей всегда нравилось смотреть на людей. На фотки чужих людей, на живых людей… Когда мы гуляли где-нибудь на улице, она иногда выбирала себе объект наблюдений – какую-нибудь одинокую личность – и следила за ней… – Лиза улыбнулась уголком рта. – Только люди не любят, если за ними подсматривают. Но Аньку это не волновало. Ее вообще мало что волновало. Эгоисточка…
– Эгоисточка? Это какая-то кличка? Или просто ты ее так называла? – поинтересовалась Рита, делая пометки в своем блокноте.
– Так называла ее я…
– Я так понимаю, вы очень крепко дружили?
Лиза не смотрела на врача. Ее голос стал тише. Казалось, на серой маске лица шевелились одни губы.
– Да, мы крепко дружили. Я считала ее лучшей подругой.
– А она как к тебе относилась?
– Так же.
– Итак, вы пришли в студгородок на выставку картин, написанных людьми с психическими отклонениями… Что было потом?
– Вечерело, – слабо усмехнулась Лиза и осторожно прижалась к спинке стула, скрестив дрожащие руки на груди. – Людей в корпусе постепенно становилось меньше.
– И вы пошли в отдельный закуток, где большие полотна?
– Анька пошла одна. Я немного задержалась.
– По какой причине?
– Меня задержали месячные. Нужно было отлучиться в туалет. Рассказать вам в подробностях, как я меняла прокладку? – несмотря на слабость голоса, тон Лизы явно стал грубее.
– Нет, благодарю, можешь пропустить данный эпизод. – Рита никак не отреагировала.
– Как хотите, это было интересно, – ехидно добавила Лиза, но все же продолжила рассказ. – Когда я вышла из туалета, то сразу услышала крики и поняла, что началась какая-то суматоха. К выходу бежали люди. Некоторые падали, поднимались и снова бежали к выходу. Я бросилась в противоположном направлении, чтобы найти Аню. Люди кричали и кричали. И вот в толпе я увидела ее. Она шла медленно и смотрела в пол. Ее даже пару раз толкнули, но она будто не замечала, – голос Лизы стал срываться на плач, из глаз покатились слезы. – Я подбежала к ней, схватила за руку и отвела подальше, чтобы нас никто не опрокинул. Я все спрашивала, что там случилось. Она молчала, качала головой, шептала, что все нормально, а у самой руки были ледяные. Я ее встряхнула, а когда она подняла на меня глаза, то…
Лиза не смогла продолжить и беззвучно зарыдала. Рита даже не пыталась ее успокоить. Он просто терпеливо ждала, пока та не прекратит плакать. Спустя какое-то время всхлипы Лизы стали тише, и Рита решила спросить:
– Что не так было с Анной? Ты говорила, что она выглядела страшно. Как именно это проявилось?
– Ее глаза… Я никогда не видела таких огромных зрачков. Это было ужасно. Так же ужасно, как и некоторые картины на той выставке…
Рита записала в блокнот ее последнюю фразу и резко щелкнула ручкой.
– На сегодня все, спасибо, что уделила мне время, Елизавета. Постарайся восстановить спокойствие. Дыши ровно, считай до десяти, как я тебя учила. Всего доброго! И еще раз благодарю за такой подробный рассказ, ты молодец. В этот раз я хотя бы смогу сопоставить факты с твоими фантазиями.
– Да не за что, – ответила Лиза, вытирая рукавом халата мокрые щеки.
Рита позвала медсестру, которая проводила девушку из общей комнаты в ее палату. Сама Маргарита Александровна прошла в свой кабинет и занесла некоторую информацию о пациентке в компьютер.
Ночью в одиночной палате психиатрической больницы было невыносимо тихо. Уличные шорохи не могли проникнуть сквозь толстые оконные рамы, находящиеся почти под самым потолком, чтобы больные не могли достать до стекол. Такое правило действовало даже в отделении для небуйных. Полная герметизация, территориальный и социальный вакуум. В общих палатах, где находится по восемь-десять человек, хотя бы есть возможность общаться с людьми. Одиночные же палаты только больше ускоряют прогресс болезни, превращая человека в животное, разум которого загнан в угол собственными страхами и галлюцинациями.
Лиза сидела в маленькой комнатушке на койке со скомканным бельем и обнимала руками колени. Ее взгляд упирался в противоположную стену, где в причудливом танце извивалась тень далеких деревьев.
Лиза вспоминала Аньку.
«– Неужели ты действительно хочешь нацепить это говно? – возмутилась Анька и вырвала из рук Лизы ее любимую кофту.– Лизунь, это отстой пидарский!
Лиза лишь ухмылялась на подобные замечания. Девушки обе понимали, что она все равно наденет то, что уже выбрала. Но Ане нравилось играть роль заботливой и более разумной подруги.
– Пора становится девушкой, хватит быть чмырёнышем!
– Мне нравится быть чмырёнышем! – размерено отвечала Лиза.
Такие перепалки случались часто, и они нисколько не расстраивали подруг. Аня, несмотря на вечное ворчание, любила свою одноклассницу, а теперь и однокурсницу очень сильно, и это было взаимно.
– Я сегодня не настроена воспринимать искусство, – честно призналась Лиза в тот день.
– Ой, отвали! – Анька всплеснула руками. – Мы идем и точка. Я уже столько фоток в сети видела, на этой выставке были все, кроме нас. Надо это исправлять, – с этими словами она демонстративно вышла из комнаты и стала нарочно громко обуваться в прихожей.
Лиза не стала спорить. Мероприятие действительно обратило на себя внимание кучи людей в небольшом городе, и ей тоже хотелось посмотреть, из-за чего столько шума. Да и название «Сто граней безумия» звучало очень поэтично и заманчиво.
На протяжении всей дороги до студгородка медакадемии Лиза говорила о бесполезности их поездки. Анька рулила свою старенькую Нексию и не обращала на занудные бормотания никакого внимания.
– Лучше бы посмотрели какой-нибудь кинчик. И вообще я замерзла.
– Не нуди, – раздраженно отвечала Аня. – Не то высажу тебя сейчас.
Выставка разместилась в одном из просторных залов административного корпуса академии. Ее идейным вдохновителем стал заведующий кафедры психиатрии. Выставка представляла собой результат его трехлетнего исследовательского проекта. Будучи по совместительству одним из руководителей местного Института изучения эндогенных психических болезней, заведующий кафедры в течение многих месяцев просил разных пациентов нарисовать то, что придет им в голову. Некоторые работы поражали воображение здорового человека. Люди, выворачивающиеся наизнанку, вихрь из человеческих голов, цветущие деревья на фоне апокалиптических сюжетов… Вход на выставку был свободный. Организаторы хотели обнажить перед обычными людьми картины, являемые неспокойным разумом.
– Ты посмотри, какая красота! Да это ж заебись! – восхитилась Анька архитектурой в студгородке, когда они припарковались на небольшой стоянке. – А я и не была здесь никогда. Может, нафиг эту столицу, а то полтора часа на перекладных утром и вечером, давай в мед поступать!
– Лучше посмотри, какая толпа туда идет, – недовольно ответила Лиза, глядя на всех желающих именно «прямщас» увидеть «Сто граней безумия».
– Ничего страшного, не состаримся. – ответила Аня.
Лиза признала, что была не права, сразу на пороге нужного им зала. Людей было много, но картины все равно четкими большими полотнами проступали сквозь посетителей и намертво цепляли взгляд. Нормальный человек не смог бы нарисовать такого.
– Говорят, самый смак – это шизофреники, но давай оставим их на десерт. Они должны быть в конце зала, мы к ним пойдем медленно, ладно? – спросила через какое-то время Аня.
– Ты иди, а я забегу в санузел, – быстро сказала Лиза, ища глазами нужный указатель.
– Хорошо, встретимся где-нибудь здесь, – Анька улыбнулась и подмигнула Лизе, которая в последний раз видела ее такой красивой и радостной».
Лиза легла на бок на своей больничной койке, не переставая обнимать колени. Ей становилось страшно. Она с детства боялась темноты. За окном слышалось какое-то шуршание, то ли дождь, то ли ветки деревьев с редкой листвой. Лиза зажмурилась и забилась под одеяло. Чтобы отвлечься, она стала думать о порно. О чем-нибудь очень жестком – как одну девушку трахает сразу три мужика. Когда Лиза была маленькой, она случайно нашла диск с порнографией в родительском шкафу. С тех пор все ночные страхи она перебивала этими сюжетами. Выбирать другие мысли, вместо пугающих, оказалось хорошей стратегией. И вот в голове Лизы уже разыгрывалось жаркое порево. Трое взрослых мужчин драли девушку явно моложе, чем они сами. Она сидела верхом на одном из них, второй старался над ее задним проходом, третий держал за волосы и заставлял облизывать свой торчащий орган. Лиза задышала глубже. Ее рука забралась в трусы. Через несколько тихих стонов, девушка задрожала и размякла. Затуманенные мысли медленно вернулись к Ане…
В газетах писали, что случившееся на выставке – не более чем пиар-ход руководства для привлечения большего числа посетителей. Городские власти не стали заводить ни уголовного, ни даже административного дела, мотивируя это тем, что никто в момент происшествия не пострадал. Ходило много разных слухов: кто-то утверждал, что люди в тот вечер подверглись воздействию какого-то неизвестного газа, другие говорили, что имел место редкий случай массовой истерии. В общем, шумиха поднялась большая, но ненадолго. СМИ быстро переключились на другие душещипательные истории, которые каждый день дарила газетчикам и телевизионщикам большая столица. Ясно было только одно – никто из посетителей, обратившихся за помощью в больницу, не помнил, что же на самом деле произошло тогда в секции с картинами шизофреников. Сама Лиза не знала, какой версии верить. Она вроде бы слышала неясный сладковатый запах в момент разгара паники, но не обратила на него внимания. В тот вечер она так и не дошла до конца галереи и не увидела, что же именно испугало ее Аньку и других посетителей.
«Аня сидела за письменным столом и рассматривала в альбоме фотографии двухлетней давности. В то время они с Лизой учились в средней школе и летом ездили отдыхать в сосновый бор, в лагерь для подростков. Тогда они особенно сдружились. Аня томилась по одному парню из старшей группы, имя которого она позже и вспомнить не могла, а Лизка с энтузиазмом помогала ей добиваться взаимности. В один момент, когда парень попытался воспользоваться влюбленностью Аньки на полную катушку, именно Лиза привела подругу в чувство и доходчиво объяснила, что не стоит растрачивать себя так бездумно. Лиза тогда сильно перепугалась за подругу, Аня быстро все поняла и потом была искренне благодарна ей за такую преданность. С тех пор как-то повелось, что подруги всегда и везде были вместе.
Лиза стояла рядом со столом и не сводила настороженных глаз с напряженного бледного лица Ани.
– Ты сегодня опять плохо спала? – спросила Лиза.
– Да.
– Таблеточки не помогают?
– Нет. Нихуя не помогают.
Лиза больно закусила губу. Она присела рядом с Аней на корточки и взяла ее за руку.
– Котенок, я очень переживаю. Я думаю, если ты все-таки расскажешь, что случилось, тебе станет легче. Пойми, ты мучаешь меня. Я так больше не могу. Что произошло, что ты видела или что с тобой сделали? Расскажи, пожалуйста! Ты все время молчишь… Твои родители тоже не понимают, что происходит, а я не могу им подсказать, потому что сама не знаю! – Лиза почти плакала и не могла больше говорить.
Аня молча повернулась к ней. На лице не было ни сочувствия, ни раздражения. Только странная сосредоточенность в чуть прищуренных глазах и плотно сжатых губах. После некоторого молчания она прошептала:
– Ты все равно мне не поверишь. И никто не поверит. Я сама себе не верю…
– Поверю, обещаю! – ответила Лиза со слезами.
Аня опустила взгляд в колени и сразу стала говорить, будто только и ждала, когда же наконец кто-нибудь расплачется перед ней и будет требовать все рассказать:
– Картина. Там была одна картина. Странная. Человек-кит, он лежал в зеленых морских волнах с запрокинутой назад головой. Видно только его подбородок, белесые волосы и огромный черный хвост, начинающийся от пояса. Картина очень большая и какая-то другая, понимаешь, будто фактурная, то есть изображение словно рельефное. Так краски интересно подобраны… Я смотрела на нее долго, а потом…
Рука Ани, которую держала Лиза, стала совсем холодной. Лиза разволновалась еще больше.
– Что? Что произошло?
– Мужчина с хвостом. Он поднял запрокинутую голову и посмотрел на меня в упор.
– То есть? Я не понимаю…
– Сначала я видела только его подбородок, а когда он выпрямился, то я могла смотреть прям в его черные, пустые, без зрачков и белков глаза…
Внутри Лизы все похолодело, она отпустила руку подруги и отстранилась от нее.
– Ты уверена? Как такое возможно? Может, это был какой-то экран? Видео? Сейчас во всех музеях плазменные панели…
– Нет, холст и краска. Я видела его лицо полностью, видела, как он повернулся. Так же, как сейчас вижу тебя.
Лиза не знала, что ответить.
– Может, оптический обман? Игра света? – она пыталась придумать любые возможные объяснения, чтобы не верить в сумасшествие подруги.
– Он повернулся, Лизунь. А потом резко оскалился. Теперь я не могу спать, стоит закрыть глаза, как он появляется снова… – Аня задрожала всем телом. – Он разговаривает со мной… Это невыносимо, невыносимо… – веки Ани плотно сомкнулись, но слезы все равно покатились на щеки – Он говорит, что никогда не оставит меня в покое…»
Лиза забралась под одеяло с головой. В палате было душно, но так она чувствовала себя в безопасности. Главное, что бы ни случилось, ни при каких обстоятельствах не закрывать глаза. Иначе не спастись.
– Ты права, Анют, – прошептала Лиза темноте, – это невыносимо…
– Ночью у тебя был очередной приступ, – скорее утвердительно произнесла Рита.
Она снова находилась в комнатке с большим окном и белым столом. Напротив, забравшись на стул с ногами, сидела Лиза.
– Вы же сами все знаете, – устало проговорила пациентка.
– Галлюцинации?
– Угу.
– Мужчина с картины? – Рита что-то записывала в блокнот, не особо интересуясь своей пациенткой. Ее тон был, скорее, будничный, нежели участливый и заинтересованный. Лизу это откровенно раздражало.
– Что вы все время там пишите? – не сдержавшись, резко спросила она.
Врач Маргарита Александровна оторвалась от блокнота и невозмутимо посмотрела на свою пациентку. Лиза выглядела сегодня как никогда плохо: редкие волосы, осунувшееся лицо, белки глаз кое-где испещрены красными змейками.
– Я записываю твою речь и особенности поведения.
– «Речь и особенности поведения»! – грубо передразнила Лиза. – Вы можете разговаривать, как нормальный человек? Я хочу общаться не с бездушным психологом, а с молодой привлекательной женщиной, на которую вы похожи!
Рите польстили эти слова, и она закрыла блокнот, демонстративно отложив его и ручку в сторону.
– Хорошо, давай общаться. Итак, твое воображение опять рисовало человека-кита?
– Да. Ночью закрываю глаза и вижу его.
– Знаешь, Елизавета, к твоему сведению, я прочла историю болезни Анны Свиридовой…
Рита выжидательно посмотрела на Лизу, пытаясь понять, как та отреагировала на это заявление.
– И что? – спросила девушка, чуть закатив глаза.
– Раз уж мы общаемся, как женщина с женщиной, а не как доктор с пациенткой, я смело могу сказать тебе то, что думаю. Я предполагаю, что ты разыгрываешь комедию, в которую, возможно, сама уже поверила.
Лиза убрала волосы от лица и искренне усмехнулась.
– Вы считаете, я все себе придумала, да?
– У тебя те же симптомы, что и у Анны! Один в один. Мне кажется, что ты всего лишь очень впечатлительный человек. К тому же, ты попала сюда, после ее смерти. Банальная фрустрация сделала свое дело, и ты придумала себе фантомные муки.
– Я попала сюда, после того, как сама увидела эту чертову картину!
– Картина тут ни при чем, – уверенно возразила Рита. – Анна делилась с тобой переживаниями, рассказывала о своих галлюцинациях, и в итоге ты полностью перенесла все ее страдания на себя. Так бывает. И нередко. Тебе просто надо это принять и постараться поработать над собой.
Лиза внимательно смотрела на своего врача. Маргарита Александровна действительно была очень привлекательной женщиной. Да даже девушкой. Были видно, что ей еще не так много лет, хотя она изо всех сил старается выглядеть старше и мудрее. Красивые светлые волосы до плеч, изящные черты лица, прямая осанка, которая только подтверждала мысль о высокомерии ее обладательницы. Лиза вдруг поняла очень многое о своем враче. Такие люди вызвали у нее одно лишь презрение.
– Вы никогда не ошибаетесь? Ведь так? – откровенно спросила Лиза.
– Человеку свойственно ошибаться…
– Но вы – исключение. Скажите мне, Маргарита Александровна, вы вуз с отличием закончили?
– Да, – Рита поджала губы. – Какое это имеет отношение к нашему разговору?
– Потом вы, наверняка, еще какую-нибудь ординатуру лучше всех преодолели, правда? – не дождавшись ответа, Лиза продолжала. – И теперь работаете в одной из лучших клиник нашей страны. Именно там, куда свозят со всей России самых интересных шизоидных… Это же так почетно! Вы не зря выбрали такую профессию, ведь психотерапевты умнее всех на свете. Так?
– Елизавета, мы далеко ушли от основной темы нашего разговора, – казалось, спокойствие Риты было нерушимым.
Лиза поняла, что несколько перегнула палку, но ей было плевать. Лишь соблюдая этикет, она произнесла сквозь зубы:
– Ну уж извините…
– Все в порядке. Давай продолжим, у меня осталось не очень много времени на тебя.
Рита снова раскрыла блокнот и продолжила писать, задавая однообразные вопросы своей пациентке.
«– Лизунь, я не хочу, чтобы ты мучилась, – Аня отвернулась в сторону. Она сидела на жесткой, обитой дерматином кушетке и теребила пальцами штаны своей любимой пижамы с уточками. Совсем недавно она все-таки согласилась лечь в стационар на обследование. Буквально за несколько бессонных недель из крепкой спортивной девушки она превратилась в худое, еле дышащее тело.
– Уходи, – глухо, но настойчиво произнесла Аня.
– Ты же знаешь, что не стоит мне говорить таких вещей, – зло ответила Лиза. – Время посещения еще не закончилось. Я никуда не уйду.
– Не нужно, Лизунь… Мне здесь не помогут, я уверена. Уходи и постарайся забыть всю эту хрень.
– Забыть тебя, да? Просто забыть, – ответный вопрос звучал слишком резко. Лиза подумала, что ей очень хочется ударить Аньку, причинить ей сильную физическую боль – быть может, это заставит ее очнуться и прекратить говорить страшные глупости.
Аня ничего не ответила. Лиза погладила ее по тусклым длинным волосам. Ей вдруг снова вспомнилось то лето, когда они отдыхали в лагере. Аня заливала слезами разбитое неудачной любовью сердце, а Лиза гладила ее по ярко-черным волосам и успокаивала, как ребенка.
– Ты поправишься, – ласково произнесла Лиза, стараясь придать голосу уверенность.
– Нет. – Аня замотала головой. – Он меня не отпустит, никогда не отпустит. Он съест меня с потрохами… Съест…
В этот момент Лизу охватил гнев. Она сцепила свои руки до боли в пальцах, чтобы преодолеть желание что-нибудь схватить и разорвать в мелкие клочья.
– Блять, Аня, прекрати думать об этом! Ты сама себя съедаешь! Перестань, перестань, перестань!
– Уходи, Лизунь, – чуть слышно произнесла Аня и поднялась с кушетки, чтобы удалиться в свою палату…»
Снова настала ночь. Лиза лежала в своей одиночной палате и смотрела в потолок. Из уголков ее глаз быстро текли горячие слезы. Уже несколько ночей подряд она пыталась не спать, но каждый раз у нее ничего не получалось. Вот и теперь веки тяжелели с каждой секундой, игнорируя быстрое сердцебиение и непрекращающийся поток соленой, едкой жидкости из глаз. Ни успокоительные, которыми ее здесь пичкали, ни снотворное почему-то не действовали. «Надо смотреть по сторонам, нельзя сосредотачивать внимание на чем-то одном», – думала Лиза. Но в пустой комнате, где находилась только больничная койка, нечего было рассматривать. Серые стены, серый потолок, блеклые тени мира за высоким окном. Чуть искрящееся в свете фонаря стекло, заключенное в деревянную раму. Лиза на минуту засмотрелась на него. Вот бы дотянуться, разбить, воткнуть в себя осколок и забыть весь ужас. Но кровать не сдвинуть с места… Анька все же была сильнее духом, у нее получилось быстро умереть. Сейчас Лиза ей очень завидовала. И вдруг она испугалась собственных мыслей. «Нет! Нет, пожалуйста, я хочу выздороветь… Хочу выздороветь…», – слезы брызнули с новой силой.
– Господи, помоги, – слабо прошептала вслух Лиза и через несколько минут все же уснула.
Когда сознание провалилось в сон, она в очередной раз очутилась на той самой выставке. Студгородок, административный корпус медакадемии, закуток с тремя большими картинами. Прямо перед Лизой качается в буйных волнах человек-кит с запрокинутой назад головой.
Лизу начинает переполнять страх. Она знает, что сейчас произойдет.
Через пару мгновений мужчина на картине поворачивается лицом к Лизе со скалящейся усмешкой. Его глаза горят бесконечной чернотой, в них ничего нет.
– Здравствуй, Елизавета! – победно произносит он шелестящим голосом.
Лиза закрывает уши руками, но не может отвести взгляда от картины.
– Нет! – плачет она.
– Разве ты не рада меня видеть?
– Ну, зачем? Зачем все это? – девушка не может зажмурить глаза, чтобы не видеть человека на картине. Она пытается громко читать молитву Отче наш, но все время запинается на полуслове, потом старается вспомнить начало предложение, проговаривает заново. Мужчина скалится, протягивает руки перед собой и вытаскивает их из плоскости холста, чтобы дотянуться до девушки.
Вдруг Лизу что-то сбивает с ног, она падает на колени перед картиной и обхватывает живот руками. Внутри все горит, кажется, органы плавятся и слипаются единым тягучим комком.
Человек-кит не отрываясь смотрит, как корчится на мраморном холодном полу девушка. На его губах уже знакомая до боли ядовитая усмешка.
– Елизавета, я не могу иначе, – лишь это отвечает он на ее молитвы и плач. – Я должен съесть тебя всю, без остатка.
В ту ночь в одной из одиночных палат крупнейшей в стране клинической больницы снова ударялись об стены крики и умоляющий женский плач.
Ранним утром, как и глубокой ночью, на центральных улицах небольшого города, приютившегося на юге столичного региона, властвовала тишина. Всего через пару часов люди начнут торопиться туда, где кипит трудовая жизнь. Самые большие потоки рабочего и учащегося населения стекались всего в два места – это Медицинская академия с Институтом изучения эндогенный психических болезней и Городская клиническая больница №2 с огромнейшим по федеральным меркам отделением психиатрии. Именно в этих двух учреждениях трудились лучшие специалисты своей области, многие из которых не гнушались ездить на работу в область из самой столицы, в то время как большинство жителей выбирали обратное направление следования электрички.
Маргарита Стронгина была из тех, кто преодолевал семьдесят километров из административного центра до места работы на личном автотранспорте. В свои двадцать шесть лет, из которых семь пришлись на учебу в академии и клиническую ординатуру, она искренне полагала, что уже добилась определенных высот в карьере. Самым главным достижением, конечно же, была должность врача-психотерапевта в престижной российской больнице, авторитет которой признавали не только на областном, но и на федеральном уровне. После пяти лет медицинского образования Рита без труда поступила в клиническую ординатуру. Сначала она была клиническим ординатором ГКБ №2, весьма успешно проявила себя и чуть меньше полугода назад получила настоящую должность в штате и первого нетривиального пациента. Главный врач, судя по всему, возлагал на молодого специалиста большие надежды, ведь не зря же он несколько лет терпел невероятное упрямство и самоуверенность Риты. Взрастить из девушки хорошего практика главного врача однажды попросил его хороший друг и ее бывший научный руководитель в медакадемии – уважаемый в городе преподаватель с многолетним стажем Георгий Фирсовович Бехтерев. Он выпускал из-под своего крыла лучших врачей округа. К таковым относила себя и сама Рита.
Перед работой она по обыкновению готовила крепкий кофе, белковый омлет и смотрела шестичасовые утренние новости на федеральном канале. Рита жила в съемной квартирке на юго-востоке столицы, почти на краю географии. Родом она была из маленького промышленного города в другой части страны. Сразу после выпуска из школы Рита поехала поступать в самый престижный мед, и, на удивление всех родственников, поступила. После окончания академии она переехала из общежития в большой город, чтобы каждое утро возвращаться туда, где продолжалось обучение, и тратить на это полтора часа в одну сторону. Последнее время Рита все чаще думала, что впечатлений от столицы ей уже достаточно и надо что-то решать с более удобным местом жительства.
На экране телевизора, стоящего на холодильнике маленькой кухни, нудно отвечал на вопросы корреспондента полноватый лысый мужчина с тонкими черными усиками.
– Выставка снова открывается для посетителей в эти выходные, – говорил он слегка гнусавым голосом, – полиция и специалисты академии провели необходимую экспертизу и не выявили никакой угрозы для жизни посетителей. То есть, ни газа, ни чего-либо подобного обнаружено не было, впрочем, как и полгода назад. Бояться не стоит, экспозиция будет работать в прежнем режиме, вход свободный.
– Как вы прокомментируете то, что после закрытия зала галереи, туда неоднократно пытались пробраться посторонние люди? – задал вопрос корреспондент.
– Ну, неоднократно – это сильно сказано, – снисходительно улыбнулся мужчина, – туда проникли лишь единожды. Но это было всего лишь обычное хулиганство. Наша уникальная экспозиция не пострадала. Приходите все на нее смотреть.
– А кто все-таки залез в закрытое помещение академии?
– Это была девушка-подросток, которая сейчас находится в нашей клинике, в отделении душевнобольных. Выводы делайте сами.
Рита налила готовый кофе в кружку и выключила телевизор.
– Проректор упомянул тебя в своем интервью, – насмешливо сказала Рита.
– Охренеть как здорово. Я знаменита, – съязвила Лиза.
Она никак не могла забыть события прошлой ночи. Внутри живота все еще осталось неприятное жжение. Кожу на локтях и коленях саднило от того, что девушка во время очередного кошмара постоянно ворочалась на жесткой простыне. Во рту пересохло, и от усталости и лекарств сильно кружилась голова. Тем не менее, Лиза четко видела перед собой врача и недоверчиво смотрела на нее.
