Обожжённые Солнцем

–Сегодня, после обеда. Экипаж должны прислать. Прошу тебя, очень прошу, постарайся не волноваться, – погладив уже округлившийся живот, поцеловал дрожащий подбородок Моники, – помни о своём положении, береги себя, со мной всё будет хорошо, ты же знаешь. Я вернусь, обязательно вернусь, что бы ни случилось.

–Алекс! Сын мой! – строго вопросила уже почти не встающая с кресла невесомо-белая старушка, – ты, мне, что-то не договариваешь! Я вижу и чувствую, как перепугана Матрёнушка…

–Ну что ты, матушка, – ласково приникла к ней Моника, – если б, что-то не так, я бы, ни за что его, никуда не отпустила!

–Ага! Конечно! – неверяще возразила Анна Петровна, лаская любимую невестку, – удержишь их! А то я, эту породу, махотинскую, не знаю! Пётр, – строго окликнув в окно стремительно носящегося по саду, играющего с дворовыми мальчишками, пятилетнего барчука, – слезь с дерева! Сколько можно говорить?!

–Бабуля, ты меня звала? – влетевший в комнату, как вихрь, наследник, решительно опровергнув претензии, "я же невысоко, ничего страшного", чмокнув в щечку сразу растаявшую бабулю, неудержимо вывернулся из материнских, "дай я хотя бы, щека вон грязная", объятий, исчез, как будто его и не было только что.

–Ну вот! – удовлетворённо-обвиняюще посмотрела на смеющегося сына Анна Петровна, – что я говорила?

–Папа! – провопил, вновь влетевший в комнату, внук, – там карета! И дяденьки! С ружьями и саблями!

–Ваше высокоблагородие! – щёлкнул каблуками, резво взошедший на летнюю веранду, жандармский офицер, – экипаж подан! Сопровождающий, Вас, поручик Глазьев-Кобылянский! – устремив взгляд через плечо скромно одетого в  полевую форму Александра, икнув от неожиданности, прохрипел неотрывно глядя на стоящую за спиной мужа, хозяйку имения, – сударыня, то есть, пардон, ВАШЕ ВЫСОКОБЛАГОРОДИЕ, позвольте представиться! Такой алмаз, в такой глуши! Кто бы мог подумать…

–Ах, оставьте, поручик! – "защищая" честь невестки, по-девичьи звонко рассмеялась Анна Петровна, – полно, Вам, с ходу волочиться, в присутствии мужа!

–Простите, ваше высокоблагородие! – очнувшись от дурмана, виновато склонил голову жандарм, – ждём, Вас, – стараясь не смотреть на молодую красавицу, протопал вниз по деревянным ступенькам.

–Да уж, Матрёнушка, местные мужики, вроде как уже к тебе попривыкали. А как, кто новый появится, так опять! – сокрушенно покачала головой старушка, —дуреют и столбенеют. Ну ладно, ладно, – успокаивающе погладила по руке расстроенную дочь, – знаю, знаю, что ты в этом не виновата, Радость ты моя, иди уже, мужа проводи в дорогу, – подтолкнула её к Александру, терпеливо объясняющему сыну, почему ему нельзя с ним, хотя бы немного, прокатиться на карете.

–Я тогда сам спрошу, – обиженно забубнил мальчишка, покрутившись вокруг нежно обнявшихся супругов, – у того, важного дяденьки, который у них самый главный!

–Так точно! Как прикажете, ваше высокоблагородие! – вытянувшись во фрунт, перед молитвенно сложившим ручонки Петей, отдал честь бравый поручик.

–Правда?!!! – восхищённо захлопал выпученными глазёнками мальчик, – мама! Мама! Дяденька разрешил!

–Простите великодушно, господин штаб-капитан, – еле слышно проговорил неудачливый ухажёр в ответ на укоризненный взгляд хозяина поместья, – растерялся…, виноват…

–Да ну ладно, чего уж, пусть, – нежно пропела русские слова, вышедшая на крыльцо прекрасная испанка, при взгляде на которую, поручик опять побагровел, а стоящие на запятках кареты жандармы, заёрзали и закряхтели, – Егор, – ласково поманила стоящего неподалёку с топором, прервавшего работу, здоровенного детинушку, – сядешь рядом с кучером, до трёх дубов с барином доедете, потом вместе с Петей, вернёшься. Хорошо, Егорушка?

Лихо тюкнувший топор в недотёсанное бревно, недавно ожененный на приглянувшейся ему и отвечающей взаимностью девушке, плотник "золотые руки", поклонившись в пояс, хлопнул правой пятернёй себя по груди как будто намереваясь вырвать из неё своё сердце:

–Сделаем, барыня, не извольте сумлеваться!

Держащий на руках, что есть силы прижимающегося к нему сына, Александр последний раз, поцеловав сладко пахнущую шейку, проговорил отдавая его в могучие руки терпеливо ожидающего Егора:

–Ну всё, пора мне, сынок, пора.

–Хорошо, папа. Возвращайся скорей, я скучать буду, – ловко вскарабкавшись на шею, довольно зафыркавшему, как конь, молодому, готовящемуся стать отцом, мужику, скомандовал, – поехали!!!

Отправляющийся на Дело, неведомо куда, Чистильщик Нечисти, пристально вгляделся в раскинувшийся перед ним, ласкающий душу, русский простор. Выныривающая из-за одного пригорка, извилистая речушка, попетляв голубой, девичьей лентой по желтеющим полям, напоив и омыв расположенную на правом, высоком берегу, ухоженную, здоровую деревню, снова пряталась за заросшим леском косогором. С белесовато-голубого, полуденно-жаркого неба доносилось размеренное цырканье неугомонной пичуги. От сельского пруда, доносились крики, изнемогающей от радости купания, отпущенной отдохнуть детворы. Подымающийся от рождающей изобилие земли, разогретый воздух благоухал разнотравьем. Недавно установленный на купол церкви крест, горел золотыми солнечными лучами.

–Я вернусь! – клятвенно пообещал сам себе Александр, поклонившись в пояс родной земле, зачерпнув в горсть придорожной пыли и завязывая её в носовой платок.

При подготовке обложки издания использована художественная работа автора.