Тайны Полюса

– Итак, малышка Артемида, – продолжал Фарук, – вы умеете читать прошлое вещей?

– К сожалению, это единственное, что я умею делать, монсеньор, – вздохнув, сказала Офелия.

Да, она это умела. А еще умела проходить сквозь зеркала, однако второе было как-то трудно уложить в рамки профессиональных достоинств.

– Вы об этом не пожалеете.

Глаза под нависшими веками Фарука вдруг живо блеснули. Невыносимо медленным движением он сунул руку за пазуху своей роскошной мантии и извлек оттуда книгу в переплете, украшенном драгоценными камнями. В руках Фарука она выглядела крошечной, как записная книжка; в сравнении же с ростом Офелии была огромной, как энциклопедия.

– Значит, вы сможете прочитать мою Книгу.

При виде этого предмета Офелия испытала одновременно и страх, и острое любопытство. Прежде она считала, что существует только одна такая Книга, на Аниме, в личном Архиве Артемиды. Это был столь необычный и древний документ, что лучшим чтецам ковчега, в том числе и Офелии, так и не удалось его расшифровать. Очутившись на Полюсе, девушка обнаружила, что Книги существуют и на других ковчегах. Но она также узнала еще одно: Книга Фарука – главный залог ее брака.

Когда Офелия своими глазами увидела Книгу, от которой зависела ее судьба, руки девушки инстинктивно к ней потянулись. Может быть, раскрыв эту тайну, она вырвется на свободу?

– Нет, не она!

Мрачный возглас прозвучал как похоронный колокол. Торн впервые с самого начала церемонии подал голос. Он словно ждал именно этого момента.

– Не она! Я!

Фарук, все еще сидевший на корточках с Книгой в руках, поднял глаза на Торна, недоуменно мигая, словно внезапно разбуженный человек.

– Я прочту вашу Книгу, – повторил Торн непререкаемым тоном. – И это произойдет, когда мне передастся дар моей жены и когда я научусь им пользоваться. Так записано в нашем договоре.

Торн спрятал свои часы, сунул руку во внешний карман кителя и резким взмахом развернул бумагу с печатью. Вторая его рука по-прежнему крепко сжимала плечо невесты. Офелия знала, что этот жест свидетельствует вовсе не о любви или заботе. Торн недвусмысленно дал понять Фаруку и придворным: он, и только он имеет исключительное право на ее дар чтицы.

Офелия содрогнулась всем телом. Из множества открытий, сделанных ею на Полюсе, это оказалось самым отвратительным. Церемония передачи Дара была частью свадебного ритуала, во время которого супруги обменивались своими волшебными свойствами. Торн сознательно скрывал от Офелии, что организовал их свадьбу с единственной целью – перенять от нее свойство читать вещи и самому выступить перед Фаруком в роли чтеца. От матери он унаследовал сверхъестественную память и надеялся, что она, в сочетании с даром Офелии, поможет ему пройти вспять по времени достаточно далеко, чтобы расшифровать Книгу Фарука.

Торна не интересовала историческая ценность этого документа, он заботился только об удовлетворении собственных амбиций.

– Возьмете ли вы под свое покровительство мою невесту и мою тетку до самого дня свадьбы? – настойчиво повторил Торн. – А также всех жителей Анимы, которые прилетят на Полюс, дабы укрепить добрые дипломатические отношения между нашими ковчегами?

Северный акцент в устах Торна сейчас звучал еще более резко, чем обычно. Чувствовалось, что ему невыносимо трудно просить Фарука о милостях. Беренильда же хранила спокойное молчание. Нужно было уж очень хорошо знать эту женщину, чтобы уловить в ее медовой улыбке скрытую тревогу.

Офелии казалось, что все они вместе разыгрывают комедию на сцене театра, перед публикой, которая только и ждет малейшей оплошности, чтобы освистать их. Каждое слово, каждая интонация, каждый жест приобретали здесь особую значимость. Но на этой театральной сцене Торн был самым главным ее соперником. По его вине она всегда будет выглядеть всего лишь бледной тенью супруга.

Фарук с мрачной миной перечитал статьи договора, который вручил ему Торн, потом спрятал Книгу за пазухой и стал медленно, мускул за мускулом, сустав за суставом, распрямляться, пока не поднялся во весь рост. Уж на что Торн был великаном, но Фарук рядом с ним выглядел гигантом.

– Раз она только и умеет, что читать, а я не могу заставить ее читать, – сказал он раздельно, – то чем она может быть мне полезна? Я держу в своем окружении только тех, кто умеет меня развлекать.

Вот он, решающий момент: теперь или никогда! Офелия шагнула вперед, заставив Торна отпустить ее плечо, и подняла глаза, принуждая себя смотреть Фаруку прямо в лицо. Это причиняло невыносимую боль – ну и пусть, тем хуже!

– Монсеньор, я не умею развлекать, но могу быть вам полезной иначе. На Аниме я заведовала музеем и могу открыть такой же здесь. Музей – это как память, – многозначительно сказала она, подчеркнув последнее слово. – Почти как ваш блокнот.

Офелия не могла видеть выражение лица Торна – он стоял позади нее, – но зато хорошо разглядела лицо Беренильды, с которого сошла улыбка. Попросив девушку произвести хорошее впечатление на Духа Семьи, она уж точно подразумевала не это. Офелия постаралась не обращать внимания на перешептывание шокированных придворных, теснившихся вокруг эстрады. Своим предложением она, вероятно, нарушила добрую половину правил этикета.

– Что это за музей, которым вы заведовали? – спросил Фарук.

– Музей древней истории, – объяснила Офелия, радуясь тому, что разбудила его любопытство. – Все, что имело отношение к прежнему миру. И я, разумеется, могу адаптировать его к вашим историческим источникам.

Фарук и впрямь выглядел заинтересованным, и на какой-то момент Офелия вообразила, что ей удалось завоевать себе музей, независимость и свободу. Она не поверила своим ушам, когда услышала ответ, тотчас запечатленный пишущей машинкой секретаря:

– Значит, истории… Прекрасно, малышка Артемида, вы будете рассказывать мне истории. Такова цена покровительства, которое я согласен вам оказывать – вам и вашей семье. Назначаю вас своей вице-рассказчицей.

Договор

Офелия спустилась с эстрады, волоча за собой шарф, обмотавший ногу, и тут же зажмурилась от яркой вспышки: ее сфотографировали впервые в жизни, причем именно в тот момент, когда она, оглушенная всем случившимся, выглядела вконец растерянной. Фотограф, выскочивший из-за своего черного аппарата, окутанного дымом магния, кинулся ей навстречу. Это был один из Миражей, с лысой, гладкой, как яйцо, головой; он возбужденно пыхтел – ни дать ни взять кипящий котелок.

– Мадемуазель анимистка! Я Чернов, шеф-редактор «Nibelungen», самой читаемой газеты Небограда. Не могли бы вы ответить на несколько вопросов? Наш монсеньор только что назначил вас вице-рассказчицей, – затараторил он, не дожидаясь согласия Офелии на интервью. – Чувствуете ли вы себя способной соперничать с блистательным Эриком, нашим прославленным рассказчиком? Вам понадобится огромный талант, чтобы выступать на одной сцене с автором таких потрясающих пантомим. За сорок лет представлений никому не удалось затмить этого артиста! Какой же стратегии вы намерены придерживаться, чтобы отвоевать свое место под солнцем?

Офелию тут же бросило в жар. Значит, вдобавок ко всему ей придется выступать на сцене, перед публикой?!

Паника девушки усугублялась еще и тем, что придворные смотрели на нее с холодным презрением, ожидая ответа. Но через минуту, к великому ее облегчению, все они мгновенно утратили к ней интерес: на эстраде Фарук возложил диадему на голову Беренильды, и Миражи приветствовали эту коронацию вежливыми протокольными аплодисментами.

Глядя на Беренильду в сверкающем уборе, с зардевшимся лицом и блестящими глазами, Офелия подумала: она похожа на восточную царицу. Впрочем, на царицу ли? Нет. На фаворитку.

– Мне ее жаль! – объявила тетушка Розелина, которой наконец удалось протиснуться к Офелии сквозь толпу. – Наверно, трудно любить человека, которому требуется обвешать женщину бриллиантами, чтобы не забыть о ней.

– Она согласилась на это ради меня, – прошептала Офелия. – Монсеньор Фарук оградит меня от своих придворных, а Беренильда оградит меня от монсеньора Фарука.

– Честно говоря, тебя я жалею еще больше, чем ее. Я и прежде знала, что господин Торн не очень-то чувствителен, но нужно быть бессердечным истуканом, чтобы видеть в тебе всего лишь пару рук. Ты почему так побледнела? – встревожилась тетушка Розелина. – У тебя болит бок?

Офелия сорвала со шляпы вуалетку: ей надоело смотреть на мир сквозь кружева.

– Нет, у меня болит душа от собственной глупости. Наши родственники должны прилететь со дня на день, а их безопасность будет зависеть от моего выступления на сцене. Вы можете представить меня в роли рассказчицы?

Озадаченная этим вопросом, тетушка Розелина захлопала глазами, а потом схватила Офелию за плечи.

– Давай сбежим от придворных, пока они пялятся на церемонию, и подождем Беренильду где-нибудь снаружи. Только ради бога, смотри, куда ставишь ноги, – твой шарф что-то совсем взбесился.

Офелия бросила последний взгляд на эстраду, куда ринулись придворные, спешившие поздравить Беренильду. Там же стоял и Торн, который, в отличие от всех, не обращал никакого внимания на свою тетку: он тщательно изучал напечатанный протокол, который поднес ему секретарь. Офелия отвернулась, когда Торн поднял глаза, блеснувшие как сталь, и взглянул на нее поверх печатного листа.

– Что-то не похоже на пылкую любовь, не правда ли?

Женщина, проворковавшая эти слова, подошла к Офелии, выйдя из-за пальм оранжереи. Ее массивное тело было окутано полупрозрачным покрывалом с золотыми подвесками, вероятно, ужасно тяжелыми. Офелии стало не по себе, когда она увидела на ее веках татуировку Миражей. И совсем уж она испугалась, когда та бесцеремонно обхватила руками ее лицо и впилась взглядом в ее раны.

– Неужто господин Торн вас так разукрасил, голубка моя?

Офелии очень хотелось ответить, что это единственная вещь на свете, в которой Торн неповинен, но вместо ответа она, не удержавшись, чихнула: от женщины исходил резкий навязчивый запах духов.

– С кем имеем честь? – осведомилась тетушка Розелина.

– Меня зовут Кунигунда, – представилась женщина, не отрывая взгляда от Офелии. – Я просто в восторге от того, что вы попытались сделать на эстраде, голубка моя. Мы с вами очень похожи.

Золотые подвески Кунигунды зазвенели как колокольчики, когда она подняла руку и указала на одного из Миражей, который заметно выделялся в толпе придворных своей дородной фигурой и величественной осанкой. Благодаря умелой иллюзии его редингот^[2] переливался всеми цветами радуги. Офелия легко узнала в нем барона Мельхиора. Она не раз встречала его в коридорах Лунного Света, когда служила там Беренильде под личиной лакея.

– Вам ненавистен господин Торн, – прошипела Кунигунда на ухо Офелии, – а мне – мой братец Мельхиор, барон-золотые-руки! Великий иллюзионист-кутюрье! Министр элегантных искусств! Он даже награжден орденом Искусств и Иллюзий за свои заслуги перед правящей Семьей. Мельхиор всегда был на виду и в почете, тогда как меня вечно задвигали в тень. И знаете почему, голубка моя? Потому что эти господа полагают, что лишь они, и только они способны управлять всем на свете там, наверху.

– И что мы должны сделать, чтобы выйти из тени? – спросила Офелия, пораженная в самое сердце откровениями Кунигунды.

– Объединить наши силы, голубка моя. Ну зачем нам враждовать из-за дурацких клановых различий? Мы прежде всего женщины. Более того, женщины решительные и предприимчивые!

– Ну наконец-то я слышу разумные речи, – вмешалась тетушка Розелина. – Я с вами полностью согласна, милая дама. Я вернулась бы на Аниму со спокойной совестью, если бы знала, что моя племянница способна самостоятельно управляться со своими проблемами. А каким видом искусства занимаетесь вы сами?

Пунцовые губы Кунигунды искривила загадочная усмешка.

– Я владею «Иллюзионами», заведениями развлекательных иллюзий, если это что-нибудь вам говорит. Иллюзии такого рода я называю «приятными усладами». И, поверьте, они предназначены не только для мужчин.

По тому, как испуганно тетушка Розелина вытаращила глаза, Офелия поняла, что Кунигунда уже перестала быть для нее «милой дамой».

– В окружении нашего монсеньора Фарука есть только два вида женщин: те, кто готов оказывать любовные услуги, и те, кто готов на все другие услуги. Если вы не сможете его развлечь, вам здесь не выжить. Могу ли я взглянуть на ваши ручки, голубка моя?

Растерянная Офелия, поколебавшись, сняла перчатки чтицы. Кунигунда провела своими багровыми, острыми, как лезвия бритвы, ногтями по линиям ее ладони.

– Какие маленькие ручки и какие… обыкновенные! Подумать только, ведь они наводят страх на весь Небоград!

– Из-за Книги монсеньора Фарука? – удивилась Офелия.

Кунигунда хитро сощурилась, показав целиком татуировку на веках.

– Для вас ни один предмет не составляет тайны. Иначе говоря, вы способны прочесть все дворцовые секреты, а их тут несметное множество, можете мне поверить.

Теперь Офелия уже внимательней посмотрела на придворных, наполнявших Сад для игры в гусёк: даже издали было заметно, что на нее бросают враждебные взгляды. Особенно нервничали дамы, тревожно проверяя детали своих нарядов, словно какая-нибудь потерянная булавка грозила им разоблачением.

– Я предлагаю вам сделку, голубка моя, – продолжала Кунигунда, сжимая руки Офелии. – Я подарю вам свои лучшие иллюзии и гарантирую зрелища, с которыми не сравнятся даже представления нашего знаменитого рассказчика. А вы за это, – сказала она, понизив голос, – поработаете для меня, когда понадобится, своими волшебными пальчиками.

Кунигунда стояла так близко к Офелии, что у той першило в горле от запаха ее духов, как от серных испарений вулкана.

– Благодарю вас за предложение, – ответила девушка, подавляя кашель, – но я вынуждена его отклонить. Я никогда не читаю предметы без согласия их владельцев.

Усмешка Кунигунды стала еще шире, а ее ногти больно вонзились в ладони Офелии.

– Вы отказываетесь?

– Отказываюсь, мадам.

– Что ж, похоже, я в вас ошиблась. Мне-то показалось, что я видела на эстраде честолюбивую особу. Позвольте дать вам совет, голубка моя. – (Кунигунда еще глубже вонзила ногти в руки Офелии, и встревоженная тетушка Розелина невольно дернулась, чтобы вмешаться.) – Никогда не говорите «нет» Миражам.

– Это что, угроза?

Вопрос исходил от незаметно подошедшего Арчибальда. Он стоял, сунув руки в дырявые карманы своего редингота, в небрежно нахлобученном цилиндре. Его сопровождали две старухи в робронах^[3] с широкими черными юбками, походившими на пару погребальных колоколов.

Кунигунда тотчас выпустила руки Офелии.

– О, нет, всего лишь совет, господин посол, – ответила она, обращаясь больше к старухам, чем к Арчибальду. – Просто совет.

С этими словами Кунигунда удалилась под звон своих подвесок, бросив на Офелию многозначительный взгляд.

– Я смотрю, вы времени даром не теряете, невеста Торна! – со смехом воскликнул Арчибальд. – Не успели явиться ко Двору, а уже нажили себе врага в лице этой дамы. И еще какого врага! На свете нет никого страшнее уязвленной артистки.

Офелия снова натянула перчатки, морщась от боли: Кунигунда безжалостно расцарапала ее ладони своими ногтями.

– Почему уязвленной? – спросила она.

Арчибальд вынул из кармана редингота красивые голубые песочные часы. Офелии уже было знакомо назначение этого предмета, хотя сама она никогда им не пользовалась. Стоило потянуть за колечко, как механизм приходил в действие и переносил владельца часов в райские кущи на все время, что песок сыпался вниз. «Представь себе самые волшебные краски, самые дурманящие ароматы, самые прекрасные видения! – объяснил ей когда-то Ренар. – В общем, царское удовольствие, иллюзия, которой никогда не насладишься сполна, по которой будешь тосковать всю оставшуюся жизнь».

– Дела мадам Кунигунды идут неважно, – объяснил Арчибальд. – Ее «Иллюзионы» разоряются один за другим, с тех пор как наша дорогая Хильдегард ввела в обиход эти голубые часики. Ну какой аристократ рискнет у всех на виду посещать ее сомнительные заведения, если ему достаточно дернуть за колечко незаметно, у себя дома?! А теперь позвольте мне представить вам ваш эскорт, – сказал он, внезапно сменив тему. – Я обещал нашей дорогой Беренильде обеспечить вашу защиту. Вот она!

И Арчибальд театральным жестом указал на пару безмолвных старух, стоявших сзади. Их выцветшие глаза, между которыми красовалась татуировка клана Паутины, были устремлены на Офелию с профессиональным бесстрастием.

– И вот эти дамы будут нас защищать?! – вознегодовала тетушка Розелина. – Разве жандармы не были бы более эффективны?

– Вам предстоит жить в Гинекее^[4], как и всем фавориткам нашего монсеньора. – объяснил Арчибальд. – А мужчинам вход туда запрещен. Не волнуйтесь, мои Валькирии – самые надежные гаранты вашей безопасности.

Офелия во все глаза смотрела на старух. Она слишком долго прожила в Лунном Свете, чтобы не знать о них из разговоров слуг. Эти женщины в обязательном порядке присутствовали в свитах дипломатов: примечали каждую мелочь, внимательно слушали каждое слово. У них была телепатическая связь с другими членами Паутины, и некоторые из этих последних обязаны были бодрствовать круглые сутки, записывая все, что видели и слышали Валькирии. Особы, состоявшие под наблюдением Валькирий, могли чувствовать себя в полной безопасности. Но такой охраны удостаивался далеко не каждый аристократ.

Офелия поправила очки и внимательно посмотрела в глаза Арчибальду. Это было все равно что смотреть через два окошка в лазурное небо.

– Боюсь, что я стала жертвой ужасного недоразумения. Я не способна рассказывать истории. Господин посол, вы предложили мне свою дружбу, так не могли бы вы исправить эту ошибку?

Арчибальд с полуогорченной, полуиронической улыбкой замотал головой. Если забыть о его всклокоченной шевелюре, недобритой щетине и драной, небрежно заплатанной одежде, он был красив до неприличия.

– Простите за выражение, невеста Торна, но – что посеешь, то и пожнешь. Особенно в случае с Фаруком.

– Да я просто не успела объяснить ему все как следует. Если бы я могла подробно рассказать о моих планах…

– О ваших планах? – усмехнулся Арчибальд. – Вы имеете в виду эту смехотворную затею с музеем? Забудьте об этом сию же минуту, вам никогда не удастся заинтересовать наших придворных такой скукотищей.

Тетушка Розелина едва не задохнулась от возмущения:

– Да вы… вы просто неотесанный грубиян!

Арчибальд со смехом повернулся к ней. Оскорбление его только развеселило.

– Нет, тетя, он прав, – сказала Офелия.

В ярком свете оранжереи стал виден налет пыли на ее очках. Она сняла их, вытерла о красивое платье – подарок Беренильды, – не заботясь о том, что помнет этот роскошный наряд, и начала размышлять, кляня себя за глупость. У нее было столько недель, чтобы измыслить новые планы, новые возможности, а она продолжала цепляться за свою прошлую жизнь! Но тут Арчибальд прервал ее размышления.

– Я хотел бы, чтобы вы внимательно взглянули на это, – предложил он. – Я «одолжил» их у церемониймейстера.

Он вынул из кармана две красивые игральные кости, которыми пользовался во время игры в гусёк, и протянул Офелии. Но тетушка Розелина успела выхватить их, прежде чем они попали в руки племянницы. Старушка видела достаточно непристойностей в покоях Арчибальда и не могла допустить, чтобы он коснулся ее хоть пальцем.

Офелия взглянула на кости: на них не было ни одной цифры.

– Теперь понимаете, невеста Торна? Они не настоящие. Церемониймейстер – член клана Миражей, и он сам решает, какие цифры должны появиться на костях, которые бросают игроки.

– Значит, по его вине ваш слуга всякий раз падал в люк? – прошептала Офелия, пораженная этим открытием.

– Фарук всегда выигрывает. Предложи вы ему открыть сырную лавку, он тут же превратил бы ее в кондитерскую.

В эту минуту из оранжереи донесся радостный гомон. Офелия не видела игровую площадку – ее заслоняли фонтаны и пальмы, – но поняла, что игра возобновилась. Новая партия с новыми фальшивыми костями.

– Будь я похитрее, – заметила она, вспоминая маневр графа Бориса, который дождался победы Фарука, чтобы выпросить имение, – мне следовало бы предложить ему прочитать его Книгу, вместо того чтобы просить о музее. А я так глупо позволила Торну обойти меня!

Арчибальд изумленно раскрыл глаза и рот.

– Постойте… неужели вам не рассказали, что случилось с чтецами, которые побывали здесь до вас?

– Мне сообщили, что все они потерпели неудачу и что монсеньор Фарук был очень разгневан. Но я могла бы попытать счастья. Я плохо разбираюсь во многих вещах, но что касается экспертиз, делаю их прекрасно.

– Так вот, откажитесь от этой затеи, – решительно сказал Арчибальд. – Я только что наблюдал за вами там, на эстраде. Вы чуть не упали в обморок от одного лишь взгляда Фарука. А теперь представьте себе, что с вами будет, если он обрушит на вас свой гнев. Я часто видел, как люди истекали кровью и впадали в безумие после того, как разочаровали его. Наш Дух Семьи не способен контролировать свою силу.

Офелия попыталась стряхнуть с ноги шарф, который упрямо обвивал ее лодыжку. Если Арчибальд хотел напугать девушку, то он достиг цели.

– Откажитесь от Книги, – настаивал посол. – Моя семья чуть не разорилась, оплачивая услуги лучших экспертов, призванных ее расшифровать, – филологов, чтецов и всех прочих. Из чего я сделал один, но окончательный вывод: Книга не поддается разгадке. Ее невозможно датировать, поскольку она не сопряжена со временем. Ее невозможно перевести, поскольку ее язык не имеет аналогов.

– Артемида, наш Дух Семьи, хранит такую же Книгу в своей личной коллекции, – вставила Офелия. – Значит, подобными Книгами владеют все Духи Семей?

– Трудно сказать, у каждого ковчега есть свои маленькие секреты, – ответил Арчибальд, загадочно улыбаясь. – Но послушайтесь моего совета: предоставьте Торну сломать себе шею на этой задаче. Из вас получится очаровательная вдовушка.

Несмотря на жаркое искусственное солнце, Офелия содрогнулась. Она поочередно взглянула на каждую из Валькирий, которые с холодным спокойствием, очень внимательно слушали их, и спросила, понизив голос:

– А почему монсеньор Фарук настолько одержим своей Книгой?

Арчибальд разразился таким хохотом, что его цилиндр свалился на лужайку.

– Этот вопрос, невеста Торна, – сказал он, отдышавшись, – вероятно, единственное, что объединяет вас со всеми обитателями Полюса. Книга Фарука – навязчивая идея Фарука. Я уже сказал вам и повторяю еще раз: никогда – вы слышите? – никогда не заговаривайте с ним об этом.

Арчибальд поднял свой цилиндр, повертел его на пальце и нахлобучил на голову шутовским движением клоуна. Тем не менее Офелия отнеслась к его словам вполне серьезно. Пусть он был провокатором или фигляром, но хотя бы говорил с ней искренне.

– Я встретила здесь не так много людей, которые пекутся о моих интересах. Благодарю вас, господин посол.

– О, не спешите с благодарностью. Чем больше я вас просвещаю, тем больше вы мне обязаны. И в один прекрасный день я смогу предъявить вам счет.

– Чем обязана? Какой счет? – удивилась Офелия. – Вы ведь предложили мне свою дружбу.

– Вот именно. А счет дружбы не портит. Но не беспокойтесь: вы получите такое удовольствие от расплаты, что поспешите снова залезть в долги.

Офелия была шокирована: единственная искренняя помощь, на которую можно было рассчитывать при Дворе, исходила от такого корыстного человека! Он проводил время, флиртуя с замужними дамами; не будь Офелия обручена с Торном, он даже не взглянул бы на нее.

– Я тебя предупреждала: берегись сомнительных знакомств! – вскричала тетушка Розелина, пожелтев от возмущения еще больше, чем обычно. – Господин посол, отныне я прослежу за тем, чтобы вы держались подальше от моей племянницы!

Улыбка Арчибальда, словно резиновая, стала еще шире.

– Не хочу вас огорчать, мадам Розелина, ибо я уже оценил ваши достоинства, но вам не всегда удастся быть рядом с этой юной особой. Так же, как и вам, господин интендант.

Офелия обернулась так резко, что у нее перехватило дыхание от боли в поврежденном ребре. Прямо за ее спиной посреди лужайки стоял Торн. Он высился над ней, как монумент; в руке у него был лист бумаги с печатным текстом. Офелия никогда не видела его в благостном настроении где бы то ни было – ни в одном доме, ни за одним столом, ни в одной компании, – но сейчас констатировала, что в этом экзотическом саду он выглядит особенно мрачным. Резкий свет подчеркивал два шрама на его лице, светлые волосы взмокли от пота. Вероятно, он задыхался в своем плотном мундире, но вместо того чтобы разомлеть от жары, напротив, казался застывшим, как лед, с головы до ног.

Торн протянул лист Офелии, высокомерно игнорируя Арчибальда, словно его здесь и не было.

– Я пришел вручить вам ваш договор.

– Только избавьте меня от своих комментариев, – сердито сказала Офелия, почти вырвав бумагу у него из рук.

Она боролась с Торном и позорно проиграла. Теперь ей хватило бы малейшего упрека, малейшей насмешки, чтобы дать волю обуревавшему ее гневу.

Но Торна слова невесты ничуть не смутили.

– Хочу также сообщить вам, что я наладил телеграфную связь с вашими родными. Мне удалось всех успокоить и перенести их приезд на более поздний срок.

Вот это оказалось самой приятной новостью за весь день. Тем не менее Офелия восприняла ее как еще одно оскорбление:

– А вам не пришло в голову, что я была бы счастлива присутствовать на этом сеансе связи? Со дня нашего отъезда мои родные не получили ни одного письма. Вы хоть понимаете, в какой изоляции мы с моей тетей очутились тут по вашей милости?

– Я принял срочные меры, – ответил Торн, по-прежнему не обращая внимания на Арчибальда, который прямо-таки наслаждался перепалкой. – Присутствие ваших родных на Полюсе в настоящий момент было бы крайне опасным как для них, так и для нас. Я прослежу за тем, чтобы в дальнейшем ваши письма доходили по назначению.

– А где же ваш собственный договор? – осведомилась Офелия. – Имею ли я право ознакомиться с ним, или это тоже не мое дело?

Торн и до того говорил, хмурясь, но последний вопрос Офелии заставил его помрачнеть еще больше. Он вынул из внутреннего кармана кителя конверт.

– Я приготовил для вас дубликат. Держите его при себе постоянно и предъявляйте Фаруку при любом удобном случае.

Офелия распечатала конверт, тут же выронила лист бумаги, который в нем лежал, подобрала его с травы и внимательно прочитала. Это была копия договора Торна с Фаруком. В нем было зафиксировано всё: обязательство обручения с чтицей Анимы (имя Офелии там предусмотрительно не указывалось), дата свадьбы (3 августа) и даже запланированная на ноябрь дата чтения Книги. Из этого документа следовало, что невеста, выбранная Торном, не имеет никакого отношения к данному договору. Очки Офелии потемнели, когда она дошла до параграфа «Вознаграждение за чтение Книги»:

«В случае успеха г-н Торн официально получит титул знатной особы, а его статус бастарда будет аннулирован и признан не имевшим места».

У Офелии сжалось сердце. Все амбиции Торна заключались в этих строчках. Он оторвал ее от семьи и подверг ее жизнь опасности лишь для того, чтобы выбиться в аристократы. О Беренильде в контракте не было ни слова: он даже не подумал о своей родной тетке, которая много раз рисковала собственным положением, лишь бы помочь ему добиться успеха.

Торн ни о ком не заботился – что ж, Офелия решила больше не заботиться о нем.

– Когда-нибудь я уплачу по счету, – объявила она Арчибальду. – Дайте мне только время, чтобы выбрать способ отблагодарить вас, и я постараюсь расплатиться сполна.

У Арчибальда имелся в запасе целый набор всяких улыбок, но Офелия никогда еще не видела такой растерянной, словно его крайне смутило ее обещание. Однако это длилось всего один миг, после чего он лихо щелкнул по своему цилиндру.

– Мне не терпится дожить до этого, невеста Торна! А пока позвольте откланяться. Я слишком долго отсутствовал в Лунном Свете, – пояснил он, ткнув пальцем в татуировку на лбу. – А без кота, знаете ли, мышам раздолье.

Под мышами он разумел своих сестер, которых заботливо оберегал от светских соблазнов. Лихо развернувшись, он чуть не сбил с ног тетушку Розелину, стоявшую у него на дороге. Сейчас всё в ней: надменно вздернутый подбородок, суровое выражение длинного лошадиного лица, крошечный пучочек волос, торчащий на макушке, и руки, чопорно сложенные на строгом платье, – делало ее воплощением оскорбленного женского достоинства.

– Господин посол, вы похотливы, как мартовский кот. Я солгала бы, сказав, что питаю расположение к господину Торну, – заявила она, бросив взгляд на означенного господина, который в данный момент интересовался только своими часами, – но он все-таки ее законный жених. Назовите хоть один убедительный довод, чтобы я могла позволить вам встречаться далее с моей племянницей.

– Ручаюсь, что вы позволите мне встречаться с вашей племянницей, – самоуверенно ответил Арчибальд, – более того, вы первая попросите меня об этой встрече.

И пока возмущенная тетушка Розелина подыскивала слова для отпора, он нагнулся и чмокнул ее в щеку. Офелия затаила дыхание. Ее тетка даже поцелуй руки расценивала как непристойность, и уж, конечно, сейчас ответит на такую фамильярность здоровенной пощечиной.

Однако ничего подобного не произошло. Офелия не поверила своим глазам, когда желтое лицо тетушки Розелины окрасил нежный румянец, а суровость сменилась бурным волнением. Она смотрела на Арчибальда так, будто он вознес ее в райские кущи.

Тем временем Арчибальд отдал прощальный поклон тетушке Розелине, Валькириям и Офелии, а затем исчез за пальмами, весело крутя на ходу свои голубые часики на цепочке.

– Тетя, вы… хорошо себя чувствуете? – испуганно спросила Офелия.

И в самом деле, Розелина как будто помолодела сразу лет на двадцать.

– Что? – пробормотала она. – Ну разумеется, я прекрасно себя чувствую, что за глупый вопрос! – И добавила, нервно обмахиваясь веером: – В этой оранжерее задохнуться можно от жары. Давай выйдем.

Офелия растерянно глядела ей в спину. Понятно, что все придворные дамы уступают обаянию Арчибальда, но чтобы ему поддалась ее родная тетка!..

– Я думаю, брать в союзники Арчибальда – плохая идея, – объявил Торн, заводя свои часы.

Офелия подняла голову и спросила, стараясь собрать последние остатки вежливости:

– Предположим. Это все, что вы хотели мне сказать?

– Нет.

Теперь, когда они остались одни, стальной взгляд Торна совсем оледенел. Офелия ждала чего-то подобного. После того как девушка публично, перед самим Фаруком, встала на пути у жениха, она не надеялась избежать упреков и внушений.