Kitabı oxu: «Запасные крылья»

ПРОЛОГ

Погребальный костер догорал устало и неторопливо. Обугленные останки черной кляксой выделялись на белой простыне студеного ложа. Чукотка не привечала чужих. В этом суровом краю не было места слабым. Сильные люди смотрели на смерть сухими глазами. Они уважали жизнь и тех, кто правит ею, а потому принимали смерть как неотъемлемое право природы вершить свои законы. От них требовалось соблюсти ритуалы, чтобы облегчить путь усопшего к предкам и не позволить его духу вернуться и забрать раньше срока кого-то из них. Разбредались торжественно и чинно, положив за щеку сушеную оленину как погребальное угощение.

– Ну вот, опоздали, – спрыгивая с нарт, горевал маленький человек в огромной шапке-ушанке.

Все на нем было тщательно заправлено, завернуто, опоясано, что выдавало чужака даже более, чем светлые глаза и русая бородка с наросшей горкой инея.

– Не переживайте так, профессор, – попытался утешить его парень, в наряде еще более громоздком. – Не последние же похороны, ей-богу.

– Дурак ты, Сидоров, хоть и ленинский стипендиат, – оборвал его профессор. – Таких больше на моем веку не будет. – Он почти плакал.

– Ну раньше мы никак не успевали. К черту на рога быстрее добраться, чем до этих стойбищ. Все-таки советской власти есть еще над чем потрудиться. На дворе 1979 год, а тут как провал во времени.

– Помолчи, – простонал профессор.

– А можно вопрос? – И, не дожидаясь ответа, Сидоров продолжил: – Мне в обкоме поручили вас сопровождать, потому что вы профессор известный. А зачем вам на эти похороны смотреть?

– Есть наука такая – этнография, изучает быт и ритуалы разных народов. – Профессиональная деформация личности не позволила профессору игнорировать вопрос молодого человека.

– Так зачем вам их изучать? Вон их сколько. – Он показал рукой на расходящихся чукчей. – Любой из них про свои обычаи все подробности знает. Сделайте чукчу профессором, он за вас все умные книжки напишет.

– Умно, – рассеянно согласился профессор.

– Нет, все-таки странная у вас наука. Вот я математик, у нас не забалуешь. Родился человек – плюс один. Умер – минус один. А у вас все с каким-то подвывертом. Вот скажите мне, чем эти похороны такие особенные?

Профессор молчал. Он шарил глазами по струйкам растекающейся толпы. Наконец его глаза оживились; зорким глазом выбрав добычу, он коршуном слетел со своего места и устремился вперед. Сидоров остался возле нарт.

Чукча, который привез их сюда, заботливо охаживал собак, проверял упряжь, трепал холки.

Сидоров подошел к нему.

– Кто умер-то? – спросил он.

– Человек, – удивился вопросу чукча.

– Понятно, что не олень. А чем этот человек знаменит?

Сидорову не давала покоя загадка, почему так горевал профессор, опоздавший на похороны.

Чукча молчал. Он обошел Сидорова и снова склонился над собаками.

– Да уж, дикий край, – задумчиво протянул Сидоров.

Перед его мысленным взором, как ледяные торосы, вздыбилась махина тяжких задач, стоявших перед советской властью на этом северном фронте.

Издалека он видел, что профессор суетится около женщины, идущей тяжелой, но твердой походкой. Она смотрела вдаль, и профессору явно не удавалось привлечь к себе ее внимание. Она шла, как дикий олень, странным образом одновременно и горделиво, и согбенно, а профессор мельтешил рядом, как гнус.

– Кто это? – спросил Сидоров у возницы, показав на женщину.

– Шаманка, – нехотя ответил тот.

– А что она тут делает?

Чукча посмотрел долгим взглядом и отвернулся.

Пришлось ждать профессора. Издалека было видно, что поговорить с шаманкой ему не удалось. Он был расстроен, взволнован и, как показалось Сидорову, напуган.

– Ну как? – спросил Сидоров.

Его не удостоили ответом.

– Назад едем?

Профессор кивнул.

Ехали молча. Сидоров дулся и всем своим видом показывал, что профессор неправ. Наконец он не выдержал.

– И зачем ехали? Похороны, видишь ли, какие-то особые. Знатного оленевода хоронили? Героя соцтруда?

Профессор усмехнулся и с плохо скрываемой язвительностью сказал:

– Стал бы я в такую даль, ради… Тут бери выше! Шаманка сына хоронила.

– Так у них дети бывают? – искренне удивился Сидоров.

– Искусство шамана может наследоваться. Это не дар, это бремя, – задумчиво сказал профессор.

– Значит все закончилось?

Профессор молчал. И когда Сидоров уже забыл свой вопрос и его, захмелевшего от морозного воздуха и однообразного снежного пейзажа, начало клонить в сон, профессор как бы в никуда произнес:

– Боюсь, что ничего не закончилось. – Он поежился, словно холод сковал его изнутри. – Я видел ее глаза. Все только началось.

До конца пути профессор не проронил больше ни слова.

ЧАСТЬ 1

ДЕРЬМОВАЯ ЖИЗНЬ

Неприхотливая женщина

В дверь постучали. Лара с тревогой открыла. Все-таки в наше время это случается крайне редко. Последний раз стучали, чтобы вручить повестку в связи с СВО. Да и то ошиблись адресом.

На этот раз все было прозаичнее. На пороге стояла соседка сверху. Ее фигура, словно пожеванная жизнью, опасно давила на дверной косяк. Косяк держался, хотя по регламенту должен был сгнить десяток лет назад. Дом был старый. Но не в смысле благородной старины, напоминающей о дворянах и серебряных канделябрах. Нет, «старый» в смысле «ветхий, драный, потрепанный». Когда-то его построил завод для своих рабочих. Потом завод благополучно скончался, а все его активы отошли в пользу семьи директора. Это называлось приватизацией. Дом за ненадобностью директор не взял, передал на баланс города, и тот болтался там ненужным довеском. В нем жили те, кто не накопил на более приличный вариант.

Лара была в их числе. И соседка сверху тоже. Это единственное, что их объединяло. Все-таки у Лары имелось высшее образование, отягощенное ученой степенью, и она считала, что попала сюда в силу недальновидной государственной политики. Лара сеяла иногда разумное, слегка доброе и сомнительно вечное в масштабах рядового университета. Государство платило преподавателям ровно столько, чтобы они могли питаться в студенческой столовой и иногда пить кофе в кафе напротив. Если отказаться от кофе, то можно купить новый шарфик. Хорошо хоть, квартира была своя, доставшаяся от родителей. Но Лара не роптала. Когда-то она попала под обаяние умных книжек, выбрала этот путь и честно топала по нему, регулярно нося в починку стоптанные каблуки. В свои тридцать с понурым хвостиком ей, конечно, хотелось большего, но жизнь упорно не делала никаких подарков.

Соседку сверху Лара не любила. Хотя слегка сочувствовала ей. У той сын пил как дышал, то есть не переставая.

Приход соседки не предвещал ничего хорошего.

Так и вышло.

– Цветок возьмешь? – кисло поинтересовалась та вместо приветствия. – А то мы с Женькой ремонт решили сделать. Пыль, грязь, он загнуться может.

Тут только Лара заметила здоровенный горшок, из которого пытался убежать набекрень посаженный стебель чего-то зеленого.

Шумно выдохнув в знак крайнего переутомления, соседка попыталась поставить горшок на пол. Но пол – понятие растяжимое. Она целилась в ту часть пола, которая простиралась за порогом, пытаясь внедрить свой цветок на Ларину территорию.

– С радостью бы. – Лара слегка прикрыла дверь и заткнула щель своим телом. – Но у меня цветы плохо приживаются. Аура не та.

Соседка смотрела расфокусированным взглядом, что характерно для людей, которые пытаются смотреть в глаза, а хотят рассмотреть квартиру.

– Да какая там аура? Будешь бутылки от кефира холодной водой мыть, а воду не в раковину, а в цветок выливать. И чайную заварку не в ведро, а в него. Цветок-то у меня не избалованный, можно сказать, неприхОтливый. – Соседка неправильно ставила ударение, что очень подходило к этому перекошенному цветку.

«Совсем как я», – подумала Лара. Все, что целилось по жизни в мусорку, попадало в Лару. Она по-новому посмотрела на зеленого заморыша.

– Ладно, пусть здесь квартирует.

Ей вдруг захотелось покатать на языке это неправильное, но такое колоритное «неприхОтливый», и она не отказала себе в этом удовольствии.

– Давайте сюда вашего неприхОтливого.

Соседка просияла так откровенно, что стало ясно, – на успех мероприятия она не надеялась. Да и Женька говорил ей, что эта Вобла цветок ни за что не возьмет. А все потому, что она, Зинаида, умеет к людям подход найти. Не зря в молодости надзирательницей в женской колонии работала. Хотела еще сказать, что от цветка сплошная польза в смысле кислорода, но эта гордячка Ларка уже захлопнула дверь. Даже не поблагодарила. Чистая Вобла. Зинаида обиделась, моментально забыв, кто кому сделал одолжение.

Наставница

Лара закрыла дверь и решила проветрить квартиру. Негативная энергия соседки должна через форточку выдуться во вселенную. Так ее учила наставница с многообещающим именем Руслана. Вроде бы мужское имя, а грудь четвертого размера. Это лишний раз доказывало, что в жизни возможно все. Нужно только верить и правильно конфигурировать свое поле.

Про поле и про то, как нужно мысленно идти в дамки, пугая шахами и уничтожая матами всех, кто встал на пути, Лара узнала в ходе еженедельных консультаций. Вот уже месяц она живет осмысленно, склевывая зерна мудрости с ладони Русланы.

Познакомились они довольно прозаично.

Когда Лара в очередной раз проникла в глубины жизни через задний проход, другими словами, оказалась в жизненной заднице, она поняла, что без поводыря оттуда не выберется. Ей нужен руководитель. Не в смысле штатной единицы, которая раздает задания, больше всех получает и ждет на корпоративах тостов в свою честь, а наставник по жизни, гуру.

Поиск занял полторы минуты. Интернет очень отзывчив на четко поставленные задачи. Лара вбила «как жить, когда жизнь дерьмо?» и тут же получила осмысленный ответ. Интернет кинул ссылку на сайт «Жизнь – дерьмо? Докажем обратное!»

Лара подумала, что вряд ли у них это получится. Все-таки у нее на руках неоспоримые аргументы своей правоты. Стопроцентное доказательство ее жизненного фиаско. Однако так хотелось, чтобы кто-то попытался это опровергнуть. Пусть попробуют найти в ее жизненном тупике хоть какой-то слабый кирпич, выбив который можно выйти на свет. Лишь бы недорого брали.

Она позвонила. Отозвалась женщина. Это была первая удача. Все-таки представления мужчин и женщин о жизненном фиаско несколько различаются.

Вторая удача не заставила себя ждать. Голос был такой, будто тебя взяли за горло и потащили к выходу на свет. Ты хрипишь и отбиваешься, но уже обречен на счастье.

– И что? – услышала Лара. – Молчать будем?

Лара не молчала. Она просто не успела начать говорить. Но теперь было поздно: говорить начала женщина.

– Понимаю. Трудно! Трудно признаться себе, что жизнь похожа на… – Она замялась. Видимо, нужен был точный образ, снайперский выстрел. – На сельдерей!

– Почему на сельдерей?

– Потому что гадость.

– А врачи говорят…

– Так! Ты теперь у меня, в моей компетенции! – безапелляционно заявила женщина. – И никаких других врачей чтобы рядом не проходило!

Как ни странно, Ларе понравился этот напор. Дозированная хамоватость вообще вызывает доверие. Сразу видно, что человек уверен в себе. А для руководителей это очень важное качество. Не для тех, кто командует и больше получает, а для настоящих, по жизни и по призванию.

Тут Лара поняла, как же ей хочется быть ведомой, пойти за этим голосом, повернувшись гордым затылком ко всем прошлым несчастьям. Лара облегченно выдохнула и, видимо, сделала это довольно громко. Потому что женщина все поняла и пошла на резкое сближение.

– Ты кто? Чего хочешь?

– Я Лара. Простите, Лариса. Мне бы жизнь как-то поправить. Развернуть ее на сто восемьдесят градусов.

– С Русланой говоришь, – напрямки представилась собеседница. – Развернуть? Легко! Да хоть на все триста шестьдесят, – щедро пообещала она.

Лара хотела возразить, что триста шестьдесят градусов ей не очень подходят, но промолчала. Все-таки прослыть буквоедкой при первом же разговоре не хотелось. Общая же мысль понятна? Понятна. Ей пообещали украсить небо алмазами. При такой щедрости капризничать и цепляться к каким-то градусам невежливо.

С этого началась странная дружба с Русланой. Дружба, потому что у Лары появилось чувство защищенности. Как у молодого щенка рядом с половозрастным бультерьером. А странная, потому что за это удовольствие приходилось платить. Рублями.

Впрочем, денег было не жалко. Точнее, жалко, но только вначале. Потом Руслана объяснила, что это не траты, а инвестиции. Большая разница. Инвестиции – это когда ты тратишь с надеждой на прибавку. Вот сегодня слабая и несчастная Лара вложит деньги в свое духовное развитие, а завтра сильная и счастливая будет стричь плоды с этого дерева.

Вообще Руслана очень любила слово «инвестировать». Иногда Лара думала, что Руслана не просто ест, а инвестирует калории в свою грудь. Это была выдающаяся грудь. Когда Руслана надевала кулончик, он у нее не висел, а лежал. И так покойно лежал, как приклеенный. Остальные части тела почему-то не отзывались на пищевые инвестиции. Худые ноги втыкались в костлявый зад. Руслана была похожа на тощую корову с огромным выменем.

«Нестандартная внешность», – говорила про себя Руслана, любовно оглаживая грудь. И всем своим видом показывала, что видит в этом сплошные преимущества. Штучность. Уникальность. Эксклюзив.

Мать и сын

Зинаида, распаленная обидой, легко преодолела пару лестничных пролетов и толкнула дверь в свою квартиру. Маленькая прихожая, оклеенная уцененными обоями, обдала привычным запахом кошачьей жизнедеятельности. Это немного успокоило.

Женька валялся на диване, обложенный кошками, и что-то жевал. С утра он еще не пил и был способен к диалогу. Зина не знала, чего хочет больше: разораться на Женьку, что он дышит на кошек вчерашним перегаром, или поделиться с ним своей победой над соседкой. Все-таки не каждый день удается внедрить свой цветок во вражеский стан.

А Ларка – она вражина и есть. Не зря ее Воблой кличут. Сколько живет здесь, а все морщится, когда в подъезд заходит. Типа привыкнуть не может. Аристократка хренова. Даже шляпу иногда носит.

Женька, конечно, заслужил головомойку, ведь лежать днем неправильно. Зинаида многие годы проработала в колонии и твердо знала, что днем можно ходить или стоять, на худой конец, если устал, можно прислониться к стене. Но лежать нельзя. В колонии это было строго запрещено, а там не дураки устав писали. Особо одаренные задавали вопрос: почему? Но им доходчиво объясняли, что этот вопрос задают по другую сторону колючей проволоки. А здесь он неуместен. Нельзя и все.

Зинаида хотела бы и дома иметь маленькую колонию, где никто не лежит днем на кровати и обед строго по расписанию. Где по пятницам помывочный день, а в четверг рыбный суп. Где в специально отведенном углу можно поиграть с матерью в шашки или смастерить человечков из желудей. Где все устроено настолько разумно, что и без карцера никто не помышляет нарушать дисциплину. И все к этому шло, складывалось как нельзя лучше. Сын Женька рос, не доставляя хлопот. Не сын, а образцово-показательный ребенок. Таких выпускали по УДО.

Но мечта разбилась о бутылку. Сын вырос и запил. Так распорядилась судьба-злодейка, подкинув ему карту безответной любви. Даже не любви, а болезненной страсти, затянувшей его как в омут. В его раскладе не оказалось козырей, чтобы отбиться. Женька принял эту треклятую карту и попытался утопить ее в бутылке. Пил он люто, до зеленых соплей. До скотского состояния. Правда, буйным не был. В пьяном виде он напоминал гориллу, сбежавшую из цирка. Вроде ручная, а дурная.

Вместо дома, где царит железная дисциплина, Зинаида оказалась в бедламе. Днем Женька валялся на диване, а вечером выходил во двор в поисках корешей. Хотя чего их искать? Этого добра в их затрапезном дворе как у дурака махорки.

Вот и сейчас. Лежит в обнимку с кошками, которые урчат особенно громко, видимо, под воздействием его винных паров. Но если разораться, то Женька надуется и не сможет полноценно участвовать в обсуждении соседки. А язык чесался, как будто его покусали тучи комаров. Да и не вполне честно обсуждать Воблу без того, кто придумал ей это имя. Все-таки золотая голова у него, когда трезвый.

– Слышь? – сказала Зинаида и отодвинула кошек, чтобы присесть. – Вобла-то наша цветок взяла. А ты говорил…

– Ну и ладно. А че злая такая?

Все-таки Женьке нельзя было отказать в чуткости. Все замечает.

– Да как-то не по-людски. Цветок-то наш сграбастала, а в дом не пригласила, даже чаю не налила.

– Иди на кухню и налей.

Зинаида поняла, что сегодня душевного разговора не получится. Лучше бы поскандалила. Но сделала еще одну попытку:

– Да не про чай речь. Уважение-то она могла проявить? Я этот цветок почти что из семечки вырастила, ни в чем ему не отказывала. Сама притулюсь, бывало, сбоку, чтобы в окно посмотреть, а он по центру стоит, как начальник какой. Я ж разве против, сдвигала разве? А форточка! Сама задыхалась от духоты, а только маленькую щелочку, чтобы его не подморозить. А она раз – и сграбастала, я только заикнуться успела… И будет ли ему там хорошо? Не свое, так и не жалко. Люди вообще пошли равнодушные. Равнодушные и жадные. Вот у нас в колонии случай был…

Женька скривился. По интонации и преамбуле он заранее знал, о каком случае из жизни зэков пойдет речь.

– Ладно тебе. Не загнется твой сорняк.

Женька попытался встать, но неаккуратно. Кошка в ногах обиженно мяукнула.

Это было последней каплей. Женька накопил слишком много прегрешений. Назвал цветок сорняком, обидел кошку, лежит днем, так еще и Воблу оправдывает, что вообще возмутительно. Попахивает внутрисемейным расколом и бытовым предательством. Зинаида решила изменить сценарий вечера. У нее даже дзынькнуло что-то внутри. Душа властно потребовала учинить скандал с непременными слезами, корвалолом, осипшим горлом и заключительным катарсисом. Зинаида нуждалась в эмоциональной встряске.

– Умный? Умный стал? – взвизгнула она. – Мать за дуру держишь?

Женька закатил глаза и попытался улизнуть из комнаты. Но узкий дверной проем легко перегораживался глыбой материнской фигуры.

– Как же я устал, – в сердцах сказал он. – Ну ты-то хоть меня не доставай.

– Устал он. Пить надо меньше!

– Надо, – вздохнул Женька. – Я ж разве спорю?

И это его безвольное согласие так резануло бритвой жалости материнское сердце, что Зинаида посторонилась, пропуская сына. Он вышел, понуро и обреченно влача на себе оставшуюся жизнь. Мать знала, что вернется он нетрезвым.

Потеря ключа

Лара в очередной раз мысленно поблагодарила банкомат за хрустящую, новенькую купюру. Руслана не любила мятые деньги. А расплачиваться с ней нужно было только наличными.

Сначала Лара думала, что это как-то связано с налогами, что Руслана прячет доходы от государства. Не хочет отвлекать его от более важных дел. Но потом Руслана объяснила, как все обстоит на самом деле, и Ларе стало даже немного стыдно за свою приземленность и подозрительность.

Все дело было в энергии денег, в ее переходе при тактильном контакте. Руслана принимала купюру двумя руками, клала на одну ладонь и плотно прикрывала другой. Слегка растирала шуршащую бумагу, потом подносила сцепленные лодочкой ладони к одному виску, к другому и говорила неизменное:

– Не уходи, побудь со мною.

Сначала невежественная Лара думала, что это строчка из романса. Потом поняла, что все гораздо глубже и сложнее. Деньги надо приманивать, договариваться с ними. Благодарно впитывать их энергию. Ценить красоту новенькой купюры. Так учила Руслана. Она ругала Лару за пользование карточкой, говоря, что у электронных денег нет души. Лара вспоминала про криптовалюту и биткоины, но не решалась вступать в спор. Да и как тут поспоришь. У Русланы веский довод – она богата. А Лара бедна. Вот и весь расклад. Глупо спорить про деньги с теми, у кого они есть.

Вот и сегодня предстоит встреча с Русланой. Купюра бережно вложена в конверт. Сеанс по спасению ее никчемной жизни начнется через полтора часа.

Лара вышла заранее, чтобы насладиться зимней Москвой. Снег только что выпал и пока не успел превратиться в серую мерзость под ногами. Красота была бесплатной, но быстротечной. Москвичи понимали это и выходили на прогулку, прихватив детей и собак. Лара в очередной раз подумала, что собаку она вполне могла бы себе позволить, раз уж с детьми не получилось. Стала бы чеховской дамой с собачкой. Поехала бы в Ялту и встретила там любовь.

Лара усмехнулась, представив себя бредущей по ялтинской набережной с собачкой на поводке. Эта картина не имела никакого пересечения с той реальностью, в которой она жила. И дело не том, что вырваться с работы можно только в каникулы. И даже не в том, что отели в Ялте стоят, как крыло самолета. Главная проблема состояла в том, что Лара не умеет медленно ходить, гулять, совершать променад. Жизнь заставила бегать. До кровавых мозолей. Перескакивая через препятствия. Ларе захотелось рухнуть в воспоминания как повод пожалеть себя, но Руслана строго запретила такие настроения.

Все-таки хорошо, что Лара нашла такого специалиста.

Правда, поначалу Лара очень скептически отнеслась к новому знакомству. После первого телефонного разговора ей велено было явиться очно. Именно так Руслана и сказала. Лара не была уверена, что пойдет. Хотя бы потому, что позвонить – это бесплатно, а за очный прием нужно платить. Денег лишних не было, да и нахрапистость Русланы вызывала чувство опасливой настороженности. Возможно, она так бы и осталась дома, наматывая тоску на безрадостные воспоминания, но обстоятельства сложились так, что она пошла. Нет, не пошла. Побежала.

Лара с улыбкой вспомнила тот день. На улице был жуткий дубак. Москва ставила рекорд, решив выдать зимнюю норму холодов за несколько дней. Лара добежала до дома, поднялась на свой этаж и начала шарить в сумочке в поисках ключа. Мечты о горячем чае были такими возбуждающими, что руки подрагивали в нервном нетерпении. Но, увы, ключа не было. Как испарился.

Это был логичный финал дурацкого дня, когда все шло наперекосяк. С утра толпа в метро прижала Лару к парню, который самозабвенно матерился по телефону. Лара боялась сделать ему замечание. Потом ей в университетской столовой не хватило пирожка с курагой и пришлось взять с картошкой. Обидно, что стоявшая сзади девушка спросила про курагу и ей вынесли целый противень, но Лара постеснялась сдать назад свой картофельный. И даже студент, на встречу с которым она ехала через всю Москву, отменил консультацию, когда она уже поднималась по эскалатору. Словом, это был день многочисленных маленьких обломов. Ее словно обстреляли шрапнелью неудач. Количество перешло в качество. Потеря ключа добила Лару окончательно, перевела градус страданий на новый уровень. Россыпь неприятностей показалась глыбой беспросветного несчастья.

Настроение вошло в пике, и собственными силами из него было не выйти. В этот момент и созрело решение поехать к Руслане. Явиться, как было велено, очно. Шут с ними, с деньгами. Какой в них толк, когда в жизни с утра достаются маты, в обед давишься картофельным пирожком, а вечером не можешь попасть в собственную квартиру. А еще мелькнула мысль, что Руслана предложит чай. Горячий. С сахаром.

Потом она заедет к Светке, хранительнице запасного ключа. Светка живет в странном месте, называемом Новой Москвой. Это такая Москва, которая без прилагательного не обходится. Есть просто Москва, которую никто не называет старой. И есть новая. Это так далеко, что нужен промежуточный пункт, где можно обогреться и напиться чаю. Иначе она не доедет. Сгинет, как в романах Джека Лондона.

Так потерянный ключ, собачий холод и надежда на чай привели ее к Руслане.

Первая встреча

Дом Русланы был таким солидным и нарядным, как будто сошел с плаката, прославляющего фонд капитального ремонта. Лара исправно платила в этот фонд. Квитанциями, как обоями, можно было оклеить подъезд. Однако ее дом оставался гадюшником. Лара все недоумевала, куда деваются эти деньги. Видимо, их тратят на приличные объекты. На таких вот кирпичных красавцев с гулкими арками и колоннами по фасаду.

Дом внушал доверие. Не может человек, решающий чужие проблемы, жить в панельной хрущевке. Дом Русланы был подтверждением ее профессионализма. Чтобы в нем поселиться, надо справиться с жизнью на отличную оценку.

Входя в подъезд, Лара вспомнила слово «парадное». Все дышало сдержанным благородством. Никаких призывов не бросать кошачий наполнитель в унитаз. Здесь жили скучные люди, которым не хотелось рисовать на стенах или хотя бы попытаться расплавить зажигалкой кнопку лифта. Лара подумала, что она бы здесь прижилась.

Додумать эту сладкую мысль не получилось, квартира Русланы оказалась на первом этаже. Бронированная дверь без изысков и без кнопки звонка. Лара постучала.

Руслана открыла дверь с таким выражением лица, как будто Лара ходит к ней каждый день и уже порядком утомила своими визитами.

– Ты, что ли, звонила? – спросила она вместо приветствия.

Лара обескураженно кивнула.

– Ну заходи.

Руслана прошла вглубь коридора и затерялась в недрах квартиры. Лара пыталась сообразить, как ей быть, куда девать свой пуховик и нужно ли разуваться. А если разуваться, то желательно найти тапочки. И обязательно с закрытыми носами, потому что колготки зияли дырами на больших пальцах.

В ответ на ее замешательство из глубины квартиры раздался зычный голос:

– Одежду в шкаф, тапки сама себе выбери, они снизу, в ящике.

Лара нашла и шкаф, и ящик. Тапки были преимущественно с розовыми помпонами. Видимо, Руслана любила все красивое при условии, что оно розовое.

В тапках с помпонами, стесняясь нелепости ситуации, Лара пошла на поиски хозяйки. Комнаты тянулись вдоль коридора и очень напоминали коммунальную квартиру, как ее показывали в кино. Не хватало только развешенных по стенам тазиков и велосипедов. Как будто коммуналку расселили, тазики выкинули и сделали грандиозный ремонт, вбухав в него тонну денег. Все двери были закрыты.

– Где вы? – задала Лара резонный вопрос.

В ответ тишина.

В какой-то момент мелькнула мысль уйти. Оставить хозяйку наедине с ее причудами. Но Лара так замерзла, что было не до гордости. В коридоре тепло, а на улице холодно. Выбор был очевиден. Сначала согреться, а уже потом делать выводы по поводу всего происходящего.

Она открывала двери по очереди, предварительно постучав в каждую. Не переступая порог, заглядывала внутрь и бегло осматривала интерьер. Всюду правил стиль розовых тапочек. Все горизонтальные поверхности были заставлены вазочками, статуэтками и прочей мелочевкой. Диваны обложены подушками с изображением пейзажей. Даже издалека угадывалось, что это виды Италии, как ее изображают художники с Арбата. В душе возникло чувство легкого превосходства. Если бы у Лары была такая квартира, то она бы выбрала стиль арт-деко, ну или ампир. Похоже, хозяйка не отличалась художественной утонченностью. Это успокоило Лару и даже придало ей некоторую уверенность. Все-таки не с английской королевой дело имеет.

Кухня порадовала отсутствием подушек. Кухонный гарнитур напоминал о роскоши в исполнении армянских мастеров. Стандартные шкафы с деревянными фасадами, испещренными затейливой фрезеровкой. Это уже не модно. Такие ставили лет десять назад. Лара тщательно следила за новыми трендами в дизайне интерьеров. Знала, как говорится, красивую жизнь в теории.

Одна из дверей, как оказалось, вела в чулан. Это было помещение размером с маленькую комнату, только без окна. Почему-то именно наличие чулана окончательно убедило Лару в том, что к советам Русланы стоит прислушаться. Если человек владеет квартирой с крупногабаритным чуланом, то он знает о жизни что-то такое, чего не знает она, Лара, обладательница красного диплома о высшем образовании и места доцента на кафедре.

По закону подлости, который сегодня правил, Руслана оказалась за последней дверью. Лара почему-то развеселилась и даже захотела крикнуть: «Ку-ку, я вас нашла».

Хорошо, что не крикнула. Потому что Руслана была настроена по-боевому.

– Ну что? Все рассмотрела? Осталось в шкафы заглянуть.

Лара опешила.

– Так вы же сами… Я вас искала…

– Не гунди, – оборвала ее Руслана. – Сама-то все поняла?

– Простите, – начала, запинаясь, Лара. – Я думала, что…

– Ничего ты не поняла! – Руслана хлопнула рукой по колену, выражая крайнюю форму раздражения. – Тебя как кутенка бросили в прихожей, а ты ничего, знай хвостиком виляешь.

– Что же мне было делать?

– Не знаю. Уйти, хлопнув дверью так, чтобы она с петель сорвалась. Или пинком двери в комнаты открывать. Или разбить пару вазочек. Их же у меня, как грязи. Заметила?

Лара совсем растерялась. Пинать двери и бить вазы она была не приучена.

– Зачем? – спросила она.

– А чтобы с тобой так не смели обращаться. Чтобы в следующий раз тапочки подали. Сечешь?

Лара кивнула. Говорить не могла. В горле стоял ком. То ли от обиды на Руслану, то ли от горького осознания ее правоты. Всю жизнь Лару задвигали на галерку, а она виляла хвостиком, демонстрируя дружелюбие.

– Считаешь, что тебя незаслуженно обидели? – продолжала напирать Руслана.

Лара едва заметно кивнула.

– Так заслужи! Пусть если обидят, то хотя бы заслуженно.

Лара таращилась, не зная, что ответить.

– Вот сейчас ты чего хочешь? – Голос Русланы немного потеплел.

– Хочу, чтобы жизнь наладилась, чтобы…

– Врешь! – оборвала ее Руслана. – Про жизнь ты последние лет десять хочешь. А я спросила про сейчас. Прямо вот в эту минуту. Ну не знаю. Поссать, например. Ну?

– Писать не хочу, – как-то по-детски оправдалась Лара. – Чаю хочу. Горячего. С сахаром.

– Ну так получи его.

– Как? – растерялась Лара.

– Откуда я знаю? Это же твое желание, а не мое. Сделай так, чтобы это получить.

Лара нерешительно топталась не месте. Потом робко спросила:

– Так я пойду на кухню?

Руслана молчала.

– Чай в шкафах поискать?

Опять тишина.

– А вы чай пить будете? – максимально доброжелательно спросила Лара. – Черный или зеленый?

Руслана скривилась:

– С тобой нет. От тебя неудачами заразиться можно.

Это было уж слишком. Терпеть издевательства от любительницы розовых помпонов было настолько унизительно, что Лара бросилась в прихожую и стала спешно натягивать сапоги, насилуя молнию рваными движениями подрагивающих рук.

Потом кинулась к шкафу, рывком достала пуховик и, даже не надевая его, устремилась к двери. К черту этот дом, к черту эту сволочную дуру, к черту последнюю надежду на новую жизнь. И со старой жила, ничего, не померла. Многие так живут, и она дотянет.

Но уйти не получилось. Поперек двери стояла Руслана. Ее феноменальная грудь, как башня танка, была направлена на Лару.

– Значит так, – отчеканила эта странная женщина. – Стой и слушай. Я тебе рынок ломать не позволю. У меня неспроста такой ценник. Знаешь, почему мне люди платят? Я всех тащу до полной победы. Работаю без сбоя. И раз уж ты пришла, то вариантов у тебя нет. Срать я хотела на твою тонкую душевную организацию. Хоть соплями изойди, а я тебе помогу. Потому что один провал, и сарафанное радио разнесет: Руслана промахнулась. Хрен вам всем. Для меня нет невозможного.