Kitabı oxu: «Без меня ты пропадешь»

Нет

Я стояла перед купе №4, сжимая в потных ладонях колючий сверток с бородой и шапкой. Сердце бешено колотилось. Из-за двери не доносилось ни звука – только мерный стук колес. Пластиковая стена купе казалась мне границей в другой, враждебный мир.

Но выхода у меня не было. Проводница Жанна, сказала, что это последний трезвый мужчина во всём поезда. Остальные или уже спали на своих полках или были просто непригодны, чтобы стать Дедом Морозом для Матвейки.

Глубоко вздохнув, я собрала всю свою волю в кулак и постучала.

Когда моё сердце успело совершить больше десятка ударов, дверь отъехала. В небольшом проёме я увидела его.

Мужчина выглядел лет на тридцать с небольшим. Строгий, собранный, словно выточенный из цельного куска дорогого дерева. Он был высоким, плечистым, без намёка на сутулость, будто привык нести свою осанку как знак отличия.

В синем свитере и джинсах, подчёркивающих его безупречную фигуру. С тёмными короткими волосами. И с тяжёлым изучающим взглядом глаз цвета тёмного шоколада. Только без его теплоты. Скорее, как у горького – насыщенным и терпким.

Я вздрогнула, словно от холода.

– Вам что? – его хрипловатый голос был ровным, без единой эмоции.

Я сделала глубокий вдох, и меня окутало теплом аромата хорошего кофе и дорогого парфюма с древесными нотами. Я робко заглянула внутрь. Пространство купе поражало идеальным порядком.

Ни одной лишней вещи. На откидном столике открытый ноутбук. Рядом с ним кофе. И тарелка с бутербродами. С икрой. Чёрной. Я даже невольно сглотнула, вспомнив вкус из детства.

– Здравствуйте, – выдавила я, заставляя себя улыбнуться. – Извините, пожалуйста, за беспокойство. У нас, в соседнем купе, маленький мальчик, Матвей. Он едет с бабушкой. Погода нелётная, и к маме он до Нового года уже не успеет. К ним домой был заказан Дед Мороз, и Матвейка очень его ждёт.

Я протянула свой дурацкий сверток с мятым халатом и колючей бородой.

– У нас в поезде едут артисты. Они сами уже не в состоянии даже сидеть ровно, но костюмы дали. Мы думали… может быть, вы могли бы на пятнадцать минут… просто надеть костюм?

Он медленно перевел взгляд с меня на свёрток и обратно. Лицо мужчины с четкими линиями скул и твердым подбородком осталось бесстрастным. Лишь на секунду губы сжались в едва заметном раздражении.

Обычный человек не заметил бы. Но я, детский психолог, уловила эту микромимику. Не гнев, а недоразумение, как если бы он обнаружил ошибку в безупречном отчёте.

– И каким образом это меня касается? – спросил попутчик тем же ровным, бесстрастным тоном. – Вы хотите заставить меня врать ребёнку?

Я отрицательно мотнула головой, словно желая сбросить это нелепое предположение.

– Это не ложь! Это игра. Новый год, волшебство. Мы уже взрослые, а для ребенка это важно, – попыталась возразить я, чувствуя, как краснею и смущаюсь под мужским холодным взглядом.

– Важно прививать мальчику неадекватные ожидания от жизни? – парировал он. Его взгляд, теперь тяжелый и оценивающий, скользнул по мне, и мне показалось, что перед собой он видит назойливую муху. Теперь губы попутчика сжались в упрямую линию. – Нет. Я не собираюсь тратить свое время на этот абсурд и обман ребёнка.

Он сделал шаг назад, и дверь начала плавно закрываться.

– Но послушайте! – начала я, но движение не прекратилось.

Щелчок. Тишина. Я осталась стоять в пустом коридоре, сжимая в руках свёрток с колючей бородой и пытаясь проглотить ком обиды. Из соседнего купе снова послышались всхлипы Матвея. Я проиграла. И от этого осознания, и от ледяного прикосновения взгляда несгибаемого попутчика, стало еще больнее.

Чуда не будет?

Чуда не будет?

За окном кружилась настоящая пурга. Казалось, весь мир замело, и только наш поезд продирался сквозь эту белую мглу. А я сидела в своем купе, пыталась читать монографию по аутическому спектру у детей, но буквы сливались в единое пятно.

Виной тому был тихий, но упрямый плач за стеной. Детские слезы – это моя профессиональная боль и личная ахиллесова пята. Каждый всхлип отзывался эхом в моей собственной болью. Услужливо поднимал самые старые слои памяти.

Я отложила книгу и прислушалась. Бабушка не справлялась, хотя старалась искренне.

– Матвейка, ну перестань, родной, – доносился усталый голос пожилой женщины. – Как приедем, так все и будет. Дед Мороз нас дома ждет.

– Не хо-чу до-ма! – рыдал мальчик, и в его голосе слышалась настоящая детская боль. – Ма-ма о-бе-ща-ла на Но-вый год, а не потом!

Голос ребёнка сорвался, и мальчик заплакал так горько, что я и сама была готова разрыдаться вместе с ним.

– Матвейка, ты же уже взрослый мальчик, – уговаривала внука женщина. – Мы же в пути. Дед Мороз же не приедет в поезд!

– А почему?

– Потому, что не успеет. Посмотри, как мы быстро едем. Дед Мороз на оленях, ему за нами не угнаться.

– Пусть на станции подождёт! Вы о-бе-ща-ли! Вы что, меня об-ма-ну-ли? Чу-да не бу-дет?

Мое сердце сжалось. Это же так просто и так сложно – детская вера в волшебство. Для ребёнка «потом» равно «никогда». Чудо должно случиться именно здесь, в этом заснеженном поезде, мчащимся в Новый год, иначе мир даст трещину.

Я не могла этого допустить.

Подошла к соседнему купе. Поймала умоляющий взгляд совершенно отчаявшейся женщины. Подсела к мальчику. Бабушка посмотрела на меня настороженно. Матвей, маленький, лет пяти, уткнулся мокрым лицом в ее плечо.

– Привет. Я Аня.

– Матвей.

Мальчик зыркнул на меня раздражённо, чем-то напомнив мужчину из четвёртого купе, и снова прижался к бабушке.

– Тебе очень обидно, да? – спросила я тихо, опускаясь на корточки перед ним. – Обещали волшебство, а его нет.

Он поднял на меня заплаканные синие глаза, полные удивления. Его не уговаривали перестать, его – поняли. Он кивнул, всхлипнув уже не так громко.

– А знаешь, Дед Мороз иногда проверяет, кто из детей действительно в него верит, – продолжила я, хотя и сама понимала, что это звучит наивно. – Может, если мы очень сильно поверим, что он здесь, в поезде, он услышит?

– Не услышит, – прошептал мальчик, размазывая кулачком слёзы с такой горькой убежденностью, от которой у меня заныло сердце. – Он дома. Мама сказала.

И в этот самый момент из соседнего купе, того самого, под номером 4, где всегда была гробовая тишина, донесся глухой, раздраженный стук – словно кто-то с силой поставил тяжелую кружку на стол.

Матвей вздрогнул и расплакался сильнее.

Расстроенная бабушка постаралась мне улыбнуться. Но губы задрожали, а из глаз покатились слёзы, которые она тут же смахнула морщинистыми пальцами. Просто пожала плечами, кивнув с благодарностью.

Я прикусила нижнюю губу. В груди плач ребёнка отозвался тупой, тянущей болью. Нет, я не могла позволить, чтобы чье-то равнодушие разрушило чудо для Матвея. Проблему нужно было решать. И для этого требовался Дед Мороз.

Снова схватив свёрток с бородой и халатом, я подошла к роковой двери. Из-за нее не доносилось ни звука. Тишина за этим щитом казалась отдельным, враждебным веществом. Я глубоко вздохнула, собрала всю свою решимость и постучала.

Второй штурм

Я стояла в проходе давясь комом обиды и слушая, как за тонкой стенкой рыдает Матвейка. Бабушка уже не уговаривала его, а тихо плакала вместе с ним. Этот дуэт бессилия и детского горя был невыносим.

Сердце разрывалось на части. Нет, я не могла сдаться.

Я снова постучала в роковую дверь купе №4. На этот раз громче, почти отчаянно.

Дверь отъехала мгновенно, будто он стоял и ждал. На его лице читалось уже откровенное раздражение.

– Снова вы? – голос попутчика прозвучал как удар хлыста.

– Послушайте, – начала я, решительно не давая ему захлопнуть дверь. – Я прошу вас, просто посмотрите на него. Зайдите в соседнее купе и посмотрите в его глаза! Я психолог. Понимаете, все радости и горести взрослых из нашего детства. И у Матвейки они все там, в его глазах. – Я вздохнула, стараясь не сорваться на крик, но и не потерять напора. – Вы можете подарить ему чудо. Всего пятнадцать минут, и он перестанет плакать. Ему будет хорошо, а вы сможете ехать дальше в тишине без плача ребёнка.

Мужчина нахмурился, но дверь не закрыл. Я видела, как его взгляд скользнул вбок, в сторону детского плача. На лице попутчика отразилось сомнение. Я понимала, что нужны ещё аргументы и подняла свёрток выше.

– Давайте поможем ребёнку вместе, – тихо, но убеждённо сказала я. – Я уже всё организовала. Вот костюм Деда Мороза. Мы с проводницей скинулись, купили подарок. Я наряжусь Снегурочкой, буду развлекать мальчика. Вам почти ничего не придется говорить.

Мужчина всё ещё колебался. Его натура, ценившая порядок и нелюбящая спонтанность, сопротивлялась изо всех сил. Он пытался увязать моё предложение со своей картиной мира.

Он почти согласился, и я, желая убедить его окончательно, совершила ошибку.

– Я… я понимаю, что отрываю вас от дел, – затараторила я, лихорадочно доставая из кармана джинсов смятые купюры. – У меня есть пятьсот рублей. Я могу вам заплатить.

Его лицо изменилось мгновенно. Холодное раздражение сменилось вспышкой неудержимой, обжигающей ярости. Он сделал шаг вперед, и мне стало по-настоящему страшно.

– Вы что? Думаете мне не хватает? Вы думаете, я из-за денег? – его голос прозвучал тихо, но так яростно, что я невольно отступила. – Да засуньте вы себе эти пятьсот рублей знаете куда! Не нужны мне ваши деньги!

Он выхватил у меня из рук сверток с костюмом. От резкого движения кучерявая борода выскочила из свёртка и шлёпнулась на нижнюю полку.

– Хорошо! – прошипел он. – Вы получите своего Деда Мороза. Но пойдём прямо сейчас, пока я не передумал.

Мое сердце радостно стукнуло о рёбра. Я была готова расцеловать попутчика в обе щёки, но глядя на его пылающие яростью глаза, не рискнула. Он согласился! Хотя мужчина был в таком бешенстве, что мог в любую секунду швырнуть костюм и захлопнуть дверь.

Надо было действовать быстро.

– Подождите здесь! – выпалила я. – Одну минуту! Не уходите!

Я развернулась и бросилась бежать по коридору. Дверь в купе Матвея я аккуратно закрыла. Успела кивнуть бабушке и негромко сказать:

– Сейчас всё будет, готовьтесь!

Влетела к себе, с силой захлопнув дверь, схватила костюм Снегурочки. Прямо в джинсах и свитере с трудом втиснулась в бархатную шубку, отороченную белым искусственным мехом.

Натянула парик с двумя белыми синтетическими косами и, даже не взглянув на себя в зеркало, выскочила в коридор. Взгляд метнулся к 4 купе. Мужчина никуда не ушёл!

Он все еще стоял у своего купе, сжимая в руке красный халат и смотря куда-то в пространство с видом человека, решившегося на абсурдное самоубийство. Услышав мой топот, он обернулся.

И замер.

Его перекошенное гневом лицо разгладилось, словно на него упал луч солнца. Я увидела, темные глаза мужчины, еще секунду назад полные презрения, теперь удивлённо смотрели на меня.

Внимательный взгляд ощупал меня, с ног до головы, скользнул обратно. По узкой голубенькой шубке. Задержался на меховой оторочке на груди. Остановился на лице.

Мужчина смотрел, не отрываясь, и в его взгляде не осталось ни капли прежней ярости. Только чистое, незамутненное изумление. Он был так удивлён, словно встретил в поезде единорога.

– Что ж, – проговорил он наконец, и его голос снова стал глуховатым, но уже, как я думала, вовсе не от долгого молчания в купе, а по другой причине. – Похоже, представление начинается.

Новогоднее чудо в купе №5

Мы были странной парой. Полыхающий от понимания неправильности происходящего Дед Мороз, и уверенная в правоте Снегурочка. Мне даже в голову пришла мысль о том, что это похоже на соблазнение, но я её прогнала.

Мы были помятыми и румяными, как с сеновала. Дед Мороз от злости на происходящее, я от тесноты и жаркой одежды. Это выглядело забавно, но смеяться мне не хотелось.

Мужчина бросил на меня последний испепеляющий взгляд.

– Пятнадцать минут, – прошипел он. – Ни секундой дольше.

– Годится. Только ребёнка не пугайте, – взмолилась я и распахнула дверь.

– Здравствуй, мальчик! Говорят, ты меня ждешь? – прогремел попутчик, и его голос, к моему удивлению, обрёл низкие, бархатные, нереально волшебные ноты.

Эффект был мгновенным. Матвей, только что всхлипывавший в плечо бабушке, резко поднял голову. Его заплаканные глаза расширились до предела. Он онемел, не в силах издать ни звука.

Бабушка смотрела на нас, прижимая руку к сердцу. По ее лицу текли слезы, но теперь это были слезы облегчения.

– Здравствуй, Матвей – подхватила я, входя в роль и садясь напротив мальчика. – Говорят, что ты очень веришь в чудеса.

– Верю! – тихо, но с благоговейным удивлением, ответил ребёнок.

– Вот мы и пришли с Дедушкой Морозом поздравить тебя!

– Меняа-а-а!

В глазах мальчика было столько радости, что я могла бы смотреть на него, не отрываясь, целый час. Но через 15 минут карета обещаний мужчины из 4-го купе могла превратиться в тыкву, поэтому я решила ускорять поздравление.

– Матвей, а ты приготовил Дедшке Морозу стихотворение? – подсказала я, заранее договорившись с бабушкой о маленьком сюрпризе.

Мальчик кивнул, сделал шаг вперед и, запинаясь от волнения, но очень старательно, прочитал:

– В Новый год, в Новый год

Дед Мороз под ёлкой ждёт.

Он принёс подарки.

Гирлянды светят ярко.

Все мы ёлку украшали

И старались от души.

На ней шишки, и хлопушки,

И сосульки хороши.

А когда огни погаснут

Встанем к ёлке в хоровод.

Будем петь, плясать, смеяться,

Дружно встретим Новый го-о-од!

Матвейка вскочил с полки и захлопал в ладоши. А потом кинулся к Деду Морозу и, обхватив его ногу через мятый костюм. Прижался щекой к бедру, а потом поднял свои сияющие глаза вверх.

Мужчина стоял несколько секунд неподвижно. Ошеломлённо молчал. Казалось, что его что-то очень сильно беспокоит, и сейчас он сорвётся. Может быть даже закричит.

Но вместо этого он тяжело вздохнул и, опускаясь на корточки, произнёс голосом, в котором вдруг появились странные, тёплые ноты:

– Молодец, Матвей. Очень красивое стихотворение. И очень большое. За такое полагается подарок.

Дед Мороз кивнул мне, и я, как по сигналу, вручила ему нашу скромную коробку. На картинке была нарисована машинка красного цвета, похожая на маленький джип. Мужчина, едва заметно поджав губы, протянул упаковку мальчику.

– Держи. Настоящий внедорожник!

Матвей с радостью схватил коробку, тут же сорвал упаковку и уставился на безвкусную пластмассовую игрушку. Его брови поползли к переносице, губы задрожали.

– А я… я же хотел перевёртыш, – раздался жалобный, предательски дрогнувший голосок. – Такую большую. Чтобы из самосвала в танк и обратно.

В его глазах снова заблестели слёзы. Бабушка в ужасе замерла. Я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Всё пропало! Но мужчина не растерялся. Он наклонился к мальчику так близко, что их носы почти соприкоснулись, и понизил голос до конспиративного шёпота.

– А ты знаешь где паркуется тяжёлая техника? Самосвалы? Танки? Грейдеры?

– Нет, – тихо ответил Матвей.

– Их просто на землю ставить нельзя. Для них оборудуют специальные площадки. Такая будет у тебя дома. Она не провалится под танком, выдержит его вес. Только как туда добраться?

– На другой машине?

В глазах Матвея появилась надежда.

– Точно! – Дед Мороз хитро подмигнул мальчику. – Только обычный седан тебе не поможет. К площадкам для тяжёлой техники очень плохие дороги. Легковушка там и в сухую погоду завязнет. Что уж говорить о дожде или гололёде? – Он кивнул в сторону окна, и Матвей повернулся за ним. – Видишь, как метёт? Так что я подумал, что до тяжёлого самосвала с танком ты не доберёшься. Вот и решил тебе подарить машину, на которой ты через любой снегопад проедешь к оборудованной площадке для тяжёлой техники.

Глаза Матвея снова расширились, но теперь от изумления и любопытства. Он с новым уважением посмотрел на уродливой машинки, прижал её к груди и радостно кивнул.

– Правда?

– Деды Морозы не врут, – с непроницаемым видом ответил попутчик и усадил Матвея на полку рядом с бабушкой. – Ну что ж, нам пора, другие дети ждут. С Новым годом, Матвейка.

– Что надо сказать? – спросила бабушка.

– Спасибо! До свиданья! – выпалил Матвей и тут же начал катать машину по полке, бибикая себе под нос.

Но когда мы уже выходили, поднял на нас счастливые глаза и помахал на прощанье рукой. Я едва не расплакалась от умиления.

Мы вышли в коридор, закрыв дверь в купе. Я облокотилась на стену, чувствуя, как дрожат колени. Из-за двери доносился радостный смех Матвея, который что-то оживлённо говорил про суперский внедорожник.

Дверь снова приоткрылась. В коридор вышла бабушка. Её глаза сияли.

– Спасибо вам, родные мои, – она сжала мою руку, а потом посмотрела на Деда Мороза. – Спасибо вам, молодой человек. Вы… вы волшебник! Матвейка, он без папы. Оля и так с ним одна, а тут непогода. Спасибо! Вы нас спасли! Дай Бог вам всего! И паре вашей!

Она посмотрела на меня с тёплой улыбкой, но пирожки, которые держала в руках, сунула Деду Морозу. А потом так же быстро юркнула в купе к внуку.

Мы остались одни. Я повернулась к мужчине, готовая излить поток благодарностей.

– Вы были великолепны! Спасибо огромное! История про внедорожник – просто сногсшибательная! Это гениально!

Но он уже срывал с себя бороду и шапку, лицо его снова стало хмурым.

– Вы удовлетворены?

– Полностью!

– Тогда мои обязательства выполнены полностью. Пирожки забираю, как оплату за дополнительные хлопоты с джипом.

Он стянул с себя халат, сунул костюм мне в руки, и широкими шагами направился в четвёртое купе.

– С наступающим Новым годом! – крикнула я ему вслед.

– И вас – буркнул мужчина не оборачиваясь, и скрылся за пластиковой дверью, оставив меня снаружи с искрами только что случившегося чуда.

Спасительное купе

Ровно в полночь поезд взорвался криками «С Новым годом!», звоном бокалов и оглушительной музыкой. Вагон превратился в филиал ада – веселого, но совершенно неуправляемого. Двери купе не закрывались, по коридору сновали раскрасневшиеся, шумные люди, хватая за руки всех подряд для поздравлений.

Я сидела в своём купе, зажатая между костюмершей Надей, которая давала нам новогоднее облачение для поздравления Матвея, и парнем из театральной труппы по имени Леонид.

От него неприятно пахло выпитым и театральным пафосом, уже полчаса пытался доказать мне, что я – его упущенная муза.

– Анечка, в твоих глазах столько надрывной русской тоски! Планетарная грусть вселенского масштаба! – декламировал он, пытаясь поймать мою руку. – Эти глаза, эта чуткость и трагизм бесценны для театра! Дай мне свой номер, мы поставим с тобой «Чайку»!

Я отодвинулась, улыбаясь через силу. Веселье сменялось тревогой. Его товарищи подхватывали инициативу, предлагая пройтись по вагону с песнями и миниатюрами.

Становилось жарко, душно и опасно.

«Надо просто подышать воздухом», – подумала я и, извинившись, выскользнула в коридор.

Пробраться до тамбура было непростой задачей. Меня останавливали, чокались со мной пластиковыми стаканчиками, кто-то обнял за плечи. Я чувствовала себя рыбой в переполненном садке. Наконец, я оказалась в прохладном, продуваемом сквозняком тамбуре, прислонилась к холодной стенке и закрыла глаза, вдыхая ледяной воздух.

Но покой был недолгим. Дверь из соседнего вагона с грохотом открылась, и оттуда вывалился крупный мужчина в тельняшке под расстёгнутой курткой. Он с интересом посмотрел на меня.

– О, подарочек! Как в сказке! – просипел он, подойдя так близко, что меня замутило от запаха перегара и пота. Чего тут грустишь? Давай к нам, у нас весело!

– Спасибо, нет, – брезгливо отстранилась я.

– Да, ладно тебе! Чё такую попку морозить, а, Снегурочка! Давай к нам! У нас так тепло, что растаешь мигом.

Он протянул ко мне руку, но я увернулась.

– Спасибо, не надо!

Мне стало страшно. У мужчины был короткий ёжик волос, круглое лицо, и совершенно осоловелые гласа. Он уже был в том состоянии, что завтра не только имени моего не вспомнит, но и поезда.

– А я говорю, давай!

Он схватил меня за локоть. Пальцы больно впились в кожу, оставляя алые отметины. Мимо проходили люди, но никто не обращал на меня внимание.

– Отпустите! – закричала я, но идущие в соседний вагон, даже не повернули в нашу сторону голову.

– Не упрямься, Новый год же! Праздник!

Я попыталась вырваться, но он был сильнее. Паника подступила к горлу.

– Отстаньте! – кричала я, но круглолицый не отпускал. – Отпустите! Я не хочу с вами идти! Меня ждут!

– Кто же там тебя ждёт? А, Снегурочка?

Ответить я не успела. Внезапно возле нас возник мужчина из купе №4. Он был без костюма Деда Мороза, в своём синем свитере, и его лицо в холодном свете тамбурной лампы выглядело, как высеченное из камня.

– Я жду.

– Я первый её нашёл! – обиженно ответил круглолицый.

– Девушка со мной. Уберите руку, – произнёс он тихо, но так, что каждый звук был не просто твёрдым, он был стальным.

– Да, ладно! Как её зовут?

– Лена, – ответил попутчик из четвёртого купе.

– Как тебя звать? – дыша перегаром, спросил круглолицый.

– Лена, – подтвердила я.

– Вот гадство!

Круглолицый сплюнул прямо на пол. А когда мужчина из моего вагона протянул мне руку, толкнул меня ему на грудь.

– Да и вали! Я себе другую Снегурочку найду!

Он развернулся на пятке и, едва не упав на пол, с трудом вписался в дверь перехода в соседний вагон.

Мужчина из соседнего вагона, спотыкаясь, попытался что-то возразить, но встретившись с ледяным, не обещающим ничего хорошего взглядом Клима, моментально сдулся. Он пробормотал что-то невнятное и, пошатываясь, ретировался в свой вагон.

Я стояла, дрожа, обхватив себя за плечи, пытаясь прийти в себя.

– Спасибо, – прошептала я, не смея поднять взгляд на своего спасителя.

Мужчина помолчал несколько секунд.

– Вам нельзя возвращаться в ваше купе, – констатировал он сухим, деловым тоном с нотками недовольства. – Там уже ничто не спасёт вас от назойливого внимания. Там уже не театр, а балаган.

– Да здесь тоже небезопасно. Можно, конечно, к проводнице попробовать попроситься, – начала я неуверенно.

– Моё купе выкуплено полностью, – перебил он. – Можете переночевать у меня. Утром разберёмся.

Не дав мне опомниться, он развернулся и пошёл вперёд. Я, как загипнотизированная, поплелась следом. Он шёл, расчищая путь. Гомон и крики стихали, когда празднующие встречались с ним взглядами.