Третий брак

– Керем, не заставляй меня сердиться. Доктор запретил тебе любые нагрузки и волнения, а полёт шесть часов и там без нервов не обойдёшься. Обещай мне беречь себя ради нас с дочкой. Вернусь через неделю, максимум десять дней и возьмусь за тебя основательно.

Лиза вернулась ровно через неделю, сделав все дела. Керем чувствовал себя, с его слов, нормально. Внешне выглядел хорошо. Две недели они проработали вместе, а седьмого октября ему стало плохо прямо на работе. Скорая увезла его в клинику «Мемориал», в районе Аташехир. Диагноз: острый инфаркт. Срочно провели операцию, хотя шанс был ничтожный. Клиника стала для Лизы домом надежды на сорок часов. Керем умер в возрасте тридцати пяти лет, на рассвете десятого октября так и не придя в сознание. Лиза была рядом, когда его сердце остановилось. Это были те несколько минут, когда она сумела проститься с мужем по своим обычаям. Обычай Турции предусматривал похороны до заката. Всё, что помнила Лиза, это молитвы мужчин, и женщин, которые вместе с ней стояли в стороне, и смогли подойти, когда мужчины, кроме отца, Таркана и Эмина разошлись. Дальше была тишина и пустота. Эмин позвонил Милане, не зная, что можно предпринять, чтобы Лизе облегчить боль. Она прилетела через день и сама приехала на такси.

– Мне очень жаль, Лиза, – обнимая подругу, заплакала Милана, присаживаясь к ней на кровать и замечая, что в тёмных волосах подруги на висках появилась седина.

– Не плачь. Здесь не принято плакать, не принято ходить на кладбище, не приняты цветы, считая, что это лишними расходами.

– Это у них не принято, а мы пойдём. У них свои порядки, а у нас свои. Мы ничего не нарушаем. Я принесла соболезнование его семье, а теперь хочу проститься с Керемом. Это далеко?

– Кладбище Camlika по улице Алемдаг. Пешком тридцать минут. У нас бы его назвали «Сосновое место».

– Ты когда ела?

– Не помню. Я даже не знаю, какое сегодня число. Камила на попечении няни, а я никого не хочу видеть. Заходили Таркан, Асли. Они поженились и живут в этом доме. Не сплю и всё время думаю: что мне делать дальше? Как мне жить? Я совсем не знаю законов Турции. А что будет, если я, потеряв мужа, лишусь вида на жительство? Я не могу уехать, даже отказавшись от наследства, пока не вступлю в его права, а это два-три месяца. Трёхдневный траур, потом 7, 40 и 51 день. Три дня я не должна выходить из дому, а мне нужно что-то решать в том же полицейском участке, – Лиза заплакала. – Я потеряла всё, Лана: сначала ребёнка, потом мужа, и веру в людей. Я не знаю, кому доверять и как далеко меня это доверие заведёт? Понимаешь, Лана, мой необъяснимый страх за нашу дальнейшую судьбу с Камилой, сильнее горя, и я ничего не могу с этим поделать.

– С утра сегодня было двенадцатое число. Успокоилась и выслушала меня очень внимательно. Во-первых, ты не принимала ислам, а значит, можешь не принимать всех этих условностей, хотя и не нарушать. Во-вторых, ты в этом доме никто и поедешь в свой дом, из которого можешь не выходить пять дней, а не три. За это время, я попрошу Таркана, и он узнает дальнейший ход твоих телодвижений, найдёт адвоката. Хотя уверена, что такой человек у семьи есть. В-третьих, шестнадцатого числа мы возвращаемся, ты собираешь всю семью и в присутствии адвоката озвучиваешь им свои условия. Хочешь вернуться назад – это твоё право. Я вижу, тебя здесь не очень жалуют. Захотят обмануть, они это сделают без твоего согласия. Но не думаю, что станут удерживать тебя силой. Собирайся. Поедем на кладбище, а потом покажешь мне ваш дом на берегу. Но для начала ты должна поесть и я об этом позабочусь. Пусть няня собирает Камилу.

– Елиз ханым, вас с гостьей ждут к обеду, Сенай накормила Камилу, – Гюнюль слегка смутилась.

– Мы уже идём.

– Лиза, не хочу показаться бестактной, но извиняться за столом, если что не так, я не буду.

– Веди себя естественно и не пытайся понравиться. Этого никто не оценит, – говорила Лиза переодеваясь.

Пожелав всем доброго дня, подруги сели к столу. Лизе подали суп, понимая, двухдневная голодовка должна закончиться лёгкой едой. Минут через пять Кемаль бей задал Лизе вопрос:

– Как ты себя чувствуешь, дочка?

– Вашими молитвами, – ответила она и посмотрела ему в глаза. – Таркан переведи, я не смогу сказать по-турецки всё то, что хочу. – Кемаль бей, я возьму машину Керема и поеду в Бейкоз, забрав с собой Сенай с Камилой и Милану. Вернёмся в пятницу. Я хочу, чтобы утром собралась вся семья и адвокат начал процесс оформления наследства. У вас есть такой человек? – она чуть помедлила, чтобы Таркан закончил перевод. – Эмин, мне нужна будет копия свидетельства о смерти в управление полиции. Теперь я лишена статуса жены, и вид на жительство у меня изымут, таковы правила. Я не знаю, сколько мне позволят остаться в стране. Сюда я въезжала по визе, потом получила ВНЖ, что будет теперь, не знаю. Этот вопрос нужно решать в первую очередь. Да, если мне продлят пребывание в Турции и вам понадобится моя помощь в компании, я готова помочь на прежних условиях. Это всё.

Лиза рядом с Миланой почувствовала себя уверенной и не одинокой. Посетив кладбище, они заехали в супермаркет, потом в палатки Бейкоза и приехали в дом ближе к полудню. Милане очень понравился дом и вид на пролив. Первым делом сообразили втроём лёгкий обед, после которого Лиза начала «клевать носом». Подруга уложила её в постель, поиграла немного с Камилой, потом передала её няне, взяла бутылку вина, бокал, сигареты, тёплый плед и вышла на свежий воздух. «Мне давно не было так паршиво, – выпивая вино, говорила она вслух. – Как и чем мне тебе помочь, подруга? За что ты, Господь, наказываешь её? Подаришь счастье и отнимешь, подаришь и отнимешь. А тебе не приходило в голову, что в один такой момент она может сломаться? Твои испытания сведут её с ума, – она налила очередную порцию вина, выпила его залпом и закурила. – Ты не прав. Её не за что наказывать. Святая простота живёт тем, что помогает ближним, а в благодарность получает подлых людей и лжецов. Может ты забыл, сколько выпало на её долю? А ты опять её испытываешь на прочность, лишив любви, счастья, надежды. В чём провинилась эта молодая женщина? Ей всего двадцать девять, а она уже вдова. Это, по-твоему, честно? – Она выпила очередную порцию, подняла голову к небу, вздохнула и направилась в дом. – Прости. Тебе виднее. Тогда подскажи, как мне ей помочь? Чем? Будь я дома, я не просила бы совета, а сама со всем разобралась. А что я могу сделать здесь? Здесь свои законы и они не поддаются моей логике».

Утром Лиза выглядела гораздо лучше. Под глазами остались тёмные круги, но они не были отёчными или опухшими. Лицо было бледным, но не «серым». Накормив Камилу, за завтраком она заговорила с Миланой:

– Как ты думаешь, они сохранят сотрудничество с нами или прервут? Мне нужно поставить какое-то условие, чтобы ничего не менялось хотя бы три-четыре года. Кемаль бей разделил бизнес на бумаге на трёх своих детей. Значит, какая-то часть принадлежит Керему. Может ставку сделать на это? Что делать с этим домом? Вид на жительство предусматривает постоянное проживание в стране, а я не хочу здесь оставаться. Я хочу домой.

– Выбрось всё из головы на два дня. Послушаешь, что скажет адвокат. Если тебя захотят «обуть», они это сделают так, что ты и не заметишь. Неточный или неправильный перевод самый простой способ. Таркан знает русский, но пойдёт ли он против семьи? Лиза, а может проверить документы в нашем консульстве? Тебе всё равно нужно будет свидетельство с переводом. Что у тебя с деньгами?

– У меня есть счета в банке в долларах и лирах, есть и наличные. Муж меня не ограничивал в средствах, а я не успела ничего потратить. Лана, мы прожили здесь всего пять месяцев, – Лиза грустно улыбнулась. – Ты созвонись с Тарканом, и я отвезу тебя. Не нужно меня караулить, я в норме для такой ситуации, а ты займись делом. Кто знает, что нас ожидает в дальнейшем?

В пятницу утром обе молодые женщины приехали в дом семьи Аслан, где их уже ждали. Кемаль бей представил семейного юриста Серхата Перчина, который передал Лизе копию завещания Керема Аслана на русском языке. У Лизы на глаза навернулись слёзы. Повисла минутная пауза, прежде чем она взяла себя в руки.

– Таркан, передай господам, что я буду говорить по-русски, а ты постарайся сделать так, чтобы мои слова дошли до них более доходчиво. Самое главное, я не подпишу ни единой бумаги, пока не получу официального подтверждения на русском языке. Ты готов?

– Да, Елиз ханым.

– Вам всем придётся потерпеть меня ровно полгода. Я покину страну в конце апреля. Что касается счетов, то все средства должны быть переведены на моё имя в сроки, установленные законом. Машиной я буду пользоваться до отъезда, потом передам её Таркану. Скажи Асли: вы хотели бы жить в Бейкозе в нашем доме?

– Ты хочешь его продать?

– Дом принадлежал нам с Керемом. Его долю я передаю тебе, и вы можете там жить, как только документы будут готовы, но с условием, что налоги будете оплачивать полностью после моего отъезда. Года через два я смогу продать или подарить свою долю вам. Можно сразу оформить дом на вас, но с условием, что вы вернёте мне третью часть от его стоимости в течение какого-то времени. У вас есть время подумать и принять решение, которое вас устроит. В понедельник выйду на работу, если нет возражений с вашей стороны. Что касается доли в вашем бизнесе. Не знаю, как это трактуют ваши законы, но если были прецеденты, я передам свою долю в доверительное управление Эмину и Асли на год-два. Какой бы ни была моя часть прибыли, есть два варианта: вы часть её можете переводить в Россию в денежном выражении, либо товаром. Эти вопросы будем решать в частном порядке. У меня нет мысли вас обманывать, нет желания чего-то требовать или просить. Теперь всё зависит от вашего желания помочь семье сына и брата, ваших законов. У Керема были планы, он хотел обеспечить меня с дочерью, но поторопился покинуть этот мир. Мне нужно два года, чтобы наладить то, что он не успел. Дальше я справлюсь сама, если не с бизнесом, то с поиском работы с достойной зарплатой. У вас есть ко мне вопросы? Я отвечу на любые.

– Ты уедешь и не вернёшься? А как будешь контролировать бизнес?

– Я буду приезжать не чаще чем раз в год. Если вы нарушите договор – я продам долю в бизнесе. Будете исполнять условия договора – года через два я вам её отдам. Дело не в том, что я вам не доверяю, я хочу иметь гарантию для себя и дочери, но не знаю, как это предусматривает ваше законодательство. Надеюсь только на вашу порядочность по отношению к семье брата.

– Почему дом передаёшь Асли одной, а не в доле с Эмином? Какое ты имеешь отношение к семейному бизнесу Асланов?

– Годже, перед тем, как дом достался Керему, Асли отказалась от доли в пользу брата, а ты настояла на компенсации одной трети. Разве это не так? Моё отношение к компании равно твоему, если не больше. – Вы помните, Кемаль бей наш разговор в Аланье? Я не просто не стала в вашей семье своей, я стала жертвой Годже. Чем я ей так помешала? – Лиза посмотрела на старшую сноху. – Видит Бог, что я не собиралась выносить это на семейный совет, но ты меня вынудила. Для семьи я такая же сноха, как и ты. Отличие лишь в том, что умею и знаю как работать, а ты ни дня не работала в своей жизни. Я знаю причину твоей ненависти и зависти. Это ты доложила Мелек, куда я собиралась перед аварией. Не делай такие глаза. Я виделась с Мелек и многое узнала. Хочешь подробности? Ты думаешь, я пожалела тебя, не сказав Керему, кто столкнул меня с лестницы? Я не хотела поссорить братьев. Что стоило моё слово против твоего? Хатидже, как свидетель, не пошла бы против своей матери. Скажи присутствующим правду. И после этого, Годже, ты ждёшь от меня широкого жеста?

– Годже, это правда?

– Это была случайность, – Годже опустила глаза.

– Это ты дочь смогла убедить в случайности, а я чувствовала толчок в грудь, когда передавала тебе свою дочь. Ты мечтала выйти замуж за Керема, а когда не получилось, затаила обиду. Ты Мелек ненавидела до той поры, пока не приехала я. А с моим появлением в доме объединилась с ней. Когда-нибудь ты захлебнёшься собственным ядом, – Лиза смахнула непрошеную слезу. – Если ко мне нет вопросов, я соберу свои вещи и приеду в этот дом только по вашему приглашению, Кемаль бей, если захотите видеть внучку. Извините, если была резка. Увидимся в понедельник в компании.

– Елиз ханым, – адвокат посмотрел на неё внимательно и заговорил по-английски. – Нам нужно оформить доверенность на ведение дел от вашего имени. Вы знаете, что, согласно законам Турции, вы и ваша дочь имеете право на пенсию мужа? Всё, что вы озвучили, имеет место быть, но случится это, боюсь, не скоро.

– Серхат бей, срок моего временного вида на жительство заканчивается в мае. Закон я не нарушу, хотя мне очень хочется домой. Доверенность мы можем оформить в любое время. Делайте всё, что сочтёте реальным и бесспорным в судебном порядке. Я не намерена участвовать в спорах и судебных тяжбах.

Лиза с Миланой поднялись в комнату и начали собирать вещи.

– Лана, я перебираю вещи, а ты складываешь их в сумку. Есть вещи, из которых Камила выросла, я их оставлю. Мне нужно будет купить вещи себе и Камиле на зиму. Мы не рассчитывали зимовать здесь. Нужно разобрать кроватку Камилы и забрать её с собой. Так ей будет удобнее. Как думаешь, Сенай не откажется работать на новом месте и новых условиях? По сути, она остаётся одна с ребёнком в доме на целый день, а кругом никого.

– Сенай взрослая девушка, район спокойный, у тебя врагов, кроме Годже нет. Кого ей бояться? Давай поговорим с ней и всё выясним. Может тебе найти помощницу по хозяйству, скажем, через день. Зададимся этим вопросом прямо сегодня. Лиза, почему ты не скажешь обо всём отцу?

– Потому, что папа всё бросит и прилетит вытирать мне слёзы. Чем он мне может помочь? Старики расстроятся, а что изменится? Я позвоню перед отъездом и вместе с ним вернёмся домой. От тебя требуется совсем немного: не говори всей правды. Если у тебя не будет времени помочь – прикрой на время магазин или найди для Наташи сменщицу. Я не обижусь. Вернусь – разберусь сама.

– С ума сошла? Да я скорее свой прикрою, чем твой брошу. Ты главное не раскисай. За работой время быстро пролетит. Решай здесь все свои дела, а я буду ждать тебя дома. Не забывай мне звонить раз в неделю, чтобы я была в курсе, что у тебя происходит. Отчёт за год я сделаю, а к следующему кварталу, будем надеяться, ты вернёшься.

Милана улетела двадцатого числа. Елизавета месяц жила с няней и дочерью – это был самый сложный период в её жизни. Утром она готовила завтрак на всех и уезжала на работу. Приезжая назад, занималась дочерью, а Сенай готовила ужин. Выходные Сенай отдыхала, а Лиза оставалась с дочерью одна. Постепенно работа занимала большую часть её мыслей. Через месяц в дом переехали Асли и Таркан, и Лизе стало намного спокойнее. К этому времени она перевела деньги со счёта банка Турции на свой счёт в Россию. Между Турцией и Россией отношения обострились в торговом и туристическом плане. Был отменён безвизовый режим между странами в конце ноября пятнадцатого года. Оформление дома в собственность и передача его Асли получились лишь в конце декабря. Теперь Елизавета переживала только о том, как и когда она с дочерью вернётся домой. Асли и Таркан в выходной уезжали в дом отца. Иногда Кемаль бей звонил Лизе и просил приехать с внучкой. Так прошли ещё четыре месяца. В середине марта шестнадцатого года она заключила договор с холдингом «ASLI» на доверительное управление своей доли на два года. Перевела все документы с турецкого языка на русский и заверила их. Позвонила отцу, коротко объяснив ситуацию, просила приехать по возможности и помочь с переездом. Вещей набралось немного, но Камиле было всего год и десять месяцев, а трёх сумок с вещами и маленьким ребёнком для двух рук было много. Она не особо надеялась на скорый прилёт, но каждый день ждала его, успокаивая себя очередными новостями. Отец прилетел только девятнадцатого апреля.

– Лиза, я уже не надеялся увидеться. Самолёты Аэрофлота летают три раза в неделю. Я не понимаю, что происходит. Мы должны улететь двадцать первого. Я уже купил билеты. У тебя всё готово?

– Не волнуйся. Мы улетим вовремя. Багаж у меня весь готов. Сходим к Керему, простимся с Кемаль беем, и Таркан отвезёт нас к регистрации. – Асли, будь хорошей девочкой, береги мужа, а ты, Таркан, передай Эмину, что только камни с неба помешают мне вернуться через год. Наши политики сумеют договориться, и всё будет по-прежнему.

Сделав пересадку в Москве, они прилетели в город утром двадцать третьего апреля. В аэропорту их встречал Ланской Роман Борисович, а дома ждала Лера со своей мамой и Арсений. Лиза, переступив порог родной квартиры, заплакала, но быстро взяла себя в руки.

– Какие у вас планы? – поинтересовалась она у молодёжи. – Не хотите на выходной остаться в городе? Вечером в воскресенье я отвезу вас всех домой.

– Нет, дочка. Мы уедем сегодня вечером, а ты разберёшься с делами, встретишься с Миланой и приедешь сама. Кажется, она нашла тебе няню для Камилы. Решай вопросы и не спеши, хотя старики ждут тебя. Давайте завтракать.

Проводив Кузнецовых ближе к вечеру и пообещав приехать в ближайшее время, Лиза позвонила Кате, а потом Милане. Пока ожидала подругу, позвонила Асли, доложила о мягкой посадке и передала привет Таркану. «Что случилось, то случилось, и как прежде уже не будет, – думала Лиза, разбирая вещи. – Это не сон, это реальность. Нельзя зажмуриться и ждать, когда картина вокруг меня изменится. Ничего не изменится, пока я не изменю всё сама. Ни боль, ни грусть не исчезнут, но страдания не должны касаться Камилы. Она слишком мала, чтобы понять моё горе, но она, глядя на меня, будет сама хмурой и унылой. Она в том возрасте, когда дети как губка впитывают атмосферу в доме. Я должна взять себя в руки и быть, прежде всего, любящей мамой. Соберись, Лиза». Милана приехала с хорошей новостью. Во-первых, она нашла на месяц няню. Во-вторых, с первого июня Камилу ждут в детском саду рядом с магазином. Они весь вечер проговорили о такой непростой ситуации.

– Лана, чтобы я без тебя делала? Ты рядом и в радости, и в горе. Одна бы я не справилась. Спасибо за помощь, подруга.

– Не говори ерунды. Ты сильная и справилась бы без меня. У меня просто связей больше и наглости. А без неё никак.

С утра Лизе предстояло познакомиться с няней, которая жила почти рядом. Ей было около сорока лет, и раньше она работала в саду воспитателем. Катя приехала в воскресенье. То, что рассказала ей Лиза о своей жизни в Стамбуле, шокировало девушку. Она не могла себе представить, как её сестра пережила всё это. Потом пришла няня, готовая выйти на работу уже с завтрашнего дня.

– Катюша, как твои дела? Что нового у Андрея Степановича? Как дедушка поживает?

– К деду ты наведаешься сама, когда выйдешь на работу, а вот папа хочет с тобой встретиться.

– Ты на меня не обижайся, но приходите вдвоём. У меня нет от тебя секретов. А хочешь, позвони ему прямо сейчас. Чего откладывать?

– Лиза, как ты смотришь на то, чтобы вернуться в компанию? – поинтересовался Егоров, после дежурных фраз и вручения Камиле подарка. – Ты для магазина получала степень магистра? Что тебя в нём держит?

– Ничего. Я просто работаю на себя, а не на дядю. Я говорила вам, Андрей Степанович, что не вернусь. Меня всё устраивает в данный момент. Квартира, детский сад, работа – всё по дороге. Ради чего я должна это всё поменять? Через год у вас появится свой молодой дипломированный специалист. Будет у вас семейный бизнес. Извините, но нет. Не убеждайте меня в том, что я для вас незаменимый сотрудник.

– Ты не можешь меня простить? Все люди ошибаются. Я признал свою ошибку.

– А я вас простила и простилась. Я не могу, как прежде, вам доверять. К тому же, я прекрасно понимаю, что вы хотите мне помочь. Уверяю вас, у меня всё в прядке и на сегодняшний день нет никаких проблем. Да, морально я разбита, но прекрасно осознаю, что ничего исправить нельзя, нужно отпустить прошлое и жить дальше.

– А что будешь делать, если бизнес окажется временным?

– Найду работу в другом месте. Я человек без амбиций, но к вам не приду, будьте уверены. Есть вещи, которые можно простить, но не забыть.

В понедельник, дождавшись няню, Лиза отправилась на работу, где отсутствовала почти год, не считая приезда в сентябре. Дела в магазине, стараниями Миланы, шли вполне нормально. За неделю Лиза привела дела в порядок, на два дня уехала с дочерью к Кузнецовым. Первомайские праздники позволили ей и Милане разобрать прибывший товар, и началась спокойная работа. В конце месяца Лиза прошла с дочерью комиссию в детский сад, отметила своё тридцатилетие в июне, а Камила, отметив своё двухлетие, отправилась в младшую группу. Лиза отправила свою работницу в отпуск и работала сама. Первое время следила за событиями в Турции, смотрела новости, и раз в неделю звонила Асли. Она хорошо помнила, что теракт в Анкаре случился именно в день смерти Керема. В конце июня в Стамбуле произошёл теракт в аэропорту Ататюрка. Сняли ограничения на безвизовый режим, потом опять ввели и сняли. «Господи, как же хорошо, что мы, родная моя, дома», – глядя на дочь, думала Лиза после очередной новости и начала сомневаться в том, что лететь в Стамбул в октябре может быть не безопасно. Опасно тем, что вероятность застрять в стране на неопределённое время есть.

– Лиза, ты делаешь большую ошибку, – говорил отец, когда Лиза рассказала о своих планах и просила присмотреть за Камилой три-четыре дня, пока она будет в Стамбуле. – Обстановка в Турции непонятная. То откроют безвизовый режим, то закроют. Как наши туристы рискуют летать на отдых?

– Пап, я должна полететь. Хорошо, пусть это будет всего два дня, и я вернусь десятого, оставив бизнес на совести Таркана.

– Лиза, поезжай. Два выходных все будут дома, а два дня Павел с Ольгой справятся, ребята помогут. Приезжай с ней в пятницу и поедешь от нас в аэропорт, чтобы была спокойна. Камиле третий год. Мы таким Сеньку приняли к себе. Не думай ни о чём плохом и сделай всё, что задумала, – говорил дед, обнимая её за плечи. – Я не такой дряхлый в свои семьдесят два, чтобы меня списывать со счетов.