Kitabı oxu: «Связанные»

Насте и Юле. Спасибо, что

на этом пути были рядом.

ГЛАВА 1

Когда становится известно, что ребенок наделен магией, на него надевают браслеты, которые впредь будут с ним всю оставшуюся жизнь. Только обретший силу не может управлять и контролировать ее. Впредь браслеты обеспечат ее стабилизацию, что сдержит всплески до тех пор, пока юный маг не научится управлять своим даром. В дальнейшем, они помогут увеличить и развить силу в зависимости от выбранного направления.

Из школьного курса «Теории Магии».

– Кара! – слышу оклик Джо Аарона стоит мне только вылезти из черного внедорожника. – Сюда, скорее!

– Если нужно было быстрее, не стоило отправлять за нами машину, – бурчу я, но перехожу на бег, чтобы поскорее оказаться рядом. – Почему не портал? Что за секретность, Джо?

– Ваш вызов я не согласовывал, порталов лишних нет, – он берет меня под локоть и ведет ближе к огромному заброшенному заводу, над которым мерцает магический купол. – Там наши ребята, все выходит из-под контроля…

Мои коллеги подтягиваются к нам, вслушиваясь в разговор.

– Операция без единой бригады эскулапов? – многозначительно смотрю на него, он дергает головой, словно отмахиваясь.

– Я не должен распространяться, Кара, – чуть поджимает губы, потом серьезный взгляд впивается в меня: – Мы постараемся вынести пострадавших за пределы купола, внутри магия не стабильна. Вам туда лучше не заходить.

Понятливо киваю, и мы останавливаемся возле лежащего прямо на земле агента, его лицо залито кровью, он без сознания. Отбрасываю белоснежную мантию, освобождая руки. Моя форма эскулапа – бордовый форменный костюм и белая мантия – не всегда удобна на практике, но этот наряд необходимость и обеспечивает какое-то подобие безопасности.

– Я совсем не могу знать, что происходит? – осторожно спрашиваю у Джо, вглядываясь в его тревожное лицо. Он молчит пару мгновений, но потом негромко произносит:

– Мы взяли отступников, но внутри все вышло из-под контроля. Они там сражаются на смерть и все ради чертовой штуки, что может нас всех уничтожить, – Аарон многозначительно смотрит на меня. – Нельзя, чтобы они ушли с ним, Кара.

За куполом отчетливо слышатся звуки битвы, крики и постоянное разрушение. Ставлю свой сундучок, в котором находится все самое необходимое для оказания первой помощи, мои коллеги проделывают то же самое, приступая к своей работе.

Пока я накладываю диагностирующие чары, бегло осматривая их, чтобы оценить степень повреждения агента, Джо взвинчено вышагивает рядом.

– Ты же знаешь, что можешь мне доверять, – тихо говорю ему, пока он оглядывается, словно ожидая кого-то.

Мне хотелось бы взять его за руку и подбодрить, но я отдаю себе отчет, что это неуместно. Я и так позволяю себе некоторую фамильярность в общении, потому что мы с Джо уже пару раз ходили на свидание, и он явно проявляет ко мне интерес, как и я к нему. Даже то, что он начал общаться именно со мной по прибытии бригады эскулапов, словно сделав главной о многом говорит.

– Дело не в доверии, – хмурится он, – то, что здесь происходит, опасно знать. Больше я тебе сказать не могу. Ради твоего же блага.

Его слова лишь сильнее обжигают любопытством.

– Ждешь подкрепления? – считываю поведение Джо и тот кивает, но сказать больше ничего не успевает, потому что воздух неподалеку начинает вибрировать и закручиваться воронкой, а через мгновение из него друг за другом выходят агенты.

Аарон бросается к ним, сразу же переходя к делу. Говорит негромко, поэтому невольно приходится напрягать слух.

– Цель – достать артефакт во что бы то ни стало. Не позволить его активировать. Магия внутри нестабильна. У всех есть огнестрельное? По нашим данным там человек пятнадцать…

Часть речи упускаю, потому что рядом со мной опускают еще раненых. Сразу оцениваю их состояние и ускоряюсь. Один из агентов в сознании, у него магический ожог, который медленно увеличивается, расползаясь и повреждая кожу. Я спокойно и дежурно улыбаюсь пострадавшему:

– Привет, – беру его за руку, считывая бешеный пульс, – мне придется погрузить тебя в сон и стазис. Все будет хорошо.

С таким проблемами на поле боя невозможно справиться, моя цель – поддержать агентов до момента, когда они будут доставлены в Центр реабилитации и восстановления после магических травм. А здесь явно нужен ликвидатор проклятий.

Дотрагиваюсь до висков больного и шепчу:

– Dormitions , – затем обвожу руками рану и добавляю: – Habitus .

В это время часть агентов начинает обходить здание, чтобы зайти с другой стороны. Джо берет на себя командование остальной группы, и они скрываются внутри. Я слышу крики и выстрелы.

Мы тревожно смотрим на железные ворота. Уже долго никто не выходит, но каждая из нас точно знает, что людям внутри нужна помощь.

Я вскакиваю на ноги одновременно с Грейс, – она на десять лет старше меня и принимала участие в десятках подобных операций. Мы переглядываемся.

– Приказа “не заходить” же не поступало? – неуверенно спрашивает она.

– Лишь рекомендация, – пожимаю плечами. – Слышала, там магия нестабильна.

Еще пару секунд мы тревожно всматриваемся в здание, – там внутри люди, которые в нас нуждаются. Вся наша природа эскулапа толкает вперед, жаждет прийти на помощь. А потом Грейс оборачивается к Лисе и Кэтрин.

– Тогда вы оставайтесь тут, встречайте агентов, а мы с Карой пойдем туда. Кого сможем – выведем.

Они кивают, а мы с Грейс выдвигаемся вперед. Вообще, в наших квартетах нет иерархии, но иногда, в такие моменты, как сейчас, кому-то важно взять принятие решений на себя. Сегодня это сделала самая старшая из нас, но если бы она не решилась, то мгновение спустя я бы сама предложила то же самое, пусть и была самой младшей из бригады.

Наше решение идти внутрь не противоречит протоколу. Прямого приказа никто действительно не получал. Да и мы отдаем себе отчет об опасности. К тому же целый год нашего обучения посвящался тому, чтобы спасать людей в условиях вооруженных противостояний.

Но когда входим внутрь установленного купола вибрация энергии заставляет нас переглянуться. Здесь ощущается тяжесть, даже двигаться непросто, купол как будто наполнен каким-то вязким воздухом.

– Браслеты, – поднимаю руки, глядя на Грейс, чтобы показать, что наши магические браслеты нестабильны – руны хаотично мигают. Она кивает, показывая, что поняла.

– Будь осторожна! – бросает Грейс, и мы расходимся в разные стороны.

Стоит мне немного углубиться, натыкаюсь на павших агентов и отступников. Но из-за того, что магия нестабильна, даже простенькие чары сбиваются. Тех, кто ранен не так сильно, мне удается привести в себя и помочь выйти за пределы купола. Там делаю пару свободных вдохов и возвращаюсь, каждый раз все дальше, и звуки битвы звучат все ближе.

Тех, кого вывести не могу, стараюсь защитить чарами и вливаю в них зелья, которые помогут продержаться до конца битвы. В один момент, пока пытаюсь залечить колотую рану одному из пострадавших, меня отвлекают усилившиеся звуки битвы, встревоженные крики. Успеваю только вскинуть голову и меня накрывает звук оглушительного треска, а за ним мощный взрыв.

Следуя инстинктивной реакции, складываю руки запястье к запястью, выставляя щит, чтобы укрыть себя и подопечного. Перед взором мелькает полупрозрачная мерцающая защита, и я вижу, как руны на моем браслете то гаснут, то снова светятся. В следующую секунду щит растворяется из-за потери магии, и после короткой вспышки боли я погружаюсь во тьму.

Когда снова открываю глаза, вокруг разверзается ад. Тяжело поднимаюсь и пальцами осторожно касаюсь лба, они пачкаются в крови. Жар огня и едкий дым, который мешает дышать, не дают возможности нормально мыслить, я дезориентирована. Но это осознание заставляет меня встать и, несмотря на боль и слабость, искать выход. Всему виной травма головы или пожар, но я не могу понять, откуда пришла.

Рев пламени оглушает и вызывает страх, магия во мне гаснет, не работает, а без нее я бессильна. Двигаясь по коридору свободного от пламени пространства, я спотыкаюсь обо что-то и падаю. Тело агента изломано страшной силой, прикладываю пальцы к его пульсу – мертв. Бессильно сажусь рядом и пытаюсь создать заклинание, складывая руки так, чтобы потоком силы отодвинуть огонь, но ничего не происходит.

Легкие горят от вдыхаемого дыма. Голова кружится, но я перевожу дух и упрямо двигаюсь дальше, правда уже на четвереньках – гораздо хуже просто сдаться на волю пламени. В глазах расплывается и мне кажется, что я начинаю видеть галлюцинации, когда мой взгляд упирается в пару увесистых сапог, которые никак не могли принадлежать агентам.

Поднимаю глаза в тот момент, когда мужчина наклоняется, хватает меня под мышки и легко дергает вверх. Он хмурится, оглядывая мое лицо, и словно размышляет, что ему делать дальше.

Я замираю в его руках. Не знаю, что у него на уме. Это враг. Он и его друзья убивали агентов с хорошей подготовкой. В том состоянии, что я сейчас, против этого высокого широкоплечего мужчины я ничего сделать не смогу. Но у меня есть надежда, что моя форма для них тоже что-то значит.

– Ты не туда идешь, – грубо бросает он и ставит меня ноги, отчего я пошатываюсь. – Выход в другой стороне.

И, больше не говоря ни слова, обходит меня и широким шагом направляется в сторону, откуда я так упорно ползла, тратя последние силы… Смотрю ему вслед и вижу, как огонь расступается перед мужчиной, значит, магия при нем. Почему тогда у меня ее нет? Я поднимаю руки, смотрю на потухшие руны на браслете и ком подступает к горлу. Отчаяние захватывает душу, я дезориентирована, совсем потеряла понимание, куда двигаться, да еще и совершенно беспомощна. Поэтому не придумываю ничего лучше, как следовать за врагом, надеясь, что он меня выведет.

Отец узнает, будет разочарован. В его мире за врагами не следуют в желании спастись, их уничтожают. Тем временем идти все тяжелее, везде разруха, тела и пламя. Пострадавших стало как будто больше или я двигаюсь по тому пути, где я и Грейс не проходили. Мне хочется надеяться, что она во время прогремевшего взрыва была за пределами купола и ей хватит ума не заходить сюда вновь.

Я снова спотыкаюсь и не чувствую в себе сил подняться. Кашляю и встаю на четвереньки, чтобы попробовать снова ползти. Чужую спину уже не вижу, огонь оставляет все меньше пространства, опаляя смертоносным жаром. Дым застилает глаза и отключает мозг. Понимаю – не доползу до выхода. Снова медленно опускаюсь на грязный пол, чувствуя, как медленно утекают силы.

Рев огня наступает, а мне уже не страшно. Интересно устроен мозг: мы так боимся смерти, а когда она на пороге, встречаем спокойно, страх уходит. Закрываю глаза и жалею, что уши не могу зажать – пламя очень громкое, подавляющее.

Вдруг меня снова кто-то дергает вверх, и я опять оказываюсь на ногах. Но резкий разворот и моя спина прижимается к чьей-то груди, а на талии чувствуется железная хватка.

– Побудешь моим щитом, девочка, – слышу над ухом уже знакомый твердый голос и взметнувшееся внутри возмущение от такого определения гасится в тот момент, когда гул пожара нарушают другие голоса, отрывисто отдающие приказы.

Это наши. Надо предупредить их. Я открываю рот и только звук слетает с моих губ, как большая ладонь тут же закрывает мне рот и нос, а враг в раздражении склоняется к уху.

– Если хочешь прожить еще некоторое время – молчи. Поняла меня?

Внутри все горит от нехватки воздуха, и я поспешно киваю. Он убирает руку и собирается что-то мне сказать, но не успевает. Рокочущий, глубокий, пробирающий до самых костей звук распространяется откуда-то из центра здания, отражается эхом где-то в области сердца. Это заставляет тревожно вскинуть голову, это звучит страшнее, чем огонь. Мы оба замираем, вдруг посмотрев друг на друга и пытаясь понять, что это. Оно пугает, рокот извещает о чем-то сакральном и тайном, но мы не понимаем… только чувствуем, как это отражается внутри нас непонятной вибрацией, как заставляет чему-то внутри откликнуться и сжаться в спазме.

А потом раздается еще один взрыв.

Медленно тьма рассеивается, и я начинаю осознавать себя и пространство вокруг. Первое, что слышу, это мерный звук аппаратов в полной тишине. В нос ударяет характерный больничный запах, который ни с чем не спутаешь. Тяжело сглатываю сухим горлом и морщусь от боли.

В памяти всплывает белая вспышка перед тем, как все померкло. Это не было похоже на обычный взрыв. Ни новой волны жара, ни осколков, ни разрушений. Только чистая энергия, которая прошибла меня за мгновение до тьмы. Пытаюсь ухватиться за воспоминания той минуты, но чем больше пытаюсь, тем сильнее они ускользают. Внутри ультразвуком звенит пустота. Странная, непривычная, никогда не испытываемая ранее.

Тело окутано мягкой постелью, но болит, ломит, горит в странном жаре. Пытаюсь пошевелиться и организм включается, просыпается, отзываясь на команды мозга. Источник боли отыскать по ощущениям не получается – он словно повсюду.

Стоит векам тяжело приподняться, вижу белый потолок с бликами уличного фонаря. Темнота мягкая и приглушенная. Тело плохо слушается, но мне удается пошевелить рукой и даже сделать попытку привстать.

– Кара! – слышу взволнованный голос Зои, моей подруги, а потом ее прохладная ладонь касается моего лба, а веснушчатое лицо мелькает перед глазами. В ее взгляде можно заметить тревогу, даже несмотря на то, что она ласково улыбается. – Привет, выжившая. Я думала, ты будешь спать вечно.

– Грейс? – срывается с пересохших губ первый вопрос, наждачкой проходясь где-то в горле.

– Отделалась легким испугом, – сразу понимает суть вопроса Зои, – Она была за пределами купола в первый взрыв и вернутся туда ей уже не позволили.

Подруга протягивает стакан воды и помогает поднести ко рту, когда видит, как дрожит моя рука, едва не расплескивая воду. Я делаю несколько жадных глотков и благодарно киваю.

– Надо позвать врачей, – бросив быстрый взгляд на дверь, говорит Зои, но я ее останавливаю легким касанием руки.

– Подожди, – мой голос отдает неприятной хрипотцой, – горло саднит, но у меня столько вопросов. – Почему я в их больнице?

Зои сдвигает брови и вздыхает, понимая, что ей предстоит стать тем самым гонцом с плохими новостями.

– Потому что тебе не смогли помочь в нашей, – тихо отвечает она, подаваясь вперед, и вглядывается в мое лицо. – Ты как себя чувствуешь?

– Все болит, – жалуюсь, не сдержавшись. – Внутри словно пожар.

– Выглядишь ты, как будто тебя поезд переехал. Но это неудивительно. Тебе повезло, что ты выжила. Много наших ребят не выбралось. Твой отец рвал и метал, когда узнал, что ты пошла под купол. Досталось же ребятам.

Этот факт я стараюсь проигнорировать, с отцом разберусь потом. Меня интересует другое.

– Что это вообще было? Почему все пошло не так?

– Эта информация засекречена. Никто не знает. Но ходят слухи, что цель не была достигнута и артефакт не добыли.

Я киваю, и хмурюсь. Сейчас в голове такая каша, что не могу все это анализировать.

– Я помню, что за мной кто-то вернулся, – пытаюсь вспомнить его лицо: темно-зеленые глаза, густая борода и суровый взгляд. – Он выжил?

– Знаю, что тебя нашли с наемником. Кто-то предположил, будто ты его схватила, – Зои усмехается. – Детина под два метра ростом и в два раза шире тебя. Посмотрела бы я, как ты его скручиваешь. Еще и без магии! Все знают, что ее внутри не было, словно ее выключили…

Зои осекается, словно сама себя перебивает. Ее глаза начинают бегать, она продолжает говорить про купол. Но на скользкую тему мы уже ступили. Эти «два плюс два» я сложить в состоянии.

– Погоди… – останавливаю ее слабым голосом. – Так я поэтому здесь? Я в обычной больнице, потому что магия ко мне не вернулась?..

Даже когда меня вынесли из-под купола? Такого не могло быть, не должно было быть.

В глазах темнеет даже от мысли такой. Начинаю задыхаться, потому что каждый вздох дается с трудом от ужаса. Подруга вскакивает и бежит на выход, вероятно, звать врача. Я задираю рукав больничной одежды и смотрю на браслеты. Они потухшие, пустые – ни одна руна не светится.

И вслед за ухнувшим куда-то вниз сердцем мой привычный мир тоже летит в тартарары.

Восстановление дается нелегко. Спустя три недели я в нашем Бюро пытаюсь не чувствовать себя ничтожеством, когда меня изучают, словно подопытную крысу в Отделе темных артефактов. Оказалось, что я не одна такая, к кому магия не вернулась после того, как мы побывали под куполом. Несколько агентов оказались больны тем же неизвестным недугом. Спустя недели исследований, опросов и сопоставлений становится очевидно, что такое влияние оказал второй взрыв.

Это и взрывом назвать сложно. До сих пор помню ужасный гул и рокот, выворачивающий изнутри, пугающий, вызывающий желание выпрыгнуть из собственного тела, а потом мощный выброс энергии, ослепивший своей яркостью…

Но почему так произошло, куда делась наша магия, вернется ли она и что нам делать теперь дальше – никто не знал.

– Кара, теперь ты, – окликает меня Майк, директор Бюро. Сегодня он лично присутствует при экспериментах, потому что друг моего отца и, видимо, по его просьбе ему приходится брать больше фокуса и контроля над этой ситуацией, хотя уверена, дел у него невпроворот. Его рука ложится мне на лопатки, показывая участие: – Готова?

Я не готова, мне вообще хочется отсюда убежать и прожить уже свою потерю. Но каждый день я вынуждена играть по их правилам, потому что так нужно. Эти тренировки и эксперименты просто издевательство. Лучшие умы магического мира сосредоточены в этом отделе, но никто не может помочь уже на протяжении месяца. А мне физически больно осознавать, что у меня не получается ничего из того, что раньше давалось с такой легкостью и было обыденностью.

Браслеты не светятся, и это значит, что магии во мне нет. Это наши проводники, через них концентрируется вся сила, что есть в маге, которую мы направляем на колдовство. И если силы нет, вырезанные на тонком металле руны не загорятся. Никогда.

У меня они не горят, зияя черными линиями, но это никого не останавливает. Меня все равно заставляют пробовать колдовать, как будто это не противоречит тому, чему нас учили всю жизнь в Теории магии. Но я больше не задаю вопросов – отцу это не нравится. Он просит делать все, как мне говорят, и просто довериться специалистам. И, слушая его, я пытаюсь и пытаюсь поднять предметы, передвинуть, направить магический импульс в манекены, на которых тренируются агенты. Но каждый раз терплю неудачу, ничего не происходит. Даже заклятия исцеления, что я всегда творила даже не прикладывая усилий и те не получаются.

В конце едва сдерживаю слезы. Не получается вообще ничего. Меня отправляют на повторные исследования после всех попыток. Я ни за чем не слежу, с трудом улавливаю что происходит. Мне хочется одного – чтобы меня оставили в покое. Я хочу просто понять, как мне жить дальше, ведь мир, в котором я росла и собиралась жить, впредь для меня закрыт.

Пока из вены берут кровь, я сижу, откинув голову на стену. В лабораторию заходит Майк с двумя стаканчиками кофе в руках и один протягивает мне. Я дожидаюсь, когда мне снимут жгут и девушка-эскулап лишь одним движением пальца заставляет кровь остановиться. С грустью смотрю на это – когда-то я тоже могла так делать и это было просто как сделать вздох.

Принимаю кофе, благодарно кивнув.

– Не расстраивайся, – Майк улыбается и чуть сжимает мое плечо, – они найдут причины и все исправят.

– Причины не во мне, – говорю я, и мне хочется раздраженно дернуть плечом, чтобы сбросить его руку. – Виноват артефакт и тот взрыв.

Майк сдержанно поджимает губы, он уже не раз просил меня держать язык за зубами. Да я и бумажку подписала о неразглашении, но иногда удержаться выше моих сил, особенно когда я на пределе.

– С этим тоже разбираются, не переживай, – успокаивает Майк, и я киваю. Все равно никто ничего не говорит, как бы там ни было на самом деле. – На следующей неделе суд над Вороновым, – в его голосе столько многозначительности, что я вскидываю на него взгляд.

– Над кем? – уточняю, сдвинув брови.

– Воронов. Это тот наемник, что был с тобой, когда вас нашли…

А-а-а, Воронов. Конечно. Из-за того, что мы случайно оказались вместе, теперь мне придется присутствовать в суде. Вообще этот суд только формальность. Отступников у нас не переносят, но наемников – им не прощают ничего. И шанс посадить одного из них никто не упустит. Тем более Воронов какой-то известный говнюк в тех кругах, да и нашим агентам жизнь подпортил. Отец был очень воодушевлен, когда рассказывал о нем что-то на прошлой неделе за ужином, но я не слушала.

Майк останавливается и внимательно смотрит мне в глаза. Начинает говорить негромко, с расстановкой.

– Кара, я знаю, что ты уже все не раз рассказывала, но… Ты уверена, что у Воронова была магия тогда, когда ты свою уже потеряла. Ты ничего не путаешь? Подумай, пожалуйста, это очень важно.

Он разговаривает со мной как с несмышленым ребенком, и это задевает. Да, я не агент, теперь вообще без силы, но мне не хватило совсем немного баллов, чтобы стать агентом, а мой магический потенциал очень высок, поэтому подобный тон меня оскорбляет. Я уже давала показания, рассказала все, что там происходило, и про наемника тоже.

– У него была магия – он себе путь расчищал, отводя огонь, и шел из самого эпицентра без единой царапины.

– У него в руках ничего не было?

Хотелось ответить, что его руки были заняты мной, но я не стала лишний раз дерзить.

– В руках ничего, но досмотр я не устраивала. Было не до того, – не удерживаюсь от легкого сарказма. – А почему спрашиваешь?

Майк словно игнорирует мой тон, уйдя глубоко в свои мысли.

– Сейчас он тоже без магии, Кара. Что совсем уж запутывает ситуацию, – он задумчиво стучит пальцем по стаканчику и кивает словно сам себе, а потом с легкой улыбкой произносит уже дежурное: – Мы разберемся, не переживай.

После мини-допроса Майка я чувствую себя еще более разбито и подавлено, чем обычно, поэтому стараюсь поскорее улизнуть домой, чтобы собраться с мыслями.

В моем небольшом доме хорошо и уютно. Заварив себе чай, я усаживаюсь на пуфик у окна, глядя на задний двор и зарядивший с утра дождь. Тяжело избавиться от мыслей о будущем, слишком все туманно для моей предопределенной и распланированной жизни.

Удивительно, как менее чем за месяц может все перевернуться с ног на голову и изменить внутреннее состояние. Я не чувствую связи с собой прошлой, как будто все внутри меня изменилось. Поддавшись моменту, даже беру в руки зеркало, осматривая себя придирчиво, как будто в отражении могу увидеть кого-то другого. Но там все та же Кара. Почти.

Эта Кара не такая яркая, словно потухшая, как те браслеты, которые больше не светятся без магии и стили не более чем безделушкой.

Темно-русые волосы потускнели, лицо осунулось и побледнело вместе с веснушками, янтарные глаза больше не лучились. Осторожно откладываю зеркало и кладу подбородок на колено, уставившись в серую стену дождя. Я всегда так любила осень, но в этот раз она тяготит и, словно контрольный в голову, своей непогодой вгоняет в тянущую тоску.

Решение внутри вдруг рождается внезапно и твердо. Отыскав бумагу и ручку, я пишу заявление об уходе и, поставив подобным образом точку, даже вздыхаю легче. Пора эту жизнь учиться жить иначе.

– Мне точно нужно быть здесь? – нервно одергиваю пиджак, глядя на отца, собранного с иголочки.

Он поднимает взгляд от документов, строго меня оглядывая и в его глазах сразу считываю предупреждение о том, что он не желает сотрясать воздух на эту тему. Джеймс Грин всегда выглядит безукоризненно по-деловому, всегда в каких то переговорах, всегда на связи с кем-то, всегда занят. Еще бы, отец вот уже много лет является членом Совета Управления Магией, да еще и политиком и давно живет на два мира, связывая их и регулируя. Защищая интересы людей, одаренных магией и при этом внедряя привычный обычным людям мир в наш закрытый и недоверчивый.

Эта высокопоставленная должность сделала из него практика с чертовски железными принципами и тяжелым характером. Хотя я уже давно считаю многие его действия открытой тиранией. При нем произошло множество реформ, ужесточающих применение магии и контроль за ней. В том же ключе он провел и тюремную реформу, сделав жизнь заключенных настоящей каторгой. А также на протяжении всей жизни он продвигал законопроекты, позволяющие ограничить доступ к магическим книгам, старинным фолиантам, где каждый мог почерпнуть для себя совсем ненужные знания, которые могли быть использованы во вред.

Папа всегда говорил, что делает это ради мира, спокойствия и порядка. Его любила одна половина магического мира, но ненавидела другая. А я попытавшись в этом разобраться однажды, решила, что если я хочу сохранить дочерние чувства к отцу, мне не стоит углубляться в политику.

Одно время мне малодушно казалось, что его карьера откроет мне любые двери. Но отец был из тех, кто считал, что всего нужно добиться самостоятельно, поэтому никогда никакие связи для моего успеха не использовал. А когда я единственный раз сама попросила об этом, очень жестко мне отказал, отчитав как маленькую. Тогда мне не хватило буквально пары баллов, чтобы стать тем, кем я мечтала стать всю жизнь. Так мне закрылся путь в агенты, зато взяли в эскулапы. Это хоть как-то связывало меня с местом, где я так хотела быть, ведь на плановые задания мы часто выезжали боевым и лекарским составами, и я все равно была так или иначе причастна к оперативным действиям.

Что ж, теперь меня уже ничего с этим не связывает. И снова быть в Бюро, где сегодня состоится суд, мне не хочется.

Оторвавшись от бумаг, которые сосредоточенно изучал, отец смотрит на часы и кивает.

– Нам пора, – отец наконец удостаивает меня полноценным взглядом и хмурится. – Запишись к мозгоправам, очевидно, что сама ты все же не справляешься.

– Если мне понадобится совет…

– Хватит огрызаться, Кара, – перебивает он, и его голос режет сталью, мгновенно сбивая с меня спесь, и я только поджимаю губы, как всегда, теряясь перед таким тоном. – Лицо попроще, там будут репортеры.

Делаю глубокий вдох, призывая все свое терпение – сейчас не время и не место артачиться, но позже ему обязательно все выскажу. Наверное. Меня ужасно расстраивает, что иногда он забывает, – я уже не малышка, которой он может понукать. Но выдрессирована я знатно, поэтому послушно надеваю маску счастливой дочери самого влиятельного человека магического мира, приклеивая на лицо вежливую улыбку.

Пока мы идем уверенными широкими шагами к залу заседаний, на нас смотрят люди. Отец всегда притягивает взгляды, я к этому привычна. Когда до резной двустворчатой двери остается несколько метров, он заговаривает снова:

– Поужинаем на выходных, – это не вопрос. – Хочу обсудить твое будущее.

Я было вскидываюсь, бросая на него возмущенный взгляд, но один из агентов, поздоровавшись кивком, открывает нам дверь, впуская внутрь. Я не успеваю ничего ответить, потому что отец сразу же уходит вправо, где для таких важных наблюдателей, как он есть отдельные места. Злюсь на него, а может, уже на себя, пару мгновений смотрю ему вслед, а потом начинаю спускаться по ступеням зала, устроенного по типу амфитеатра, желая занять более удобное место для слушания дела. Зал полон, люди перешептываются, смотрят на узника.

Я отыскиваю его глазами, это не сложно – он сидит в самой середине зала, заключенный в магические кандалы. Рядом с ним, чуть поодаль стоят два агента, игнорируя пристальное внимание прессы.

Антонин Воронов выглядит просто отвратительно. Прошел лишь месяц с того момента, когда я видела его в последний раз, но его волосы сильно отросли и теперь грязными сосульками свисают вперед, закрывая глаза. Щеки сильно впали, будто он голодал, под глазами залегли пугающие тени, борода отросла и спуталась. У него оказался сломан нос, на лице виднелись новые кровоподтеки и старые синяки. Но как же были ярки его глаза. Зелень полыхнула легким безумием и насмешкой, когда он дернул головой, откинув волосы и открыв взгляд. Он был скован, но не сломлен. Сразу понятно, что он ненавидит всех вокруг так же сильно, как и они его.

Я медленно спускаюсь по ступеням, почему-то не в силах отвести взгляда от Воронова. Внутри чувствую зарождающуюся дрожь, и мурашки пробегают по всему телу. Сглатываю судорожно, не понимая, что со мной происходит. Возможно, дело в воспоминаниях того страшного дня, перевернувшего мою жизнь, но как бы там ни было, справиться с собой не получается. Руки начинают дрожать от странного распирающего чувства в груди. Я ускоряюсь, чтобы сесть и прийти в себя, но дыхание сбивается и воздух застревает в горле, когда Воронов поднимает голову и, даже не шаря глазами по толпе, сразу находит меня, пригвождая тяжелым взглядом.

Я спотыкаюсь и едва не лечу вниз по ступенькам, но меня поддерживает какой-то мужчина. Не удосуживаюсь даже поблагодарить его, как завороженная смотрю на Антонина Воронова, а он смотрит на меня.

И тут я едва не задыхаюсь от эмоций, когда начинаю чувствовать ее – магию. Она, словно целительная вода, заполняет каждую клеточку моего тела теплом, силой и энергией. От эмоций набегают слезы. Я поднимаю руки, которые сильно подрагивают, чтобы взглянуть на браслеты, и вижу, как руны заполняются светом.

Люди вокруг начинают замечать, что что-то происходит. Слышу гул разговоров, возгласов, щелчки камер и вскрики, когда поднимаю взгляд на Воронова, которого тоже мелко потряхивает. Я не понимаю, что происходит, только смотрю на него широко раскрытыми глазами и вижу, как от меня к нему тянется потоком радужная нить, встречаясь с его темно-фиолетовой, они смешиваются.

Вокруг начинается хаос, но мы не отводим друг от друга взглядов. Воронов шокирован. А я вдруг начинаю смеяться.

Суд отложили. А нас сразу же принялись изучать, как подопытных. Собралась целая комиссия из всевозможных начальников, которые делу совсем не помогали, а скорее наоборот. Им нужны были ответы, что это за хрень, но ответов не было ни у кого. По крайне мере пока.

Мы с Вороновым сидим молча, сверлим друг друга взглядом и ничего не понимаем, пока над нами водят руками, артефактами и даже посохами.

Я не могу сдержать улыбки, глупой и счастливой, а он смотрит на меня как на самую большую идиотку в мире.

Мне плевать. Плевать на все. На то, что я устала за несколько часов, проголодалась, стала эпицентром всеобщего внимания. Главное, что во мне теперь снова сила, без которой я не была собой.

К вечеру мне позволяют уйти, приказав явиться на следующий день. Я прощаюсь со всеми, но, несмотря на усталость, чувствую внутри умиротворение. На Воронова, выходя, я даже не смотрю. Воодушевленная, направляюсь сразу к отцу, потому что он отдал четкие указания зайти после всего. Знаю, что его одолевают вопросы, и что, конечно же, ему уже предоставили полнейший отчет, который мои глаза никогда не увидят, но он все равно будет допрашивать меня на правах близкого родственника.