Kitabı oxu: «Котэбог», səhifə 3

Подъярок был жутко голоден, он не ел уже почти седмицу, и то последний раз это были останки дохлого лося, которые бросил наевшийся медведь. В животе, прилипшему к хребту, горело адским пламенем, из пасти его капала голодная слюна. Сейчас волчара съел бы что угодно. И тут он заметил человека, будто волчий бог смилостивился и послал пропитание. Про человека в стае говорили, что этот зверь редкий, да опасный, по возможности лучше такого избегать. Но голод не тётка, он затмевал разум, хотелось только жрать.

Зверь разбежался и прыгнул… И в горле его резко заболело, а дыхание перехватило наглухо, потому что Волька поймал волка за горло и слегка сдавил. Подъярок ощутил, что он наткнулся на огромную каменную скалу: он попытался достать до добычи задними лапами, громко клацал зубами, но всё впустую, дотянуться не получалось, а стальные тиски на горле сжимались всё сильнее, перекрывая драгоценный кислород.

Посмотрел витязь на затухающий взгляд волчары, и жалко ему стало животинку. Тогда взял он зверя за задние лапы и раскрутил хорошенько, а потом выбросил по диагонали, как из пушки, в полёт над верхушками деревьев. Довольно долго летел волчара, с учётом, что никогда не летал (волки в целом не приспособлены для передвижения в небесах), чувствуя себя чайкой, которая парит над всеми и срёт, и срёт… Вроде бы и гадить уже было нечем, а от страха всё-таки получилось. Никогда зверь не поднимался так высоко над землёй, о гравитации и её свойствах, соответственно, представления тоже не имел, но интуитивно чувствовал, что при приземлении ждёт его безвременная кончина.

Долго ли, коротко ли парил подъярок, аки птица, да началось приземление. В общем, падал волк кубарем, кувыркаясь и любуясь звёздами перед глазами, которые на небе ещё не появились, но перед его взором уже сияли вовсю. На том бы и закончилась жизненная эпопея одинокого зверя, да смягчили его падение пушистые лапы вековых елей. Ободрался, конечно, волчара о ветки, да жив остался. С тех пор навсегда запомнил он запах зверя под названием «человек», и обходил такую смертельную опасность за три версты.

Всеволод посмотрел вослед улетающему волку, прикрылся ладонью от некстати попавшего в глаза солнечного луча, и сделал вывод:

– Верхом пошёл! Видать, будет вёдро.

Богатырь отряхнул ладони одну о другую и направился к выходу из бора. Как только вышел казацкий сын на опушку леса, так увидел вдалеке, на самой границе земли и горизонта, темнеющие избы. Появился шанс переночевать не в чистом поле, а под какой-никакой крышей, а то и, Бог даст, пожевать чего-нибудь перепадёт. Волька хоть и слаб ещё был в знании людей и мира в силу малого пребывания в здравом уме и твёрдой памяти, но всё же по наитию понимал, что харчи запросто так, как мать с батей, чужие люди могут и не дать. На этот случай он был готов отработать, да так, как никто другой не смогёт, потому как чувствовал он в членах своих силу великую, ощущал, как бугрились тугие узлы мышц под рубахою. Казалось, что дай ему сейчас схватиться за кольца, одно на земле, а другое на небе, – притянул бы Волька твердь звёздную к земле-матушке.

Сел богатырь на один из пней на опушке, кои остались после недавней заготовки дров крестьянами, собирался доесть краюху хлеба да допить остатки молока, как тут откуда ни возьмись появился котька – с виду старый серый бандит, весь в шрамах, одно ухо торчком, второе висит. При всём при этом котэ выглядел довольно бодрым и активным. Он встал перед Волькой на задние лапы и состроил очень жалобную мордочку. Витязь был крепок задним умом, поэтому намёка не понял, с интересом продолжая смотреть на диковинку, и одновременно доедал последний кусок хлеба. Котька понял, что сейчас туговатый в мышлении детина одним залпом выпьет ароматное молоко из крынки, а ему ничего не достанется, поэтому он, наплевав на возможность раскрытия его инкогнито, вышел на следующий уровень передачи смыслов: одной лапкой он показывал себе в открытый рот, а второй наглаживал толстое пузико. Вообще, это был редкостный парадокс во внешности кошака: по его поджарости было видно, что он в тонусе, не изнежен, обилием еды не избалован, но округлое пузико у него всегда при этом присутствовало, даже когда было совсем бесхлебно. Сам котэ считал, что у него там неприкосновенный запас, который потратится, чтобы отсрочить голодную смерть, если призрак таковой появится на горизонте дня.

Случилось чудо, и богатырь понял, чего у него выпрашивает кот.

– Ааа, так ты есть хочешь, котейка! А я всё мню, чего он здесь знамения кажет.

Волька перевернул крышку крынки, налил в неё молока, как в блюдце, и поставил перед котэ. Тот с благодарственным урчанием залакал. Остальное крестьянский сын допил сам, утерев рукавом бороду. Пока котька приканчивал молоко, Волька аккуратно того погладил, рассмотрел ошейник с литерами на нём «Пушок У.», но поскольку грамоте обучен не был, прочесть не сумел.

Богатырь встал, прикрыл крынку и положил в мешок, авось ещё пригодится, и отправился в путь, куда его громко и настойчиво звала звезда. Велико же было его удивление, когда он заметил, что прямо на ходу котька трётся о его ноги и мурлычит. Волька аж остановился, взял Пушка на руки.

– Ой ты, зверь несмышлёный, животинка неразумная, – Пушок в этот момент состряпал предельно презрительную морду, но парень не заметил, – не в забаву и потеху путь-дороженька моя лежит, а на подвиг ратный иду я, Русь-матушку спасать от злыдня-чудовища, а заодно и весь мир. Зело опасна сия затея. Точно со мной иттить волеешь?

Пушок только и сказал, закатив глазки:

– Пфф!

И закивал головой. Всеволод расслышал лишь утвердительное фыркание.

– Ну что ж, котюха, мягкое брюхо, полезай ко мне в суму, чай, вместе веселее будет! – сказал детина и развязал тесьму у котомки.

Пушок заглянул в недра мешка, молча отказался от щедрого предложения погрузиться в его непроглядную тьму с риском не выбраться вовсе – слишком много утоплений собратьев в подобных мешках он повидал на своём веку, ассоциации были однозначно смертельными – и быстренько запрыгнул на шею витязя и обвил её, как пушистый воротник. Здесь было достаточно места, чтобы путешествовать с комфортом и не тратить силы на переставление лапок. Волька пожал плечами и тронулся в путь к далёким избам.

Широко и радостно быстрым шагом двигался богатырь Всеволод свет Иванович к неизвестному селу. Широким шагом бежал Ярило к горизонту. Довольно и умиротворённо возлежал котька на шее: молочка попили, теперь везут, первый этап его личной миссии завершён успешно, чего бы не быть довольным?

За полверсты перед деревней рос пролесок, небольшой, всего в цепь шириной. Подошёл к нему Волька с котькой, а тут ему навстречу пяток мужей выкатились. С виду чистые головорезы: давно не мытые, кто с дубиной, кто с топором, у каждого нож, а то и не один.

Богатырь поклонился и пробасил с открытой улыбкой:

– Здрав буди, люди добрые!

– И тебе здравствовать, мил человек, – держал ответ тот, что стоял посредине, невысокий, в красном потёртом кафтане и со шрамом на лбу, видневшемся из-под шапки. – Никак, путь в Воронцово держишь?

Один из татей подвинулся чутка в сторону и вперёд от атамана, остальные медленно начали идти в обход Вольки, двое справа, один слева. Пушок разом смекнул, что за люд им повстречался, потому стремглав соскочил с шеи и сел чуть поодаль в траве, жалея, что нет попкорна.

– Неведомо мне, как деревню величают. Но раз, хлопцы, баете, что Воронцово, то, видать, оно и есть. Вона там, впереди! – махнул Волька рукой в сторону изб.

– Да, это деревня Воронцово, – продолжил главный, положив ладонь на рукоять чекана за поясом. – Да только проход туда платный. Отдавай, что есть ценного, и живот себе сохранишь.

Помрачнел ликом витязь Волька, брови нахмурились, губа закусилась, слышно стало, как медленно скрежещут его мысли, оценивая ситуацию. Наконец, докумекал крестьянский сын, что от него хотят, и рассмеялся громко, от улыбки его чистой и бесхитростной во все стороны будто солнцем брызнуло.

– Вон оно что, братцы! Рад бы заплатить, да нечем: у меня из всего богатства котомка да крынка из-под молока, что матушка в путь-дорогу собрала.

– А вот мы сейчас и проверим! Фуфляй, обыщи его! – скомандовал главный.

Фуфляй, тощий и длинный, как жердь, вытащил кинжал, изобразил злорадную улыбку, обнажив парочку сиротливых зубов, и направился к Вольке. Богатырь, хоть и выглядел крупным, но казался атаману лёгкой добычей, потому что разбойников было пять, они тоже не лыком шиты, да и ремеслом своим лютым не первый день промышляли. А два брата Олиски из его шайки по габаритам не уступали залётному путнику.

Фуфляй подошёл к казацкому сыну на расстояние вытянутой руки, а тот стоял и по-детски улыбался: не было в нём страха, не научился он бояться, с волком в лесной чаще был шанс изведать лихого ужаса, да и там не срослось. Единым мигом Волька схватил тощего за грудки и без раскрутки выбросил его в сторону; тот, пролетев положенный десяток саженей, спикировал под острым углом в камень и испустил дух. Всё произошло молниеносно, и птичка прощебетать не успела, лишь Пушок ехидно ухмыльнулся, наблюдая за схваткой с лучшего зрительского места.

Шагнул Волька к братьям Олискам, что справа от него были, теперича их черёд пришёл. Один уже топором замахнулся, второй булавой – и ударили они богатыря одновременно, и наткнулись они на твердь нерушимую. Волька играючи остановил их, перехватив руки с оружием, сжал легонечко, послышался хруст косточек да жалобные вскрики братьев. Потом наш герой с четверть силушки столкнул их лбами и погрузил надолго в тёмное царство.

Атаман понял, что нечего здесь играться, достал топорик и замахнулся кинуть в пришлого. Старшой метал чекан без промаха, навострился за годы тренировок и грабежей. А в такую большую цель, как здоровый Волька, промахнуться можно было бы только из-за вмешательства божьего провидения. Божественное провидение, то есть Пушок, проведя рекогносцировку боя, понял, что пришло время и ему поработать. Когда главный тать замахнулся топором и уже посылал тот в смертельный для казака полёт, он ощутил жутчайшую боль в своих причиндалах – Пушок своё кусье дело знал хорошо, челюсти сжал с предельной нагрузкой. Траектория чекана смазалась, и он, долетев до витязя, воткнулся под ноги.

Всеволод свет Иванович подскочил к атаману и ударил того по голове, вогнав в землю по колени. Пушок отскочил в сторонку. Поглядел Волька на свою работу, неудовлетворённо поцокал языком и повторил движение, вогнав бандита в землю по пояс. Вот теперь порядок!

Последний оставшийся головорез устрашающе приподнял над головой увесистую суковатую дубину, бешено завращал выпученными глазами, громко заорал во всю мощь своих лёгких и со всей дури помчался прочь от Вольки с Пушком в неизвестную даль.

Богатырь пожал плечами и собрался было продолжить свой прерванный путь в деревню Воронцово. Ступил он пару шагов, как почувствовал, что котька кусает его зубами чуть выше сапог и куда-то тянет в сторону.

– Чего тебе, животинка неразумная? Чего неймётся? Куда ты меня всё влачишь?

Пушок ответил:

– Мяу и мур, – потом, видя, что Волька его не понимает, почесал голову лапкой и добавил: – Мяв-мяв?

В итоге котэ просто подбежал к главному разбойнику и показал двумя лапками на его грудь. Волька, заинтересовавшись, подошёл и обнаружил у отрубившегося татя под рубахой висящую на шее мошну с монетами. Заулыбавшись, богатырь взял кошель и положил к себе в котомку.

Котэ к тому времени отбежал назад, громко мявкал и показывал лапами на чекан, явно на что-то намекая. Волька постоял, подумал, потом включился, на него снизошло божественное озарение, и он решил, что боевой топорик может пригодиться в будущем. Он засунул чекан за пояс, посадил котэ на шею и отправился через пролесок в деревню, насвистывая какую-то мелодию. Он сам не знал, что это за песня и откуда она у него в памяти. Но те, кто его слышал, наверняка бы узнали в мотиве детскую колыбельную:

«Баю-баюшки-баю,

Баю, Волюшку, баю!

Приди котик ночевать,

Мою детоньку качать.

Уж как я тебе, коту,

За работу заплачу:

Дам кусок пирога

И кувшин молока».

В деревню путники вошли в аккурат, когда солнце опустилось в багряный закат за горизонт. Примета о погоде с высоко летящим волком не подвела: было ясно и вёдро, и завтра день обещал быть таким же.

***

Два дня бешеных поисков и суеты понадобились троице (двое благородных кровей и третий плебей) на сборы. Бегали, в основном, Бутч и Френсис в поисках транспорта до Сицзана, а Элеонор собирала чемодан в волнительном ожидании. Бурная фантазия то пыталась набросать ей всяческих ужасов и страшных пыток, выпавших на долю её брата, с трудом откидывала баронесса грустные мысли и воображала, что Генри просто в плену сидит в одиночестве в сухой и комфортной темнице и что она его спасёт. Если его украли, а не убили сразу, это значит, что похитителям что-то нужно. Вот это и предстоит выяснить.

С дирижаблем, на котором планировалось добраться до Сицзана, случилась загвоздка: цеппелины только-только начали апробировать в качестве гражданских воздушных судов, это вызвало необычайный ажиотаж у пассажиров, и все рейсы были строго расписаны от и до на месяц вперёд. И никакие деньги не могли изменить утверждённый график.

Бутч, который пришёл договариваться в Гражданский Флот, рвал и метал, кричал, доставал пистолет, надавал пинков механикам, обещал всех сгноить на своей ферме на чистке навоза, что-то упоминал о своих внебрачных половых связях в извращённой форме с матерями механиков, матросов экипажа, ещё вспомнил про бабушку капитана. Потом сулил золотые горы, умолял, вытаскивал из карманов мешки с золотыми и серебряными монетами, рассыпал их, манил, пытался всучить экипажу дирижабля. Но всё было тщетно: со всеми своими усилиями Баскер был послан к чёртовой бабушке с предложением и её не обделить своей плотской любовью, раз уж матерей всех присутствующих он, с его слов, уже оприходовал.

Колумбиец не сдался и помчался из ангара в министерство Гражданского Флота. Здесь он вёл себя слегка скромнее, всё-таки высокие чины при звании и должностях: он не упоминал про то, что может являться отцом данных чиновников чисто по физиологическим причинам, он просто пообещал всех засунуть к чёрту на кулички, в геенну огненную, в некое сленговое название прямой кишки – и всё это по очереди. Потом всех вызвал на боксёрский поединок и был вышвырнут взашей охранниками, хотя это им далось непросто. Служащие министерства в очередной раз убедились, что благородная саксонская кровь при переезде на дальний континент через пару поколений вырождается и деградирует.

До границы Сицзана семь тысяч километров по прямой, и самый быстрый способ туда добраться – по воздуху на дирижабле. Вариантом была железная дорога, но она имелась далеко не везде и далеко не во всех странах, львиную долю пути пришлось бы добираться на телеге с лошадью, а то и вовсе на оленях и собаках. Таким образом, предполагаемое двухнедельное путешествие на цеппелине могло превратиться в паровозно-тележный квест на несколько месяцев.

Ещё до Сицзана можно было добраться по воде, через океаны на пароходе. Не до самой Жёлтой Страны (как иногда называли Сицзан по цвету кожи её обитателей), поскольку она не граничила с морем, а до порта Чандпур, что в соседней стране Ганарадже. Оттуда до пункта назначения ногой подать на мулах: то есть по карте близко, но добираться придётся с мытарствами и некоторыми неудобствами. С одной стороны, в комфортабельной каюте на большом круизном лайнере путешествовать было бы очень удобно, да и для дамы благородных кровей это более подобает, чем на паровозах с многократными пересадками в диких странах. С другой стороны, по воде дорога с учётом остановок займёт больше двух недель, а Элеонор категорически отмела предложение Бутча отправиться на пароходе – она не хотела терять ни дня, пока Генри томится в плену. На цеппелине же при благоприятной погоде они смогут добраться до границы Сицзана за неделю.

Ситуация казалась безвыходной, но положение спас герцог Розуэлл, точнее, его связи в военном министерстве. Он смог договориться об аренде военного цеппелина. Это, конечно, не роскошный и комфортный пассажирский воздушный дирижабль для неспешного путешествия между континентами, но лучше, чем ничего, тем более по своим технико-тактическим характеристикам он ничуть не уступал гражданским судам.

Великая Саксония в настоящий момент не вела никаких открытых войн, воздушный флот на случай невозможного по вероятностной шкале нападения на одноимённый полуостров был укомплектован даже с запасом, поэтому дирижабль с громким названием «Король Георг», в честь правителя, однажды объединившего разрозненные и враждующие между собой саксонские племена в единый союз, большей частью прохлаждался в ангаре. Посему для сдачи в аренду у военного министерского интенданта выбор пал именно на «Короля Георга».

Строго говоря, империя Великая Саксония, пусть ныне и не монархическая, а парламентская во главе с канцлером, вела захватнические войны всю свою историю и не изменила этой привычке по сей день. Только теперь, поднакопив опыт и хитрость за пяток столетий прямых столкновений с другими странами в борьбе за ресурсы, Саксония вела войны в отдалённых землях, используя ею же разожжённые конфликты в рамках одной страны или сразу нескольких. Прибыльная игра под названием «Войнушка» для страны аристократов перешла на новый уровень: теперь она сама вручную не сшибала рога у непокорных туземцев, а лишь двигала фигуры на шахматной доске, пожиная плоды чужими руками в свою пользу. Боевая громада Великой Саксонии на самом полуострове, где она располагалась, жила и дышала в мирном спокойном режиме, поскольку все многочисленные военные потери, взрывы, массовые гибели и разрушения происходили где-то там далеко, в недоступном и чуждом «за тридевять земель», лишь изредка эхом пролетая двумя строчками упоминания в столичной газете.

Френсис очень легко и быстро договорился об аренде цеппелина для полёта до границы Сицзана: в самой горной и дикой стране полёты были запрещены. Такова была воля монарха Сицзана: не пускать никаких чужаков в их небо. Конечно, при острой необходимости можно было бы пренебречь указом царя отсталой ассуватской страны (по названию одной из частей света на востоке Теллуса – Ассува) и понадеяться на её технологический уровень прошлого века – всё равно не собьют, – но на любой «авось» найдётся свой «небось», на любую хитрую задницу обнаружится более хитрый болт с резьбой. Проще говоря, в руках застывших в цивилизационном аспекте в прошлом веке сицзанцев может оказаться вполне себе современный дальнобойный и крупнокалиберный «слонобой» нихонского производства. А мощи этого карабина вполне хватит, чтобы достать и пробить обшивку дирижабля. А водороду внутри воздухоплавающих баллонов достаточно и малой искры, чтобы породить большой взрыв.

То, что Френсису, как по щелчку пальцев, отдали военный цеппелин, объяснялось банально: в Палате Лордов, в Правительстве и в отдельных министерствах заседали все его одноклассники и друзья детства. Он по-прежнему поддерживал с ними тесную связь и регулярно виделся в различных клубах по интересам с ограниченным допуском членов. Клановость такая клановость. К властной кормушке и управлению стадом, а также финансовыми потоками допускались только те или иные рода и фамилии, без исключения. Можно сказать, что реальная власть и большие деньги передавались строго по наследству, причём соблюдалось это на всех уровнях по удалённости от верхушки. Родился купцом – можно подняться или опуститься в купеческой иерархии, но стать законодателем поможет только чудо, что лишь подтвердит устоявшееся правило. Как пелось однажды где-то там далеко, в иных местах и в иных временах: «Но, если туп, как дерево – родишься баобабом. И будешь баобабом тыщу лет, пока помрёшь».

Во времена древнейших цивилизаций на Теллусе, сразу после перехода от родоплеменного строя к рабовладению, начала формироваться жёсткая сословная иерархия и замкнутость каждого её уровня с непрозрачным фильтром. Сначала это появилось в виде обычая, традиции, общего негласного правила, потом это закрепилось юридически и нормативно. Родился в одной страте, сиречь касте, в ней же и умрёшь. Перекрёстные браки порицались, бастарды и полукровки были гонимы и презираемы повсеместно. В различных государствах, конечно, эта в целом общая для человеческого общества практика претерпевала влияние региональных особенностей. Например, в Ганарадже разделение на касты есть норма закона, за нарушение которой следует административное, а то и уголовное наказание в зависимости от степени тяжести.

В Великой Саксонии к началу семьдесят пятого века от сотворения мира уже почти сто лет была демократия со свободным голосованием и народным волеизъявлением. Так это называлось и громко декларировалось. Законодатели Палаты Лордов избирались специальной коллегией выборщиков. А вот члены коллегий выборщиков уже избирались всей толпой, то есть каждый гражданин Саксонии мог прямо и невозбранно высказать своё Очень Важное Мнение, кем именно он хочет быть управляем в следующие пять лет. Само собой, что в коллегию выборщиков допускались только потомственные дворяне, а уж они выбирали в высшие государственные органы того, кого скажут эти самые высшие государственные органы. Так было, так есть и так будет всегда. Потому что в природе нет понятия «народная воля» и её сущностного наполнения, ведь у народа как у безликой массы не может быть совместной квазиличности и достаточного разумения, чтобы иметь собственное мнение или волю. У каждого отдельного человека может быть какое-то обоснованное или не очень мнение, у него может быть даже сила и воля, а силы воли может не быть. Но когда отдельные люди собираются в кучу, или даже в кучку, их совокупный интеллект опускается на базовый биологический ярус и не отличается от такового у овечьего стада. А стадо всегда ведёт пастух, который определяет направление движение и выражает общее и непоколебимое мнение – именно это мнение каждый отдельный член стада/народа искренне принимает как своё собственное.

На разных планетах во все исторические эпохи не было и нет по-настоящему стихийных народных восстаний и бунтов. Если такое мероприятие произошло длительно, организованно и успешно, можно однозначно быть уверенным, что здесь поработал серый кардинал из высших сословий, который дал денег, мнение и схему работы по смене власти. Отсюда очевидно неравенство людей, их способностей и умений, природных задатков.

Касты отображают сущностное, исходное, прирождённое по своей сути различие людей, их место в человеческой иерархии, остальное от лукавого. Когда мы видим в общественном мнении, а далее как следствие и в народной памяти устойчивую аксиому о равенстве людей, то надо понимать, что это сказка, которая ложь, да в ней намёк. Намёк на секрет, что картина мира и общественный договор как совокупность правил и традиций спускаются сверху: пирамидально от демиургов к богам, от богов к жрецам и правителям, и так далее по нисходящей. Именно поэтому исторически сложилось, что борьба за власть во многом сводилась к схватке за обладание инструментами передачи информации. Если ты стоишь у рупора, ты и формируешь мнение у народа. Однажды это назовут PR, хотя слово «маркетинг» тоже вполне сюда подходит. Нет нужды давать мнение отдельному человеку, можно бить по площадям, по массам, по группам, по субкультурам, по стратам и кастам, а её члены впитают общее мнение своих близких как истину. Например, в религиозном варианте формирования общественного мнения маркетологи Тетраграмматона очень удачно раскрутили книгу своего бога. Тех, кто был не согласен и хотел почитать других издателей, в добровольно-принудительном порядке сожгли. Как вы прекрасно знаете, принудительный спрос – самая главная и самая эффективная методика PR.

Мажордом Бэзил вошёл в холл и официально оповестил о прибытии герцога Розуэлла. Хоть Френсис и был вхож в дом Баффетов с самого детства, он уже тогда общался с Генри и Элеонор, а его родители дружили с родителями близнецов, потому что клановость такая клановость, всё равно дворецкий строго и неукоснительно соблюдал этикет и традиции. Ведь именно этим, в конце концов, он и зарабатывал на хлеб насущный.

В комнате сидели Элеонор и Бутч в ожидании Френсиса: тот заранее телефонировал из ангара об успешной договорённости и теперь мчался к ним на паромобиле. Мисс Баффет и мистер Баскер уже были собраны и готовы к экспедиции. Девушка была одета в форменный жакет и прямые брюки тёмно-песчаного цвета, на ногах высокие кожаные сапоги. Под жакетом зелёно-коричневая рубашка, на талии – широкий кожаный ремень. Этот наряд был проверен не раз в археологических экспедициях. С учётом климата, преобладающего в Сицзане, Элеонор сложила с собой в чемодан зимнюю шапку, меховые сапоги и перчатки. Туда же были утрамбованы запасное бельё и женские штучки, включая любовный роман в мягком переплёте, дабы насладиться томной страстью персонажей в долгие часы полёта. Честно говоря, сие творение под названием «Мой любимый барон» о большой и чистой любви, как вы понимаете, барона к обычной и наивной нищенке с непременно счастливым концом, было зачитано нашей красавицей до дыр. Она пробовала читать и иные любовные романы, они ей тоже понравились, сюжеты не отличались разнообразием: героиня бедная, герой-любовник крупный предприниматель, очень богатый; она бедная, он банкир и ростовщик; она бедная, он герцог или граф; иногда бывали исключения, когда героиня оказывалась богатой наследницей рода, а её избранник – бедный джентльмен удачи, хулиган и забияка. В общем и целом, все эти прочтённые любовные истории хоть и дарили ожидаемые эмоции, но сливались в голове Элеонор в одну сплошную картину, где она не могла по памяти отделить одного богача от другого. А если всё примерно то же самое, то зачем плодить излишнее, ведь можно несколько раз перечитывать одну книгу с аналогичным успехом. Поэтому «Мой любимый барон» стал карманной книжицей саксонской аристократки.

Бутч остался верен своему стилю в одежде: на нём была клетчатая рубашка с длинными рукавами, джинсы, ковбойские сапоги. Тёплую зимнюю обувь он решил не брать, рассчитывая обойтись шерстяными носками, зато на каждой стороне пояса висели заряженные пистолеты «Шварцлозе», а ремень представлял собой пантронташ. Кожаная пилотная куртка на меху лежала в большом рюкзаке рядом с мыльно-рыльными принадлежностями, сменным бельём, вязаной шапкой и патронами, патронами, ещё патронами и двумя фитильными ручными гранатами. А ещё там, конечно же, в обязательном порядке была бережно помещена небольшая деревянная коробка с сигарами и спичками. Да, колумбиец был в курсе, что в полёте на наполненном водородом дирижабле курить нельзя, но он рассчитывал на остановки в пути. А ещё он хитромудро надеялся покурить в туалете. Во внутреннем кармане, как всегда, Бутч на всякий случай таскал с собой кольцо в коробочке.

В особняк буквально вбежал запыхавшийся Френсис.

– Мисс Баффет, дело в шляпе! Экипаж военного цеппелина заправлен водой и загружен топливом с провизией, готов к отправке в Сицзан, я договорился и оплатил аренду до границы. Как и обуславливались, половину суммы мистер Баскер мне позже вернёт.

– Выпишу тебе чек, Фрэнки, – процедил колумбиец.

– Предполагается сделать пару остановок в пути с целью дозаправки водой для двигателя, но даже так мы долетим примерно за семь дней. Это со слов капитана дирижабля.

Элеонор подошла к герцогу, приобняла его и поцеловала в щёчку, одновременно бросив коварный взгляд на Бутча.

– Ах, мой милый Френсис, вы даже представить себе не можете, как я вам безмерно благодарна. Я перед вами в неоплатном долгу.

– Помочь вам – это мой долг и моя радость, мисс Баффет.

Растаявший Френсис бросал победоносные взгляды на Баскера. Хотя бы в этот раз он одержал вверх. Бутч покраснел от еле сдерживаемого гнева и сидел, играя желваками. Потом вскочил и пробурчал что-то непонятное:

– А осью мне служил мой детородный орган!

После чего широким размашистым шагом пошёл на выход. Проходя мимо улыбающейся парочки, заморский кавалер бросил:

– Вы идёте или нет?! Время не ждёт!

Всё так же двусмысленно улыбаясь, мисс Баффет и герцог Розуэлл вышли на улицу, где их ждал паромобиль Френсиса с личным шофёром. Багаж погрузили, Бутч сел вперёд, бормоча что-то в целом неразборчивое, но если прислушаться, то можно было понять отдельные слова, наподобие «придушу», «закопаю» и «к чертям собачьим!»

Чтобы проводить мисс Баффет, на крыльцо дома высыпала почти вся прислуга: и Бэзил, и садовник, и повариха, и горничные. Все они работали в этом доме уже давно, ещё под началом ныне покойной четы Баффетов, потому что за престижное и хорошо оплачиваемое место люди держатся крепко и изо всех сил. Только одна горничная по имени Санму была новенькой, она работала у Элеонор лишь последние четыре месяца. Санму была красивой, тёмненькой и стройной на грани утончённости и хрупкости. Если старательно приглядеться, то можно было заметить, что разрез её зелёных глаз несколько у́же, чем у обычных саксонских девушек, и только это выдавало в Санму метисское происхождение.

Старт дан, шофёр тронулся, и Элеонор со своими ухажёрами помчались из пригорода Гроссдубрау к базе Воздушного Флота на краю столицы под названием Бранденбург.

Буквально через два часа после отъезда хозяйки особняка горничная Санму отпросилась у Бэзила ненадолго в город: вчера ей пришло письмо от двоюродного дяди, что он прибудет в саксонскую столицу для поиска работы. Племянница хотела его встретить и проводить до трудового общежития. Ныне самый старший по дому в отсутствие хозяев Бэзил снисходительно разрешил Санму отлучиться, но с наказом, чтобы сегодня к вечеру она была на рабочем месте. Горничная поклонилась и рассыпалась в благодарностях, плавно отчаливая кормой вперёд.

***

Детство Марко Склавула, на удивление, не было сплошь наполнено истязаниями от его матери, хотя именно эти моменты он помнил ярче всего: насыщенные сильными эмоциями события врезаются в память навсегда. Львиная доля жизни Марко состояла из учёбы, бесконечных занятий с разными преподавателями, которых маменька Брунхильда по очереди выписывала из столицы. Обучение проходило так: приезжал, например, престарелый профессор из Княжеской академии в Бухаресте и целый месяц предельно интенсивно гонял молодого школяра по латинскому, греческому и староболгарскому языкам. Профессор всё это время жил в одной из многочисленных комнат замка, харчевался на кухне чудеснейшей стряпнёй няни Донки. Потом его сменял какой-нибудь преподаватель из Коловражского университета и вдалбливал в юную голову познания по философии, грамматике, риторике и диалектике.