Kitabı oxu: «Фёдор Михайлович Достоевский. Бобок. С комментариями святых Отцов»

Внукам Грише, Стёпе, Маттео, Ване и Роме. Для неторопливого, вдумчивого прочтения и на память отдела.

М.В. Крашенинников

Серия “Классическая литература и Святые отцы”. Том 34

В настоящем произведении применена новая структура изложения известного рассказа. Для усиления идеи автором-составителем были привлечены мысли святых Отцов, идущие параллельно замыслу Ф.М.Достоевского.

Как оказалось, что после смерти остатки жизни сосредоточиваются в сознании покойника (бобка) на два-три месяца, иногда на полгода, причём покойники (бобки) страдают здесь вовсе не от запаха плотского гниения, а от вони нравственной, душевной. И разговаривают под землёй на кладбище.

«Разврат в таком месте, разврат последних упований, разврат дряблых и гниющих трупов и – даже не щадя последних мгновений сознания!»

Обмирщение и бесстыдство жизни явно прослеживается в рассказе-притче. Кровь стынет в жилах читателя при талантливейшем изложении жизни общества Ф.М.Достоевским в тесном единении с мыслями Отцов.

Наша серия и рассказ Ф.М.Достоевского с комментариями святых Отцов открывают вход в чтение современной литературы нового типа: синтеза классики и Отцов, доступного для любого образованного человека не только для чтения, но и для сочинения собственных книг, подобных нашим.

Идея данной серии принадлежит автору-составителю Михаилу Васильевичу Крашенинникову.

© Митрополит Павел (Пономарёв) (Пономарёв Георгий Васильевич), протоиерей Михаил Нейгум (†2001), иеромонах Ростислав (Оборотов) (†1982) и протоиерей Иоанн Киевский – выписки из творений и систематизация цитат святых Отцов, 2025

© Михаил Васильевич Крашенинников – автор-составитель, 2025

От автора-составителя

В настоящем произведении применена новая структура рассказа. Для усиления идеи были привлечены мысли святых Отцов, идущие параллельно замыслу Ф.М.Достоевского, в тесном единстве с лейтмотивом автора.

Прослежена идея Ф.М.Достоевского о суетности и безобразии блудной жизни правившего слоя общества России 19-го века при одновременном усилении повествования идеями святых Отцов.

Обмирщение и бесстыдство жизни в наше время также явно прослеживается в синтезированном рассказе-притче. Кровь стынет в жилах читателя при талантливейшем изложении жизни общества Ф.М.Достоевским в тесном единении с мыслями Отцов.

Цитирование святых Отцов проведено в соответствии с великой книгой «Сокровищница духовной мудрости. Антология святоотеческой мысли». Авторы: Митрополит Крутицкий и Коломенский Павел (Пономарёв), протоиерей Михаил Нейгум (f2001), иеромонах Ростислав (Оборотов) (f 1982), протоиерей Иоанн Киевский.

Автор-составитель Михаил Васильевич Крашенинников.

Бобок

На этот раз помещаю «Записки одного лица». Это не я; это совсем другое лицо. Я думаю, более не надо никакого предисловия.

Записки одного лица

Что же такое смерть? То же, что снятие одежды: тело, подобно одежде, облекает душу, и мы через смерть слагаем его с себя на краткое время, чтобы опять получить его в светлейшем виде (свт. Иоанн Златоуст).

Семен Ардальонович третьего дня мне как раз:

– Да будешь ли ты, Иван Иваныч, когда-нибудь трезв, скажи на милость?

Странное требование. Я не обижаюсь, я человек робкий; но, однако же, вот меня и сумасшедшим сделали. Списал с меня живописец портрет из случайности: «Все-таки ты, говорит, литератор». Я дался, он и выставил. Читаю: «Ступайте смотреть на это болезненное, близкое к помешательству лицо».

Кто не укоряет себя, тот побеждается гневом (прп. авва Исаия).

Оно пусть, но ведь как же, однако, так прямо в печати? В печати надо все благородное; идеалов надо, а тут…

Скажи по крайней мере косвенно, на то тебе слог. Нет, он косвенно уже не хочет. Ныне юмор и хороший слог исчезают и ругательства заместо остроты принимаются. Я не обижаюсь:

не Бог знает какой литератор, чтобы с ума сойти. Написал повесть – не напечатали. Написал фельетон – отказали. Этих фельетонов я много по разным редакциям носил, везде отказывали: «Соли, говорят, у вас нет».

…Приобретем и мы любовь, приобретем снисходительность к ближнему, чтобы сохранить себя от пагубного злословия, осуждения и уничижения, и будем помогать друг другу, как своим собственным членам (авва Дорофей).

– Какой же тебе соли, – спрашиваю с насмешкою. – аттической?

Даже и не понимает. Перевожу больше книгопродавцам с французского. Пишу и объявления купцам: «Редкость! Красненький, дескать, чай, с собственных плантаций…» За панегирик его превосходительству покойному Петру Матвеевичу большой куш хватил. «Искусство нравиться дамам» по заказу книгопродавца составил. Вот этаких книжек я штук шесть в моей жизни пустил. Вольтеровы бонмо хочу собрать, да боюсь, не пресно ли нашим покажется. Какой теперь Вольтер; нынче дубина, а не Вольтер! Последние зубы друг другу повыбили!

Если примиришься прежде вечера <с ближним>, получишь от Бога прощение, но если долее пробудешь во вражде, то неприязнь твоя будет знаком не увлечения от раздражительности и гнева, но злости, знаком души развращенной и преданной греху (свт. Иоанн Златоуст).

Ну вот и вся моя литературная деятельность. Разве что безмездно письма по редакциям рассылаю, за моего полною подписью. Все увещания и советы даю, критикую и путь указую. В одну редакцию на прошлой неделе сороковое письмо за два года послал; четыре рубля на одни почтовые марки истратил. Характер у меня скверен, вот что.

…Главное дело не в том, чтобы обвинять себя, но в том, чтобы обвинять себя первому, а не выжидать обличений от других (свт. Иоанн Златоуст).

Думаю, что живописец списал меня не литературы ради, а ради двух моих симметрических бородавок на лбу: феномен, дескать. Идеи-то нет, так они теперь на феноменах выезжают. Ну и как же у него на портрете удались мои бородавки, – живые! Это они реализмом зовут.

А насчет помешательства, так у нас прошлого года многих в сумасшедшие записали. И каким слогом: «При таком, дескать, самобытном таланте… и вот что под самый конец оказалось… впрочем, давно уже надо было предвидеть…» Это еще довольно хитро; так что с точки чистого искусства даже и похвалить можно. Ну а те вдруг еще умней воротились. То-то, свести-то с ума у нас сведут, а умней-то еще никого не сделали.

…Дерзость, любопрение, самомнение, презрение брата, попрание совести, и то, если кто, огорчив и смутив брата, говорит: какое мне дело до него? Все эти признаки обнаруживают жестокосердие (прп. авва Исаия).

Всех умней, по-моему, тот, кто хоть раз в месяц самого себя дураком назовет, – способность ныне неслыханная! Прежде, по крайности, дурак хоть раз в год знал про себя, что он дурак, ну а теперь ни-ни. И до того замешали дела, что дурака от умного не отличишь. Это они нарочно сделали.

Не будешь… много лет трудиться для приобретения блаженного покоя в душе, если сначала от всей души предашь себя терпению бесчестия (прп. Иоанн Лествичник).

Припоминается мне испанская острота, когда французы, два с половиною века назад, выстроили у себя первый сумасшедший дом: «Они заперли всех своих дураков в особенный дом, чтобы уверить, что сами они люди умные». Оно и впрямь, тем, что другого запрешь в сумасшедший, своего ума не докажешь. «К. с ума сошел, значит, теперь мы умные». Нет, еще не значит.

Впрочем, черт… и что я с своим умом развозился: брюзжу, брюзжу. Даже служанке надоел. Вчера заходил приятель: «У тебя, говорит, слог меняется, рубленый. Рубишь, рубишь – и вводное предложение, потом к вводному еще вводное, потом в скобках еще что-нибудь вставишь, а потом опять зарубишь, зарубишь…»

Приятель прав. Со мной что-то странное происходит. И характер меняется, и голова болит. Я начинаю видеть и слышать какие-то странные вещи. Не то чтобы голоса, а так как будто кто подле: «Бобок, бобок, бобок!»

Какой такой бобок? Надо развлечься.

…Самомнение и самоугодие есть скрытая погибель, потому что мы возвращаемся при них назад и не замечаем того (сщмч. Петр Дамаскин).

Ходил развлекаться, попал на похороны. Дальний родственник. Коллежский, однако, советник. Вдова, пять дочерей, все девицы. Ведь это только по башмакам, так во что обойдется! Покойник добывал, ну а теперь пенсионишка. Подожмут хвосты. Меня принимали всегда нерадушно. Да и не пошел бы я и теперь, если бы не экстренный такой случай. Провожал до кладбища в числе других; сторонятся от меня и гордятся. Вицмундир мой действительно плоховат. Лет двадцать пять, я думаю, не бывал на кладбище; вот еще местечко!

Смерти избежать невозможно, и нет способов. Зная сие, истинно умные люди, опытно навыкшие добродетелям и боголюбивому помыслу, встречают смерть без стенаний, страха и плача, имея в мысли, что она, с одной стороны, неизбежна, а с другой – избавляет от зол, каким подвергаемся мы в жизни сей (прп. Антоний Великий).

Во-первых, дух. Мертвецов пятнадцать наехало. Покровы разных цен; даже было два катафалка: одному генералу и одной какой-то барыне. Много скорбных лиц, много и притворной скорби, а много и откровенной веселости. Причту нельзя пожаловаться: доходы. Но дух, дух. Не желал бы быть здешним духовным лицом.