Во вторник вечером в Пушкин ни с того ни с сего заявляется Эрик. Что-то произошло, о чём он должен немедленно мне рассказать. Уже семь часов вечера, а в десять у Эрика самолет обратно в Москву.
Сидим в многолюдном и шумном итальянском ресторане. Посетители смеются и громко разговаривают. Наш столик чуть поодаль и до нас доносится лишь приглушенный гвалт. Здесь симпатично: софиты плавно подсвечивают столики, геометрические люстры со светящимися шарами и круглыми металлическими дисками разместились прямо над головой, стены выкрашены в теплой пудрово-кремовой палитре, на столах белоснежные скатерти. Делаем заказ. Эрик вовсю улыбается, но на лице читается нетерпение. Он явно горит желанием поделиться новостями и нервно барабанит пальцами по столу. В воздухе висит напряжение. Почему-то мне неспокойно. Наконец, официант удаляется.
– Я по тебе так соскучился, – берёт меня за руку.
– Я тоже, – честно признаюсь я.
Эрик внимательно смотрит на меня, не выпуская руку. И переходит к разговору:
– Саша, кое-что произошло. И это может сильно изменить нашу жизнь.
Я ерзаю на стуле. Вообще-то я не люблю сюрпризы. Скупо улыбаюсь. Эрик видит мое волнение.
– Ну что ты! Новости очень хорошие. Нас ждет большое приключение.
– И что же? Не тяни.
– Я уже говорил тебе, что Лиза в воскресенье отлично выступила.
– Угу.
– После соревнований с нами связался тренер сборной, – голос Эрика звучит радостно, глаза неистово блестят. – Очень известный тренер.
– Вау! – изумленно произношу я. У меня спадает камень с плеч – так это касается Лизы и сборной. Я расслабленно улыбаюсь и радостно произношу: – Вот это новости!
– Известный американский тренер.
Эрик пытливо смотрит на меня, не отводя глаз. До меня не сразу доходит, к чему он клонит.
– Саша, Лизу пригласили выступать за сборную США.
Эрик говорит это так, что впору включить фанфары и громко зааплодировать. Только в моей душе всё падает. Как будто только что я любовалась изумительным пейзажем на краю высокой горы, а потом кто-то подошел сзади и толкнул меня в пропасть.
Нервно сглатываю и пью воду из стакана.
– И что это значит? – нерешительно уточняю я.
– Это значит, что Лиза сможет выступать на чемпионатах мира. Сначала юниорских, потом взрослых. И может даже попадет на Олимпиаду, – глаза Эрика светятся от счастья. Он так горд своей дочерью.
– Потрясающе, – сбивчиво говорю я. К горлу подступает ком. – И где же тренировочная база?
– Ты умничка, ты всё уже поняла. Тренировочная база в Америке. А теперь самое невероятное… Готова? – Эрик выдерживает торжественную паузу. – База находится в Гленвью!
– Гленвью?
– Да! Это городок в тридцати километрах от Чикаго. Представляешь? Это просто фантастика! Это ж надо, как всё удачно складывается. Саша, ты понимаешь, о чем я?
– Офис LifeLab будет в Чикаго?
– Да, Сашенька, да! – Эрик пьян от возбуждения. Он говорит так упоенно, что не видит ничего вокруг. – Это значит, что я сам займусь управлением и выходом компании на рынок. Мы выведем LifeLab на глобальный уровень. Мы выйдем на IPO. А ты займешься маркетингом. У тебя будет своя команда. Мы переедем в Чикаго. Ты ведь когда-то мечтала жить в Америке? Мечты сбываются, Саша!
Возможно, чьи-то мечты и сбываются, а мои сейчас разбиты вдребезги. Я не знаю, что сказать. Я онемела. Меня пронзает острая, невыносимая боль.
– Я уже всё обсудил с Марком, – продолжает Эрик. – Он очень обрадовался. Невероятное стечение обстоятельств. До сих пор не могу поверить, как повернулась жизнь.
Нам приносят закуски. Я смотрю на большой зеленый салат и мне становится нехорошо. Эрик с аппетитом набрасывается на лепешку с сыром и черным трюфелем. Ковыряю вилкой салат и пытаюсь прожевать лист.
– Вы уже дали согласие тренеру? – с трудом выдавливаю из себя вопрос.
– Да. Лиза была так счастлива.
Тру лоб. Чувствую, как глаза наполняются слезами. Плакать нельзя. Ни в коем случае.
– Эрик, я отлучусь на минутку.
– Конечно. У тебя всё в порядке?
– Да.
Стараюсь на него не смотреть и как можно скорее иду в дамскую комнату.
Что мне делать? Я судорожно соображаю, но в голове творится безумие. Эрик обсудил предложение с Олей и Лизой. Побеседовал с Марком. А со мной нет. Он не посоветовался со мной! Он решил всё за нас обоих. И уже дал согласие. Слёзы предательски стекают по щекам. Смахиваю их рукой. Пытаюсь переключить внимание на что-то другое, но тщетно.
Прокручиваю в голове, как мне быть. Сослаться на плохое самочувствие и уйти? Признаться Эрику, что я не смогу поехать? Разозлиться на то, что не посоветовался со мной? В голове бардак. Мое единственное желание – оказаться дома и хорошенько подумать. Успокаиваюсь только через десять минут, но отражение в зеркале выглядит пугающе. Глаза и нос некрасиво раскраснелись, макияж испорчен. Я похожа на чучело. Роюсь в сумочке. Нахожу пудру и пытаюсь исправить ситуацию. Бесполезно. Возвращаюсь за стол.
– Ну наконец-то. Я уже начал волноваться, – весело говорит Эрик, когда я присаживаюсь. Стараюсь на него не смотреть, но мужчина всё-таки обращает внимание на мой обновленный внешний вид. Эрик меняется в лице. – Саша, что с тобой? Ты что, расстроилась?
– Всё в порядке.
– Ничего не в порядке. Что случилось?
– Эрик, я что-то неважно себя чувствую. Я хочу пойти домой.
Эрик молчит, внимательно смотрит на меня и спрашивает упавшим голосом:
– Ты не хочешь ехать в Америку?
– Я не “не хочу” ехать в Америку. Я просто очень устала. Давай я пойду. И мы поговорим, когда ты вернешься. Хорошо?
– Нет, не “хорошо”, – сердится Эрик. – Подожди, я расплачусь.
Чувствую, как снова подступают слёзы.
– Эрик, я подожду тебя на улице, ладно? – разворачиваюсь и ухожу, не дождавшись ответа.
Ловлю на себе любопытные взгляды обслуживающего персонала. Поспешно одеваюсь и выхожу из ресторана. Через минуту из ресторана вылетает Эрик. Пальто растегнуто, шарф свисает с шеи. Подходит ко мне.
– Саша, в чём дело? – хватает меня за руку.
– Эрик, на улице холодно. Пожалуйста, застегнись.
– Ты разозлилась, что я не посоветовался с тобой? Прости, я дурак, – взвинченным голосом говорит Эрик и не думая что-либо застегивать. – До меня только сейчас дошло, что я не должен был так поступать. Не знаю, о чём я думал.
– Эрик, ты меня огорошил новостями. Мне просто нужно время, чтобы прийти в себя. Понимаешь?
– Но ты ведь поедешь со мной, Саша? – взволнованно интересуется Эрик.
– Я хочу домой.
Отворачиваюсь от Эрика и бреду по узкому тротуару. На улице темно и тихо. Тускло светят одинокие фонари. Эрик следует за мной. Мы оба молчим. У обоих испорчено настроение. Мимо пролетает машина и брызги от колес летят прямо на нас.
– Твою ж мать! – раздраженно бросает Эрик и разражается ругательствами. С силой стряхивает с брюк капли. Кажется, я никогда не видела его таким взбешенным.
Иду молча. Я вся в грязи, но меня это не беспокоит. Сейчас меня беспокоит совершенно другое. Мы подходим к моему дому.
– Саша.
Я оборачиваюсь.
– Саша, так нельзя. Объясни мне, в чем дело. Мы всё решим. Со всем разберемся, – уже успокоившись, говорит Эрик.
– Эрик, я хочу побыть одна. Ладно?
– Саша, – тревожно произносит мужчина и хватает меня за плечо.
– Увидимся в пятницу, – аккуратно высвобождаю руку и бреду к парадной.
Я знаю, что Эрик неотрывно на меня смотрит – чувствую взгляд на спине. Я знаю, что поступаю скверно и творю невесть что. Я всё это знаю. Но сейчас мой мир рухнул. Я иду по его обломкам. И мне нужно понять, возможно ли что-то с этим сделать. Возможно ли каким-то чудом нас спасти.
Последние сутки прошли как в тумане. Впервые за всё время я преднамеренно пропустила урок Инессы Львовны, сославшись на плохое самочувствие. Плохое – это мягко сказано. Я разбита и подавлена. Эрик несколько раз писал и звонил. Я быстро сворачивала беседу и просила дать мне время подумать. Его сообщения выглядят всё более беспокойными. Не без причины.
В четверг утром бреду в офис. Под ногами противно хлюпает слякоть. Грязный талый снег медленно сползает с сапог, оставляя уродливые разводы. Хмурое небо напоминает о моих превратившихся в пепел надеждах. Мне зябко. Холод пронзает насквозь. Подхожу к офисному крыльцу. Мысленно уже наливаю себе чашку горячего чая. Меня окликает женский голос:
– Александра?
Поднимаю голову. Передо мной стоит кареглазая женщина с красиво уложенными каштановыми волосами до плеч. Шею скрывает высокий ворот светло-серого джемпера, спрятанного под черным пальто-халатом. Я ее знаю.
– Да, – растерянно отвечаю я.
– Мы, кажется, с вами однажды виделись. В ресторане.
– Да, вы правы. Я вас помню. Вы … Оливия, – делаю вид, что вспоминаю имя. Только этого мне не хватало. Что она вообще тут делает?
– Оливия. Да…Вообще-то меня зовут Оля. Я жена Эрика Силина. Бывшая жена, – на секунду спотыкается на словах, но быстро поправляется. Поднимает на меня свои большие карие глаза, окутанные черной дымкой теней. – Мы можем с вами поговорить?
– Прямо сейчас? – я смотрю на часы.
– Если не возражаете.
– Хорошо. Рядом есть кофейня, – я показываю рукой, куда идти, и мы молча следуем к заведению.
Мне немного не по себе. Что может сказать мне Оля? Зачем она приехала? Чувствую, что разговор не приведет ни к чему хорошему. Доходим до кафе, стучим обувью о входной коврик, снимаем верхнюю одежду. Внутри царит уютный полумрак, который не в состоянии рассеять сегодняшняя угрюмая погода. В воздухе смешались запахи кофе, корицы и шоколада. Несколько человек теснятся в очереди за кофе на вынос. Здесь всего несколько маленьких, но уютных столиков, почти все свободны. Выбираем место в углу у окна. Делаем заказ. Я чувствую повисшее напряжение. Собеседница не знает, как подступиться к разговору.
– Я прилетела специально, чтобы поговорить с вами, – начинает Оля. У нее чарующий, глубокий голос. – Не буду ходить вокруг да около. Я знаю, что вы встречаетесь с моим мужем. Бывшим мужем.
Она в очередной раз осекается. Поднимает на меня глаза и смотрит в упор:
– Когда у вас завязались отношения, по чьей инициативе – всё это в общем-то неважно. Всё так, как есть. Я не собираюсь никого ни в чём обвинять. Я приехала не за этим.
Тушуюсь. Мне некомфортно рядом с Олей, и я ничего не могу с этим поделать.
– Наверняка вы уже знаете. Лизе сделали предложение выступать за американскую сборную. Мы с семьей обсудили положение дел и дали согласие.
Меня коробит от Олиных слов. Они – семья. С этим не поспоришь. А какая же роль у меня? Эрик ясно дал понять, что у меня пока нет права голоса. Он всё решил сам. Понятно, что дело касается его дочери. Но ведь решение касается и моей жизни тоже. Чувствую себя третьей лишней.
– Мы с Эриком очень много вкладываем в нашу девочку. Что Эрик, что я – каждый из нас готов ради нее на всё. – Оля замолкает и сканирует меня взглядом.
– Само собой, – выдавливаю из себя я.
– У вас ведь нет собственных детей?
Молчу. Это совершенно не касается Оли.
– Да, так я и думала. Потом, позже, вы по-настоящему меня поймете, – с оттенком снисходительности добавляет Оля. Будто она владеет тайным знанием, недоступным для моего понимания.
Официант приносит кофе. Аккуратно ставит перед Олей макиатто, передо мной – облепиховый чай. Помешиваю ложкой напиток. Разговор становится тягостным.
– Чего вы хотите? – делаю глоток.
– Возможно, Эрик не самый лучший муж на свете. По крайней мере для меня. Надеюсь, с вами он будет вести себя иначе, – с легкой иронией произносит Оля. – Но он, без сомнения, самый лучший отец. Он любит Лизу больше всего на свете.
Ольга поглаживает кофейную кружку и вперяет в меня убийственный взгляд. Ее голос становится жестким:
– Разлучать Эрика с Лизой нельзя ни при каких обстоятельствах. Надеюсь, вы это понимаете? Вам следует выбрать – либо вы едете вместе с ним в Чикаго, либо отпускаете его.
– Я не люблю ультиматумы, Ольга, – ощетиниваюсь. – И не люблю, когда вмешиваются в мою личную жизнь.
Женщина на мгновение вспыхивает, но сразу же берёт себя в руки, не давая волю эмоциям. Пальцами теребит так и не снятое обручальное кольцо.
– Александра, вы не построите счастья на чужом несчастье. Если Лиза уедет одна, Эрик никогда вам этого не простит. Что бы он не говорил, – Ольга замолкает, оценивая произведенный эффект. – Вы должны понимать, ваше расставание мне ни к чему. Я хочу совсем не этого. Поезжайте с Эриком. Обещаю, что не буду вмешиваться в ваши отношения. Это не в моём стиле. Я отойду в сторону и буду уважать вашу личную жизнь.
Мне холодно. Обхватываю кружку ладонями, чтобы согреться.
– Спасибо за беспокойство.
Ольга берёт ложку и помешивает кофе. Минуту сидим в напряженном молчании.
– Так вы поедете с Эриком в Чикаго?
Мне неприятно, что собеседница считает себя вправе давить на меня.
– Мы с Эриком разберемся, – отрезаю я.
– Что ж… – Ольга кладет ложку на блюдце и делает маленький глоток. – Тогда мне, пожалуй, пора. Приятно было познакомиться, Александра.
– Взаимно, – вру я.
Ольга оставляет кофе недопитым, достает из сумочки и кладет на стол несколько купюр, а после встает и неуверенно двигается к выходу. Ей явно не по себе. Медленно надевает пальто, не смотря в мою сторону, и покидает кафе.
Меня трясет. Сильнее кутаюсь в кардиган. Это не помогает. Слова Оли режут по живому. Эрик никогда не простит меня, если ему придется остаться. А я никогда не прощу себя, если отниму у Эрика Лизу. Реальность болезненно жалит. Как спасти наши отношения? И имею ли я на это право? Из ступора выводит сообщение от Эрика:
“Я буду у тебя завтра в семь”.
Значит, завтра в семь всё решится. Я не могу вести подобный разговор ни в кафе, ни дома. Должна быть нейтральная территория. И свежий воздух. Да, свежий воздух, чтобы не задохнуться от того, что предстоит сказать. Мое решение в любом случае кого-то травмирует: либо Эрика, либо Лизу, либо меня. Прокручиваю в голове места, где мы могли бы встретиться. Наконец нахожу и пишу ответ:
“Встретимся в Александровском парке у нашей скамейки”.
“Ок. Я безумно соскучился по тебе”.
Не отвечаю и прячу телефон в сумку. Чай уже допит. Собираюсь. Выхожу из кафе на ватных ногах. Я совершенно разбита и с трудом волочусь на работу. На улице заряжает противный мелкий дождь. У меня нет зонта. Капли падают на лицо и стекают прямо за шиворот. Меня передергивает от неприятных ощущений. На часах почти десять и рабочий день уже в разгаре. Но мне всё равно. Теперь всё равно.
Весь вечер не нахожу себе места. Пытаюсь проанализировать различные расклады наших с Эриком будущих взаимоотношений. Трезво и рассудительно. Что будет, если я признаюсь в невозможности поехать в Америку? Как это скажется на Эрике? Какое решение он примет? Каково будет Лизе? Хотя Эрик ясно дал понять, что отношения на расстоянии его не устраивают, размышляю и об этом – как может развиваться такое общение, как часто мы сможем видеть друг друга и к чему это в итоге приведет.
Мечусь из угла в угол, заламывая руки. Плюхаюсь за стол и нервно строчу слова на бумаге. Вскакиваю и бросаюсь на кухню за стаканом воды, выпиваю залпом и возвращаюсь назад.
Я отключаю чувства и изучаю голые факты.
Я включаю чувства и взвешиваю эмоциональные последствия каждого решения: моя душевная боль против душевной боли Эрика, моё разбитое сердце против разбитого сердца Лизы. Мой разум вскипает, то и дело прокручивая в голове жалящие слова Алины, Оли и Лизы: “Дочери теперь расти без отца. Даже не представляю, как вы будете с этим жить… Разлучать Эрика с Лизой нельзя ни при каких обстоятельствах… Ты уже развела маму с папой. Что дальше сделаешь? Попросишь его не видеться со мной?… Если папа бросит меня, я умру”.
Невольно вспоминаю, как в начале нашего романа Эрик расставил приоритеты: Лиза – LifeLab – я. Он сказал это неосознанно, но всё же сказал. И теперь эти невинные слова разрывают мне душу. Я думаю об этом и меня словно бьет током. За всё время, что мы встречаемся, Эрик так и не произнес те самые заветные три слова. Так ни разу и не признался мне в любви. Как же так? Почему? Может, потому что он пока ее не чувствует? А может она так и не пришла? С чего я вообще решила, что Эрик меня любит? А что, если я перепутала страсть и любовь?
В два ночи я понимаю, как должна поступить. Есть только один выход. Единственно правильное решение. Ложусь спать. Когда в семь утра звонит будильник, я ловлю себя на мысли, что ни на минуту не сомкнула глаз.
Семь часов вечера. Встречаемся в парке. Прихожу заранее. Не нахожу себе места. То сажусь, то встаю со скамейки. От слякоти промокли сапоги. Меня знобит. Не замечаю, как подходит Эрик. Обнимает меня сзади. Целует в шею.
– Сашенька, прости меня, – шепчет мне на ухо.
Нельзя позволять себе слабость. Извинения, нежные слова – ничто не должно поколебать моей решимости. Надо быть сильной и поступить правильно, иначе я никогда себя не прощу. Аккуратно убираю его руки и поворачиваюсь лицом.
– Эрик, спасибо, что дал время подумать.
– Конечно. Я так виноват перед тобой, – Эрик прижимается лицом к моей щеке. У меня кружится голова от его близости. Отворачиваю лицо, чтобы ненароком не коснуться его губами. – Ты даже не представляешь, как я корю себя. Я должен был обсудить всё с тобой и только потом принимать решение.
– Эрик…
Мужчина меня не слышит. Не замечает моей отстраненности.
– Просто всё так идеально совпало. Чикаго, Гленвью. Я подумал, это судьба, – лихорадочно объясняет он.
– Эрик! – слегка отталкиваю его ладонями, чтобы он, наконец, меня услышал.
– Да, милая. Ты на меня не злишься? Я ведь хотел как лучше, понимаешь?
– Послушай меня, – жестко обрываю я, потому что мягкость не действует. Мой тон приводит собеседника в чувства, он замолкает. Набираюсь храбрости и заглядываю Эрику в глаза. – Это всё не имеет значения. Кое-что изменилось.
Опускаю голову и пялюсь на мокрый гравий.
– Изменилось? – Эрик явно не понимает, о чём я. – Что изменилось?
– Ты действительно предложил сделать очень серьезный шаг. И это заставило меня задуматься. Взвесить все "за и против" наших отношений.
– “За и против”? – Эрик явно обеспокоен моими словами.
– Я слишком увлеклась. Конечно, с таким мужчиной как ты не могло быть иначе, – сбивчиво объясняю я. – У нас было фантастическое приключение.
– Было? – Эрик мрачнеет на глазах.
– Я очень благодарна тебе за этот сказочный роман.
– О чём ты говоришь, Саша? – перебивает, не давая мне закончить подготовленную заранее речь.
– Но так больше продолжаться не может. Пора вернуться в реальность, – продолжаю гнуть свою линию я, не обращая внимания на вопрос.
– Я тебя не понимаю, – хмурит брови, демонстрируя морщину на переносице.
– Эрик, мне больно это говорить…Но будет лучше, если мы поставим точку, – тихо констатирую я.
– Какую еще точку? Кому будет лучше? – болезненно реагирует Эрик. Он не кричит, но от его голоса по телу пробегает ледяной холод. – Саша, если ты не хочешь ехать в Америку, мы не поедем. Что-нибудь придумаем.
Эрик выглядит очень встревоженным, но старается держать себя в руках.
– Ты меня не слышишь, – чувствую, как кровь отливает от моих щек.
– А что ты хочешь, чтобы я услышал? – говорит сам не свой. – Чтобы поверил в этот бред?
– Это не бред, – смотрю Эрику в глаза. – Нам лучше расстаться. Прости.
Не знаю, как мне хватает духа произнести это. Эрик проводит рукой по лбу, волосам, подбородку. Потом приближается ко мне, берёт за плечи и впивается взглядом. Он похож на раненного зверя.
– Что ты такое несешь, Саша?
Я стою будто кукла, не в силах пошевелиться. Мир превратился в сплошное белое пятно, мысли разбегаются в разные стороны.
– Ты что, действительно этого хочешь? – вены на висках Эрика вздулись и пульсируют.
– Хочу, – ледяным тоном отрезаю я.
Молчание.
– Не понимаю. Почему?
Смысл вопроса доходит до меня не сразу – слышу лишь набор звуков. Сердце колотится как сумасшедшее. Выхода нет. Мне придется сказать это. У меня не должен дрогнуть ни один мускул, иначе он ни за что не поверит и не отпустит меня. Собираю всю волю в кулак.
– Потому что я не люблю тебя, – выдавливаю из себя я.
Эрик замирает, долго и пристально сверлит меня взглядом. Между нами нет и десяти сантиметров. Вижу нездоровый блеск в его глазах. Мне становится не по себе.
– Этого не может быть, – отрекается от моих слов Эрик. – Я тебе не верю.
– Я не люблю тебя, – как будто со стороны слышу свой голос. Жесткий. Безразличный. Мне самой становится страшно от того, как я это сказала. Не шевелюсь. Эрик стоит как вкопанный. Даже забывает моргать. Наконец, разжимает пальцы, отпускает меня и отшатывается, будто пьяный. Бросает леденящий взгляд, от которого мою душу разрывает на части. Смотрит несколько секунд, а после разворачивается и уходит.
Мне нужно догнать его, схватить за рукав, признаться, что всё сказанное страшный обман. Обман во спасение. Но я гляжу ему вслед и не делаю ничего. Эрик уже далеко, я едва различаю силуэт. Оцепенение не отпускает меня. Слёзы градом катятся по окаменевшему лицу. Стою на месте минуту, час, вечность…Сколько времени нужно, чтобы похоронить собственную жизнь?
– Прости меня, любимый, – сами собой льются слова. Их слышит только шелестящий ветер. – Я люблю тебя больше всего на свете. Больше жизни.
Не понимаю, как добираюсь до дома. Светло или темно на улице? Сухо или промозгло? Есть вокруг люди или ни души? Я ничего не осознаю, не вижу, не чувствую.
День сменяет ночь. Ночь – день. День – ночь. Ночь – день…
Это конец.