Kitabı oxu: «Это вам не фигли-мигли»

Şrift:

* * *

Глава первая
Таинственное исчезновение

Воскресным вечером Варвара Петровна, гардеробщица Музея изобразительных искусств, что расположился в старинном особняке на набережной канала Грибоедова, нетерпеливо поглядывала на часы. До закрытия музея, правда, оставалось ещё полчаса, но обычно в это время немногочисленные посетители уже бодро покидали маленький храм культуры. Так оно и было до сегодняшнего дня. Но сегодня что-то пошло не так – на вешалке тоскливо чернело мужское полупальто с торчавшим из левого рукава полосатым серо-чёрным шарфом. «Эк любитель прекрасного выискался, – думала Варвара Петровна, разглядывая полупальто. – И чем он там так долго любуется? Чай, не Эрмитаж или Русский музей какой. Всего-то три этажика по полтора зальчика. А он, почитай, уж три часа ходит…» Определить, что посетитель находится в музее уже три часа, было легко: в этот день почему-то, кроме него, больше никто не появлялся. Может быть, в этом была виновата погода, а может быть, звёзды расположились не в том порядке. Предположение о наличии в залах людей, пришедших без пальто, Варвара Петровна сочла абсурдным. Кто же выйдет на улицу без верхней одежды в такой мрачный ноябрьский день, когда город насквозь пропитался сыростью из-за непрекращающегося уже неделю дождя да выстудился ледяным, пронизывающим все и вся осенним ветром. Вот сама Варвара Петровна пришла на работу с ног до головы укутанная, в плотном дождевике поверх пальто. Дождевик этот был не чета нынешним тонюсеньким полиэтиленчикам. Он представлял собой хламиду с капюшоном из непромокаемой ткани, напоминавшую армейскую плащ-палатку. Когда-то это чудо советского пошива принадлежало матери Варвары Петровны и было бережно хранимо не только как память, но и как остро необходимая вещь в Петербурге с его затяжными дождями. Дома у Варвары Петровны имелся и собственный плащ-болонья, любимое воспоминание о славных шестидесятых годах, когда юная Варенька начинала самостоятельную жизнь. Но его нельзя было носить поверх пальто, а в ноябрьский холод в нём ничего не стоило продрогнуть. Мысли о ненастье и подходящей одежде на некоторое время отвлекли гардеробщицу от пропавшего зрителя. Тем не менее часы тикали, а за своей собственностью так никто и не приходил.

– Варварочка Петровна! – послышался из-за угла тоненький голосок кассирши Танечки. – Кассу я закрыла. Ухожу. А что вы-то всё сидите? Нет же никого в музее, – Танечка, оказавшаяся уже при полном параде, заглянула в гардероб.

– Да вот. Посетитель какой-то всё не возвращается, – ответила Варвара Петровна и недоумённо сморщила губы. – А пора бы уже.

– Так нет никого в музее, – повторила Танечка. – И смотрители все ушли. Сейчас Коля придёт залы закрывать, свет гасить.

– Как же так? – удивилась Варвара Петровна. – А пальто тогда чьё? Или ты хочешь сказать, что человек ушел раздетым? Сколько работаю, а такого не припомню. Чтобы без пальто в такую погоду. Зонтики забывали. Да. А вот это…

– Ой, и верно! – воскликнула Танечка, входя в гардероб и разглядывая вешалки. – А вот и Коля идёт, – сказала она, обернувшись куда-то в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. – Коля! Иди сюда!

– Что случилось? – послышался мужской голос, и в дверях появилась плечистая фигура охранника. – Варвара Петровна, а вы что тут? Я думал… – тут Коля заметил сиротливое чёрное одеяние. – А это что такое?

– Полупальто. Мужское, – ответила Варвара Петровна. – Оно есть, а человека нет.

– Нет человека, – повторил Коля. – Точно. Я всё запер. Никого не видел.

– Стра-анно, – протянула Танечка. – Может быть, посмотреть ещё раз? Вдруг ты не заметил?

– Так что смотреть-то? – обиделся Коля. – Не мог я не заметить. Мужик – не иголка.

– Да я в тебе не сомневаюсь, но ведь всякое бывает, – попыталась Танечка сгладить неловкость.

– Ну, вместе тогда пошли. Я ключи ещё в сейф не сдал, – надулся Коля и потопал к лестнице. – Начнём сверху. А вы, Варвара Петровна, здесь покараульте. Вдруг объявится этот потерявшийся.

– Покараулю, – согласилась Варвара Петровна, которой совсем не хотелось мотаться по залам в поисках любителя искусства. – Да. Я его запомнила. Он такой среднего роста, щупленький. Носик такой остренький. – Она подумала и добавила: – Блондинистый.

– Кто блондинистый? Носик? – удивилась уже подошедшая к двери Танечка.

– Мужчина блондинистый. А носик у него остренький. И, кажется, у него насморк. Он носом пошмыгивал, а сам платок искал в карманах. Нашёл и пошёл.

– Понятно, – кивнула Танечка и скрылась за дверью.

Охранник и кассирша честно, методично обошли все музейные залы, заглянули во все углы, даже исследовали запиравшуюся на висячий замок кладовку уборщицы. У Николая нашёлся ключ и от этого замка. Правда, свет в хозяйственном закутке зажигать не стали. Николай просто пошарил лучом телефонного фонарика по углам. В одном из них стоял приличного размера металлический шкаф с инвентарём, в котором при желании мог бы поместиться мужчина среднего роста. Но фонарик высветил на дверце увесистый амбарный замок, поэтому сыщики поневоле не стали подходить к шкафу, ограничившись дистанционным осмотром. В итоге нигде не оказалось ни одной живой души. Вокруг стояла глухая тишина, от которой у чувствительной Танечки к концу обхода появилось ощущение неясной угрозы. А когда Коля громко щёлкнул тумблером и к тишине прибавилась темнота, она чуть не вскрикнула от напавшего на неё необъяснимого страха.

– Ну что, Татьяна, пойдём, освободим Варвару, – в темноте низкий Колин голос показался Танечке зловещим.

– Пойдём, – пискнула она и поспешила к ярко освещённому гардеробу.

Коля топал за ней, бормоча под нос что-то вроде: «Я же говорил, зря ходили, что я, вру, что ли, я честно делаю свою работу».

Варвара Петровна ждала их уже одетая к выходу.

– Никого? – спросила она на всякий случай, прекрасно зная ответ.

– Ни-ко-го, – ответила Танечка. – Если не считать всех этих…

Она примолкла.

– Кого этих? – не поняла Варвара Петровна.

– Этих. Изображённых. Можете думать, что я сумасшедшая, но я всё время чувствовала их взгляды, – пояснила Танечка, нервно дёрнув плечами.

Варвара Петровна как-то странно глянула на неё, но ничего не сказала, а только махнула рукой.

– Что же нам делать? – обратилась она к охраннику. – Надо бы руководству доложить.

– А что докладывать? – пробасил Коля. – Ничего не пропало. Всё добро на месте. А этот… Ну ушёл человек раздетым. Может, он забывчивый.

– Ага. Рассеянный с улицы Бассейной, – хихикнула Танечка, которую при свете и в присутствии Варвары Петровны покинули недавние страхи.

– Забывчивый или нет, а я за его добро отвечаю. И за пропавший номерок. Он денег стоит, – решительно заявила Варвара Петровна. – А ещё… Вдруг он где-то спрятался, а ночью вылезет и музей ограбит? А?

– А я на что? – нашёл ещё один повод обидеться Коля.

– В общем, вы как знаете, а я звоню руководству, – заявила Варвара Петровна. – Сегодня воскресенье, завтра музей закрыт, у меня выходной. Надо сегодня предупредить. И вообще… – непонятно закончила она.

Варвара Петровна решительно сняла пальто, достала из сумки мобильный телефон и потребовала у охранника директорский номер. Коля вздохнул и потопал на свой пост за телефонной книгой. Пока он отсутствовал, женщины молчали, обдумывая ситуацию каждая на свой лад. Гардеробщица тревожилась за чужого человека, кассирша получала удовольствие от причастности к тайне. Наконец появился охранник с телефонной книгой, и Варвара Петровна смогла дозвониться до директрисы. Во время короткого разговора Танечка и Коля не сводили с неё глаз.

– Ну что?! – вместе воскликнули они, когда Варвара Петровна дала отбой.

– Ждём, – коротко ответила Варвара Петровна.

Ждать пришлось около часа. Директор музея Ирэна Дмитриевна, которой сообщила о неприятности гардеробщица, жила не очень далеко – на углу Загородного проспекта и Социалистической улицы. Однако, поскольку прямого транспорта до места службы не существовало, изрядную часть пути ей приходилось проделывать пешком, что, с одной стороны, можно было рассматривать как оздоровительную прогулку, но с другой – увеличивало время, потраченное на дорогу. Когда Ирэна Дмитриевна появилась во вверенном ей учреждении, все участники странного события сразу почувствовали облегчение. Энергичная, обладавшая твёрдым характером, давно разменявшая шестой десяток Ирэна Дмитриевна производила впечатление человека, способного разрешить любую проблему. Внешностью она походила на партийного руководителя, какими их представлял советский кинематограф: среднего роста, спина прямая, плечи расправлены, одета в украшенный скромной брошью строгий бежевый костюм с прямой юбкой до середины икр, ноги обуты в чёрные туфли на низких каблуках, длинные волосы собраны валиком на затылке, на лице – лёгкий макияж. Несколько старомодно, но вполне в соответствии с должностью. Глядя на неё, никто не догадывался, что обладательнице подобного облика не чужды романтические настроения, что она может быть душой компании, заливисто хохотать, а в горькие минуты тихо плакать наедине с собой.

– Так. Что происходит? Рассказывайте, – потребовала она у подчинённых.

– В том-то и дело, что ничего не происходит. Пальто висит. Мужчина пришёл в музей, а обратно не вышел, – сказала Варвара Петровна.

– Как это – не вышел? Вы просто не видели этого, – предположила директриса.

– А пальто? – напомнила Танечка.

– Да. Пальто. Надо ещё раз всё проверить. Идём.

Ирэна Дмитриевна махнула рукой охраннику.

Обход ничего не дал. Неизвестный как сквозь землю провалился.

– Вызываем полицию, – решила Ирэна Дмитриевна.

Пока ехала полиция, четверо сотрудников музея терялись в догадках о случившемся. Танечка вслух выдвигала версии одна безумнее другой: выпал из окна, растворился в воздухе, превратился в скульптуру, вылез на крышу. Естественно, ни одно из её предположений не находило никакого материального подтверждения. Человек исчез. Испарился. Дематериализовался.

Прибывший на место происшествия сотрудник полиции вяло поинтересовался, не пропало ли чего ценного, кроме хозяина пальто. Получив ответ, что ничего не пропало, он потребовал проверить сигнализацию, что и было незамедлительно исполнено. Охранная система работала исправно. Тогда оперативник предложил ещё раз осмотреть все помещения, хотя по нему было видно, что делать этого он не хочет, так как не видит смысла в третий раз искать то, чего нет. Однако Ирэна Дмитриевна и Коля сочли такие действия полезными, и оперативнику ничего не оставалось, кроме как пройти по этажам вместе с музейщиками. Обход, как и следовало ожидать, ничего не дал.

– Граждане, – резюмировал полицейский, – сейчас все отправляются по домам. Раз музейная коллекция не пострадала, а заявлений о пропаже гражданина в отделение не поступало, я ничего не могу сделать. Будет заявление – будем искать. Через семьдесят два часа.

Никто не нашёлся что сказать в ответ. Все только вздохнули.

– А пальто? – вдруг вспомнила Варвара Петровна.

– Пальто… – задумался оперативник. – Уберите в шкаф.

– Хорошо, – сказала Ирэна Дмитриевна и обратилась к Коле: – Николай, отнесите, пожалуйста, это пальто в вашу подсобку. Потом разберёмся.

После ухода оперативника женщины быстро собрались и тоже покинули музей, продолжая недоумевать, что же могло приключиться с несчастным зрителем. Коля остался нести дежурство. В отличие от женщин он быстро выкинул из головы все мысли о потеряшке, посчитав, что тот сам найдётся, когда наступит время. Что за время должно наступить, Коля и сам не знал. Просто он где-то слышал или прочитал в каком-то детективе такое выражение. Ночь прошла без приключений. Музей благополучно отдыхал от дневной суеты.

Когда Ирэна Дмитриевна добралась до дома, на сей раз вызвав такси, муж поинтересовался, зачем её понесло на работу в выходной, на ночь глядя и в такую ужасную погоду. Она устало отмахнулась, бросив только, что ничего страшного не случилось, просто кто-то забыл в гардеробе свои вещи. В такси её укачало, чего с ней не случалось с детства, поэтому ей не хотелось сейчас ничего обсуждать. Игорь Всеволодович, а для Ирэны Дмитриевны просто Игорёк, прекрасно знавший, что служба у жены беспокойная, всякое бывает, удовлетворился таким ответом. На этом разговор и закончился. Ирэна Дмитриевна быстро уснула и до утра проспала без всяких сновидений и тревог.

Глава вторая
Мирный понедельник

Понедельник, к счастью, не оправдал расхожее мнение, что этот день – тяжёлый. Для Ирэны Дмитриевны он прошёл, по крайней мере в его рабочей части, в целом спокойно. Из-за отсутствия в музее по случаю выходного дня свидетелей непонятного события остальные сотрудники занимались своими делами в полном неведении. Пальто висело в шкафу. Ирэна Дмитриевна до обеда почти не покидала кабинет и хранила молчание, считая излишним посвящать подчинённых в странное, но, с её точки зрения, незначительное происшествие. Она рассудила, что, кем бы ни был хозяин верхней одежды, вряд ли он станет ломиться в закрытый музей, чтобы вернуть свою собственность. Раз уж он как-то обошёлся без пальто накануне, то может подождать до вторника и спокойно прийти в гардероб, не устраивая светопреставления.

Пришедшее на ум Ирэне Дмитриевне слово «светопреставление» царапнуло её сознание, насторожило и даже заставило задуматься, а так ли уж всё хорошо во вверенном ей учреждении. Следовало это проверить и разрешить сомнения. До конца света, конечно, далеко, но всё же… Ирэна Дмитриевна энергично вдавила кнопку селектора:

– Елена, зайдите, пожалуйста, ко мне. Да, и захватите, что там нужно подписать.

Еленой звали секретаря, миловидную брюнетку лет двадцати пяти с современными взглядами на карьерный рост и личную жизнь, в обязанности которой входило, как она выражалась, «регулирование бумажных потоков и просеивание посетителей». У неё была ещё масса разнообразных дел, но эти два Елена считала главными. Обычно она честно сидела за своим столом, отлучаясь только в обеденное время или по биологической нужде.

Вызов остался без ответа. Ирэна Дмитриевна немного подождала, переложила пару бумаг с места на место, ещё потыкала пальцем в кнопку, сняла и положила телефонную трубку, после чего недовольно поджала губы и пошла в приёмную выяснять, почему её приглашение так откровенно игнорируют. В приёмной никого не было. Губы Ирэны Дмитриевны сами собой сжались в недовольную гримасу. Не раскрывая рта, она издала не совсем членораздельный звук, похожий на «х-хм». В этот момент дверь в коридор резко распахнулась и в помещение влетела Елена, с трудом переводившая дыхание. При виде начальства она резко остановилась и в её глазах мелькнул испуг. Начальство повело бровями, но промолчало.

– Простите, Ирэна Дмитриевна! Мне пришлось отлучиться на минуточку. Вы что-то хотели?

– Да. Передайте мне, пожалуйста, документы, которые нужно подписать.

Ирэна Дмитриевна в сердитом ожидании секретарши позабыла, что хотела проверить и какие сомнения разрешить. Держа обеими руками папку с бумагами, она скрылась в кабинете. Вскоре, черкнув последнюю резолюцию на чьём-то заявлении о командировке, она снова вернулась к мыслям о слаженности музейной работы. Музей был небольшим, и его штатное расписание включало в себя всего несколько административных должностей: директора, в ведении которого находилось все и вся, в том числе вопросы хранения и комплектования коллекции, заместителя директора по научной, выставочной и издательской работе и главного инженера. Двое последних и должны были, наравне с Ирэной Дмитриевной, обеспечивать успешную, бесперебойную работу всех частей музейного механизма. Делать это было несложно, так как Ирэна Дмитриевна, обладавшая организационными талантами, сумела создать высокопрофессиональный сплочённый коллектив, болевший за своё дело. «В хозяйственной части ничего сверхсрочного, – думала Ирэна Дмитриевна. – Давид Моисеевич – не главный инженер, а золото. С выставками тоже ничего экстраординарного, всё по плану. Каталоги. Так, одни – в печати, другие могут подождать. Итоговая конференция только весной. Готовится ни шатко ни валко. Впрочем, время есть. И, в конце концов, за это отвечает Алла Леонардовна. Иначе зачем мне заместитель по научной работе? Вот пусть работает. В фонде живописи пора делать сверку. Здесь всё понятно. Хотя нет, не всё. Что-то я путаю. Надо уточнить у заведующей отделом учёта. А! Вот что надо проверить! График сверок. Да». Она потянулась к селектору, но передумала и пошла в приёмную лично. Елены не было. Ирэна Дмитриевна, стоя в дверях, осмотрела комнату и случайно остановила взгляд на часах.

– Понятно. Обед, – пробормотала она. – Пора, наверное, и мне прогуляться за едой.

Не то чтобы Ирэна Дмитриевна сильно проголодалась, скорее брала своё многолетняя привычка питаться в одно и то же время. И в этот нетяжёлый понедельник она не собиралась отказываться от устоявшегося обеденного ритуала, что в результате привело её к событию, несколько омрачившему в целом спокойный день. Во время обеда случилось одно маленькое недоразумение, которое, к счастью, разрешилось быстро и без последствий.

Недалеко от музея, на задворках консерватории в полуподвальном помещении пряталось милое кафе со смешным названием «Половник». Цены в кафе были чуть выше средних, но готовили там вкусно и сытно. А кроме того, в «Половнике» не скупились на качественный дорогой кофе и подавали чудесный капучино. Ради него да ещё ради томатного супа Ирэна Дмитриевна приходила в любимое заведение один-два раза в неделю. Кроме того, сегодня она рассчитывала застать там Елену, которая, как и большинство сотрудников музея, тоже любила побаловать себя хорошей едой и напитками. Елены она не нашла, зато наткнулась на Аллу Леонардовну, которая прямо лоснилась от удовольствия, поедая огромный сэндвич, истекавший липким медово-апельсиновым соусом. Ирэна Дмитриевна недолюбливала свою заместительницу, но признавала её профессиональные качества. Поэтому, преодолев отвращение, она подошла к столику, за которым наслаждалась обедом Алла Леонардовна, и заняла место напротив.

– Тофе поефь пифли? – с набитым ртом поинтересовалась Алла Леонардовна. – Офень фкуфный фэнвифь. Фекоменфую.

– Спасибо, – откликнулась Ирэна Дмитриевна. – Я, пожалуй, ограничусь кофе с гренками.

– Тофе форофо, – констатировала заместительница.

Ирэна Дмитриевна сделала заказ подошедшему официанту и посчитала возможным обратиться к Алле Леонардовне со служебным вопросом. Может быть, учитывая законное обеденное время, она и не стала бы беспокоить Аллу Леонардовну по пустяковому, в сущности, делу, но уж больно в данный момент неприятна была ей визави с её причмокиванием, невнятной речью и стекающим по пухлым, украшенным двумя безвкусными перстнями пальцам соусом. Дело касалось нехватки двух текстов для ежегодного сборника, выпускавшегося в декабре по результатам научной деятельности сотрудников. И один из них должна была написать Алла Леонардовна, которая сама вызвалась участвовать в публикации, но всё тянула с завершением труда. То, что она его завершит, сомнений у Ирэны Дмитриевны не вызывало, но следовало подстегнуть процесс, чтобы вовремя передать материалы в типографию. Заявка на печать уже была сделана, даты обозначены, смета составлена, при этом, учитывая загруженность типографий перед новогодними праздниками, следовало строго придерживаться оговорённых сроков.

– Алла Леонардовна, простите, что мешаю вашему… – Ирэна Дмитриевна хотела сказать «чревоугодничеству», но осеклась, – удовольствию, но когда вы собираетесь сдать статью в наш сборник? Вы же руководитель, должны подавать пример, а вы тянете, как девчонка-первокурсница. Кроме вас и Потапова, уже все сдали свои материалы. С Потаповым я разберусь. А вы уж поторопитесь, пожалуйста.

Алла Леонардовна, негромко рыгнув, проглотила остатки сэндвича и, к ужасу Ирэны Дмитриевны, без всякого стеснения облизала пальцы вместе с перстнями.

– А у меня всё готово, Ирэна Дмитриевна, – спокойно ответила она на тираду директрисы, всё-таки прибегнув к помощи салфетки. – Сегодня пришлю вам по электронке.

– Очень хорошо, – сказала Ирэна Дмитриевна и вдруг подумала: «До чего ж она на поросёнка похожа. Кругленькая, розовенькая, глазки маленькие, пальчики эти. И голосок-то под стать – тонюсенький. Но высококлассный специалист, чёрт возьми. Такого ещё поискать».

В этот момент обеим дамам принесли кофе, и разговор на время прервался. После нескольких больших глотков Алла Леонардовна сама возобновила беседу:

– Восхитительный напиток! А у меня, Ирэна Дмитриевна, к вам тоже вопрос есть.

– Я вас слушаю, – отозвалась Ирэна Дмитриевна и снова подумала про поросёнка.

– Я не знаю, что делать. Надо срочно решать, возвращаем мы это пальто владельцу или оформляем на временное хранение.

Ирэна Дмитриевна вздрогнула и чуть не подавилась, сделав поспешный глоток.

– Что вы имеете в виду? – не спросила, а как-то судорожно булькнула она.

– Ну как же! Лежит без документов. Пора оформить, не то ещё комиссия какая-нибудь заявится. А хранители не чешутся. Или мы не берём его на выставку?

– К-какую выставку? И не лежит, а висит. И зачем оно нам на выставке, не понимаю?

– И я не понимаю. На мой взгляд, ничего выдающегося. И автор, простите, второго эшелона.

– А откуда вы, Алла Леонардовна, – медленно произнесла Ирэна Дмитриевна, – про него узнали?

– Как? – Алла Леонардовна удивлённо глянула на начальницу. – Вы же сами про него говорили.

– Я? Говорила о пальто?

Ирэна Дмитриевна почувствовала, что у неё сейчас зайдёт ум за разум. Не говорила она сегодня ни с кем из сотрудников о пропавшем посетителе с его шмотками. Она была в этом абсолютно уверена. До сей минуты. Тут в её голову закралась мысль, уж не является ли её зам по науке телепаткой. Хотя до сих пор она подобных способностей не проявляла. Или не афишировала?

– Алла Леонардовна, а мысли вы, случайно, читать не умеете?

Три странных вопроса подряд заставили Аллу Леонардовну напрячься: всё ли у Ирэны Дмитриевны в порядке с головой на почве напряжённой трудовой деятельности? Теперь уже она задала вопрос:

– Что вы имеете в виду?

– Нет-нет. Ничего, – опомнилась Ирэна Дмитриевна. – Так что я там говорила? Простите. Столько дел, что всего не упомнишь. И какая выставка?

– Выставка «Гардероб в искусстве», – Алла Леонардовна решила делать вид, что ничего особенного не происходит. – Вы где-то увидели фотографию этого пальто. В смысле картины, которая называется «Осеннее пальто». Вы предложили подумать, не пригодится ли она на выставке. Но когда её привезли, оказалось, что она в ужасном состоянии. В смысле, ужасном состоянии сохранности. И нужна реставрация. А у нас бюджет ограничен. Да и не имеем мы права реставрировать не принадлежащую нам вещь. И у владельца на реставрацию денег нет.

– Всё-всё, спасибо, Алла Леонардовна. Вы правы. Возвращаем. Не связываемся. Был бы шедевр, а так… Обойдёмся.

– Вот и я так думаю, – удовлетворённо произнесла научная дама и глянула на изящные золотые часики на пухлом запястье. – Обед закончился. Пора…

– Вы идите, я кофе допью и вернусь. Идите. Не ждите меня, – спровадила Ирэна Дмитриевна раздражавшую её подчинённую.

Когда Алла Леонардовна неторопливо продефилировала к выходу, на ходу поправляя бретельку бюстгальтера, запустив руку глубоко под вырез блузки, Ирэна Дмитриевна поморщилась, а затем облегчённо выдохнула. Она спокойно закончила скромную трапезу и так же спокойно пошла в музей, вспоминая, что хотела проверить перед обедом. «Вот ведь. Сбила меня своим пальто. Кажется, всё хорошо, но осадок от разговора остался неприятный. Что же меня волновало? Ах да, сверка. Сверка, сверка, сверка – не забыть, не забыть взять у Елены график», – думала она, приближаясь к приёмной.

Елена сидела на своём месте и безмятежно листала глянцевый журнал в компании молодой хранительницы экспозиции Ольги Борисовны. Когда Ирэна Дмитриевна появилась на пороге, подруги переглянулись, Елена захлопнула журнал, а Ольга Борисовна заторопилась на выход.

«Вот девчонки, – подумала Ирэна Дмитриевна. – Думают, я их ругать буду? Я, может, тоже на этот журнал взглянула бы. Там какой-то костюмчик миленький мелькнул. Они, наверное, считают меня древней старухой, которой уже ничего от жизни не нужно». Вслух она поздоровалась с хранительницей, а у секретарши запросила пресловутый график, который был тут же извлечён из верхнего ящика стола.

Около получаса Ирэна Дмитриевна занималась изучением графика и пришла к выводу, что пора собирать совещание с участием хранителей и сотрудников отдела учёта, после чего велела Елене немедленно пригласить всех задействованных в сверке лиц к ней в кабинет. Неожиданное приглашение директора вызвало лёгкую панику среди названных сотрудников, так как часть из них ещё не вернулась после обеда, а другая – уже намыливалась удрать по домам. Фактически на рабочем месте оказалась одна начальница отдела учёта, пожилая, постоянно пребывающая в состоянии стресса Нина Михайловна, которая по причине мягкости характера никак не могла добиться от вверенного ей коллектива следования служебному распорядку. Узнав о совещании, она сначала побледнела, предчувствуя бурю, потом накапала себе валерьянки, пузырёк с которой неизменно присутствовал в недрах её стола, и только после этого отправилась на ковёр отдуваться за разгильдяев-подчинённых и бессовестных научных сотрудников, в открытую нарушающих трудовую дисциплину. На счастье, у двери в приёмную её догнали запыхавшиеся отобедавшие и нагулявшиеся по магазинам учётчицы, а в конце коридора замаячили досадующие из-за несостоявшегося побега хранители, которых успела обзвонить Елена. Нина Михайловна нервно покрутила головой. Зыркнув на тех и других, она решительно распахнула дверь. В директорский кабинет она проследовала мимо секретарши с гордо поднятой головой, мысленно приравняв ничего не подозревающую девушку к мебели.

По сути, Нина Михайловна напрасно волновалась так сильно. Ожидаемая головомойка не состоялась. Ирэна Дмитриевна, как обычно, была сама корректность: внимательно выслушала произнесённый немного дрожавшим голосом импровизированный отчёт Нины Михайловны; напомнила об ответственности перед министерством и невозможности затягивания проверки соответствия хранительской документации существующему положению вещей, поскольку несоблюдение назначенных вышестоящим руководством сроков может привести к лишению музея дополнительного финансирования и, как следствие, к потере премиальных; прокомментировала форму подаваемых документов, внеся ряд поправок в старые образцы, и завершила монолог настоятельной просьбой соблюдать дисциплину.

– Вашей деятельностью должны управлять воля и разум, а не первобытные инстинкты и сиюминутные желания, – жёстко произнесла Ирэна Дмитриевна, обводя глазами притихших девиц. – Это, надеюсь, ясно? Сначала выполнение обязанностей, потом всё остальное.

При слове «дисциплина» Нина Михайловна вздрогнула и покосилась на группку учётчиц. Всем было понятно, что имела в виду директриса.

– Особое внимание прошу обратить на своевременность оформления произведений, поступающих в музей, как на фондово-закупочную комиссию, так и на временные выставки, – сочла необходимым подчеркнуть Ирэна Дмитриевна и в этот момент вдруг осознала, что явилось истинной причиной последнего замечания.

Нина Михайловна заволновалась с новой силой. Её одолевало желание оправдаться, не важно за что, лишь бы выглядеть в глазах начальства эталоном безупречности.

– У нас, Ирэна Дмитриевна, всегда всё делается строго по инструкции, – залепетала она.

– Вы уверены? – не дала ей договорить Ирэна Дмитриевна. – А как обстоят дела с работами, поступившими на выставку «Гардероб в искусстве»?

– А что не так с «Гардеробом»? Всё, как положено, принято и задокументировано.

Ирэна Дмитриевна прекрасно видела со своего места, как побледнела и переглянулась с коллегой одна из сотрудниц, отвечающих за временное хранение живописи. «Так-так, – подумала она, – права была Алла Леонардовна. Пора наводить порядок в Датском королевстве».

– Не всё как положено, – произнесла она вслух. – Название «Осеннее пальто» вам о чём-нибудь говорит? Срочно разберитесь с ситуацией и считайте эти слова предупреждением. Ещё раз такое повторится – всем будет объявлен выговор. И останетесь без премии к новогодним каникулам. Все свободны. Нина Михайловна, на минуточку задержитесь, пожалуйста.

Ирэна Дмитриевна терпеть не могла конфликтные ситуации. Отчитывать и ставить на место кого бы то ни было она считала крайней мерой, поэтому сейчас испытывала сильнейший дискомфорт. Нина Михайловна вызывала у неё двоякие чувства: с одной стороны, заведующая отделом учёта была достойна всяческого уважения и как профессионал, и как человек, с другой – эта вечно переживающая по любому поводу женщина вызывала у неё когда жалость, а когда и раздражение из-за несуразности реакций на большинство возникающих вопросов. Ирэна Дмитриевна, поддавшись самаритянскому порыву, усадила Нину Михайловну за гостевой столик и повела доверительную беседу, как оказалось, напрасную. Реакция Нины Михайловны быстро доказала, что горбатого могила исправит.

– Что же мне делать?! – в конце концов воскликнула несчастная. – Я не могу иначе. Когда что-то выходит, так сказать, за рамки, я нервничаю, я реагирую, а как не реагировать, когда кругом подвохи…

– А вы, Нина Михайловна, – попыталась дать совет отчаявшаяся успокоить подчинённую Ирэна Дмитриевна, – прежде чем нервничать, считайте до десяти.

– Да что вы! – вспыхнула Нина Михайловна. – Пока я буду считать, забуду, почему нервничала!

Услышав такой ответ, Ирэна Дмитриевна не смогла сдержаться. Она расхохоталась, громко, заливисто. Она хохотала и никак не могла успокоиться, несмотря на обиженную мину на лице Нины Михайловны. И случилось чудо. Нина Михайловна сначала улыбнулась, а потом, словно сбросив путы страхов и сомнений, грохнула в ответ. Насмеявшись до слёз, женщины посидели ещё немного и расстались в хорошем настроении. Каждая со спокойной душой занялась своими делами.

После ухода Нины Михайловны Ирэна Дмитриевна сделала несколько звонков, внимательно прочитала статью, присланную, как и было обещано, Аллой Леонардовной, осталась довольна проделанной работой и собралась домой в половине шестого, посчитав, что на сегодня полезных дел достаточно. Перед тем как уйти, она решила в последний раз поинтересоваться у Елены, нет ли чего-нибудь срочного, и воспользовалась селектором. Ответа, как и утром, не последовало. Ирэна Дмитриевна вышла в приёмную, где её настигло дежавю: дверь в коридор распахнулась, в неё влетела запыхавшаяся секретарша со словами: