Kitabı oxu: «Подлость»
― Я вас прошу заплатить мне. Наша семья нуждается в деньгах. Вы ― мой жилец, и пользоваться тем, что я не могу вас выгнать, нехорошо.
Василий Иванович продолжал убеждать своего жильца, но голос тускнел, и говорил он не эмоционально, а монотонно, повторяя эти или похожие слова из месяца в месяц.
Василий Иванович жил со своей женой и дочкой в маленькой квартирке, а вторую, где раньше жила дочка с мужем, сдал. Денег, как и у всех, не было. Не было спирта, золота, антикварных вещей ― не было ничего, что можно было бы менять на самое необходимое ― продукты, дрова, теплые вещи. Но была квартирка. Маленькая, однокомнатная в двухэтажном доме. Со своей печкой. Туалет, правда, был во дворе, зато своя кухонька с умывальником, раковиной, с буржуйкой. Клад, а не квартира. Вот и порешили с женой ― дочка переедет к ним, а квартиру будут сдавать. Муж дочки погиб, сама она прожить все равно не сможет. Во время войны она работала на заводе, возилась с химикатами. Может быть, это, а может, после похоронки, но что-то случилось со здоровьем. Все вроде бы нормально, но начала дрожать правая рука. Даже когда ничего не делала, рука все равно дрожала. Но главное даже не это. Варенька могла вдруг замереть и простоять в этой позе долго-долго. И поза может быть неудобная, и шла она по какому-то делу. И вдруг замерла, как в детской игре «морская фигура замри», и стоит, пока «не отомрет». И лицо становится, как маска, застывшее и безучастное. Глаза неживые, смотрят в одну точку. А потом отомрет и не помнит ― куда и зачем шла. И стукнуло-то только прошлой весной 32 года, а уже инвалид. Жалко, конечно. Но тут каждого второго жалко, если не первого. Сколько людей просто не вернулось домой, а тут ― ну не здорова, но ведь жива-то. Вот и радуйся. Но с завода выгнали. Ну как в таких дрожащих руках химикаты удерживать? Пробовала устроиться на другие работы. Подержат недели две-три и увольняют. Вот и перебивалась случайными заработками.
Жена Василия Ивановича, Катерина Степановна, болела давно. Еще до войны как начала задыхаться, так и мучилась одышкой. Может, если подлечить, и полегчало бы. Да кто будет возиться, когда столько раненых, столько инвалидов. А тут всего-то одышка. Правда, сильная одышка, иногда совсем задыхалась, дышать нечем. Кажется, еще чуть-чуть, и совсем не вздохнет, еще немножко и все… Но приступ проходил, и жизнь продолжалась. Поблажки себе не давала, по дому возилась, ходила мыть полы в местном совете. Вот это самое спасительное, самое важное. И пайки перепадали, и карточки были. Спасибо. Спасибо. Спасибо. Но наклоняться становилось все труднее, и каждый раз сердце замирало ― а вдруг выгонят? На работу выходила за два часа, идти нужно было в гору. Шла медленно, часто останавливаясь. Но приходила вовремя и очень старалась. Очень. Ночными кошмарами было ― она и дочь без работы, перспектив нет. Что впереди?
