Kitabı oxu: «Его заложница»
Глава 1
Я помню, как впервые увидела его.
Стояла внизу, почти у самого ринга, куда допускали только приближённых, но мне было можно – отец крайне редко мне в чём-то отказывал. Стояла и смотрела с восхищением, как он шёл тяжёлой, уверенной поступью, как сверкали из-под шёлкового капюшона с изображением змеи его глаза. Ему было плевать на шум вокруг, на то, как толпа скандировала: «Шторм! Шторм!»
Здоровенный, сильный, целеустремлённый, уверенный в себе.
Он шёл за победой и получал её. Одну за другой. Бой за боем. Снова и снова.
Руслан Шторм.
Многие думали, что это заслуженное в боях прозвище, потому что попасть с ним на ринг было сродни тому, чтобы попасть в настоящий шторм. Даже сильные, опытные противники долго приходили в себя после проигрышей. Самые отчаянные через время просили реванш, и снова Шторм побеждал их.
Сносил в прямом и переносном смысле.
Но нет, это было не прозвище. Это была его настоящая фамилия. И она ему чертовски шла. Полностью оправдывала себя.
Тогда, в тот самый день, когда я впервые воочию увидела одну из его первых сокрушительных побед, мне было тринадцать, а ему двадцать три. Я была малолетней девчонкой, верившей в сказки, а он – восходящей звездой спорта. Сильным и несокрушимым. Недосягаемой мечтой для меня.
Позавчера мне исполнилось двадцать три, а сегодня я снова наблюдаю, как он идёт тяжёлой поступью. И как снова горит его взгляд.
Только пылает в нём уже не жажда победы, а злость. И идёт он не по помосту к рингу, не за очередной победой, а по мостовому коридору следственного изолятора в сопровождении четырёх вооружённых конвоиров.
И каждый его шаг отдаётся у меня внутри болезненным эхом.
– На что глазеете, девушки? – К нам с Олесей сзади подходит младший лейтенант Борьков.
– Так Шторма привезли, интересно же, – отвечает ему Олеся, моя одногруппница, с которой мы, студенты-психологи, проходим практику в следственном изоляторе.
– Да что в нём интересного? – хмыкает Борьков. – Такой же, как и все они.
– Ну не зна-аю, – вздыхает она. – Мне кажется, его подставили. Не верю, что он мог сотворить такое.
– Ага, – Борьков снимает фуражку, зачем-то поправляет свои жидковатые рыжие волосы, а потом снова прячет их под головным убором, – всех их подставили, смотри. У таких, как этот Шторм, бабла куры не клюют, они думают, что могут себе всё позволить. Заигрываются. А потом разгоняется в прессе – подставили. Ты глянь на него реально, а не бабьими глазами – уголовник же.
Этот Борьков меня жутко раздражает. Мерзкий и на крысу похож. А я терпеть не могу крыс. Ещё и скользкий как слизняк.
– А ты, Алис, что думаешь? – смотрит на меня подруга. – Уголовник? Жаль будет, если так. Шторм крутой. Я все его бои пересмотрела. Он как машина, будто из титана, но у меня каждый раз сердце замирало, стоило ему начать бой.
– Как знать, – пожимаю плечами. – Суд разберётся.
– Эх…
Олеська вздыхает, а я молчу. Конечно, он не виноват. Никогда бы Шторм не опустился до такой мерзости, как принуждение к сексу.
Я в такое не поверю.
И отец мой не верит. Потому что знает Шторма как облупленного. Именно мой отец сделал из него чемпиона, вывел на ринг, в большой спорт. Именно он выдернул некогда бесперспективного сорванца из семьи алкоголиков-садистов и дал путёвку в жизнь.
Папа не мог ошибиться на его счёт. Он людей насквозь видит.
Конвой проводит Шторма по коридору в сторону режимного корпуса, за ними лязгает решётчатая дверь, и мы больше не можем их видеть.
– Девчонки, может, на чай ко мне в кабинет? – растягивает губы в неприятной кривозубой улыбке Борьков. – Печенье шоколадное имеется.
– Ой, нам нужно ещё дневники практики подписать у штатного психолога, – с сомнением отвечает Олеська, – может, завтра…
– Ляна Борисовна как раз на обеде, – вклиниваюсь я. – Подпишем через полчаса, а пока можно и чаю выпить.
Олеся смотрит на меня с удивлением, она ведь сразу заметила, что мне этот Борьков жутко не нравится. И мне действительно придётся постараться сдержаться, чтобы не вывернуло, когда я увижу, как его широко расставленные жёлтые зубы откусывают бедную шоколадную печеньку.
Но у меня есть цель, и Борьков может ей поспособствовать.
Мне пришлось очень постараться, чтобы попасть в группу сокурсников, которые в этом квартале проходят практику в СИЗО.
Я должна была увидеть Шторма. Должна была лично убедиться, что всё, в чём его обвиняют, – ложь. Поговорить с ним.
И вот я здесь.
От автора
Дорогие читатели! Добро пожаловать в мою новую историю! Я рада каждому, кто заглянет. Оставайтесь, у нас впереди много интересного! Предупреждаю, история планируется очень эмоциональная и очень горячая:)
Для тех, кто ещё не знаком с черновиками, поясню. Вы читаете книгу в процессе написания, главы выходят как серии. Чёткого графика выхода глав я не ставлю, потому что книга пишется прямо сейчас, это процесс творческий. Но примерно могу сказать, что продолжения будут выходить дважды в неделю – вторник и пятница. По возможности чаще.
Завершение романа планируется в сроки 3–4 месяца, книга будет завершена гарантированно. Я всегда дописываю свои истории, тут можно не переживать ☺
Я буду очень-очень рада, если вы будете читать в процессе написания, если поставите пять звёзд и присоединитесь в комментариях к обсуждению. Читательская активность – залог авторского вдохновения ❤
Поболтать с автором и другими читателями, узнать об акциях и скидках, принять участие в розыгрышах промокодов и бумажных книг, а также увидеть визуализацию героев можно в моём Телеграм-канале «Любовные романы Маши Малиновской» https://t.me/mashamalinovskayawriter
А пока вы ждёте продолжения, приглашаю вас в дилогию о родителях главной героини – уверена, их история любви вам понравится;) (первая часть дилогии «Сахар со стеклом» доступна на Литрес бесплатно)
«Сахар со стеклом» https://www.litres.ru/book/masha-malinovskaya-31978811/sahar-so-steklom-67602180/
Ну что, вперёд? Не забудьте отложить книжечку в корзинку:* До встречи!
Глава 2
Яна Шевцова
– Когда она приедет? – гремит мой муж, грозно уперев руки в бока. – Звонила тебе?
Алексей уже не один километр намотал по кухне за последние два часа. Он не просто зол – он на взводе. Код красный, ситуация SOS, как говорится. И, зная своего мужа, я бы не позавидовала тому, кто вызвал у него такие эмоции.
Если бы это была не наша дочь. Тут всё куда сложнее.
– Лёш, успокойся, – подхожу и кладу ему ладонь на широкую грудь, чувствуя, как под мощными мышцами быстро и гулко стучит сердце. – Ты слишком сильно нервничаешь. Ты же понимаешь, что давишь на неё?
– СИЗО, Яна! – бьёт он ладонью по столу, отчего кружки и блюдца подпрыгивают, звякая друг о друга. – Она пошла на практику в СИЗО! Понимаешь? Хотя я сказал «нет»!
– Лёш, – мягко глажу по плечу, пытаясь усмирить ураган в нём нежностью. Это всегда работает. – Ты забываешь, что наша девочка выросла. Ей двадцать три года, Лёш. Она университет вот-вот закончит.
– Выросла она… – сводит брови и тяжело дышит, моргает быстро несколько раз, будто информация о том, что наша дочь больше не малышка с двумя хвостиками на макушке, только сейчас начинает доходить до него. – В каком месте, блин, она выросла? В паспорте? Да плевать мне на её паспорт!
Он всё ещё злится, но голос уже без медвежьих рычащих нот. Дышит тяжело, грудь вздымается.
– Она меня ослушалась!
– А когда она делала иначе? – мягко улыбаюсь, подняв брови. – Это же Алиса.
Наша дочь – единственный в мире человек, который посмел манипулировать Алексеем Шевцовым, и ничего ей за это не было.
И характер у неё такой же твёрдый и настырный. Упёртая до невозможности. Уж если чего задумала, то её не остановить. Любыми способами старается добиться. А что отца нужно хитростью брать, она смекнула ещё когда носила подгузники первого размера. Сначала доведёт до белого каления, а потом бровки домиком поднимет, глазищи огромные жалостливые сделает – и поплыл большой и грозный папа-медведь.
Лёше сложно осознать, что наша девочка выросла. Она взрослый человек, уже почти освоивший профессию.
И это она ещё не выбрала спутника жизни. Я уж и представить боюсь, какую экзаменационную программу этому бедному парню устроит Лекс.
– Лёш, ничего ужасного нет в том, что Алиса проходит практику в следственном изоляторе. Практика в пенитенциарных учреждениях входит в дисциплинарный курс обучения на психолога. Мы в меде тоже проходили, я в том числе. Только меня распределили в колонию для несовершеннолетних тогда.
Лёша ерошит волосы, всё ещё тёмные на макушке, но уже с сединой на висках, и подходит к окну.
– Ты прекрасно знаешь, почему она пошла туда. Именно в этом семестре и именно в этот следственный изолятор, Яна, – смотрит на меня своим тяжёлым взглядом, от которого у меня даже спустя двадцать четыре года брака дыхание перехватывает.
Знаю, конечно.
И для Лекса это ещё одна боль.
Алисе было шесть лет, когда мы решили переехать в другой район. Купили частный дом, готовились к тому, что наша малышка пойдёт в первый класс. Лёша очень хотел ещё детей, мечтал о сыне, но судьба распорядилась иначе. У меня случился выкидыш, пришлось делать операцию, в результате которой я потеряла возможность иметь детей. Мы потеряли.
И Лёша тяжело пережил тогда эту потерю. Он поддерживал меня, подбадривал – мой муж очень любит меня, – но я видела, как тяжело ему было.
В один из дней он уехал к реке, к дикому пляжу. Мне не говорил, но я знала, что иногда он ездил туда, чтобы побыть в одиночестве. А когда стал возвращаться к машине, то увидел, что один малолетний ловкач пытается скрутить с его машины колёса.
Конечно, осуществить задуманное у парня не вышло. Не на того напал, как говорится.
А ведь он действительно напал. Попытался, точнее. Когда Лекс решил объяснить подростку, что делать так не стоит, парнишка кинулся в драку.
«Безумие и отвага» – вспомнилась мне во время его рассказа фраза, которую он бросил мне же в наши первые месяцы знакомства. Тогда Лекс для меня был ужасным и жестоким сводным братом, а я пыталась ему противостоять.
Но Алексея почему-то глубоко впечатлила попытка этого сорванца отстоять себя. Что-то такое тогда мой муж увидел в глазах парня, что не дало ему сдать его в полицию.
Вместо этого он притащил пацана за шкирку к нам домой. Попросил накормить, а потом отвёз в «Чёрный дракон», где вручил боксёрские перчатки и загнал на ринг.
А через шесть лет парень получил свой первый чемпионский титул.
Лёша здорово изменил жизнь того вороватого мальчишки из семьи алкоголиков, в которой его с детства били и заставляли воровать. Поспособствовал тому, что мальчика под опеку забрала его тётя. Тренировал его бесплатно, обучил, как своим трудом и усердием выйти в люди.
В какой-то мере Руслан стал ему как сын. Он не был слишком близок к нашему дому, но занимал важную роль в жизни Алексея.
И вот буквально два месяца назад, за две недели до очень важного боя, который должен был принести Руслану очередной чемпионский пояс, случилось ужасное.
Несмотря на запрет Алексея, Руслан поехал на два дня с друзьями к морю, а наутро за ним уже пришла полиция.
Обвинение в изнасиловании. Серьёзное и грязное дело.
Алексей не верит ни единому слову из того, что вешают на Руслана, но в СМИ и в интернете на него уже всех собак спустили.
Идёт следствие, скоро суд. И доказательства работают не в пользу Руслана.
Это плохо. Очень. Я вижу, как переживает Алексей, для него это очень личное – он вложил в мальчишку много сил не только как в спортсмена, но и как в человека.
И Алиса не верит. А она, как и её отец, не может сидеть на месте без действий, вот и решила пойти против воли отца и отправиться на практику именно в то СИЗО, в которое перевели на период следствия Руслана.
– Позвони ей, – кивает Лёша на мой телефон, что лежит на столе. – Скоро она там?..
– Едет, успокойся, – подхожу и обнимаю мужа, а он обхватывает мою голову своими огромными ладонями и скользит большими пальцами по линии подбородка. – Думаю, минут через десять уже будет.
– Очень хорошо, – грозно бормочет, а потом легонько касается своими губами моих. – Вот сейчас и получит у меня.
– Ну что ты ей сделаешь, Лёш? В угол на гречку поставишь?
– Надо будет – поставлю! – Он всё ещё рычит, но вижу, что пыл утихает. Ох, только бы Алиса сейчас не подкинула дров.
– Привет, родители! – слышу сзади привычное звонкое приветствие. – Чего такие хмурые?
– Ну привет, Лиса, – голос Лекса густой и тяжёлый, и взгляд такой же.
Так, ближайшие полчаса будет серьёзно штормить. Надо набрать в лёгкие побольше воздуха и просто пережить эту вспышку.
* * *
П.С. Дорогие читатели, у родителей Алисы – Яны и Алексея – есть своя история любви. Сложная и эмоциональная. Она состоит из двух частей: «Сахар со стеклом» (электронная версия на Литрес опубликована бесплатно) и «Сахар на дне» – сегодня можно приобрести со скидкой 30 % (электронная и аудио)
Буду очень вас ждать:**
«Сахар со стеклом» ЧИТАТЬ по ссылке бесплатно: https://www.litres.ru/book/masha-malinovskaya-31978811/sahar-so-steklom-67602180/
«Сахар на дне» ЧИТАТЬ – 30 %: https://www.litres.ru/book/masha-malinovskaya-31978811/sahar-na-dne-67602194/
«Сахар на дне» СЛУШАТЬ – 30 %: https://www.litres.ru/audiobook/masha-malinovskaya-31978811/sahar-na-dne-67792086/
Глава 3
Алиса
«Он в курсе», – приходит сообщение от мамы.
Блин.
Бли-и-ин.
Прячу телефон обратно в карман и закусываю губы. Бури не избежать, и нужно настроиться на это.
Я прекрасно понимаю, что папа бы рано или поздно всё узнал. Скрывать от него вечно тот факт, что я пошла на практику в следственный изолятор, не получилось бы.
Он был против, но вообще-то я уже взрослая! Когда до него дойдёт, что его маленькая дочка уже совсем не маленькая?
И тем не менее я начинаю нервничать. Даже не столько из-за страха перед отцом – он у меня не бездумный тиран, и я не боюсь его, – сколько из-за того, что расстрою.
Папа очень любит меня. Мне кажется, даже слишком сильно, если вообще можно любить слишком сильно. С одной стороны, он во многом мне потакал, но с другой же, мне часто приходилось отвоёвывать всё, что было связано с самостоятельными шагами в жизни. От первой прогулки во дворе без присмотра взрослых до первой ночёвки в четырнадцать у подружки. Я думала, он сначала с собаками там всё прошерстит, потом камер слежения наставит, а потом ещё и охрану.
Но самым сложным во всей этой ситуации с практикой в СИЗО оказался не запрет отца, а отсутствие его одобрения. Мне уже не пять и не восемь, но для меня по-прежнему важно, что он скажет, важна его поддержка.
Уже подъезжая к дому, делаю глубокий вдох и протяжно выдыхаю. Настраиваюсь.
– Всего доброго, – киваю таксисту и выхожу.
Бодрым шагом направляюсь к воротам и открываю калитку, а потом иду к дому. Ключ сжимаю крепче, чтобы пальцы не дрожали, когда открываю дверь в дом.
Мама и папа стоят на кухне. Отец обнимает маму и целует. Ну, к таким картинам я привыкла, они не особенно свои нежности скрывают.
– Привет, родители! – говорю максимально бодро, но голос на пределе, чтобы не дрогнуть. – Чего такие хмурые?
Отец переводит на меня тяжёлый взгляд, а мне хочется по-заячьи прижать уши.
Молчит. Давит своим авторитетом. Глаза как два штормовых облака.
– Голодная, дочь? – Мама встаёт между нами, принимая на себя ментальный огонь. Она всегда так делает, только каким-то лишь ей доступным образом разоружая отца.
– Чай пили на… на практике. Но поела бы. Но ты не колотись, мама, я и сама могу приготовить. Или с Даной съездить в кафе.
– В кафе она съездит. Сейчас, – раздаётся вибрирующий голос отца. Похоже, начинается. – Она у меня не то что в кафе, а вообще из дому не выйдет!
Ничего себе заявочки. Он несколько раз угрожал ко мне охрану приставить, но чтобы из дома не выпускать – это уже слишком так-то.
– А кандалы на ногу не повесишь, пап? Или ошейник, что током бьётся, как у собак?
Мамин взгляд мне сигналит о том, что палку я знатно перегибаю. Я это и сама чувствую, но меня тоже начинает нести. Вспыхиваю, как порох. Недаром же я дочь Алексея Шевцова. Вся в папочку.
– Это ты у себя на практике увидела, что такая умная?
– Там таким уже давно не занимаются. Я не в «Полярную сову» пошла на практику, папа.
– Ещё не хватало! – Он лупит кулаком по столу, отчего у меня все внутренности поджимаются. Папа никогда не бил меня, да и не наказывал даже, но у него такая энергетика, что когда он злится, все готовы пятый угол бегать искать. – Ты разбрасываешься такими понятиями, в которых ни хрена не смыслишь, Алиса. Это тюрьма, там преступники. Это не кино, понимаешь?
– Не все, папа!
Вот мы и дошли до сути.
– Ты лезешь не в своё дело, Лиса.
– Но я хотя бы что-то пытаюсь сделать!
Отец совсем уж мрачнеет. Мама кладёт ему ладонь на плечо, но кажется, даже её суперсила сейчас почти не помогает.
– Ты ведь знаешь, что он не виноват, и ничего не делаешь, – мой голос внезапно дрожит. Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы родители поняли, что я неравнодушна к Шторму. Но, кажется, уже поздно…
По лицу отца невозможно ничего прочитать сейчас. Он поджимает губы, а мама хмурится.
– А ты что можешь сделать, м? – глухо спрашивает отец.
Этот вопрос я уже задавала себе, когда задумала попасть именно на этот поток практики. И сознавала, что… понятия не имею.
Не знаю что. Не знаю!
Я думала, что сделаю шаг, а там уже по ходу поймаю подсказку.
Но этот вопрос, прозвучавший вслух от отца, хлестнул больно. Задел.
– Держись от всей этой истории подальше, Алиса, – говорит отец, не дожидаясь, пока отвечу. Но мне, по сути, и нечего сказать ему. – И от самого Шторма в том числе. Разговор окончен.
Папа, смахнув с полки ключи от машины, широким шагом покидает гостиную и хлопает из коридора дверью, а я остаюсь в кухне с мамой. Устало опускаюсь на стул, пока мама включает чайник и что-то достаёт из холодильника. Они с папой очень редко покупают еду, предпочитают готовить сами.
– Мясной пирог будешь?
– Угу, – киваю угрюмо, а у самой слюнки течь начинают. Вот что за организм такой? Девчонки на стрессе всегда худеют, говорят, есть не хочется, а на мой аппетит ничто не способно повлиять.
Мама наливает две чашки чая и ставит на стол. Отрезает кусок пирога мне, а потом и себе. Поменьше только, хитрая. Салат ещё достаёт, а потом взбирается на высокий барный стул напротив меня.
– Ешь, – кивает. И голос так ласково звучит у неё, что хочется взять и расплакаться.
Откусываю пирог. Объедение. Опять вместе готовили, наверное. Мама тоже ест и молчит. Не лезет с вопросами и советами, ждёт, пока меня прорвёт.
Я дожёвываю кусок, запиваю его чаем… и всё. На большее меня не хватает.
– Мам, ну правда! Ты же видишь, как он сам переживает! Руслан же был ему… важен!
Слова «как сын» застревают в горле. Я избегаю их в разговорах с родителями. Во-первых, мама потеряла ребёнка и больше не смогла иметь детей, а во-вторых, для родителей это особенная история. Я не знаю подробностей, но мне известно, что познакомились они, когда поженились мама моей мамы и отец папы. То есть родители стали сводными братом и сестрой. И поначалу у них сильно не заладилось.
– Папа очень переживает, я же вижу, – говорю уже тише, когда мама качает головой.
– Алиса, так и дала бы папе разобраться.
Я вздыхаю, но постепенно успокаиваюсь. Мама на всех так действует. С ней когда общаешься, сам не замечаешь, как отпускает напряжение.
Её коллеги говорят, что мама даже самых буйных успокаивает парой фраз. Папа, конечно, не в восторге от её работы в психиатрическом диспансере, но соглашается, хотя и скрипит зубами. Мама там начмед, она с пациентами редко работает, но иногда подключается.
Мы болтаем с ней ещё какое-то время. Я рассказываю про практику. Мама во время учёбы тоже подобную проходила. Пару случаев даже вспоминает.
Потом поднимаюсь к себе. Падаю на кровать навзничь и крепко прижимаю к себе огромную рыжую мягкую лису, которую папа подарил мне на десять лет.
Любимая игрушка. Подумать только, уже тринадцать лет она со мною.
А может, я правда ещё маленькая девочка?
Пусть и двадцать три мне исполнилось.
Капризничаю, принимаю импульсивные решения, влюбляюсь во взрослых парней… Живу с родителями и сплю в обнимку с плюшевой лисой.
Может, я слишком наивна и нужно слушать маму и папу?
– Нет уж, – отвечаю сама себе и сажусь резко, аж голова кружиться начинает. – Выросла я уже, папочка. Сама знаю, что мне делать.
А утром, когда собранная выхожу, чтобы сесть в такси и отправиться снова в следственный изолятор на практику, обнаруживаю, что никакого там такси и нет. А есть огромный урчащий папин чёрный «лексус».
– Садись, Лиса.
– Мне нужно на практику, пап, – прижимаю к груди папку с документами и смотрю на отца сердито.
– Вот и поедем. А там я подожду тебя, пока ты закончишь. Свои дела как раз в том районе порешаю.
Что ж, кажется, это похоже на компромисс. Если, конечно, папа чего-нибудь не задумал.
