Kitabı oxu: «Крик потревоженной тишины. Книга 1»

Şrift:

* * *

Предисловие

Эльдары рассказывают, что в воде до сих пор живёт эхо Музыки Айнур – более, чем в любом другом веществе на нашей Земле; и многие дети Илуватара всё ещё вслушиваются в голоса Моря, хотя они уже и не понимают, что именно слышат.
Толкин. «Сильмариллион»¹

Возможно, определённые формы способны внушать необъяснимый ужас, пробуждая древние понятия, таящиеся в подсознании; словно исчезает на миг спасительное покрывало, и человек остаётся один на один с непознаваемыми космическими силами, с неведомым, что кроется за иллюзиями здравого смысла.
Лавкрафт. «Случай Чарлза Декстера Варда»²

Кому-то эта книга может показаться странной. Может быть, некоторые, узнав, что такая книга написана, могли бы решить, что читать её – только зря тратить время. И в этом нет ничего удивительного, ведь все люди разные.

Но я уверен, что найдётся много людей, которым именно эта книга придётся по вкусу. Будут и те, кто может вообще не понять, зачем писать такие книги. Те, кто любит цепляться за точное определение жанров, будут немного смущены: им может показаться, что такая книга – возврат к покрытым пылью идеалам профессора Толкина, хотя в этой книге нет никаких существ, которых описывал профессор. Вообще, если смотреть на фэнтези только через тёмные очки (которые на нас надевают Ч. Мьевиль и Дж. Мартин) или только через розовые очки (которые на нас надевают Дж. Толкин и К. Льюис), то можно многого не заметить. И эта книга сильно теряет, если оценивать её относительно этих точек зрения.

Впрочем, если бы эту книгу писал именно Толкин, то она оказалась бы лучше. Конечно, сюжет бы стал проще и линейнее, из книги ушло бы несколько второстепенных сюжетных линий, но те, что остались, получили бы бо́льшую назидательность и от них бы сильнее повеяло теплотой.

Я не стремился подражать его стилю, хотя и уважаю его. И всё-таки отдельные элементы я бы назвал отчасти схожими. Главный (и чуть ли не единственный из них) – это наличие сакрального и попытка его прочувствовать. Не понять, а именно прочувствовать.

Магия не сакральна. В фэнтезийном мире магия является такой же обыденностью, как для нас прогулка по улице, а вот сакральность не может быть обыденной ни для кого, в каком бы мире он ни обитал.

Магия… это просто авторское дополнение к нашему миру. Ещё одно. Как сила тяжести или сила магнита. К магии можно легко привыкнуть, в то время как к сакральности привыкнуть вообще нельзя.

Так зачем я всё это пишу? Дело в том, что это правило работает и в нашей повседневной жизни. Атеисты лишают себя всякой сакральности и оттого теряют нечто невосполнимое, и им приходится заместить это чем-то иным (например, мечтой; уходом в параллельные миры игр, фильмов и книг или заигрыванием с религиозными элементами). Например, легко представить себе человека, который, будучи атеистом, был бы не прочь погадать на нордических рунах или узнать что-нибудь новое о скандинавских богах. Это увлечение говорит о наивной, неосознанной тяге к непонятому и невосполнимому… Человек не знает, чего он хочет, но желание этого «что-то» явно имеется. И не понятно: воспринимается ли это как игра или как нечто большее. И таких людей много: их миллионы. Именно поэтому книги с пересказами древних легенд, с откровениями псевдомагов и псевдоцелителей, с рассказами о жизни древних народов, с сенсационными (хоть и неправдивыми) знаниями, а также фэнтезийные книги всегда найдут своего читателя. Странно, что люди не понимают этой неумолимой тяги к чему-то, что раздвигает доступные нам границы мира.

Открывая новую галактику, мы не покидаем границ нашего мира. Мы просто делаем его чуть больше. И ужас в том, что в какую бы сторону мы ни пошли – к этой границе мы не приблизимся. Она находится где-то вне нашего понимания, а загадочность делает её только привлекательнее.

Может, если бы люди поняли то, чего хотят втайне от себя, сбросили бы с себя маску отрицания и пошли навстречу своему стремлению, мир бы стал лучше?

Не могу гарантировать, что это не привело бы к хаосу, ведь тайные порывы у всех людей разные. Но если бы все почувствовали именно эту искорку сакральности, тлеющую в каждом из нас, то тогда бы все захотели раздуть её. Поступить иначе они бы уже не смогли. Сколько споров о мире тогда было бы завершено! Скольких ссор и скандалов можно было бы избежать!

И самое главное – сколько людей наконец лучше поняли бы друг друга. Сколько людей, испытывающих тайную любовь, могли бы сделать её явной. Они бы уже не боялись отказа, а если бы и боялись, то несравненно меньше. Ведь мировоззрение людей сблизилось бы, и их отношения не разбились бы о конфликты по самым разным поводам. Они бы познали великую объединяющую силу. И груз разногласий упал бы с их плеч.

Но пока этот груз ощущаем мы все – кто-то сильнее, кто-то – едва-едва.

Он лежит и на мне. И на каждом из нас.

И эту искру сакрального, непостижимого, которую пытался раскрыть Дж. Толкин в «Сильмариллионе», а К. Льюис – в «Хрониках Нарнии» и особенно в «Космической трилогии»; которую (хотя и с тёмной стороны) видел Г. Лавкрафт в своих снах, – именно её я пытаюсь раскрыть на страницах этой книги.

Надеюсь, и вы сможете прочувствовать её…

Пролог

Воскликнем же все вместе неизменные слова, которые произносились ещё многие века назад и которые переживут всех нас:

– Érmo, olóin! –

потому что никто – от Столицы и до самой захудалой деревушки – не начинает чтение книги, не произнеся про себя или вслух эти слова…

Теперь мы можем с чистой совестью начать чтение.

Согласие нерушимо. Время над ним не властно. Пусть пройдёт год, или век, или даже миллион лет – согласие не нарушится никогда. Оно и было заключено с тем умыслом, чтобы никогда не рушиться: даже если обе стороны захотят его расторгнуть – что ж, пусть помучаются. У них ничего не выйдет, потому что хрупко только то согласие, которое создаётся на бумаге или на словах.

А это – договор совсем иного рода. Он уже нигде не записан: все рукописи с ним рассыпались в прах от времени. О нём никто не помнит, по крайней мере из людей. О нём не говорят, его не проходят ни в одном учебном заведении. Память о нём стёрта. Возможно, навсегда.

Но от этого согласие не устраняется. Место, где оно зафиксировано, невозможно уничтожить: оно записано всюду. Каждая частичка воздуха, каждая капля воды, каждая песчинка, каждый луч света хранит согласие, и его невозможно разорвать никому и никогда. Со временем согласие может меняться внешне, но в глубинном своём смысле оно нерушимо: изменяясь в каких-то мелочах, формальностях и внешнем антураже, суть остаётся такой, какой была вначале. Любое существенное изменение исключено самими правилами, теперь давно забытыми, но от этого не перестающими действовать.

Часть первая
Наблюдатель

Глава 1. Медный стражник

Медный рог огромных размеров давно не издавал звуков. Его отполированная поверхность словно просила, чтобы рогом воспользовались по назначению. Если бы кто-то осмелился выдавить из могучего инструмента звук, то гул огласил бы всё селение. Рог специально предназначался, чтобы предупреждать об опасности, потому и стоял на главной площади – в самом центре, чтобы слышно было всем вокруг.

Разумеется, лёгкие человека не могли бы выудить из величественного инструмента ни звука, но многочисленные усилители, надёжно спрятанные старинным мастером внутри рога, могли помочь в этом деле. Сейчас, конечно, усилителями звука никого не удивишь, но рог был сделан по меньшей мере лет четыреста назад. Бумаг об этом из-за пожара не сохранилось, поэтому только легенды и предания местных немногочисленных жителей могли поведать о талантливом мастере и его гениальном изобретении.

Самый волнующий вопрос был такой: зачем подобному захудалому селу понадобилось такое недешёвое украшение? Кто его заказал – и у кого? Ходили слухи, что раньше, несколько веков назад, селение было в десятки раз больше, но потом произошла некая катастрофа, превратившая величественный город в маленькое село. Народ не сильно интересовался этими слухами, поэтому скоро все легенды переросли в примитивные сказки для младенцев из серии: «Будешь себя плохо вести, за тобой придёт…» – и дальше шли самые разные вариации, но все они сводились к одному – этот кто-то и истребил древний город, оставив от него лишь маленькое село. Впрочем, этим сказкам верили лишь малыши, а подростки успели насочинять на эту тему сотни анекдотов, которые блистали остроумием, но не отличались культурой.

Легенды легендами, а факт оставался фактом: медный рог невозмутимо стоял на главной – и единственной – площади селения. Дуть в рог было строжайше запрещено, если на то не имелось повода. А повода не имелось никогда. Хулиганы тоже не трогали рог, так как опасались наказания. К тому же все уважали как сам рог, так и неизвестного мастера.

Боялись, что от времени рог может испортиться. Насколько всё плохо с усилителями – никто не знал. Этим обеспокоились ещё за сто лет до начала описываемых событий, когда рогу минуло уже три века. Пригласили механика из города, тот заинтересовался устройством, но только с технической точки зрения. В итоге некоторые части были заменены, а усилители почищены, как и сам рог. С тех пор его чистили регулярно, так как жителям было очень неприятно видеть, как из рога во время первой его прочистки выползли сотни насекомых и пауков. Копошащаяся масса произвела отвратительное впечатление.

К сожалению, рог оказался не совсем из меди: большей частью он был из каких-то дешёвых металлов, что весьма расстроило жителей. Зато предметом их гордости стало то, что практически все усилители были в исправном состоянии, хотя и забились грязью и мелкими обитателями. Рог продолжал хранить свою тайну. Никто в рог не дул, но на него по-прежнему смотрели как на предмет упоения.

Никто тогда ещё не знал и не мог знать, что рог прозвучит всего один раз – и ознаменует наступление ужасных времён. Лучше бы он молчал вечно, хотя это весьма спорное мнение. Неужели неизвестный мастер так старался, только чтобы рог молчал много столетий, а потом один раз загрохотал – в конце истории селения? Нет, мастер осознавал, что такими вещами редко пользуются на практике. Реже, чем огнетушителями. Но он прекрасно понимал, что создаёт не только средство оповещения, но и произведение искусства, которое заставит многих если не восхититься им, то хотя бы испытать гордость за прежние времена.

Глава 2. Селение

Ахель почувствовал запах хлора. К нему примешивалось что-то ещё, что Ахель не мог распознать. Едкая смесь сразу защекотала в носу. Чихнув, он ускорил шаг, чтобы миновать неприятное место. Периодически везде можно было почувствовать этот аромат, который трудно спутать с чем-то другим. Ветер, словно в насмешку над людскими ограждениями, подхватывает клубы чуть зеленоватого тумана и легко переносит их через заборы. По ту сторону туман чувствует себя главным: он простирается на десятки, а может, и на сотни километров. Города защищены от него высокими добротными стенами, а вот сёла не имеют такой серьёзной защиты, довольствуясь обычными заборами.

Ахель пару раз выходил за ограду, причём из чистого интереса. Это произвело на него сильное впечатление, хотя большинство людей просто пожали бы плечами, зажали нос и ушли обратно.

Зеленоватый туман простирался над бескрайними полями. Сквозь дымку можно было различить бесформенные кучи, непонятно из чего состоящие. Если ходить там нечасто, то вреда не будет, а вот посещать туманные места регулярно или подолгу ни один разумный человек бы не посоветовал. Собственно, никто их и не посещает. За оградой банально скучно и нечем заняться. Находятся некоторые отважные люди, думающие, что там есть что-то важное; что нечто величественное скрыто в бесконечных клубах тумана, но никто пока ничего не находил. Верх удачи – найти заброшенную шахту, в которой в давние времена добывали различные ценные металлы, и соскоблить кусочек себе.

Ахель не интересовался туманом. Он хотя и был мечтателем, но в теории заговора не верил. Все знали, что туман – это антисептик, который распыляют над мусором. Мусора очень много, а утилизировать его почти невозможно. Вот и придумали складировать его на огромных территориях и распылять над ним туман, чтобы в мусоре не разводились микробы и чтобы он не портился, а лишь консервировался.

Вот и всё. Смысла искать сокровища там, где их нет, Ахель не видел. Напротив, он искал разные интересные вещи там, где они могли бы находиться. Именно мечтательность загнала его в это селение.

– Подождите меня! – крикнул он, увидев платформу. – Мне по пути с вами!

Платформа представляла собой металлический прямоугольник, передвигающийся по рельсам вдоль всего селения. В движение её приводил Т-образный рычаг с ручным управлением.

Мужчина остановил платформу и вытер пот со лба. Видимо, он уже долго ехал. Ахель взобрался на неё и поставил на металлическое основание свою набитую сумку.

– Поведёшь ты, – коротко сказал мужчина. – Я устал. Пусть от тебя хоть какая-то польза будет. – С этими словами он уселся прямо на платформу, скрестив для удобства ноги.

Ахель сразу понял, что сидеть без дела не получится, и начал вдавливать и поднимать колено рычага, ощущая, что его давно никто не смазывал. Слова попутчика были очень обидны. Ахель не считал себя лентяем. Он работал столько, сколько мог, и даже больше. Только всем было на это плевать.

– Почему же это от меня нет никакой пользы? – как можно спокойнее спросил он, хотя в душе почти кричал: «Извинись передо мной, быстро! Ты понятия не имеешь, КТО я!» Только вот произносить вслух такие слова было верхом глупости. За них сразу можно получить в лоб. В лучшем случае мужчина бы спросил, кто же он. Ахель ни за что не признался бы: иначе его бы побили. Но и промолчи он – его бы тоже побили. Поэтому культура и этикет, рассудил он, – лучшее, что можно взять с собой для решения споров. Только пользы от них не всегда хватает.

Попутчик не отвечал, а только с укором смотрел на пыхтящего у рычага Ахеля. Тот подождал несколько секунд. Попутчик же перестал смотреть на него и уставился в пол, явно думая уже о чём-то своём и не обращая внимания на всяких там «бездельников».

– Почему ты молчишь? – прервал тишину Ахель, в котором злость так и кипела.

Здесь не принято было обращаться на «вы», что бесило его, но сейчас он вложил в слово «ты» максимум издёвки и столько возмущения, сколько мог. Ведь интонацию тут всё равно никто не считает: слишком уж прямолинейны местные люди.

– Чувствуешь? – зевнул попутчик.

Ахель начал внимательно его разглядывать, оторвавшись от рычага. Мужчина был упитанным и перешагнувшим тридцатилетний рубеж. Впрочем, скоро он покорит и новые рубежи. Волосы были примяты недавно снятой шапкой и блестели от капелек пота.

– Смотря что я должен чувствовать, – ответил Ахель. – Я, кажется, задал вопрос.

– Мне, увы, тоже так кажется, – спаясничал собеседник. – Но сперва ты сам мне скажи: чувствуешь этот едкий запах хлорки? – Он облизнулся. Видимо, частички тумана обволокли ему губы. Только вот это совсем не повод их облизывать.

Ахелю стало неприятно смотреть на это. Кроме того, его раздражал вид капельки пота, висящей у самого глаза собеседника. «Вытри ты её уже!» – просил он про себя.

– Да, я чувствую.

– А я его даже языком ощущаю. Этот туман из-за ограды. Его там полно.

– Я знаю, там мусорные кучи, – ответил Ахель, гадая, к чему бы этот разговор.

Солнце начинало его донимать. Был уже час дня. Ахель сегодня опять закопался, занимаясь своими делами, и явно опаздывал к озёрам.

– Кучи мусора, – брякнул попутчик. – Вот то-то и оно: они за забором. А ты тогда что по нашу сторону ограды делаешь, а?

– Иди ты! – огрызнулся Ахель.

Ему надоел этот разговор, хоть он и сам его начал. Почему для сельчан лучший способ спорить – это оскорблять? Мужчина был явно доволен собой.

– Ты сам сюда приехал, – пожал плечами грубиян и поморщился, отчего капелька пота приблизилась совсем вплотную к глазу. Но он её не вытер.

– Я хочу уехать, – признался Ахель. – А то тут одни издёвки. Не знаю, чего вы все этим добиваетесь. Хотите, чтобы я уехал, – я уеду, не сомневайтесь! Пользы я тут всё равно не получаю ни малейшей.

– Врёшь, – прищурился собеседник, – ой врёшь! Отсюда так просто не уезжают.

– А я уеду, – настаивал Ахель.

– Да катись. Что мне, жалко, что ли! Просто фишка-то вот в чём: люди сюда не от избытка счастья приезжают. Они приезжают денег заработать. А дальше у всех по-разному: кто-то за год своё положение выправляет, кто-то за несколько лет. Другие всё откладывают отъезд, да так и умирают здесь. Мы их в туман относим. Знаешь, почему я тебе всё это рассказываю, хотя ты и сам всё это знаешь?

– Наверно, потому что за ход платформы отвечаю я, – ответил Ахель, – а ты сидишь. Вот дыхание и не расходуется. Это я уже задыхаюсь. А ты отдыхаешь, вот и не молчится тебе никак.

– Нет. – Грубиян улыбнулся и протёр лоб. Капелька пота при этом никуда не делась, так как он чудом не провёл по ней рукой. – Я говорю это к тому, что ты за три месяца пребывания здесь ничего не заработал. Значит, ехать тебе некуда. Ты на мели, дружочек! Тебе всю жизнь надо будет тут сидеть и надеяться на чудо. Или научиться работать нормально. А уехать ты не сможешь.

– Решено! – вскричал Ахель. – Через неделю уезжаю. Хватит с меня!

– Это всё пустые слова. Ты тут навсегда.

Ахель знал, что собеседник заблуждается. Уехать было окончательным решением. Обидно, конечно: три месяца жизни впустую, но это лучше, чем потратить даром ещё столько же. Видимо, он искал то, чего нет. А жаль! Иногда – очень редко – люди находят загадочных существ, неизвестных науке. Им приписывают невероятные свойства. Они загадочны, волшебны, живут только в глухих местах, да и то появляются крайне редко. Людей они обходят стороной за километры. Увидеть их даже мельком – большая удача. Иногда их ловят и продают за целое состояние. Но деньги Ахеля не интересовали. Им руководил мечтательный азарт: увидеть, потрогать, понять… Полный мечтаний, он отправился в это селение, рядом с которым был огромный лес и целая сеть озёр. Природа… Хлорный туман почти не проникал к ним. Он долетал только до края села, где и жили люди, ведь земля у леса и озера была слишком болотистая. Тут жили только охотой и рыболовством. Где, как не здесь, искать этих существ?!

Но Ахель не нашёл.

Значит, решено – надо ехать, ехать в город.

Там нет животных, нет лесов, нет озёр, мало зелени; по периметру его окружает стена, а за ней – бескрайние туманные поля!.. И всё-таки там живут воспитанные люди, а не эти полудикари. Там можно работать головой, а не только руками. Там в баре необязательно литрами пить пиво: можно заказать маленькую чашечку кофе из свежемолотых зёрен. Ахелю очень захотелось кофе, когда он подумал об этом. «Терпи пока, терпи!» – сказал он себе. А разговор продолжался.

Глава 3. «Маска»

– С чего ты решил, что я бездельник? – Ахель буравил наглеца глазами. – Я вот платформу в движение привожу. Уже устаю. А ты ничего не делаешь.

– Есть такое понятие, – важно насупился сельчанин, – такое понятие, как норма. Сказано чётко. Нужно сдавать по десять килограммов рыбы за день в общий рыбный фонд. Наш староста…

– Я знаю это всё и без тебя! – перебил его Ахель. – То, что ты повторяешь очевидное, не делает тебя умнее, а меня успешнее. – Решившись на отъезд, Ахель перестал стесняться в словах. – Или ты просто хочешь показаться умным, а повода нормального нет?

– Чего? – удивился попутчик. – Молчи и не перебивай.

– И перебью, – продолжал настаивать Ахель. – Перебью! Тот, кто сидит на троне, сидит на нём как на стуле. А тот, кто сидит как на троне, скорее всего, сидит на пучке соломы. Или на металле.

Ахель сделал акцент на слово «металл», за что и получил удар в челюсть. Челюсть слегка хрустнула, но не вывихнулась. Ахель упал на платформу и отпустил рычаг.

Проехав несколько сантиметров, платформа со скрипом остановилась. Они оказались в той части села, где лес уже начинал заявлять о себе. Тут и там росли крепкие деревья. В нескольких метрах текла река. Тут никто не мог со стороны увидеть платформу. Ахель не хотел продолжать двигать её: встать как ни в чём не бывало после тумака и начать со смиренным видом катить платформу – стыдно и недостойно. Ахель даже думать не хотел о такой участи. Но ударить в ответ он не мог – силы не равные. Всё, что он смог сделать, – это встать и небрежно отряхнуть с одежды кусочки ржавчины.

– Сядь и слушай, – процедил сельский наглец. – Быстро!

Ахель и рад был сесть – это избавило бы его от развития конфликта, но сесть означало сдаться, а сдаться Ахель просто не мог себе позволить. Такое поражение он сравнивал с поражением в спортивной игре, которое засчитывается, когда игрок не является на поле для поединка и заочно передаёт право победы сопернику.

– Мне и стоя тебя будет слышно, – как можно спокойнее проговорил Ахель.

– Сядь! – рявкнул спорщик. – Сядь, я сказал!

– Откажусь от предложения, – ответил Ахель. – Стоять полезно. Сидят только наглые самовлюблённые бездари. – Сказав это, Ахель понял, что перегнул палку.

В следующую секунду тяжёлая рука схватила его за плечо и вновь повалила на платформу.

– Слушай меня внимательно, может, и научишься чему, – яростно прошипел деревенщина, явно давно мечтавший ощутить превосходство над кем-нибудь. Рукой он прижимал Ахеля к платформе и не давал встать. – Есть понятие нормы. – Ахель молчал. – Десять килограммов за один день. Сдаёшь их в общий фонд. Их продаёт староста. Эти деньги мы распределяем почти поровну. Больше получают лучшие работники, а меньше – такие, как ты. Если поймаешь больше десяти килограммов, можешь продать их торговцам самостоятельно и не делить деньги ни с кем.

Ахелю надоело, что ему говорят очевидные вещи.

– А ты, – продолжал наглец, наседая на Ахеля, – ты не можешь поймать даже десяти килограммов, а это самый минимум. Ты – ничтожество! Поэтому тебе почти ничего не достаётся. И ты будешь жить тут всегда. И слушать ты меня будешь до тех пор, пока я, накопив денег, не уеду отсюда, из этого захолустья, где только и можно, что охотиться и ловить рыбу. А ты останешься здесь! Понял?

– Я понял, – попытался спокойно ответить Ахель. – Мне нужно идти. Уже второй час. Я должен ловить рыбу.

– Ты её должен был ловить ещё с восхода солнца! А ты только едешь.

– У меня были дела в доме, – невозмутимо ответил Ахель.

Он не любил, когда нарушали его личное пространство. Тут это делалось и физически, и на уровне расспросов. Бедняга попытался встать, но оказался только сильнее прижат к платформе.

– Тоненький канал, – сказал мучитель, – связывает нас с внешним миром: торговцы, приезжающие сюда за рыбой и мясом. И я им воспользуюсь, а ты – нет!

– Мне нет дела до того, чем ты воспользуешься, – оскалился Ахель. – Отпусти меня.

– Уже умоляешь, – последовала нагловатая улыбка.

– Люди ждут платформу.

– Мне нет дела до людей, – передразнил Ахеля сельский житель. – Меня зовут Гарп. Слышал о таком? Меня тут уважают и простят, если я задержу платформу. Это тебя не простят никогда даже за мелочь. Что скажешь, дурачок? Один ты меня не знаешь, потому что нелюдимый. Живёшь как затворник!

Говорить не хотелось. Но и бежать смысла не было. Самым разумным казалось сказать хоть что-то в свою пользу.

– Зато дом свой я достраивал сам, – сказал Ахель Гарпу.

Дело в том, что тут было принято строить дома, а точнее, избы, всем селением. Когда для приезжих не находилось свободных изб или когда приходили в негодность старые, их отстраивали все вместе – всего за сутки. Ахель отказался от помощи в отделке и, когда дом в основном был готов и оставались только сложные косметические работы, сказал, что закончит всё сам.

– Ты достраивал так много, что самому построить избу с нуля было бы не многим труднее! Ну и дурак же ты, – усмехнулся Гарп.

Капелька пота наконец попала ему в глаз. Гарп поморщился и протёр глаз одной рукой, а другая его рука продолжала держать Ахеля.

– Зато я слежу за собой, веду хозяйство, не выгляжу как неотёсанный деревенщина, и вообще – это моё право: тратить время на себя.

– Ищи права в другом месте, – сказал Гарп.

– С радостью! – выкрикнул Ахель.

– Да что с тебя возьмёшь! – отмахнулся Гарп. – Ладно, мне пора на озёра ловить свои драгоценные килограммы рыбы, чтобы ты ничего не поймал. – Едкий смешок. Гарп отпустил Ахеля, и тот смог вдохнуть полной грудью. – Давай, двигай платформу, дружок. Ничего другого ты всё равно не умеешь.

План маленькой мести созрел в голове у Ахеля и тут же был приведён в действие.

Ахель отряхнулся, взял свою сумку и сошёл с платформы.

– Я сегодня буду ловить рыбу здесь, – сказал он. – Дальше двигай платформу сам.

– Ты с ума сошёл? – скривился Гарп. – Тут ты никогда ничего не поймаешь. Разве что такая же мерзкая рыбёха, как ты, заплывёт.

– Думаю, мои проблемы я оставлю себе, – сказал Ахель. – Всего хорошего.

Он развернулся спиной к Гарпу и пошёл прямо к отвесному, но не высокому берегу реки. Гарп недовольно поёжился, но встал, вздохнул и начал работать рычагом. Платформа медленно поехала дальше и вскоре скрылась за деревьями. Ахель уже и не собирался ничего ловить. «Прощаю я тебя, – проговорил он воздуху, в котором ему представлялся Гарп. – А то ещё буду грустить из-за твоей выходки, мысли всякие в голову полезут. Нет уж! Я тебя прощаю – и иди куда подальше из моей головы!» Он усмехнулся. Тем не менее рыбачить было всё-таки надо. Поймать тут хоть что-то он даже и не надеялся. Какая разница, ведь скоро отъезд! Долгожданный отъезд! Зачем ждать неделю? Нет, завтра же надо договариваться с торговцами. Пусть везут в город. Уж кто-кто, а они с радостью довезут до города, если хорошо им заплатить.

Яркий блик воды ударил в глаза Ахелю так, что тот сильно сощурился. Проморгавшись, он вновь посмотрел на воду. Блик словно потускнел, но продолжал быть видимым. Солнце так не светит. Ахель пригляделся внимательнее. Из воды на него смотрело лицо. Ахель разразился испуганным воплем – так это лицо было сильно искажено и не похоже на человеческое, но вместе с тем в нём угадывались человеческие черты. «Иллюзия!» – в надежде подумал Ахель и проморгался. Лицо осталось, но его сносило течением. Глаза смотрели на Ахеля, но каким-то неживым и помутневшим взглядом. Страх начал стихать и сменился любопытством. Нужно было спешить: лицо уже удалилось от него на несколько метров и продолжало уплывать дальше по течению.

«Что же это? – испуганно подумал Ахель. – Надо действовать!» Первой мыслью было, что плывущее лицо – это последствие какого-то чудовищного преступления, совершённого «бесчеловечным человеком». В таком случае стоит поднять лицо, кому бы оно ни принадлежало, ведь это может помочь в разоблачении преступника. Вдруг тогда будет спасена жизнь нескольких селян, с которыми преступник не сможет расправиться?..

Конечно, к этой – героической – мысли подключилась и корыстная: появилась надежда хоть как-то себя оправдать и поднять свой авторитет. Уехать было хорошим решением, но сделать это можно по-разному: позорно либо сохранив достоинство.

Стащив с себя верхнюю одежду и бесформенным комком кинув её в высокую траву, Ахель прыгнул в прохладную воду, как можно сильнее оттолкнувшись от берега, чтобы сразу сократить расстояние до загадочного лица. Дно оказалось глубже, чем хотелось, – ноги не достали до него, и Ахель с головой скрылся под вспенившейся поверхностью. Шум в ушах на мгновения сбил неудачливого пловца с толку. В какую сторону плыть? Активно работая ногами и руками, Ахель, как большая рыба, почти по пояс вынырнул из воды. Она попала в открытые глаза и заволокла плотным туманом. Сосуды в них набухли, глаза защипало. И всё-таки сквозь водную завесу Ахель увидел плывущее по воде пятно и принял на веру, что это, вполне возможно, и есть долгожданная цель его поисков. Разводя руки в стороны и вновь смыкая их перед грудью, он начал преодолевать метр за метром. Глаза уже более-менее привыкли и начали видеть то, что происходило вокруг. Коричневатое лицо с неправильными пропорциями вновь стало отчётливо видно.

Удивляло то, что это было именно лицо, а не голова. Но это была и не кожа: предмет сохранял форму и не стелился по воде; он плыл, то погружаясь, то снова приподнимаясь. И почему оно коричневое? Причём цвет не был чистым. К цвету древесной коры примешивался зеленоватый и синий оттенки, перламутром блестящие на солнце.

Как же трудно было настичь это лицо! Течение вроде бы не было быстрым. Напротив, оно было тихим. Это обстоятельство удивило Ахеля. Только сейчас он придал ему значение: лицо плыло в разы быстрее, чем должно было бы в таких условиях. Успокаивало то, что река скоро должна была повернуть в сторону, и маска (а Ахелю стало казаться, что это именно маска) могла зацепиться на повороте за какой-нибудь корешок, торчащий из берега, и остановиться.

Так оно и случилось. Лицо застряло между двух корней, и течение не могло сдвинуть его с места. Ахель решил воспользоваться этим и перевести дыхание. Дно тут, к счастью, уже позволяло встать на ноги. Вода доходила до уровня шеи. Ахель остановился и сделал судорожный вдох. Всё-таки к скоростным заплывам он не был приучен.

Ахель кинул взгляд на странное лицо. Большой рот, каплевидные глаза и отсутствие носа явно говорили, что лицо не человечье.

– Это маска. Наверно, с какого-нибудь праздника осталась, – начал рассуждать Ахель вслух. – Делать мне, что ли, нечего, как за масками гоняться. Надо собирать вещи, а не ерундой страдать.

Ахель хотел было развернуться и поплыть вновь к тому месту, где оставил одежду. Мог ли он знать, что сейчас произойдёт событие, которое перевернёт всю его жизнь…

1.Пер. авт. – Здесь и далее прим. авт.

2.Пер. Р. Шидфар.