Kitabı oxu: «10000 миль, чтобы найти тебя»

Şrift:

В оформлении макета использованы материалы по лицензии © shutterstock.com

* * *

Моей сестре Белен, которая боролась за то,
чтобы эта история вышла в свет.

Пролог

Пока он лежал на кровати, его отсутствующий взгляд ясно давал понять, что его что-то беспокоило. Его не волновало и то, что он буквально только что закончил развлекаться с красивой длинноногой девушкой с невероятными формами. Беспокойство, которое овладело им два месяца назад, усиливалось по мере того, как сын Леноксов опасно приближался к истине. Он взял телефон с прикроватной тумбочки и напечатал свое имя в поисковой строке в интернете. Недавно стало известно, что Ленокс будет назначен на должность нового генерального директора Lenox Executive Aviation, и насколько ему удалось выяснить… сын не имел ничего общего со своим отцом Ричардом Леноксом.

Сразу стало понятно, что их знакомство было всего лишь вопросом времени. Однако он бы солгал, если бы сказал, что с нетерпением ждал этого… Что-то внутри подсказывало ему, что на этот раз вопрос не решится вызовом хорошего киллера.

Александр Ленокс не был похож на своего брата… И угроза, которая нависла над ним, привела к немыслимому: ей удалось лишить его сна.

1
Никки

В моих глазах отражался огонь, что горел передо мной.

Я молча наблюдала за тем, как огонь охватил тело моего дяди Кадека, и чувствовала, как рядом со мной дрожит моя бабушка, содрогаясь от рыданий. В индуизме тела умерших кремируют, чтобы помочь душам перевоплотиться в новую жизнь, огонь считается символом очищения и освобождения… И на мгновение мне изо всех сил захотелось в это поверить.

Мои друзья, которые стояли рядом со мной, затаили дыхание, наблюдая за ритуалом, к которому они наверняка не привыкли. Смерть не должна быть чем-то печальным… по крайней мере, не в этом уголке мира. На Бали мы верим в реинкарнацию, празднуем смерть и вспоминаем усопших на грандиозных банкетах с едой…

Никогда еще за всю свою жизнь я так сильно не ненавидела религию, как в этот момент.

Я была разбита… Мое сердце наполнено бесконечной печалью и ненавистью по отношению к тому, кто решил забрать у меня человека, который был мне как отец.

Врачи, которые нашли его, сказали, что это был сердечный приступ… «Сердечный приступ»… Была ли я его причиной? Мог ли мой бунт из-за того, что я уехала с Алексом, спровоцировать сердечный приступ, который привел к смерти моего дяди?

Нельзя так думать. Я не могла взвалить эту ношу на себя, если хотела пережить свою потерю, и чтобы при этом чувство вины полностью не поглотило меня. Но что-то во мне не могло избавить меня от мысли, что было бы, останься я тогда рядом с ним…

Это состояние коснулось не только меня: весь остров был погружен в печаль. Их лидер умер, и достаточно было взглянуть по сторонам, чтобы убедиться в том, насколько любимым и уважаемым был мой дядя на протяжении всех этих лет. Практически все жители острова собрались, чтобы попрощаться с ним.

Согласно традициям индуизма, следующие десять дней после похорон мы должны были соблюдать траур. Мужчинам запрещалось стричься и бриться, а женщинам мыть голову и посещать храмы и святые места.

Я решила запереться дома.

Позволила страху и печали поглотить меня и отогнала от себя всех, кто пытался мне помешать. Единственная причина, по которой я вставала с постели, заключалась в том, чтобы навещать мою бабушку, которая в возрасте восьмидесяти лет потеряла обоих своих детей.

Мы вместе стояли на коленях и молились… Точнее, она молилась, а я пыталась осознать то, что моя жизнь так радикально изменилась за считаные часы.

Несмотря на все, что произошло с моим дядей, мне никак не удавалось выкинуть из головы последние часы, проведенные с этим потрясающим мужчиной, который забрал с собой частичку моего сердца. Я изо всех сил старалась спрятать Алекса и его правду в закрытом ящике – в том уголке своей головы, который открою только тогда, когда буду к этому готова. Однако, несмотря на то что я хранила все это глубоко внутри себя, воспоминания, его слова, прикосновения и поцелуи изо дня в день всплывали в моем подсознании, утешая меня так же, как, я знала и верила, он сделал бы, если бы был рядом со мной.

Но это было только мое воображение. Мы больше не общались.

Зачем?

Он уехал, и мне пришлось столкнуться со вторым по величине несчастьем, которое только что обрушилось на мою семью. Здесь не о чем было больше говорить.

Вначале он написал мне, но, учитывая все произошедшее, стоило мне вернуться домой, когда я прочитала его сообщение, было уже поздно пытаться поддерживать то, что уже явно закончилось. Я не чувствовала себя достаточно сильной ни физически, ни морально, чтобы преодолевать расстояние, которое нас разделяло. Он был из другого мира и не собирался бросать все ради этого острова, ради меня. И наши чувства по этому поводу были взаимны. Связь, которая возродилась между нами, была дикой, но я знала, что будет лучше держать ее под замком, в конце концов, нужно уметь отказываться от невозможного. Лондон был не для меня, и мне было трудно представить себе место более далекое от меня, чем этот город. Тем не менее его последние слова, сказанные перед отъездом, напрочь засели у меня в голове, звуча подобно мантре, которой, казалось, не было конца.

«Двадцать лет назад частный самолет Gulfstream V разбился во время полета над Северным морем, когда направлялся в Лондон из Амстердама». «На борту самолета находился Джейкоб Лейтон, его семилетний сын Адам и предполагаемая няня мальчика». «Николь, я думаю, это не просто авиакатастрофа. Уверен, есть еще очень много всего, о чем никто не знал».

Как бы сильно мне ни хотелось продолжать жить, игнорируя то, что он мне тогда сказал… это было невозможно. Стоило мне расслабиться и ослабить свою защиту, особенно часто это случалось перед сном, слова Алекса возвращались, чтобы мучить меня и не давать мне покоя.

«Полагаю, твой дядя опасается за твою жизнь. Может, он почувствовал или понял, что авиакатастрофа была спровоцирована. Как и многие британцы, он, скорее всего, осознает, что кто-то хотел избавиться от твоего отца и его наследника. Возможно, этим кем-то является человек, который сейчас руководит фармацевтической компанией».

«Если то, что я выяснил, – правда, и я готов поспорить на что угодно, что так и есть… Николь, ты была бы законной наследницей империи Лейтон, ты это понимаешь? Все было бы твоим».

Я с силой закрыла глаза, пытаясь выбросить его слова из головы.

«Все было бы твоим».

Все… Что «все»? Мне ничего не хотелось, только вернуться к своему дяде и родителям, мне хотелось жить спокойно, я не хотела ничего требовать, я не хотела ничего…

В последнем сообщении, которое мне отправил Алекс, говорилось следующее:

Мне бы очень хотелось снова услышать твой голос, даже если только по телефону, Николь. Понимаю, те открытия сильно ранили тебя, и отчасти это привело к тому, что ты больше ничего не желаешь слышать обо мне. Я больше не буду беспокоить тебя, поскольку уважаю твое решение жить так, как ты жила до сих пор… Не всем из нас дано смотреть правде в глаза, к тому же твое место там, на Бали.
Я буду скучать по твоей компании, улыбке и по ощущению твоих губ.
Желаю тебе всего наилучшего.

Я ничего ему не ответила.

Не смогла.

Даже не рассказала ему о своем дяде, мне не хотелось подкармливать монстра, который начал расти внутри меня и так и норовил уничтожить все на своем пути.

Чтение о том, что он скучал по моим губам, пробудило во мне желание, которое долго дремало с тех пор, как умер мой дядя. Я даже не могла фантазировать о своих последних воспоминаниях об Алексе, о том, как мы вдвоем гуляли, держась за руки, среди рисовых полей, о его поцелуях украдкой каждый раз, когда выпадала такая возможность, не теряя времени даром, потому что времени у нас как раз-таки и не было.

Несколько раз мне доводилось просыпаться с колотящимся сердцем, с похороненными воспоминаниями о его руках, что ласкали мою кожу, о его языке, заставляющем меня вздрагивать, и о наших телах, слившихся в единое целое и заставляющих нас достигать необъяснимого и невероятно захватывающего удовольствия.

В такие ночи я ворочалась, вся в поту, терлась о простыни, мое тело искало в складках моей одежды возможность найти хоть какое-то воспоминание, прося мои руки, все так же во сне, повторить то, что его руки делали со мной так много раз наяву. Но это было не то же самое. Его прикосновения словно все еще присутствовали на моей коже, недаром говорят, что у тела есть память, потому что мое помнило каждую складочку, каждый уголок и сантиметр, к которому он прикасался. Я могла бы нарисовать карту маршрута его губ по моему телу. В конце концов все заканчивалось тем, что я была возбуждена и расстроена, испытав глубокую ностальгию по той связи, что привела в столь неожиданные для меня места.

Но все это заканчивалось… стоило мне включить свет. И мне приходилось напоминать себе, что это был сон. Даже когда он на самом деле был здесь, на острове, это все равно был сон. Вот как мне следовало думать об этом, если мне хотелось двигаться дальше. Я не могла думать о нем. Это случалось только в моем подсознании и в те периоды, когда моя голова абстрагировалась от трагедии и выбирала пути, по которым я запрещала ей ступать.

И вот наконец я вернулась к своей жизни, работе, к своим животным, к занятиям йогой, но мне так и не удалось забыть о том, что произошло. Мой разум и тело готовились, даже когда я сама того не подозревала, к тому моменту, когда мне удастся набраться смелости и взглянуть правде в глаза.

Через месяц после смерти дяди моя бабушка попросила меня помочь упаковать его вещи в коробки, навести порядок в доме и выбрать, что мы раздадим, а что оставим себе на память. Она совсем не выглядела так, будто была в состоянии оставить все позади, и именно поэтому я пришла, чтобы помочь ей принять трудные решения.

Было нелегко войти в комнату дяди, вторгнуться в его личную жизнь и выбрать, что оставить, а что выбросить или пожертвовать, учитывая то, каким он всегда был скрытным. Будто делаю что-то не то, я чувствовала себя маленькой девочкой, которая решила нашкодить, осознавая, что, если меня поймают, меня будут ожидать последствия.

В его ящиках было множество конвертов, счетов, писем от друзей… Я даже наткнулась на письма от его девушки, с которой мне так и не довелось познакомиться. Было трудно обнаружить в моем дяде Кадеке черты, о которых мне не было известно и которые уже никогда не увижу в нем. Например, он хранил сигары у себя под кроватью, несмотря на то что клялся нам с бабушкой, что бросил курить больше года назад. Я с тоской улыбнулась и потянулась за сигарой, чтобы вдохнуть ее аромат. Он тоже так пах… очень характерный аромат. Мне показалось забавным, что то, что я всегда критиковала и ненавидела, в тот момент заставило меня почувствовать себя ближе к нему.

Я спрятала несколько штук в карман, ничего не сказав бабушке, зная, что, увидь меня дядя в этот момент, он бы наверняка закатил глаза. На третий день разбора вещей я нашла кое-что, что заставило мое сердце забиться сильнее. Ко мне пришло осознание того, что это нечто особенное, стоило мне увидеть почерк, и еще задолго до того, как убедилась, что письмо написано на английском.

В письме было написано:

Дорогой Кадек,
Отрадно слышать, что нам удалось так быстро прийти к соглашению, которое устроит обе стороны. Я понимаю, почему ты не хочешь, чтобы твоя племянница подвергалась воздействию жизни, которая, несомненно, сделала ее такой, какой мы не хотим ее видеть.
Я согласен с тобой касательно того, что Николь будет лучше и безопаснее жить с вами, вдали от хаоса, который творится здесь, в Лондоне, и из которого ее было бы очень трудно вывести, если бы в конечном счете мы решили воспитывать ее в Англии.
Тебе необходимо понять следующее: Николь не может вернуться в Британию.
На тебя возлагается полная ответственность за то, чтобы заботиться о ней и держать ее подальше от всего этого. Мне бы не хотелось узнать, что те, кто убил моего брата, возможно, точно так же расправятся с моей единственной племянницей.
Я предупреждал Джейкоба о том, что это произойдет, и, к сожалению, оказался прав. Я начну расследование, чтобы выяснить, что произошло на самом деле в той катастрофе, что унесла жизни наших близких, и сообщу тебе обо всех новостях.
Уверен, жизнь Николь будет полноценной, счастливой и прекрасной рядом с вами, без постоянного напоминания, которому она бы подвергалась здесь и которое бы преследовало ее всю жизнь.
Надеюсь, ты сможешь объяснить нашей племяннице причины, по которым она никогда не должна покидать Индонезию.
Не дай бог, если с ней что-то случится. Я от всего сердца желаю вам всего наилучшего.
Девон Лейтон.

Я прочитала письмо три раза подряд.

И тогда поняла.

Все это было правдой.

Все.

Словно с моих глаз наконец-то сняли повязку. И в то же время у меня возникло ощущение, будто вся моя жизнь по-новому пронеслась у меня перед глазами.

Мне пришлось сесть на пол, потому что я боялась упасть.

Мне удалось избежать падения в обморок. То, что я испытывала, было довольно странной смесью. Мне только что на глаза попалась деталь головоломки, о существовании которой даже не подозревала. Тяжело осознавать, что я столько всего о себе не знала, люди, о которых говорилось в письме, были словно из другого мира, как будто они не имели ко мне никакого отношения. Но они были моей семьей. Это я жила изолированно, в другом мире, который даже не был моим. Хотя сейчас уже он и стал моим. Все, во что я верила и что любила, было основано на лжи. Мне пришлось переосмыслить свое положение в мире, и это ощущалось так болезненно, словно у меня отняли то единственное, что всегда принадлежало мне.

И в то же время… я чувствовала облегчение от того, что в кои-то веки получила ответы от надежного источника, а не от кого-то, кто просто сообщает мне свои открытия, в надежде, что я в это поверю. Ни в коем случае не подразумеваю под этим, что Алекс пытался меня обмануть, однако трудно поверить в нечто подобного масштаба только потому, что тебе так говорят, и тем более если эти открытия переворачивают твою жизнь с ног на голову.

Перед отъездом Алекс попросил меня поговорить с дядей и задать ему вопросы.

Что ж, моего дяди больше не было, но нашлось такое письмо, и в нем… черт возьми, и в нем я обнаружила, что где-то далеко есть кто-то, кто вздумал решать за меня, что для меня будет лучше.

Девон Лейтон был моим дядей, как и Кадек, и они оба решили скрыть правду ради меня.

Волновало ли меня это? Разумеется.

Стала бы я менять свое прошлое, воспитание и детство на отличное от того, что было у меня?

Нет.

Я росла счастливой девочкой, да, без родителей, и тем не менее счастливой.

У меня не было ни малейшего представления о том, что мне делать дальше. Смерть моего дяди подкосила меня, и я больше, чем когда-либо, чувствовала необходимость найти ответы и определить свое происхождение… Мне всегда была любопытна эта часть меня, было интересно узнать о своей английской крови, о том, каково это – жить в таком городе, как Лондон, и страх парализовал меня, заставляя довольствоваться тем, что у меня было и что было мне знакомо, но столь внезапная смерть моего дяди…

Я чувствовала, что мне предстоит еще столько всего открыть для себя, столько узнать… И не буду лгать, я всем сердцем скучала по Алексу. За последние несколько дней я сто раз открывала и закрывала нашу с ним переписку в телефоне. Слышать его голос было подобно действию ибупрофена для моей души, но мне не хотелось начинать что-то, что причинит боль нам обоим, потому что… каковы были шансы, что мы с ним увидимся снова?

Я продолжила разбирать вещи своего дяди, но не нашла больше ничего, что касалось бы Девона или моих родителей. В итоге сложила все его вещи в коробки, рассортировала то, что было важно сохранить на память, хотя точно знала, что ни моя бабушка, ни я больше не сможем пережить боль, связанную с разборами его вещей, поэтому остальное мы пожертвовали либо выбросили. Тяжело было видеть комнату дяди пустой, и еще тяжелее было оставлять мою бабушку в одиночестве, погруженную в свое горе и не желающую делать ничего, кроме как молиться. Но мне нужно было какое-то время побыть наедине со своими мыслями, дать себе возможность прожить весь спектр эмоций.

В тот день я отправилась в свое безопасное место, решила надеть купальник и взять доску для серфинга. Меня не видели на пляже уже несколько недель, и вот во мне наконец нашлись силы отправиться туда.

Я никому не стала рассказывать, хотя мои друзья очень хотели застать меня за чем-то помимо плача или общения с бабушкой, но мне нужно было побыть одной.

Нахождение в воде… помогало мне. Я мало занималась серфингом, в основном просто сидела на доске, наблюдая за горизонтом, до тех пор, пока солнце не начало садиться и не залило все вокруг потрясающими красками.

Я неосознанно оглянулась назад… туда, где раньше был балкон комнаты Алекса.

У меня возникло неприятное давление в груди… Я вспомнила нашу первую встречу, когда, сама не зная почему, позволила незнакомцу увидеть себя обнаженной на камнях, чуть дальше отсюда. Невольно вспомнила связь, силу его взгляда, который очаровал меня несмотря на расстояние, а затем улыбнулась, вспомнив тот день, когда мне удалось украсть у него волну и мы с ним впервые поговорили.

Я больше ни к кому не испытывала таких сильных чувств… Мне было прекрасно известно об этом, оттого и так грустно. Конечно, не говорю, что больше не влюблюсь в этой жизни, потому что я влюблюсь. В мире жили миллионы людей, и невозможно такое, что для меня существовал только один человек, но обстоятельства, в которых мы жили, время и место… Я знала, что это не повторится, потому что подобное случается лишь один раз в жизни.

Мне пришлось закрыть глаза от острой боли в груди.

Было так больно… из-за дяди, из-за Алекса, из-за того, что я больше никогда его не увижу, и из-за того, что мне пришлось столько всего потерять за такой короткий промежуток времени…

Я спрыгнула со скалы и нырнула под воду, в поисках кислорода в месте, которое дало бы мне все, кроме этого, однако в каком-то смысле именно оно дало мне покой.

Я спускалась все ниже и ниже, потому что мне хорошо давалось подводное плавание, а когда больше не могла держаться, уперлась ногами в песок и поднялась, выпуская воздух маленькими пузырьками. Вынырнув на поверхность, я дышала так, будто воздух наконец попал в мои легкие спустя несколько недель, проведенных без него. Посмотрев на берег, заметила, что в баре уже довольно много людей пьют пиво… Бату терпеливо ждал, когда я вернусь к нему. Ему никогда не нравилось смотреть, как я плаваю в море. Тяжело вздохнув, снова забралась на доску, которая немного сдвинулась во время моего небольшого путешествия под водой. Я медленно гребла к берегу и держалась рукой за доску. Бату подошел, чтобы поприветствовать меня, и мы вместе пошли к Mola Mola, где я увидела, как трое моих лучших друзей пьют пиво и смотрят на меня широко раскрытыми глазами.

Подойдя к ним, изо всех сил старалась не обращать внимания на их удивленные взгляды. Я достала полотенце из рюкзака и завернулась в него, слегка дрожа от холода.

– Как дела? – спросила я, игнорируя взгляд, который, похоже, стал их любимым… Он был наполнен жалостью и беспокойством.

Выносить подобное было невозможно.

Мэгги посмотрела на Эко и Гаса и, заикаясь в начале каждой фразы, наконец соизволила ответить что-то внятное:

– Тебе надо было предупредить меня, что пойдешь заниматься серфингом, я бы составила тебе компанию.

– Мне хотелось побыть одной, – ответила я, кивая, когда Гас принес мне пиво. – О чем вы, ребята, говорили?

Все трое снова обменялись взглядами.

– Вообще… о свадьбе, – сказала Эко, еле шевеля губами.

Свадьба… свадьба, которую вынуждена буду пропустить из-за того, что была трусихой, свадьба двух моих лучших друзей, свадьба, на которой меня не будет из-за моей боязни самолетов… Мысли о самолетах привели меня к Алексу, и это неизбежно напомнило мне о письме… о том злополучном письме. О письме правды, письме, которое ясно давало понять, что Алекс был прав во всем.

Я взяла телефон и открыла переписку, которой на самом деле никогда и не было вовсе, потому что писал только он.

Стоит ли рассказать об этом?

Рассказать ему, что мне удалось выяснить то, что я действительно была дочерью Джейкоба Лейтона?

Но как я могла написать ему, если с момента его последнего сообщения прошел уже месяц?

Проклятие.

На несколько секунд я пожалела о том, что покинула свою зону комфорта. Мне было куда безопаснее в компании своей бабушки, когда мы вместе разделяли нашу боль, отгородившись от внешнего мира.

– Мы уже назначили дату, – сказал Гас, его тон тоже был наполнен сожалением и осторожностью, который уже порядком начинал раздражать меня и тем не менее заставил снова обратить на них внимание.

Пришлось выдавить улыбку.

– Ах, да? Когда? – поинтересовалась я, поднося пиво к губам.

– Мы хотим пожениться весной, поэтому выбрали четырнадцатое апреля.

– Здорово. – Грудь больно кольнуло.

Мои друзья переглянулись.

– Мы тут подумали… – начала Эко, проводя указательным пальцем по горлышку бутылки. Она всегда делала так, когда нервничала.

– Да, мы уже обсуждали эту тему, и мы считаем, что ты должна прийти, Никки.

Я несколько секунд молчала, и Марго воспользовалась этим, чтобы вмешаться:

– Мне рассказывали об очень хороших курсах по преодолению страхов… Кстати, вы знали, что боязнь летать является одной из самых популярных? Никки, обычно ее преодолевают в девяноста процентах случаев. Думаю, тебе стоит попробовать, мы не хотим, чтобы ты пропускала свадьбу.

Я обдумывала это гораздо дольше, чем любую другую тему в своей жизни. Взвешивала с того самого момента, как Алекс высадил меня в порту Санура, зная, что больше никогда не увижу его.

Верила ли я в курс по преодолению страхов? Не особо… но что, если это сработает?

В случае, если мне удастся справиться с ужасом, что охватывает меня от одной только мысли о том, чтобы сесть в самолет, я могла бы присутствовать на свадьбе своих друзей, поехать в Лондон… могла бы… могла бы снова увидеть Алекса и, возможно… возможно, могла бы найти ответы на вопросы о своей семье, отце и о том, что привело к той авиакатастрофе.

– Я подумаю об этом, – ответила и даже не заметила, как мои друзья с надеждой переглянулись.

Как и не заметила того, как Мэгги взволнованно раскрыла глаза, а Гас и Эко изо всех сил сдерживали свой энтузиазм, чтобы не наседать на меня. Я ничего из этого не заметила, потому что на несколько секунд представила себя кем-то другим, девушкой, которая путешествовала по миру, представила себя дочерью своего отца, представила себя похожей на одну из многотысячных туристок, которые год за годом приезжали на остров. И образ, который выстроился у меня в голове, мне совсем не понравился.

Я не была таким человеком и никогда такой не буду.

Затем попрощалась с друзьями, прервав разговор и не дожидаясь их ответа. Взяла мотоцикл и доску и вернулась к себе домой.

Достаточно с меня за один день.