Kitabı oxu: «Контракт с грядущим 1»
© Текст. Ишков М., 2025
Вступительное слово
Мне всегда хотелось побывать в космосе. Не повезло… хотя мне посчастливилось работать и на Байконуре, и в Плесецке.
…разве что на исходе жизни… Мечты – очень капризная субстанция, предусмотреть поведение которой человеку на дано.
Разве что во сне или после смерти.
Так и случилось.
Мне довелось побывать в потустороннем мире, где обитают предки, заплечных дел колдуны, духи и князья тьмы, а также другие сверхъестественные существа. В пространство будущего можно попасть, только выполнив условия контракта.
Этот мир окружен космическими водами и, чтобы оказаться там, нужно совершить опасное путешествие через звездный океан или мировую метагалактическую реку. Водное пространство я мыслю как магическую границу между мирами, рубежом между бренным и вечным, жизнью, смертью и бессмертием.
Но в этой мечте есть таинственный пробел.
Рассчитана ли человеческая раса на измышление какого-то нового способа перемещения в континууме? Дано ли нам овладеть следующей ступенью разума или нам это не дано?
Для полета к звездам реактивный принцип не годится, поэтому всякого рода фотонолеты, ионолеты и прочие леты, где движителем является истекающая струя чего-то, для перемещения в звездных пределах не подходят. Нужен какой-то новый принцип – перемещение в виде информационных сгустков. Другими словами, можно использовать и кротовые норы, и черные дыры.
Эту догадку можно подтвердить историей мифологии межзвездных полетов. Фантасты мечтают о всякого рода нуль-пространствах, сером лимбо, подпространстве и параллельных мирах – и это правильно. Так рождается миф, а из мифа сказка, и только потом реальное осмысление (теория). Другими словами, путем накопления опыта из врожденных архетипов выявляются парадигмы, из них отношения (осмысление, понимание) с миром, потом отношения группируются по отделам, и в одном из них – научном – выявляется просчитанная возможность.
Это интересно.
Но рассчитана ли человеческая раса на измышление какого-то нового способа перемещения во вселенной? Дано ли нам овладеть следующей ступенью или нам этого не дано? Или мы будем, по свидетельству из интернета, продолжать укреплять образы очкастого задрота и подвыпившего небритого недоучки, в то время как во всем мире этот образ принял единое обличье – гений, миллиардер, плейбой и филантроп.
Неужели таков герой нашего времени?
* * *
Новый дивный мир представлялся мне чудом света. Расширившийся до самых дальних пределов Солнечной системы, он казался блистающим, прекрасным, поражающим воображение девятым чудом, но не во всем и не везде.
…та же беда с униженными и оскорбленными нищими, самодовольными и гордыми высшими, с неравномерным распределением богатств на просторах уже не округлой и крошечной Земли, а на пространствах освоенного космоса.
…те же воинственные стычки, насилие, приведение к покорности с помощью силы, с чем я столкнулся, едва овладев прежним любимым мною телом.
Мы до сих пор считали, что высшие расы будут более продвинуты, чем мы, вплоть до всемогущества богов. Стоит только посмотреть и оценить бредовые предположения ученых о пяти типах цивилизаций, последняя из которых переустраивает не только нашу вселенную, но и соседние. Надежды на то, что будущие расы сумеют предотвращать тепловую смерть вселенных, существовать вечно и бестелесно, вообще за пределами разума. Это даже не сказки, а бред!! Пусть сначала объяснят, что значит существовать вечно.
А сколько поклонников?!
Этот конгломерат, союз, сверхцивилизация космических рас – многих рас, гуманоидных и совершенно непохожих на человека, но, естественно, обязательно разумных; это сверхцивилизация, имеющая многотысячелетнюю многоэтажную историю возникших как продукт эволюции многих и многих цивилизаций вселенной.
А если наоборот?
Мы считаем себя единственными и, если кто-то обогнал нас, это, конечно, будут почти боги.
Романы – этот и последующие – о том, что мы неправильно понимаем себя в мире. Исторический процесс за пределами Земли разнообразен, и не в степлдоновском смысле, а во вполне житейском понимании.
И чтобы предложенный читателю подбор слов отбрел смысл и открыл перспективу для понимания Вселенной и последующих романов этой серии, автор позволил себе приложить к этому тексту рассказ, раскрывающий тайну парадокса Э. Ферми об отсутствии доказательств существования других цивилизаций в окружающей нас Вселенной.
Итак, вот первый роман…
Михаил Ишков
В награду – смерть
Фантастический роман
Я расскажу вам на ночь страшную и веселую сказку…
Часть I
Шаг в будущее
История не знает последнего слова, потому что история – это изучение и познание не только прошлого, но и будущего, потому что грядущие дни, годы и века тоже когда-то станут прошлым.
М. Ишков
Еще не разгадано до конца, что происходит внутри тени.
Эдгар Аллан По
Глава 1
На закате я набрел на разбитую дорогу, по которой добрался до поселения, однако входить туда не торопился. Первое правило, которого должен придерживаться всякий сосланный в бессмертие, гласит – в первый раз в незнакомом месте нельзя появляться в одиночку.
Я укрылся в распадке у дороги. Здесь решил дождаться оказии.
Ждать пришлось недолго.
Вскоре послышался звук моторов, и мимо проползли несколько длинных гусеничных транспортеров, забитых людьми. Транспортеры остановились у моста через речку, из кузовов толпой хлынули люди. Все в милых сердцу ватниках, резиновых сапогах, только головные уборы отличались разнообразием. Охранников видно не было, и вообще женщины похохатывали, мужики матерились. Я тут же прибился к ним, вместе с толпой перешел мост, двинулся по главной улице. Судя по разговорам, транспортеры привезли смену из ближайших ртутных шахт. Рабочие трепались о неполадках на производстве, сволочах-начальниках, мизерной зарплате. Ни слова о режиме и вертухаях.
Это радовало.
Выходит, здесь собрались вольные поселенцы.
Выходит, отсюда можно выбраться.
…правда, две гигантские П-образные опоры и рухнувшие между ними половинки исполинской фермы континентальной монорельсовой дороги оптимизма не внушали. Судя по характеру разрушений, я бы сказал, местные партизаны поработали неплохо.
Поселок, расположенный в пойме таежной реки, сквозь которую была пробита Транссибирская монорельсовая магистраль, был невелик. Типовые бараки и отдельно стоявшие хижины облепили опоры, а также сброшенные на грунт остовы исполинских сигарообразных вагонов. Возле одной из бетонных опор угадывался подъемник, когда-то доставлявший пассажиров на бывший перрон, на полсотни метров вознесенный над землей. Одним словом, пейзаж напоминал утро после битвы или бесформенный муравейник, наросший над местом катастрофы, причины которой мне были неизвестны.
Толпа постепенно редела, пока не остались те, кто целенаправленно держал курс в сторону одного из бараков под замызганной вывеской «ТрактирЪ». Что сие означало – название или обозначение местной забегаловки, – я не понял. Впрочем, эти тонкости вскоре уступили место другому прикиду.
Как только я устроился за дальним столиком, ко мне подъехала самодвижущаяся тележка, на передней панели которой высветилось меню.
С «cotleta po-shahterski», «coffe», «chaj» я справился, но вникнуть, что могло бы значить «shchy», так и не сумел, пока на экране не высветилось родное – «Щи». Высветилось, должен сказать, с изрядной долей презрения и почему-то с заглавной буквы.
Следующий вопрос был более конкретен – чем будем расплачиваться? На панели виднелась щель, по-видимому, для кредитной карточки, но у меня не было ни карточки, ни кэша. В правой ноге хранился запасец золотого песка и бриллиантов, но рассчитываться песочком или камешками можно было только тогда, когда подобная сделка не привлечет внимания.
Это второе правило, которого должен придерживаться бессмертный. Лучше честно признаться, что денег нет, и незаметно в сопровождении этой коляски выйти из зала.
Возможно, обойдемся без пинка в зад.
Я, робея от стыда, шепнул официанту на колесиках – мол, туго со средствами, то есть нет их совсем, а кредитку давно потерял за ненадобностью. В следующее мгновение на экране высветилась надпись: «Один обед за счет заведения. В следующий раз обращайтесь в соцстрах».
Я подивился:
– Так точно, – и клятвенно пообещал посетить соцстрах.
Мне очень не хотелось покидать это место. Не в пример вывеске здесь, в зале, было уютно и чисто. Понравился и бесплатный одноразовый обед, но еще больше грузная молодая буфетчица, возвышавшаяся за стойкой. Это был мой контингент, моя надежда и опора, мой пропуск в этот лучший из миров. Она поможет мне с ночлегом, даст возможность осмотреться, понять что к чему и только потом поискать тропку к Сатурну.
…туда я целил. Там лежало королевство мечты, сообщество вольных научных работников, называвшее себя феодонатом Свободных колец. Одно из самых могущественных государств, существовавших в ту пору в пределах Солнечной системы.
* * *
Слепой забрел в трактир с наступлением темноты. Здесь его ждали – проводили к стойке, завели за кулисы. Спустя несколько минут он вышел на сцену – уже в бутафорском космическом шлеме, облаченный в рубаху а ля русс, с косым воротом, в галифе, заправленным в высокие десантные берцы с крылышками, с аккордеоном под мышкой.
Нащупал стул, устроился на нем. Шум на мгновение стих, посетители доброжелательно уставились на артиста, кто-то захлопал.
Тот чуть привстал, поклонился, растянул мехи…
Раскинулся космос широко,
И звезды блистают вдали.
Товарищ, летим мы далеко,
Подальше от нашей Земли.
Товарищ, я вахту не в силах стоять,
Сказал операнг оперангу.
Мне мощность в реакторе не удержать,
На выхлопе нет больше жару…
Слепой пел душевно, приятным берущим за душу тенорком.
…Ты, вахты не кончив, не смеешь бросать,
Начальник тобой недоволен.
Ты к доктору должен пойти и сказать,
Лекарство он даст, если болен.
Он в рубку поднялся, а космоса нет,
В глазах у него помутилось.
Увидел вдали термоядерный свет,
Упал – сердце больше не билось.
Напрасно старушка ждет сына домой.
Ей скажут, она зарыдает.
А звезды бегут и бегут за кормой,
И свет их вдали пропадает.
Печальная история кочегара, то есть операнга (что за профессия такая?), тронула посетителей. Певцу захлопали, попросили «что-нибудь повеселей». Тот широко растянул мехи…
Всю-то я Вселенную проехал,
Нигде милой не нашел…
Затем вперемешку песни давних лет: «Темная ночь», «Лили Марлен», «Санта Лючия». Были и незнакомые – «Не судись», «По диким пустыням Плутона», «Марсианские вечера».
Хорошо!..
Кто предложил мне проводить певца, уже не помню. На вопрос буфетчицы: «Кто же Саньку поведет?» – грузный дядька отозвался с порога.
– Пришлый поможет. Ему все равно завтра куковать, а нам с ранья в смену.
Это вдохновило – значит, приняли за своего.
* * *
По дороге познакомились.
Я представился первым.
– Мишаня.
– Санька, – откликнулся слепой, затем поинтересовался. – Бомжуешь?
Я не обиделся.
…за два столетия, прошедших с того дня, как меня угораздило очутиться в деревне со странным, намекающим на перемену судьбы названием Волковойня, что не доезжая Калязина, неподалеку от погубленной ядерным ударом Москвы, мне и бомжевать приходилось, и в небывальщину окунуться. В генералы я никогда не лез. Мое самое высшее звание – литератор средней руки, ошарашенный даром видеть на семь пядей под землей и делать сказку былью. На этот раз я выполнял спецзадание и, как-то сразу доверившись слепому, признался:
– Нет. Я за тобой, дружище. На подмогу прислали.
– Чем же ты можешь мне помочь?
– Для начала постараюсь от слепоты излечить, а затем и трон вернуть. Небось соскучился по Меркурию?
– Ты, Михаил, того… говори да не заговаривайся. Не пойму, о чем толкуешь.
– О родных пенатах, принц ты наш меркурианский. О них самых, ибо сказано: «Когда вдали угаснет свет дневной. И в черной мгле, спускающейся к хатам…»
Слепой вздрогнул, покрепче ухватился за мою руку и продолжил:
– …Все небо заиграет надо мной, как колоссальный движущийся атом. – Затем спросил: – Это ты дед? Сказали, деда пришлют.
– Не-е, я бригадир. Кто тебе насчет деда подсказал?
– Этот, расплывчатый. Во сне. Подбодрил – держись, Санька. Придет подмога. Деда пришлю. Отставника. Тот еще вояка. С опытом. И дал пароль: «Когда вдали угаснет свет земной…»
Мы проговорили всю ночь – о том, что случилось, что должно случиться. О том, что пенсионный возраст – не помеха подвигам, пусть даже каждый мечтает о теплой постели и стакане холодной простокваши. О том, насколько опасно распускать язык в присутствии кумира и что теперь творится в окрестностях Сатурна, а также в зоне Пояса астероидов.
…наш путь туда лежит. Там, говорят, собрались самые продвинутые научные силы. Они метят к звездам.
Сашка откликнулся.
– К звездам мечтал отправиться мой отец. Звали его Рудольф. Рудольф Гавилан… Был он королем Меркурия.
– А теперь он где?
– Погиб в космосе, когда стартовал на Марипосу-11. Дядя утверждает, что у него с мозгами что-то приключилось, и он направил свой челнок прямо на Солнце, но я не верю, чтобы он по собственной воле… Сгубил его кто-то, подстроил аварию.
За окном затеплился рассвет. Я предупредил его.
– Вот дождемся деда, и в путь. А теперь ложись. Утро вечера мудренее.
* * *
Деда доставили в поселок под конвоем. Местные юннаты прихватили его в момент браконьерского подвига – тот якобы вздумал охотиться на зайцев. Был момент спаривания, и мешать зверью радоваться любви и теплой погоде местные пионеры посчитали злостным нарушением прав живых существ. Как ни пытался злоумышленник доказать бдительным стражам, что у него и в мыслях не было заниматься охотой, что он и сам не прочь спариться, что зайчихи во всем мире без ума от него, его привели в отделение.
Там он назвался Фавном Василь Василичем.
– Это фамилия такая, – пояснил ветеран.
Следователь экологической полиции переспросил.
– Фавин?
– Нет, воистину Фавн. Я из этих, из сказочных…
Задержанный показал следователю копыта на ногах.
– Ловко прикидываешься, – одобрил присутствовавший при допросе здоровяк.
Звали его Куприян по прозвищу Прокурорчик. Как-то его завалило в шахте, и в столичном госпитале в Тахтамыгде ему пришили руку и ногу, подлечили левый глаз, а в грудь вместо сердца вставили пламенный мотор.
К счастью, после такой операции соображалки он не потерял и скептически добавил:
– Только здесь дураков нет, чтобы на твои копыта клюнуть.
Следователь с издевательски интригующей фамилией Посажу поинтересовался:
– Гипнозом пользуетесь?
– Упаси Бог! – возмутился Василь Василич.
– Ладно, – кивнул следователь и записал в протокол. – Кто за тебя поручиться может?
– Ну… – задумался Василь Василич, – этот, Мишаня.
– Это который из вновь прибывших? – уточнил Посажу.
– Он самый.
– Невелик поручитель? Кто еще?
– Сашка. Он в трактире выступает.
– Это другое дело, – одобрил прокурор. – Впрочем, если рассуждать здраво, Сашка тоже нам на голову свалился. С опоры упал, с самого верха.
– И не расшибся? – удивился Василь Василич.
– То-то и оно, что целехонький и здоровехонький на крышу приземлился. Полагаю, кто-то его на гравитационных помочах спустил. Ну, а ты сам чего ради в наш орденоносный имени победоносного Ленинского комсомола поселок Нангакан явился?
Куприян поддержал следователя.
– Говори прямо, не лукавь, а то я быстро тебе копыта обломаю.
– Не обломаешь! – успокоил его дед. – Зубьев не хватит.
– Это у меня-то? – возмутился Куприян.
– А то, – поддразнил его Фавн. – Слабо на ручках силушкой померяться?
– Ой, насмешил! – загоготал Куприян. – Куда тебе, пенсионеру, со мной, искусственным чудовищем, сражаться.
– А давай попробуем.
– Вы тут не очень-то задирайтесь, – предупредил Посажу, – а то вмиг в кутузку засуну. Силой меряться на улицу идите.
– А стол выделишь? – спросил Куприян.
– Выделю, – сквозь зубы процедил следователь, затем философски ни к селу ни к городу намекнул: – Засуди да отсудим будешь.
Скоро на улице собралась толпа, и как Куприян не хорохорился, а из пяти попыток три проиграл.
Когда состязание закончилось, и зрители наградили победителя аплодисментами, Василь Василич обратился к собравшимся:
– Ребята! Шел я к вам с доброй вестью. Пора вызволять Сашку из тьмы. Необходимо вернуть ему зрение и достойное место в жизни. Пусть парнишка трудится, изобретает, заведет семью и вообще…
Хмурый Куприян недобро откликнулся.
– Здесь докторишек нет зрение ему возвращать. Здесь исключительно шахтеры проживают, а фершел местный уже который год на шахте подрабатывает.
– Нет, Куприян, – возразил дед. – Доктора ему в последнюю очередь понадобятся. Для начала нужны будут меткозоркие охотники, что за десяток километров в глаз любому комару попадут. Строители понадобятся…
– Операнги, – подсказал я, с интересом наблюдающий за несанкционированным митингом.
– И операнги тоже, – согласился Василь Василич.
Он кивком указал на меня и объявил.
– А этот усатый будет за бригадира.
– А он, бригадир твой, что умеет? – спросили из толпы.
– Он многое чего умеет, где только не побывал и такого навидался, что только держись. И дружок его много чего умеет.
– А дружок-то где?
– А вон он, – дед кивнул в сторону ближайшего бревенчатого строения, – за углом прячется.
В следующее мгновение за потемневшими, собранными в замок, громадными, в два обхвата, бревнами послышались какие-то странные звуки – хрясть-хрясть, пип-пип, тир-лям, тир-лям, трям-трям.
Затем послышалось более осмысленное – дай-дай-дай-дай; по паре пива, по паре пива, потом по бабам, по бабам, по бабам. Ми-ни-а-тюр-ным, ми-ни-а-тюр-ным.
Наконец, послышалось что-то вроде хрюканья и со словами: «…в миниатюрных я знаю толк», – на площадь пятисотлетия Октября вышел двухметровый боевой робот. Чем-то он напоминал шахтерский отбойный молоток.
– Ну, дожили, – кто-то охнул в толпе. – Молотки начали по улицам разгуливать. Он чей?
– Мой, – откликнулся я.
Василь Василич поддержал меня.
– Его, голуби! Бригадира. Он его когда-то в Тахтамыгде сварганил. А нам в другую сторону надоть. На Меркурий, там вотчина Сашкина, и не Сашка он вовсе, а наследный принц Хамон-тута или попросту Тутанхамон. Но сначала к окрестностям Сатурна. Надо кое-что прояснить…
Глава 2
Объявили бессмертным.
Оживили.
В голове прозвучало: «…есть острая нужда в спасении человечества».
Я усомнился.
– А без меня никак?
«…без тебя, Мишаня, просто зарез. Весь род людской с надеждой смотрит на тебя».
– Там еще есть что спасать?
«…есть, есть. Человек расселился по всей Солнечной системе».
Это открытие повергло меня в шок. Как бы я не относился к призыву виртуальных голосов, наперебой зовущих за мысленный окоем, сама мысль, что там, за горизонтом событий, еще что-то существует, взбудоражила меня. С протяжными зевками проснулось любопытство, из тьмы вечного сна выглянул энтузиазм, с которым я распрощался на пороге смерти, когда вместе пришельцем-Облаком попал под ядерный удар.
А теперь пожалуйста – у моих потомков обнаружилось будущее.
Интересно, какое?
Меня, оживающего, ощутившего биение сердца, даже покоробило от такой глупости, ведь я человек и не мог не знать, что наше будущее беспредельно и нам нет преград ни в море, ни на суше.
Я с трудом унял бурю в душе и, конечно, не смог устоять перед искушением повыпендриваться.
– Прямо-таки все человечество?
Голоса засмущались: «…ну, не все человечество, а та часть, что выжила на Земле».
– А где еще, кроме Земли, люди выжили?
С тем же смущением: «…ну-у, не совсем выжили. Просто часть земного населения освоило Марс, кто-то высадился на Меркурии, кто-то обосновался вблизи Сатурна. В Поясе астероидов тоже нашлись ушлые ребята, – голоса вздохнули и признались. – Сейчас двадцать пятый век, Мишаня. Точнее, начало его».
Я даже сел в гробу.
Гроб у меня был расширенный, со всякими магическими удобствами, чтобы комфортно чувствовать себя в вечности, а тут на тебе – Марс, Меркурий, Сатурн!
– Ушлые ребята, – уточнил я, – это кто? Бандюки, что ли? Сколько времени прошло, а что изменилось? Где, спрашиваю, согласие между людьми? Где гармония между народами?
Голоса откликнулись.
«…нет согласия! И гармонии тоже нет».
– Нет, ребята! – я решительно отказался. – Я из двадцать первого века. В открытом космосе ни разу не был. И уговора такого не было. В земных условиях я еще мог бы поддержать святую силу – проверил бы сохранность сакральных раритетов, провел бы инвентаризацию доисторических артефактов, подсчитал бы количество нераскрытых исторических тайн, а в космосе, да еще на Марсе или Сатурне, – увольте! Тем более эта адская печь – Меркурий!.. Пусть этим Василь Василич занимается. Кстати, как наш бессмертный? Еще жив? Бродит по земле?
Собеседники вздохнули:
«…бродит. Замаялся, старик, на волю просится. О смерти мечтает».
…вот еще одна приманка. Мало того, что человеческая история с трудом добрела до двадцать пятого века от Рождества Христова, мой дружище и наставник Василь Василич все еще землю топчет. Если принять во внимание, что когда-то, прóклятый Христом, центурион Антоний Лонгин служил в Шестом Железном легионе, а потом бессчетно менял личины – то Вечный жид, то Густав Крайзе, то дон Хуан, то главный лешак, призванный оберегать чудесные артефакты Земли, – до сих жив и мечтает о смерти, как тут устоишь?!
Однако просто так я сдаваться не собирался.
…отдыхал я в своей усыпальнице, погружался в былое и думы, а тут на тебе – вставай, собирайся, спеши на работу! Опять пересчитывай все, что можно пересчитать, спасай, что можно спасти – наскальные рисунки, пещерные схроны и стоянки, магические камни и заповедные уголки, таинственные символы, полузабытые легенды, загадочные рукописи…
Опять придется перебрать в коллективной памяти человеческого рода древние мифы, народные баллады, сказки, чудесные родословные. Одним словом, поискать ответ, что с нами было, что будет и где отыскать заветный остров, а на нем магический ключ к будущему.
Трудность в том, что этот ключ охраняет многоглавый дракон, скроенный из мелочных страстей, неподъемных для двуногих антропов, – гордыни, зависти, трусости, гневливости, безумной уверенности кучки людей, что только они обладают истиной; кто видит в неверующих врагов; кто пренебрегает подлинной картиной мира и разглядывает его через призму собственных измышлений о том, что хорошо и что плохо.
– Ну, а вы?
«… мы что! Мы пообещали. Если получится, наградой этому ходячему раритету, начальнику и смотрителю будет долгожданная и надежная смерть. В памяти людской ты, Мишаня, тоже навечно запечатлишься, мы уж постараемся».
После паузы.
«…мы ему и так и этак, а он в бутылку – что же, мне одному за всех хранителей лямку тянуть? Уже третье тысячелетие кончается, а вы на старике все воду возите. Где Змей Огненный волк, он же Серый волк? Где Каллиопа и муж ее, храбрый богатырь Георгий-меченосец? У них и детишки есть, то есть были. Их завербуйте».
Мы отвечаем: «…все заняты. У них дел по горло».
Дед уперся: «…без Мишустика не пойду!»
«Так что уважь деда».
Я съязвил.
– Как мне его уважить!? Я уже забыл, где какой артефакт спрятан, какое заклятье надо произнести, чтобы оживить его; какой гимн надо спеть, чтобы одухотворить прошлое. Я даже забыл, где волшебная живительная сила скапливается. И вообще, не могу я сразу целый кусок истории длиной в четыре века вот так взять и осилить.
«…мы тебе поможем. Все сделаем! Не сомневайся!»
Ага, не сомневайся! Как до конкретики дошло, у них того нет, этого. Я, например, поинтересовался: как теперь сказка воплощается в жизнь?
Наипростейший вопрос!..
Какие анекдоты нынче рассказывают? Как соотносятся они с космической моралью, или людишки все еще поклоняются незамысловатым допотопным истинам – «чтобы возвысился один, другой пасть должен», «победителей не судят», «чемпиону достается все», «мы – самые исключительные», «кто, кроме нас, способен сказку сделать былью».
Голоса наперебой начали доказывать, что «…Олимпийские игры до сих пор проводятся», «…люди в общем и целом женятся на особях противоположного пола», «…музыку до сих пор слушают, Бетховена там, Чайковского…»
А как коснулось дела, в мозгах по-прежнему полным-полно тараканов – вóйны, склоки, насилие. Та же привычная отмазка – ничего личного, только бизнес. Одним словом, у сильного всегда бессильный виноват, история тому примеров много знает.
…они говорили и уговаривали. Приводили ужасающие примеры человеческой гордыни и жестокости. Пообещали снабдить меня боевой оболочкой, в которой я появился в Нангакане.
– Моим боевым роботом, хотите сказать? – усомнился я.
Они в один голос затараторили – «твоим, твоим! Родным, сверхпрочным!..»
– Тогда и официальными отчетами, что и как случилось на Земле за эти четыреста лет.
«Обязательно!»
По мере знакомства с историческими материалами у меня невольно, исподволь всплыл вопрос – по какой причине галактические хранители так отчаянно запаниковали, что не нашли иного выхода, как спешно разбудить прежнего, давным-давно ушедшего в небытие хранителя? И главное, почему я понадобился им именно в XXIV столетии – ответа не получил.
* * *
Когда выбрался на свет Божий – уже в боевой оболочке, с кипой флешек в рюкзаке, – первым делом оглядел планетную твердь, на одной из сопок которой меня предали земле.
Передо мной открылся прежний дивный мир.
…сверху до ближайшего хребта, окружавшего гробницу с севера и запада, голубело небо. Очертания покрытых сизой дымкой далеких покатых вершин на востоке скрадывала гигантская грозовая туча. В той стороне, в одном из распадков, я отчетливо разглядел три раскинувшиеся одна над другой радуги – все полноцветные, насыщенные праздничными оттенками. Вблизи живописной сопки, в которой меня похоронили, звонко перекатывались струи горной речки.
Я знал это место. Оно располагалось в Восточной Якутии, где на Земле которое тысячелетие хранился самый чистый воздух. Даль здесь просматривалась на сотню километров. Сейчас, правда, до сотни было далеко – густая вечерняя дымка скрадывала расстояния.
Где-то здесь проложила свой путь к Индгир-реке быстроводная Брюнгаде.
Я присел на камень, вспомнил былое. В ту пору магические объекты, сохранившиеся на Земле, были у нас под присмотром. Между собой, в сонме, мы называли отданные нам в ведение сакральные предметы артефактами. Это множество казалось необъятным, бессчетным. Оно соединяло нас, прямоходящих антропов, называющих себя людьми, в целостное сообщество или, по-научному, в планетарный симфониан, то есть мировую неразрывную сеть, в которой происходило то, что мы именуем буднями или сегодняшним днем.
…называли нас в ту пору «Wächterами». Случалось, окликали «хранителями», «кураторами», «киперами», а то и уотчдогами (watchdogs).
Как сейчас – не знаю.
* * *
Деда я разглядел издали. Он, опираясь на посох, с трудом взбирался на сопку.
Когда подошел ближе, поздоровался…
Отдышавшись, укорил.
– Чего расселся? Вставай. Теперь не до хиханек и хаханек. Сейчас не время отрицать очевидное! Теперь не время щелкать пером. Настало время глыбин человеческого духа.
Он присел на камень и по праву бóльшего количества лет укорил меня.
– Пойми ты, голова садовая, ответственная миссия выпала на нашу долю. Радуйся! Давай сначала все разложим по полочкам, иначе мы никуда не придем. Слушай, товарищ беллетрист, я тут захватил с собой бутылку вина. Давай за удачу.
– Ты же, насколько я помню, завязал. Сам заявил, возраст – это вам не хухры-мухры.
– Воистину от стаканчика не ослабею. Вино – оно даже полезно. Оно нам нужно для здоровья. А здоровье нам нужно, чтобы пить водку.
С этой неоспоримой истиной мы подняли стаканы за встречу.
* * *
Когда спустились с сопки и двинулись долиной по течению Брюнгаде, Василь Василич поинтересовался:
– Теперь наша задача отделить зерна от плевел. Тебя на какую приманку подловили?
– На Ленку.
– Что пообещали?
– Устроить встречу.
– А с детьми?
– Тоже.
– Соскучился?
– А то!
– Вот и я соскучился. Хватит, говорю, сражаться за общечеловеческие интересы, пора и на покой. Они мне – в последний раз! – он сделал паузу и вдруг ни с того ни с сего брякнул: – Воистину, те еще хитрецы!
– Кто?
– Эти… из будущего. Вот ты и пощелкай пером. Напиши, как каждый раз ловят нас на один и тот же соблазн. Так и назови произведение – «Любовь и смерть».
В тот момент мы переправлялись через ручей, впадающий в Брюнгаде. Я первым перебрался по стволу, подал деду руку.
– Нет. Это вещи несопоставимые. За любовь бороться надо, а смерть нам как данность. Р-раз – и готово.
– То-то тебя с помощью «раз и готово» в чувство привели. Нет, Мишустик, любовь и смерть в обнимку ходят. Как бы ты хотел роман назвать?
– Думаю «В награду – смерть».
– Это радует.
* * *
Дорога до Нангакана, где нас ждал Сашка, принц меркурианский, выдалась трудная и долгая.
Сначала пришлось одолеть хребет Сунтар-Хаята, потом по выжженной пустоши добраться до Оймякона, разрушенного прямым попаданием тактической ядерной бомбы, сброшенной на этот «полюс холода» во время последней космической войны. За эти несколько дней дед рассказал, до какого апокалипсиса довели когда-то гордых и самоуверенных прямоходящих áнтропов «сильные того мира».
– …землю раздолбали так, что только местами сохранились очаги цивилизации. Земляне с трудом, но оправились, особенно в Сибири. Здесь нашли силы восстановить осколки прежнего уклада, пусть ущербного, на грани выживания, но человеческого. Я бы сказал – традиционного.
В Африке, в Южной Америке, на севере Канады тоже есть избежавшие заражения участки поверхности планеты. Где обширные, где мелкие. Там еще можно встретить прекрасный прежний мир.
Дед поделился.
– …в Сибири добывают ископаемые, строят планы восстановления транспортной монорельсовой дороги, запланировали возродить воздушное сообщение.
Он скептически отнесся к этим радужным планам.
– А если марсиане еще раз долбанут? То-то и оно!..
Василь Василич вздохнул.
– Одна надежда на веру. Вера – она… того. Без веры никуда. Только вера способна довести до добра. Например, после двух ядерных войн за «согласие» кое-где начали делать попытки освоить слабо загаженные ослабевшей радиацией и военными штаммами зоны. Оттуда такие чудовища выползали, что любо-дорого. Хорошо, что их век недолог – сотворят какую-нибудь пакость: ребенка малолетнего украдут, дéвицу-красавицу в лягушку превратят, поселение какое-нибудь в беспробудный сон погрузят – только их и видели.
Дед возмутился.
– Что им в радиационных зонах не живется! Казалось, отдыхай после набега, питайся излучением, сгустками СВЧ, однако стоило только появиться какому-нибудь удальцу, они сразу лапки вверх и сами себя в небытие отправляют.
И что ты думаешь, начали им святые из местных вправлять мозги. Живите по совести, ищите согласие, вы же люди! Чудища в ответ: какие мы люди! Монстры мы недобитые. Им святые толкуют: давайте духов и шаманов, преподобных и благоверных мучеников пригласим. Имамов и бодхисатв разных, духов-покровителей… Они врать не будут, правду скажут – держитесь согласия, тогда всем легче будет.
