Kitabı oxu: «Око волка», səhifə 3

Это все Она. Толстая, круглая, как блин, пышет своим светом, не давая покоя волкам во всем мире. Эд был уверен, что в холодных глухоманях, в самый канун полнолуния воют и мечутся дикие звери. Единственный выход избежать этого ужаса – научиться трансформироваться самому, контролировать процесс, приучая себя к серебру, сдерживаться всеми силами во время Луны. И тогда это становится настоящим проклятием. Тогда волчье нутро, не сдерживаемое фазами, начинает рваться наружу, ведь маленький звереныш в клетке понял, что он может трансформироваться в любое время. Двадцать четыре часа в сутки, триста шестьдесят пять дней в году и всю вечность, что волк живет на земле внутренний ужас готов. Он ждет. Он затаился…

Эд посмотрел на часы, что висели над дверью, – половина первого ночи. Он осторожно переложил голову женщины на подушку, сел, стал искать взглядом трусы. Куда-то далеко он их выкинул. Даша поежилась, вздохнула и открыла глаза.

– Тебе пора?

– Да, через полчаса придет мой наставник, – он достал трусы из-за комода, надел их.

– Это тот старый и сильный волк? Его весь ковен почувствовал, когда вы прилетели. Очень соблазнительный мужчина.

– Да, Джон такой. Старый и соблазнительный.

Даша провела пальцами по его спине, старым размашистым шрамам.

– Жаль что уходишь, ты хорош. Я бы не отказалась еще.

– Я бы тоже, – Эд улыбнулся. – И все же, кто ты, и почему мы переспали?

Женщина рассмеялась.

– Это же часть ритуала, глупыш, я тебе говорила. А я ведьма по имени Даша, вот и все.

– Да, но зачем все это?

– И это я тоже говорила. Подожди, я сейчас.

Ведьма вскочила и нагишом убежала в другую комнату, чем-то погремела и вернулась. В руках она держала тарелочку и несколько прутиков, один из которых тут же зажгла.

– На, возьми.

– Что это? – Эд вдохнул дым. От веточки исходил очень густой запах, но совершенно непонятный. Он был приятный, терпкий и гладкий, будоражил и успокаивал.

– Это лучины, – Даша села рядом с волком, на ее плечи и бархатную спину упал свет Луны. – Раньше их жгли, чтобы отпугнуть злых духов. Но эти лучины особенные. Очень давно существовало дерево, такое большое и могучее, что доставало до неба и давало свою тень всему уставшему от солнца, свой сок всему страдающего от жажды и свои плоды всему голодному. Его могущество привлекло одного коварного бога, что ходил раньше по земле, словно человек. И вот бог решил украсть немного силы дерева, потому он перекинул веревку через один из его сучьев и повесился на нем. Так висел он семь дней и шесть ночей, а к закату седьмого дня ожил с новыми силами. Бог слез с дерева и, преисполненный радости и могущества, ушел по своим делам. Дерево было старше бога, потому требовало к себе уважения. Если бы бог спросил разрешения получить немного силы и поблагодарил потом, то дерево осталось довольно. Но бог не обратил на этого внимания, чем обидел могучее растение. Потому дерево решило, что не достойны обитатели земли больше его благословения и ушло из мира. Но перед уходом бросило несколько побегов. И побеги размножились по всей земле. Так говорит легенда. Эти лучины сделаны из веток потомков тех побегов. Они не имеют имени, не имеют запаха, не имеют своего вида. Они всегда выглядят как обычные деревья, но чрезвычайно могущественны. Их нельзя срубить, нельзя выкорчевать или сжечь, и они требуют к себе уважения. Я, с разрешения одного такого дерева, как-то раз собрала опавшие веточки и сделала из них лучины. Жги их перед сном и вдыхай аромат, тогда кошмары не побеспокоят тебя.

– Спасибо, – Эд покрутил лучины в руке.

Даша легла у него за спиной.

– Ты расстроен?

– Мне не хочется уходить.

Ведьма взяла со столика, что стоял у кровати, смартфон, щелкнула Эда на камеру.

– Зачем это?

– Так я запомню тебя, – Даша перекатилась на спину, смотря на фотографию. – Тем более, так я докажу подругам, что переспала с настоящим волком.

– А я запомню тебя?

– Конечно, – женщина дотронулась пальцами до его лица, провела по скуле, погладила по колючей щетине. – Ты не американец, верно?

– Француз. Плохо выговариваю звук «р».

– Плохо, – улыбнулась Даша.

В свете луны она была так красива. Эд нагнулся, поцеловал ее, после чего встал и направился к балкону.

– Мы ведь больше не увидимся? – Спросил он перед выходом. Ведьма покачала головой. Улыбка не сходила с ее лица, но это была грустная улыбка. – Прощай, ведьма Даша.

– Прощай, глупыш, – пробормотала она колышущимся занавескам.

Эд вернулся в свой номер, оделся и вышел в коридор. Когда он закрывал дверь, что-то словно ударило в грудь, в сердце. Он вдруг понял, что последний час был лучшим за всю жизнь. Он старый, преисполненный ненависти ко всему и жалости к себе, и он новый, смертельно опасный, вечно напряженный, этой ночью отказывается от, возможно, единственного счастья, которое ему положено. Стоит закрыть дверь, и Даша уйдет в область воспоминаний, вечно упущенного. А может, и нет подобной судьбы и счастья для волков. Джон пытался когда-то – это его почти сломало, и сейчас он балансирует на грани. Эдвард закрыл дверь, постоял у нее и пошел по коридору к лифту.

У парадного входа уже стоял Джон, курил, прислонившись к потрепанному седану неопределенной марки. От него пахло дорогим коньяком, сигаретами, женскими духами и кошачьей шерстью. Когда Эд подошел ближе, наставник принюхался.

– Ты был с женщиной? – Джон слишком старый и опытный, чтобы не уловить запах Даши. Эд кивнул. Наставник похлопал стажера по плечу. – Не бери в голову. Ты ее больше не увидишь.

Джон слишком старый и опытный, чтобы не понимать Эда.

Учитель остановил машину где-то в пригороде, недалеко от темной, мрачной аллеи. Свет молодой Луны почти не проникал сквозь кроны деревьев, что нависли над пешеходными дорожками, и приземистые фонари горели ровным мягким светом. Стояла такая тишь, что звуки от хлопнувших дверей пронеслись эхом по всей аллее. Эд уловил, как ветви деревьев чуть зашевелились, будто почувствовали чужаков. Джон закурил, пустил вверх дым.

– Чуешь его? – Спросил он, уставившись в темноту.

– Слабо, но да.

– Запах еще не весь вышел, долго здесь возился.

Детективы прошли вглубь аллеи, по тропам, что тянулись среди кустов акации. Волчий запах становился сильнее, и все гуще он смешивался с ароматом крови. Как ни странно, а волк напал на человека на освещенной бетонной тропе, что вела к многоэтажным домам. Свет окон многоэтажек пробивался сквозь листву ярче света Луны.

Джон прошелся по тропе туда, обратно, сошел с нее в кусты.

– Дорожку плохо чистили, – громко сказал Эд, уставившись на засохшие пятна крови.

Он присел у них, провел пальцами, понюхал.

– Что думаешь? – спросил из кустов Джон. Он ломал какие-то ветки, во всю шумел, ища улики.

– Волк абсолютно дикий, – ответил Эд. – Чую его горячку. Он весь на эмоциях и… он молод.

– Точно! – раздался голос Джона чуть поодаль. – Он молодой, месяцев пять, не больше!

– Тогда есть еще трупы, но не в Москве, а значит…

– Он приезжий, – закончил Джон, выходя из кустов. В пальцах он мял серый комочек. – Его пух. Под линькой, совсем молодой.

И тут Эд заметил, что Джон улыбается, смотря на комочек шерсти.

– Знаешь, что это значит, Эд?

– Его можно воспитать.

– Точно! Я думал, что эта тварь приехала из Сибири, и что уже стара для обучения. Но этот волк, Эд, его можно научить жить. Это становится интересно, – Джон поднес шерсть к носу и втянул запах. – На, запомни, – протянул он Эду.

Ученик тоже внюхался в кислый, густой запах шерсти.

– Что дальше? Будем трясти вампиров?

– Конечно. В этом городе обязательно найдется гнездо, а в гнезде и темные личности.

Джон похлопал Эда по плечу, и они пошли назад к машине.

Охота изнуряет, высушивает. Входя в Охоту сильным добытчиком, выходишь из нее дряхлым старцем, пусть не внешне, но внутренне. Все время в напряжении, все время в ожидании рывка. И продолжаться это может не неделями, но годами, десятилетиями. У тех, кто за гранью мифов, вечность впереди, и десять лет для чудовища, и уж тем более для живого мифа – не срок. Но время, проведенное в засадах, тенях больших городов и диких лесов, растягивается в разы, и десять лет кажутся сотней. Москва – большой город, в котором не прячутся вампиры. Их можно было встретить в любом баре, кафе, клубе, но найти нужного, того, кто что-то знает, – сложно. Эд и Джон пять дней подряд слонялись по клубам, ища кровососа старше хотя бы тридцати лет, но все попадался молодняк. Спокойный, вежливый и порядочный молодняк. Никто не бегал от волков, никто не пытался остаться незамеченным. Охотников встречали с улыбками на лицах, предлагали выпить, показывали документы и разрешения на умеренное потребление крови. Видя подобные документы, Эд начинал вскипать от ярости, но не подавал виду. Вот же разные миры по двум берегам Днепра…

После каждой ночи Эд перекусывал наспех и ложился в кровать, но не мог уснуть, если не зажигал лучины Даши. Поначалу он задремывал, но тут же просыпался – ему виделись клыки, когти, жаркая кровь, струящаяся по шкуре, ощеренные морды волков. Но вот он один раз зажег лучину, второй, и уходил в сладкий крепкий сон до вечера. И каждый раз ему снилась Даша, как она вылезает из футболки, которая на несколько размеров велика; как она гнется кошкой во время любовного экстаза; как она гладит его щеку. В последний миг сна Эд улавливал ее аромат где-то рядом и просыпался. Несколько раз моргал, смутно понимая, что сонное наваждение ушло, растворилось, и тогда просыпался совсем. Он жег лучину, чтобы видеть ее каждую ночь.

Пошел шестой день охоты. Оба волка вошли в клуб, набитый народом так, что отдельные кружки людей стояли у самого входа, пили здесь и танцевали. В синем зареве, в розовых лучах, среди вони духов, одеколонов, пота, спирта и сигарет Эд уловил тоненькую нить запаха. Джон с шумом втянул воздух. Вот он, вампир, который им нужен. Тридцатигодка. К тридцати годам после оживления, sanguinem fervere уже превращаются в машины для убийства, будто включают все свои способности разом. В них просыпается «буйство крови», и желание становится сильнее. Тридцатигодки сильны, быстры, свирепы в бою. Большинство sanguinem fervere справлялись со своей жаждой, питаясь кровь зверей. Но некоторым не удается обойти «буйство», и горе тому клану, что приютит подобного ублюдка. Эд прекрасно знал запах тридцатигодок, и он понимал опасность такой твари в толпе.

– Он у бара, – сказал Эд. Шум клуба заглушил его слова, но Джон услышал.

– Она, – поправил наставник.

Джон достал сигарету и закурил. Тут Эд заметил, что на правом запястье у его учителя повязана узкая алая лента.

– Что это? – Показал он на ленту.

Джон затянулся и посмотрел на запястье.

– Подарок старых друзей, – Он подергал ленту. – Она то появляется, то исчезает. Такое напоминание о прошлом.

– А почему не снимешь ее?

Джон снова затянулся.

– Сделай так, чтобы тебя не заметили.

Эд кивнул и ушел в толпу, растворился в ней. Запахи людей перебьют вонь волка, и вампирша не учует его. Наверное. Эд просачивался между танцующими, шел на запах. Да, она у бара. Длинные ноги и очень коротенькое платьице – завлекает. Эд улыбнулся, наблюдая за ней. О да, он вошел в тот возраст, когда спокойно справится с любым тридцатигодкой, задавит весом и грубой силой. Что ему какая-то девица в платье. Вампирша начала оглядываться, и Эд поймал ее взгляд. Глаза тридцатигодки сверкнули, она отвернулась, уставилась на Джона, что уже стоял возле нее с полным стаканом. Он сказал ей что-то, она ему ответила. Джон наклонился к ушку вампирши, начал шептать. Лицо мертвой девушки менялась – со смазливой мордашки на звериный оскал, и наоборот. Джон положил руку к ней на талию и пододвинул к себе. Тут тридцатигодка оттолкнула его и крикнула:

– Это ты в своем Управлении проверяй, сволочь! А я жаловаться буду! – и попыталась уйти.

Но Джон схватил ее за руку, и с силой рванул назад, ударив о стойку – кротко хрустнули ребра. Наставник заломил руку вампирши, а голову прижал к стойке, что-то зашептал на ухо. Все это произошло так быстро, что Эд не сразу отреагировал. Опомнившись, он стал пробираться сквозь толпу, доставая из кармана куртки фальшивое удостоверение офицера ФСБ. Чтобы быстро уйти его хватит.

– Все в порядке, ведется расследование! – крикнул Эд, пробившись к Джону. – Мы скоро уйдем, – он показал удостоверение подошедшим охранникам.

Джон все еще шептал вампирше на ухо, все сильнее стискивая руку. Та скрежетала зубами, но не пыталась вырваться. Эд тронул наставника за плечо, и тот чуть повернулся. На свету блеснули волчьи клыки, и желтый глаз глянул на ученика.

– Джон, люди смотрят, – зашептал Эд наставнику. – Не здесь, только не здесь. Слишком много людей. Отпусти ее, я займусь. Только найди место, и я все дерьмо из нее вышибу. Только вопросы задашь. Но не здесь. Отпусти ее.

Джон рыкнул, легонько ударил девку головой о стойку и отпустил. Эд сразу взял ту за волосы и потащил к выходу, а за ним пошел и Джон. Хорошо, что вход в клуб был со стороны обычно безлюдного переулка. Толпа у входа расступилась перед охотниками и смотрела им в след, пока те не исчезли в ночи.

Найдя небольшой темный тупичок, Джон остановился, закурил. Волна гнева внутри него так же быстро растворилась, как и нахлынула. Теперь он стоял как всегда спокойно, с достоинством выпрямив спину и как всегда засунув правую руку в карман.

Волоча кровососку, Эд несколько раз двинул ей в зубы, потом бросил девицу на живот и прижал коленом.

– Ну, подруга, скажи-ка, – Джон сел рядом с ней на корточки, – где нам найти кого-нибудь постарше тебя лет на сто.

– Пошел ты, сука легавая, – зашипела вампирша, стараясь увернуться от колена Эда.

Видимо, Джон хотел ей еще что-то сказать, но только пустил дым в лицо. Поднялся.

– Она твоя, – бросил он ученику и отошел.

Эд взял вампиршу за правую руку.

– Ответь на вопрос и тебе ничего не будет.

– Ладно, – ухмыльнулась та. – Пошел ты, сука легавая.

Эд резким ударом выбил сустав в локте. Вампирша завизжала, но волк зажал ей рот.

– Ты что, правда думала, что мне не хватит сил тебя избить? – шепнул он. – Расскажи, где прячутся старшие.

– Отвали от меня, – захныкала она. – Я не знаю…

Эд еще раз ударил и вышиб плечо.

– Где прячутся старшие? – зарычал он.

– Я не знаю! – взвизгнула она.

Эд стиснул запястье, ломая кости.

– Где прячутся старшие?!

– Я не знаю! Не знаю я! Господи, да не знаю! Пожалуйста, отпустите меня, я все равно не знаю никого старше меня, пожалуйста!

Эд отпустил руку, вытащил из кармана небольшой стальной брусок и зажал его в кулаке.

– Думаешь, мы не знаем, как у вас все устроено? Тебе за тридцать, а значит, кто-то из старших с тобой связался, чтобы предупредить о «буйстве». Так что, мразь, или отвечай на вопрос, или я тебе буду зубы выбивать, – он перевернул девицу на спину, левой рукой держа за горло, а правой сжимая в кулаке брусок.

– Да не знаю я, честно говорю… – заскулила вампирша.

Эд со всей своей волчьей силой врезал ей по левым клыкам. Несколько зубов полетели на асфальт, брызнула густая бурая кровь.

– Говори, тварь.

– Я не…

Еще один удар и на асфальт полетели новые зубы.

– Я тебе их все вышибу!

– Я…

Эд треснул третий раз.

– Ну, гниль, – он стиснул ее горло.

– Знаю, знаю… – просипела тридцатигодка. Эд чуть отпустил левую руку. – Знаю одного старого. Не могу сказать из какого он рода…

Джон, стоявший чуть в стороне, склонился над ней.

– Ты уверена, что он другого рода?

– Да… да уверена… Он очень старый.

– Где укрывается?

– Отель «Тысяча девятьсот семнадцатый». Там какой-то клуб. «Спирит-санта» что ли, не помню. Все, больше я ничего не знаю… Пожалуйста, отпустите меня… – лицо девушки все искривилось, не то от боли, не то от мнимого рыдания.

Джон встал.

– Бони, Барфи, – позвал он.

– Да?

За спиной Джона стоял Бони.

– Эту гадость заберите в управление и проверьте лицензию. Мне кажется, она нелегально охотилась.

Эд моргнул, а возле него уже стоял Барфи, держа тихонько ноющую вампиршу за здоровую руку. Он один движением поставил ее на ноги и, не отпуская, повел прочь из переулка.

– Бони, – снова позвал Джон. – Где находится отель «Тысяча девятьсот семнадцатый»?

Марид задумался. В редком свете Луны он выглядел словно мраморная статуя, какие стояли в античных храмах. Аж светился в темноте.

– Это пятизвездка на Кузнецком мосту. Один из самых дорогих в городе, – Бони прищурился. – Клуб, что вам нужен, называется «Et Spiritus Sancti». Очень популярный среди мертвецов Москвы. Его содержит старый и уважаемый мертвец, с которым, как я понимаю, вы захотите поговорить.

– А почему ты сразу все не рассказал? – Эд встал рядом с наставником.

– Это ваша работа, – не меняясь в лице, ответил марид. – Идти по следу, допрашивать мертвецов, усмирять всякую нечисть – для этого вас вызвали. Ради соблюдения равновесия мы не вмешиваемся непосредственно в расследование, – Бони засунул руку в карман и достал две пластиковые карточки. – Предъявите эти пропуска метрдотелю на входе, он проводит вас.

– А это не вмешательство в расследование? – Буркнул Эд. Джон только хмыкнул.

– Какая разница, получите вы эти карты от меня или от Попова? – Марид холодно глянул на ученика и повернулся, чтобы уйти.

– Эй, Бони, – окликнул его Джон. – Наколдуй ка мне пачку сигарет и бутылочку виски. Ты же джин, тебе не трудно.

– Я марид, – ответил тот, доставая из-за пазухи сигареты и небольшую плоскую бутылку. – Осталась неделя до полнолуния. Поторопитесь.

Бони пошел к выходу из тупичка и в какой-то момент пропал. Джон достал сигарету из новой пачки, закурил, потом прочитал название на бутылке.

– Ну и дрянь ты мне подсунул, марид, – проворчал он, засовывая бутылку в карман пиджака.

– Поедем сейчас в отель?

– Нет, днем, – Джон пустил струйку дыма в воздух. – Если пойдем ночью в это логово мертвецов, то шансов уйти в случае чего у нас не будет.

Эд посмотрел на лежавшие в лужице крови зубы вампиршы. Да, Джон прав. Отбиваться от вампиров в их клубе – это не дохлятину в резервации раскидывать, и если запахнет жареным, то на свет кровососы не выйдут. Но если запахнет жареным, то смогут ли они вообще выйти из клуба? Охотник поднял из лужицы один клык и положил его в карман, после чего побежал за наставником прочь из тупика. Потом этот клык он посадит на длинную нить, на которой уже болтались несколько сотен таких же.

II

Посередине улицы «Кузнецкий мост», напротив Московского дома художника, между темных витрин Книжной лавки писателей и винтажным монументом федеральной службы судебных приставов узко втесался фасад отеля. Весь он был какой-то граненый, многоугольный, наполненный мелкими деталями, но ни одна из них не запоминалась. Над входом, напротив «1896» Дома художника крупно золотилось на солнце «1917». Эд оглядел сначала фасад отеля, потом провел взглядом по переулку – он напоминал Флоренцию с ее флажками, уютными сквериками, беззаботно гуляющей публикой, передвижными закусочными. Однако здешний запах был чист и мягок, чего никогда бы не было в резкой и кислой Флоренции.

Мимо, цокая подкованными берцами по брусчатке, прошел наряд полиции. Помахивая дубинками, угрюмые офицеры задержали взгляды на детективах, и, перебросившись парой слов друг с другом, пошли дальше.

– Скоро они вернутся, чтобы спросить у нас документы, – сказал Джон, смотря полицейским в след. – Пойдем, нечего тут стоять.

Внутри отель оказался еще вычурней, чем с фасада. Листья золотого плюща, словно языки пламени, облизывали стены огромного зала, с потолка свисали хрустальные люстры, кругом зеркала, зеркала… Вдоль стен стояли замысловатые диваны, кресла, тахты, кофейные столики со стеклянными столешницами, пальмы в больших мраморных кадушках. Неизвестно откуда в приемном зале бил свет, настолько яркий, что поначалу Эд даже зажмурился. Он не исходил от люстр, а будто сиял сам зал.

И во всем этом великолепии не было ни души, кроме метрдотеля, ставшего за стойкой «ресепшена». Крепкий статный мужчина средних лет, облаченный в черный фрак с галстуком-бабочкой, что-то методично вбивал в компьютер и не обращал внимания на вошедших.

Джон закурил сигарету и подошел к метрдотелю.

– Красиво у вас тут, – сказал он, облокотившись на стойку.

– Восемнадцатый век, – ответил тот хорошо поставленным и приятным баритоном. – Мастер – Илья Божинский. Мебель специально по заказу царицы Елизаветы Петровны Романовой, красный дуб и индийский шелк. Отделка мастера Кирилла Богемного, инкрустация золотом, римским фарфором. У нас не курят, – все это метрдотель пропел на одном дыхании, даже не подняв головы.

– Думаю, нам можно, – ответил Эд, показав удостоверение ФСБ.

– Нет, нельзя, – метрдотель так и не оторвал взгляд от монитора.

– А если хорошо подумать? – Джон достал из внутреннего кармана карточку-пропуск, что выдал Бони.

Метрдотель поднял глаза, такие же черные, как и его фрак. Изучив карточку, перевел взгляд на Эда, проследил за его неловкими манипуляциями с удостоверением и такой же картой, а когда Эд показал, то долго ее читал.

– Очевидно, риск вам не мешает, – наконец сказал он, опуская глаза к монитору.

Черный длинный хвост со стрелкой на конце сначала змейкой поднялся к плечу метрдотеля, потом протянулся к шкафчику, что висел на стене. Оттуда хвост достал ключ и протянул его Джону.

– С момента, как вы войдете в клуб, отель «Тысяча девятьсот семнадцатый» не несет ответственность за безопасность ваших жизней. В клубе вы окажетесь одни, и даже Господь не услышит ваших молитв, – снова уставившись в монитор, метрдотель показал хвостом на роскошную боковую лестницу. – Поднимитесь на второй этаж и сразу в правый коридор.

Джон отстранился от стойки и пошел к лестнице. Эд же, перед тем, как пойти за учителем, задержался у метрдотеля. Мужчина стоял и молча печатал, уставившись в монитор, даже не моргая. Эд несколько раз щелкнул у его уха – никакой реакции. Провел рукой перед глазами – нет реакции. Вздохнув, он потряс мужчину за плечо. Метрдотель поднял на волка черный взгляд, и Эд отшатнулся, словно его ударила какая-то сила. Дыхание перехватило, в уши начал вгрызаться жуткий звон, а голова заболела, будто об нее разбили бутылку. Эд отступил и встряхнулся. Все тут же спало, а метрдотель будто не отвлекался от монитора.

Эд быстро зашагал к лестнице, нащупывая рукоять пистолета. На лестнице, покуривая, его ждал Джон.

– Ну что, проверил вменяемость этого парня? – спросил он.

– Да уж… – протянул Эд, оглядываясь назад.

Лестница изгибалась в середине, будто неправильно переламывалась, уходя влево углом. До второго этажа она была ровной и прямой, если не считать перелома, а ее мраморные ступени покрывал толстый алый ковер. Однако выше второго этажа она уходила какая-то кривая, и чем выше шла, тем сильнее гнулась, ломалась и перекручивалась. Эд посмотрел ввысь – лестница терялась в темноте.

– Оптическая иллюзия, – сказал Джон, встав рядом. – Лестница дальше третьего этажа не поднимается, а только сужается и упирается в потолок.

Он затушил сигарету о мраморный бортик и кинул окурок вниз, потом, ехидно улыбнувшись, пошел к дверям второго этажа. Коридор, который метрдотель назвал правым, уходил в обе стороны, терялся где-то вдали. Может быть, это тоже была оптическая иллюзия, но чертовски хорошо поставленная. Казалось, отделка отеля стала еще роскошнее, а зеркала висели через каждые два метра. Чем дальше детективы уходили, тем тоньше, чаще и четче вились узоры на стенах, и тем темнее становилось. Свет будто уходил из коридора: люстры светили, но не освещали.

В один момент, дверь впереди открылась, и из нее вышел мужчина, одетый в черный фрак. Он открыл дверь напротив той, из которой вышел и встал возле нее, загораживая коридор. Детективы встали в десятке шагов от открытой двери. Эд принюхался.

– Метрдотель из холла, – пробормотал он. – Как он так быстро поднялся?

Джон не ответил. Он двинулся к застывшему метрдотелю, заглянул в распахнутую дверь. Новый коридор плавно уходил куда-то влево, темнея все больше. Наставник посмотрел сначала на метрдотеля, потом на Эда, кивнул ученику, чтобы тот шел за ним.

Как только детективы вошли в новый коридор, дверь за ними с треском захлопнулась. Новый коридор стал ломать систему узоров на стенах, что были ранее. Теперь они то изгибались плавно, то ломались, и шли зигзагами. Зеркала кривились, мутнели, отражали неверные очертания. Дверь впереди опять распахнулась, и вышел все тот же метрдотель, открыл дверь напротив. Детективы вошли в нее, пошли по уходящему вправо коридору, еще больше ломающему систему предыдущего. И снова вышел метрдотель, открыв дверь.

– Что тут творится, Джон? – спросил Эд, нащупывая рукоять пистолета. Коридор, по которому они шли теперь, был похож на когда-то распрямленную, а потом вновь сжатую пружину. – Кто этот мужик во фраке?

– Это бес, – голос наставника прозвучал сдавленно и угрюмо. – Отголосок древней веры. Очень опасная тварь, намного опаснее вампиров, оборотней, колдунов и всех, с кем ты сталкивался раньше. Он сродни джинам, только другой природы.

– У него хвост, как у Володи из морга. Он тоже бес?

– Нет. Володя – чертик, маленький дьяволенок. Бесы внешне похожи, но они другие.

– И как с ними бороться?

– Никак, – Джон закурил сигарету. Коридор давно ушел в полумрак, и свет от настенных ламп тихо пульсировал. – Беса не ранишь, не сбежишь. Фактически его даже нет в нашем мире… Физическом Сущем, как эфирные называют наш мир. Бесы, как и джины, рождены фантазией, искренней верой людей в них.

– А мы? Мы ведь тоже фантазия, – Эд посмотрел в обе стороны коридора, пустого и хмурого.

– Нет, парень, мы – легенды. Чудовища типа нас появились задолго до веры людей.

– Я читал эту теорию, – кивнул Эд.

Джон остановился.

– Нет, это не теория. Так было на самом деле. В мире много сил, которые помнят начало всего – надо лишь уметь их слушать. Уверен, скоро мы навестим одного из подобных старцев.

– В каком смысле?

Джон хмыкнул и достал бутылку виски из внутреннего кармана.

– Как переводится sanguinem fervere?

– «Буйство крови».

– Верно. Самые слабые и глупые среди вампирских родов. А знаешь, кто такие malitia rskal?

– Древний род вампиров. Вроде как они появились еще раньше sanguinem fervere. Говорят, их давно истребили.

– Истребили… – повторил Джон и тоже огляделся. – Вот что: та клыкастая из клуба сказала, что к ней приходил старый вампир другого рода. Понимаешь, другого рода, не sanguinem fervere.

– Считаешь, это malitia rskal?

– Не знаю. Надеюсь, что нет, – Джон принюхался. – Здесь что-то затевается, ты чуешь?

– Да. Чудовища волнуются.

– Именно. Волнуются. Но есть что-то еще… – наставник постоял с минуту. – Ладно, идем.

Бес-метрдотель снова открыл дверь, только в этот раз коридор упирался в тупик – виднелось впереди небольшое окно, из которого лился ровный свет. Джон сразу вошел в коридор, но Эд замешкался. Он украдкой глянул на беса, а тот на него. И в это мгновение, что их взгляды встретились, видение истинной формы метрдотеля захлестнуло сознание Эда. Клыкастая безносая морда с огромными загнутыми рогами яростно взвизгнула, перед тем как исчезнуть. Всего мгновение, но Эд, здоровенный волк-оборотень, чуть не впал в панику перед смиренным на вид метрдотелем. Он высился недвижимым обелиском и его черный хвост яростно хлестал воздух. Эд поспешил за наставником в тупиковый коридор.

Джон уверенно прошел в конец коридора, к окну. Эд, проследовав за ним, выглянул на улицу.

– Луна, – пробормотал он. – Мы проходили тут весь день.

– Это не важно, – ответил Джон.

Он, не моргая, смотрел на ключ метрдотеля. Из простого и плоского он превратился массивный ключище с набалдашником в виде человеческой головы. Глаза головы были чуть приоткрыты, изо рта вываливался язык, а буйную шевелюру распарывали два рога. Эд перевел взгляд с ключа на дверь, перед которой стоял Джон. Она, тяжелая, стальная, вся побитая и изодранная, словно вторя ключу, была украшена орнаментами разных времен. Он видел здесь и древний Китай, и классическое Средневековье, и эпоху Возрождения, и снова античный Рим. Персонажи разных эпох сливались в одну картину непрерывной войны и смерти, и на каждом из множества лиц читались скорбь и отчаяние. Но самое странное было то, что Эд не заметил дверь, когда подошел к окну. Ее будто и не было.

– Господи, – прошептал он, блуждая по двери взглядом.

– Нет, парень, – просипел наставник. – Пока рано.

Он вставил ключ. Не повернул его, не тронул дверь, а лишь вставил. Раздался шипящий звук, как бывает, когда вырывается воздух. Однако дверь не выпускала, а всасывала воздух и, казалось, она сейчас захлопнется, так и не открывшись. Дверь сначала медленно, потом быстрее и легче растворилась, явив за собой темноту. Детективы встали напротив двери: Эд не решался пошевелиться; Джон о чем-то думал. Чутье Эда уловило запах… Нет, подобие запаха, легкая нить чего-то знакомого. Свежий морозец, какой бывает поздней осенью, щиплющий нос, колющий щеки – вот чем тянуло из темноты. Через какое-то время, от двери в темноте поползла тропинка, и вид ее снова взволновал Эда. Это был след от мертвого тела, который волокли куда-то вглубь, оставляя кругом брызги крови. Наставник подался вперед.

– Вот теперь Господи, – прорычал он.

– Это… – начал Эд, но осекся.

– Слепота. Один из пространственных парадоксов. Существующее несуществующее, – Джон встал на самом краю темноты. – Я ошибся, нам ничего не поможет. Переступив порог, назад сами уже не выйдем. Нас отпустит тот, кто сотворил ее… Или не отпустит.

Страх, мерзкий до боли в сердце, сковал Эда, лишил сил. Если даже Джон, могучий Джон МакКриди не уверен в своих силах, то надежды нет. Морозец из темноты стал доноситься сильнее, словно почувствовав смятение стажера. Он спрутом выползал из-за тяжелой фигуры наставника. Эд почти видел его щупальца, что обходят стороной Джона и тянутся к нему, к ученику, стажеру, который десять минут назад уверенно вышагивал по ковру странного отеля, а теперь трясся всеми поджилками, разве что не стучал клыками. Но Джон был не такой, о нет. Старые сказки, истории, на которых накрутили множество фантазий и небылиц о рыцаре, поборнике Бога, сейчас они виделись в нем. Его обычно сутулые плечи расправились, стать бывалого воина вновь проснулась. Вот почему спрут запаха из темноты огибал его, не решался подползти ближе.

Эд отступил на шаг, опустил взгляд. Уже не морозец поздней осенью, а зимний холод чуял он вокруг себя, ощущал, как немеют кончики пальцев, как дыхание сбивается от недостатка кислорода в воздухе. Грудная клетка будто уменьшилась, а сам он весь скрючился, упал на пол, съежился, угас. Холод, кромешный холод… Он везде, вгрызается в кожу ледяными зубами, не отпускает из своих мертвых лап.