Kitabı oxu: «Око волка», səhifə 5

– Я что-то не пойму, – пробормотал он. – Такое чувство, будто не прошло и пяти минут после того, как мы вошли. Это какая-то аномалия?

Джон глянул вслед удаляющемуся наряду полиции.

– Нет, Эд, не аномалия.

Парень помолчал, ожидая продолжения, но наставник задумчиво закурил новую сигарету, пустил дым вниз.

– Что происходит, Джон?

– Что происходит… – пробормотал наставник. Он рассеяно посмотрел на здание отеля. – Странные дела творятся, щенок. Я думал, что в России многое изменилось с моего последнего приезда, но чтобы настолько, – Джон тряхнул головой, замял сигарету. – Вампир, с которым мы говорили, этот… Катич, из рода куда древнее, чем можно представить. И вся эта Слепота оказалась его сознанием. Он очень старый. Наверное, лет семьсот.

– Он – sapientia dvreva, да? – Эд наморщился, словно вспоминая. – Древний полумифический род чистых кровей. Ты об этом? – Джон вопросительно посмотрел на ученика. – Я понял это, когда Катич решил поговорить с нами, а не убить на месте. Он другого рода, это видно, но если верить истории, malitia rskal кинулся бы на нас без вопросов. Значит, он – sapientia dvreva, из тех, кого нет уже сотни лет.

– Да, Эд, он – sapientia dvreva, – кивнул Джон и улыбнулся. – И нам сильно повезло, что он знает Его.

– Кого?

Джон двинулся вниз по улице.

– Он – это очень сильный черный маг, о котором на Западе уже лет пятьсот ничего не слышали. Лично я не знаком с Ним, но много слышал о влиянии. И вот Он всплывает в Москве, как возможный источник.

– А как ты понял, что Катич говорит о… Нем?

– Да рожу он скривил уж очень похожую.

Через пятнадцать минут охотники дошли до перекрестка Кузнецкого моста с Неглинной, там Джон остановился.

– Времени нет ехать в Киров, – пробормотал он, – нужны мариды. Пошли, обойдем эти дома.

Детективы чуть спустились по Неглинной, свернули на Пушечную. В скольких великих городах мира был Эдвард, и ни на один из них не была похожа Москва. Казалось, она впитала все известные лики и особенности своих нашумевших братьев. Невысокие стройные дома, не поднимающиеся выше пятого этажа; узенькие улочки в две проездные полосы и широкие прогулочные аллеи; скромный, но важный и гордый винтаж в облицовке зданий – все это характерно для городов Италии, Испании, Франции. Но столь нелогичная гигантомания Москвы-Сити, где они с Джоном были несколько дней назад, ища очередную вампирскую клоаку, отдавала Манхеттеном. Огромные, холодные, навивающие мысли о собственной ничтожности, бизнес-центры Москвы-Сити наглядно отражали мечту Нью-Йорка, каким он должен быть. Все это давно знакомое и виденное там, на Западе, в Москве приобретало образ кривого зеркала – убирающего лишнее.

Джон встал у одного из арочных проходов, ведших куда-то вглубь: он остановил ученика жестом, не то тот в своей задумчивости пролетел бы мимо. Двор, куда прошли охотники, представлял собой площадку, наглухо замурованную квадратным домом, с несколькими подъездами, мусорным баком, остатками небольшого палисадника. Три машины стояли под окнами квадратного дома. И ни души вокруг.

– Барфи, Бони…

– Что, дорогой? – откликнулся Бони, встав рядом с Джоном.

– Нам надо в Киров.

– А самолет? – оскалился Барфи, нависший у плеча Эда.

– Твою мать!.. – шарахнулся молодой волк.

– Не привык еще? – улыбнулся марид.

– Так, хватит, – Джон рубанул рукой по воздуху, – нам надо в Киров и срочно.

Мариды помолчали.

– А вы знаете, кто живет в Кирове? – спросил Бони.

– Мы к нему и идем.

Белые переглянулись.

– Киров для нас закрыт, потому останетесь там одни.

– Нам не впервой, – пробурчал Эд.

– Помолчи, – отозвался Джон и отвернулся к маридам, – я понимаю, что там может произойти, но пути назад уже нет. Думаю, Он нас ждет.

– Да, Он вас ждет.

Бони подошел к ближайшей двери подъезда, закрыл ее и снова открыл. Перед глазами Эда разверзлась тьма. Только что за дверью была видна укрытая полумраком лестничная клетка, белевший где-то в глубине щит для объявлений, и вдруг ничего этого нет. Непроницаемая, словно черная марля, поглощающая свет.

– Это что за?.. – протянул Эд.

– Все вопросы потом. Джон, входи, – Бони кивнул на тьму.

Наставник уверенно пошел к двери, но чуть замешкался перед самой темнотой, и вдруг пропал в ней, провалился, во мрак. За ним вошел и Бони, закрыв дверь, но Барфи тут же открыл снова. Эд же не двинулся с места.

– Смелей, парень, там ничего нет, – попытался его успокоить марид.

Но молодой волк стоял с каким-то ошалевшим видом, пялился на темноту. Тогда Барфи в один момент оказался возле него, с какой-то чудовищной силой взял за плечи и рывком швырнул того в проем. Эд даже заметить ничего не успел, как тьма сменилась абсолютным светом. Он вроде споткнулся о порожек подъездной двери и вот уже стоял посреди… ничего. Лишь белый свет кругом и пустота. Эд огляделся – ничего. Ни черного проема, в который его швырнул Барфи, ни самого марида. Ни пола, ни потолка. Эд стоял на чем-то твердом, дышал удивительно чистым воздухом, но при этом понимал, что ничего нет.

Перед глазами мелькнул силуэт, да так резко, что Эд дернулся. Только он решил оглянуться, как силуэт снова мелькнул, и что-то почудилось недалеко. Эд отскочил и зарычал. В этой пустоте что-то было! И снова мелькнуло. Но на этот раз погрезилось Эду, что он в лесу. Мгновение, и снова лес. Такой старый, затхлый, сырой и до боли знакомый. И так же до боли знакомый силуэт перед ним. Опять – лес, и Эд бежит, спотыкаясь о корни вековых дубов, перепрыгивает через кусты орешника, скользит по зарослям лопуха. Он зарычал и обхватил голову руками. Нет-нет-нет, он помнил тот лес, помнил, что там произошло. Он бежит от неизвестного, обезумев от страха, несется сквозь чащу, слыша за собой утробное рычание. Нет-нет, только не снова! Не видеть этого! Эд перемахнул через очередной куст и тут же столкнулся с кем-то. В ту же секунду он понял, что это его сестра Николь. Девушка хватается за руку брата и что-то кричит. Но рык становится настолько явным, что Эд от страха вырывает руку и бежит дальше. Истошный вопль Николь застывает у него в голове, словно желе, когда Эд заставляет себя отвлечься от воспоминаний.

И тут все схлынуло так же неожиданно, как и навалились. Голову пронзила мгновенная боль, и Эд будто прозрел. Так легко и чисто стало ему на душе.

– Зря ты их отогнал, – Барфи положил руку на плечо охотнику, но Эд даже не подумал отшатнуться.

– Что это было?

– Твое прошлое, парень.

– Такое живое, словно я опять там…

Барфи улыбнулся и огляделся.

– Так и было, Эд. Ты снова там был, пусть и в короткий момент, – Барфи посмотрел куда-то поверх Эда. – Если бы ты пропустил его через себя заново, не стал ему противиться, то было бы легче.

– А где мы вообще? И что со мной было?

– Это, – марид развел руками, – Пространство Времени, если говорить примитивно. Точнее, это и есть то, что вы зовете Временем в Сущем Мире. Здесь отражено абсолютно все, что было, что есть и что может быть. В этом… Пространстве учтены все переменные и все возможные итоги.

У Эда открылся рот.

– Господи… – пробормотал он, шаря по пустоте глазами.

– Нет, Господь тут не при чем, – улыбнулся Барфи. Он потянул охотника за плечо. – Нам туда.

Они шли по пустоте, четко ступая на твердое ничто. Воздух пульсировал, словно наливался тяжестью. В глазах у Эда все плыло. Он то четко видел идущего впереди марида, то лишь размытый силуэт. Иногда ему казалось, что все начинает рябить, как при плохом сигнале по телевизору.

– Задавай вопросы, молодой волк, пока есть возможность, – бросил через плечо Барфи.

– Я… не совсем понимаю, что вокруг происходит. Что за чернота в подъезде, что за место, какое еще время? Барфи, здесь все один сплошной вопрос.

Марид остановился.

– Как я сказал, это Пространство Времени – то, что по законам физического сущего является единственной неизменной постоянной величиной. В физическом сущем считается, что время состоит из трех аспектов: прошлое, настоящее и будущее. Прошлое выражается в виде памяти индивидов. Настоящее – мгновенной точкой отсчета. Будущее – возможный результат и ожидание. Но это результат умозаключения физических сущих, являющихся связующим звеном двух основных областей сущего – Пространства и Времени. Время, Эд – это однородная величина, абсолютно статичная, никогда не изменяемая. Сейчас мы находимся в пространстве, где существует все физическое сущее одновременно, во всех точках отсчета сразу.

– Что значит во всех точках сразу?

– Представь, что Время – это дерево, растущее от Начала Начал в бесконечность. И каждое ответвление, каждая ветвь, и ветвь на ветви – есть временной выбор индивида. Здесь записано и развито все, что ты хотел сделать, сделал и к чему это привело. Это бесконечные варианты выбора. Течение Времени в физическом сущем – всего лишь передвижение по дереву. Само же дерево находится в абсолютном покое, потому существует во всех точках отсчета одновременно. Так что это не Время течет относительно физического сущего, а физическое сущее относительно Времени.

– А как же… мы сейчас? Мы говорим, и время идет.

– Это не время идет, а твое сознание создает абстракцию времени. Тебя сейчас, в данный момент, в данном «месте» нет.

– Я… – Эд посмотрел на свое тело, пощупал футболку, куртку, кобуру с пистолетом.

– То, что ты слышишь, видишь, говоришь, чувствуешь и мыслишь не значит, что ты существуешь. Все это, и ты, и я, и сама пустота – моделирование твоего сознания, такое заполнение пустоты. Понимаешь, в Пространстве Времени нет Пространства. Здесь есть только Время. Пространство же существует отдельно и во Времени оно существовать не может.

– А как же Земля, Вселенная? Как же все законы физики?

– Все это есть сознание физического сущего. Связь Пространства и Времени порождает сознание физического. Твое сознание. Ты осознаешь себя и в Пространстве, и во Времени одновременно. Если откинуть сознание физического, то Пространство и Время не пересекутся, ведь не будет точки отсчета – осознания этих областей.

– То есть, сейчас… точнее это все происходит в моем сознании?

– Верно, в твоем сознании.

– Как Слепота в сознании Катича?

– Нет. Слепота – это абсолютное ничего, вакуум в Пространстве-Времени. Если быть точным, то это расширение границ, между областями Пространств. Некто берет границу Пространства, раздувает ее и помещает туда свое сознание, заполняя вакуум. Так получается Слепота, если говорить грубо. В Слепоте создается то, что пожелает ее создатель. Здесь и сейчас твое сознание лишь смоделировало обстановку для твоего удобного нахождения в данный момент. Но не больше. Ты не сможешь усилием воли создать здесь кровать, или холодильник с едой. Время для этого просто не предназначено.

– А что с моим телом?

– Оно в физическом сущем. Сейчас существует четыре вариации тебя. Ты входящий в горловину, ты выходящий из горловины, ты, как индивид в Пространстве Времени, и ты как сознание, попавшее в Пространство Времени. Сейчас, ты осознаешь себя как четвертое – сознание во Времени. Для физического сущего все происходит в одно мгновение. Ты вошел и вышел одновременно. Твое сознание во Времени преодолевает более длинный путь, чтобы адаптироваться столь резкому и непонятному перемещению в Пространстве. И ты, как индивид во времени существуешь всегда. Здесь вся твоя жизнь во всех вариациях.

– Что за горловина?

– Вход во Время. Чтобы переместить вас с Джоном в Киров, пришлось создать что-то вроде локальной кротовой норы. Это связующий тоннель между двумя Пространствами, или одним между собой. Та чернота, в которую пришлось тебя закинуть, и есть горловина. И твое физическое тело сейчас находится в растянутом виде на расстоянии почти тысячи километров. Это если рассматривать с точки зрения ваших физических законов.

– Когда я вошел сюда, что это была за чертовщина?

– Твое прошлое. Такое бывает, когда пересекаются невозможные для пересечения величины. Ты как сознание не должен был здесь появляться, но появился. Потому у Времени есть некие «защитные механизмы». То, что ты видел – это твое прошлое, переходящее в настоящее. Один из наиболее ярко выраженных отрывков. Твое сознание пока в состоянии осознать лишь то, что было в прошлом, но никак не в будущем. Потому Время поместило тебя в самый подходящий отрывок. И это будет продолжаться, пока ты будешь находиться в этом Пространстве. Постепенно Время растворит твое сознание во всех точках отсчета одновременно. Ты будешь существовать, но в виде временного отрезка, отведенного индивиду Эдмону Шастелю.

– Этого человека больше нет, – пробормотал Эд.

– Времени все равно, как ты зовешь себя. Ты существуешь здесь, как Эдмон Шастель. Всегда им был, и всегда будешь.

– Ты говоришь – это статичное дерево. А можно по нему перейти… хм… вверх, или вниз.

– Переместиться во времени, ты имеешь ввиду. Можно, но физическим сущим это ничего не даст. Еще один «защитный механизм» Времени: любой физический индивид, попавший в прошлое или будущее, станет одержимым идеей заметания всех следов о своем существовании, а потом – абсолютным самоубийством. Никаких временных коллапсов и эффектов бабочки. Физический сущий просто не поймет, что он делает.

– А эфирный?

– Эфирные сущие не вмешиваются в течение физического сущего. Мы свободно «путешествуем» по Времени, это да. Но нас не существует в физическом сущем. Если угодно, то нас нет вовсе, потому «защита» Времени от нас не нужна. То, чего нет, не может изменить Время.

– А как же ваша помощь? Вы встретили нас в аэропорту, направили к Катичу, притащили сквозь Время. Это разве не влияние?

– Это необходимый инструментарий для вашей миссии. Мы не влияем на ваш выбор, лишь предоставляем возможности. Что с ними делать, вы решаете сами. Джон выбрал быстрое перемещение в Пространстве, мы его обеспечили. Так же Джон захотел узнать о клубе Катича, мы ему рассказали. Но все это вы могли бы осуществить и без нас, пусть и с некоторым опозданием. Мы всего лишь упрощаем процесс. Ходу Пространства через Время это не мешает.

– Кто вы такие, Барфи?

Белый улыбнулся, почесал аккуратную бороду.

– Ты спрашиваешь про маридов вообще? Или про меня и Бони?

– Тебя и Бони.

– Мы разные ипостаси одного эфирного сущего.

– То есть вы одно сущее.

– Угу, – Барфи растянулся в улыбке и стал похож на сатира.

– А зачем вы разделились тогда?

– Ну, вас же двое. Мы представлены к каждому из вас как индивидуальный помощник. Я – твой. Бони – Джона. Но мы неотрывно связаны, ведь являемся единым целым.

Эд замолчал, уставившись куда-то в сторону.

– Если есть еще вопросы, то задавай. В твоем распоряжении около тысячи осознанных тобой лет. Пока Время тебя не переварит.

– Кто тот волк, которого мы ищем? – Эд поднял взгляд.

– Извини, этого я не могу сказать. Игра, которая сейчас ведется, куда весомей, чем вы с Джоном предполагаете. Но вы сделаете свое дело, так, как должны сделать. Просто помни о своей миссии, Эд, и помни об ответственности, что на тебя ляжет, если ее провалишь. Еще вопросы?

Эдвард покачал головой, но как-то неуверенно. Пожалуй, сейчас был бы удобный момент, чтобы расспросить Барфи о своих личных проблемах. Узнать, почему именно его, простого боевика послали в Россию с таким маэстро сыска, как Джон. Почему по эту сторону Днепра существует целый мир, о котором не знают на Западе. Почему ему встретилась Даша, и почему она никак не хочет забываться. Но он всего лишь покачал головой.

– Хорошо, – Барфи положил руку на плечо охотника. – Скажу напоследок, что ты узнаешь все тебя интересующее. Ведь у тебя в запасе вечность, друг мой.

И он стиснул плечо с такой силой, что Эд вскрикнул от боли. И в то же мгновение вместо Барфи образовался черный проем. В лицо брызнуло холодом и влагой. Небо над городом оказалось затянуто плотной простыней туч, унылых, серых, нагнавших преждевременной тьмы. Несильный, мелкий и колючий дождь промочил волосы и футболку, и Эд поправил кожаную куртку, застегнул ее, огляделся. Площадка, на которую его выбросил Барфи, представляла собой дворик то ли складской зоны, то ли небольшого завода – позади трехэтажное здание из белого кирпича, сама территория огорожена невысоким бетонным забором, с распахнутыми настежь воротами. Что-то вроде парковки для хозяйских машин, с двумя мусорными баками возле двери. Вот только парковочные места пустовали, и весь он, дворик, был завален разного рода хламом и строительным мусором. Баки же так и остались пусты. Неподалеку от ворот стоял Джон, закуривал сигарету. Под дождем она намокла, но в своей задумчивости учитель даже не заметил этого, лениво чиркал по барабану зажигалки.

Эд покосился на закрытую за ним дверь. Нет, мариды (точнее сказать марид) не появятся здесь. Он знал наверняка. В этом городе Кирове витал какой-то другой дух. Манящий и густой ураган Москвы сменился спокойной и плотной завесой однородных намеков на ароматы. О нет, они больше не будоражили, не заставляли живот заходиться от спазмов, не крутили голову. Здесь, в этом небольшом провинциальном городе, безусловно, жили и мифы, и еще какая-то непонятная чехарда, с которой успел познакомиться Эд, но все они были инертны. Если Москва бесилась от постоянного действия всевозможных потусторонних сил, то в Кирове эти силы сонливо существовали, совершенно не испытывая неудобства от своей апатии. Дух спокойствия витал здесь всюду.

Еще раз глубоко вдохнув ароматы города, Эд почувствовал что-то иное. Это же учуял и Джон: он перестал пытаться зажечь огонек и понял голову. Выезд из переулка окрасился синим светом, раздался скрип шин. И тишина. Лишь синий свет перемигивался в дождливых сумерках. Джон выкинул сигарету, приосанился, несмотря на дождь, оправил рубашку и пиджак, пошел к выходу. Эд догнал наставника, по пути нащупав пистолет.

Узкая длинная улица была на удивление пустынной. И вроде время непозднее, но кругом ни одного прохожего, в окнах домов темно, лишь одинокие машины у обочин. Поперек улицы стоял джип дорожной постовой службы, беззвучно освещал тусклую улицу синей мигалкой. И только Эд взглянул на этот джип, как внутри него все похолодело. Возле машины стояли три офицера полиции. Их серая униформа, какую он видел в Москве, казалось черной в синем свете мигалки, а лица будто укрывались тенями от козырьков кепок. Один из них, на плечах которого поблескивали сержантские лычки, стоял чуть впереди, засунув большие пальцы за бляшку портупеи, оглядывал незнакомцев. Двое других, в бронежилетах и при автоматах, высовывались у сержанта из-за плеч, и гадко ухмылялись. Джон нахмурился, когда все трое двинулись к ним.

– Ваши документы, – козырнув, потребовал сержант.

Наставник молча достал свое удостоверение ФСБ, потом забрал удостоверение из рук Эда и протянул корочки сержанту. Полицейский не спеша раскрыл сначала один документ, потом второй, начал вдумчиво их изучать. Под плохим освещением и начавшим лить сильнее дождем, лицо полицейского было в тени, но Эд смог разглядеть кое-что. Офицер выглядел, как железное изваяние, сошедший с постамента памятник воинам победителям, какие Эд видел в Европе. Суровое, широкое лицо, с глубокими мужицкими морщинами и выдающимся вперед подбородком. Но запах, исходивший от него, оказался далеко не так человечен, как могло показать. Это были нити холодного мрака, каким его видел Эд, когда впервые столкнулся со Слепотой. Даже не запах, а скорее тонкие морозные щупальца залезли ему в нос. Охотник перевел взгляд на других офицеров, которые уже успели окружить двоих чужаков. Похожи друг на друга в своей униформе, среднего роста, они отличались от сержанта, были словно меньше его во всем. Даже их лица нельзя было уловить. Они словно сгустки темноты, в которых выныривали то глаза, то сморщенные носы, то искаженные в ухмылке губы.

И тут сверкнула молния. В ее ярком свете офицеры полиции показали свои истинный лик. О, этих морд он не забудет никогда – злобные, зубастые, черные, словно уголь. Вместе со вспышкой пронесся высокий визг, так и остался в сознании охотника. И под раскат грома Эд понял, кто перед ним. Офицер, что стоял справа, начала тихо хихикать, и звук его голоса отдавался в голове ударом молота. От взгляда этого чудовища начало ныть тело, будто дряхлеть и ссутулиться. Эд отвернулся, и тут же попал под давящую силу того, что стоял слева. Тот офицер не хихикал, но мощь свою показывал более явно – Эду будто ударили в грудь кулаком, и еще раз и еще. Волк отступил, опустив глаза. В тупом ужасе, он не заметил, как начал бормотать «Отче наш».

Сержант, что так долго изучал корочки, поднял взгляд и зарычал себе под нос. Офицер справа зарычал громче, подался к Эду. Джон медленно поднял руки и полуобернулся к ученику, взял того за ворот куртки, встряхнул.

– Эд, – прошипел он, – заткнись.

Тот замолчал, и офицеры перестали рычать. Правый лишь ухмыльнулся, и оба похожих офицера развернулись и пошли к джипу. Сержант еще повертел в руках удостоверения, передал их охотникам и поманил за собой.

Дождь перешел в ливень, и стучал по окнам джипа с убаюкивающим ритмом. Прижимаясь к правой двери на заднем сиденье, Эд немного успокоился, поняв, что пусть его и занесло черт знает куда и трясется он в тесной машине, набитой не пойми кем, но все идет по некому плану. Между ним и полицейским на заднем сиденье кое-как втиснулся Джон, и выглядел он и хмуро и умиротворенно одновременно. Вот именно это умиротворение и успокоило Эда. В машине, тем временем стояла непроницаемая тишина, и дробь ливня по крыше и окнам джипа звучала глуше, чем должна была. В ярком свете частых молний Эд видел, что улицы, по которым их везли на огромной скорости, абсолютно пусты. Оно и понятно – мало кому хочется ночью шататься под дождем, но кругом не было даже припаркованных машин, а окна длинных пятиэтажных домов мертво темнели. Они катили по неширокой, но зеленой улице, справа от которой тянулся за белой оградой парк. А слева все пролетали длинные серые дома.

И тут Эд понял, что если откинуть смрад, пропитавший салон джипа, и отстраниться от сырости и свежести дождя, то в той плотной завесе спокойствия, что он учуял не хватало важной части. Кажется, в Кирове не было чудовищ. Он совершенно не чуял запаха мертвечины, чего уже очень и очень давно не случалось. Ни вампиров, ни волков, ни чупакабр, запах которых он совсем недавно узнал, ни кого-то еще. Этот город был обитаем лишь чем-то на порядок старше, и сильнее. И страшнее. Сонливость, застой, спокойствие – все это незнакомо потусторонним, кого относил к клике монстров, тех, кто был слишком обычен и стандартен по меркам людей, в кого не обязательно верить, а только принимать или отрицать как факт. И тут Эда пробрала дрожь. Если в этом городе нет чудовищ, то кто же в нем есть, если запах смешивался так густо? Он покосился на прикрывшего глаза Джона, на патрульного, лицо которого все так же терялось во мраке кепки, на полицейских на передних сиденьях, и ничего не сказал.

Джип сбавил скорость и въехал во внутренние дворы домов, стал пробираться неведомыми для любых чужаков путями. Эта странная архитектура не поддавалась пониманию Эда, ни когда он бывал в Польше, ни на Кубе, ни в Аргентине, ни Франции. Но тут, в России «странность» просто не подходило как понятие. Огромные массивы похожих как две капли воды блоков, словно сотами усеянные рядами окон были отличны друг от друга абсолютно всем. Казалось, что вот, пожалуйста, два дома – пять подъездов, пять этажей, одинаковые лоджии. Но стоит углубиться в так называемый двор домов, как тут же понимаешь, что они не просто отличаются, а абсолютно противоположны. И вот сейчас они катили с черепашьей скоростью между двумя такими полностью похожими домами, и Эд вроде привык к небрежному и в тоже время упорядоченному смежному двору, как один из домов просто искривился и пошел под углом! И это казалось таким естественным, простым. Ровные длинные дома, дворы, дороги, лестницы просто ломались в какой-то момент и шли по своему строению дальше. Улицы могли пойти зигзагами, перетекать в другие улицы, потом вытекать из них, подобно рекам, при том не менять названий. Небольшие магазинчики и ларьки вырастали в местах, где даже столбов быть не должно. Но самое удивительно, что все это устроено с колоссальным размахом еще в те времена, когда такого понятия, как экономия пространства не существовало в принципе.

Джип остановился у одного из подъездов. Над дорожкой низко нависали кроны деревьев, фонари не горели. Весь дом был погружен во мрак, как внешний, так и внутренний. Сержант велел им не мокнуть под дождем и бежать без задержек в подъезд. Видите ли, не любит грязи, этот Он. Волки в три прыжка преодолели расстояние до козырька, и Джон сразу же вошел во мрак подъезда, но Эд задержался, оглянулся на джип. Небольшая нелепая машинка словно вымерла. Двигатель выключен, салон пуст. Лицо лизнул ветерок, а вместе с ним от мертвой машины донесся стон. Тихий, почти неслышный. Эд сглотнул и побежал за наставником.

Детективы поднимались по темной и холодной лестничной клетке, то и дело, спотыкаясь обо что-то валяющееся под ногами. В редком свете молний Эд видел копоть на потолке, расписанные граффити стены с облупившейся краской. Шаги эхом пролетали по всему подъезду, но ни один шорох не отвечал на них. Чем выше поднимались, тем гуще становился мрак, и если Эд на первом этаже хоть что-то видел своим волчьим зрением, то в начале подъема на площадку пятого этажа он мог различить контуры лишь в свете молний. Пятый этаж оказался последним, и ни Джон, ни Эд не сомневались, что именно тут и жил Он. Еще раз сверкнула молния. Вспышка отразилась на барельефе одинокой двери. Эд увидел… Словно кто-то снял завесу непроглядной тьмы, и он увидел двух обнимающих друг друга мужчин, по-братски склонивших на плечи головы, словно плача в своем примирении. У правого мужчины за спиной паслись стада овец, коров, лошадей. У левого – колыхались поля ржи, ячменя, пшеницы. И обоим им одинаково светило солнце. И в солнце виделся лик, могучий, смиряющий, словно Бог. Дверь сияла средь тьмы, но не светилась. Серебро барельефа четко рисовало цвета картины, и ничуть не позволяла увидеть что-то вокруг.

Джон осторожно подошел ближе, постучал три раза. Гулко прокатились удары колокола, потерявшись в глубине залов, что таились за дверью. Эд слышал их, представлял, куда она ведет. Безусловно, Слепота Катича была лишь тенью предстоящего величия Его.

Ответа на стук не последовало.

Эда пробрала неизвестно откуда навалившаяся дрожь. Кажется, что Джона тоже. От него так и несло мокрой шерстью. Или это вонял сам Эд, поди разбери. Наставник подался вперед и еще раз постучал три раза. И снова колокол ответил на его удары.

Молчание.

В наступившей тишине было слышно, как сглотнул Джон.

Он наклонился в третий раз, занес руку, ударил…

– Да хто тама ломиса?!

Эд даже не сразу понял, что глухой и скрипучий голос раздался из-за двери. Оба волка застыли.

– Ну, хто, я шпрашиваю, тама?! – опять раздался голос.

– Мы пришли к Нему, – ответил Джон.

– Хтооо?!

– Мы пришли к Нему! Мы Его гости!

Последовала пауза.

– Щахо ты там бормощешь … – раздалось из-за двери недовольное шамканье.

Забренчали цепочки, заскрежетали засовы, заклацали замки. Массивная украшенная серебряной картиной дверь с оглушающим скрипом раскрылась, явив скрюченную окутанную тьмой фигуру. Несколько мгновений ничего не происходило, потом фигура зашевелилась.

– Штой, щищас… – проворчала она, что-то ища за пазухой.

Вот фигура достала два предмета. Чиркнула, высекая огонь из спичек, подожгла толстенную свечу. И какого же было удивление Эда, когда вместо неизвестного, странного или непостижимого привратника в свете яркого огонька показался древнейшего вида старичок. Невысокий, он горбился, укутанный в толстую шаль, был одет в обычную пижаму с надетыми на босу ногу тапочками. На изрытом глубокими морщинами, с отвисшими складками кожи лице громоздился длинный нос. На кончике носа торчала бородавка, делая его еще длинней, а на переносице поблескивали круглые очки. Он прищурил левый глаз в мнимом недоверии, чуть приоткрыл рот, обнажив редкие кривые зубы. Казалось, что вот-вот, и весь он развалится на части. Старичок приподнял свечу, освещая обоих волков сразу.

– Ну, долха молщать будим? – пробурчал старичок.

– Мы… – замялся Джон, – прибыли к твоему Господину за советом.

– Хосподину?! – Тот усмехнулся. – Ну тах табе в храм надыть, тута друхой живеть.

– Тогда, мы хотели бы видеть того, кто тут живет.

– Ты ехо видишь, дальше шахо?

– Я имею ввиду другого… жителя.

Старик состроил подозрительную гримасу.

– А хто ето ты? И хто етот друхой?

– Мы – агенты Управления, пришли с официальной миссией к живущему здесь Черному Магу, дабы получить совет, связанный с нашим делом.

Джон произнес эту фразу не торопясь, спокойно, но Эд чуял его волнение, и оно только усилилось. Или все же это Эд так воняет? Молодой волк понял, что сердце колотится где-то возле кадыка.

– Ишь ты, ахенты, – проворчал старик. Немного подумав, он махнул рукой. – Пошлите, щехо уж тут толховать.

Старичок нырнул куда-то в тень, зажег еще несколько свечек. То, что оказалось за дверью в какой-то мере поразило Эда – обычная тесная прихожая, оклеенная давно пожелтевшими газетами, с вешалками, десятками курток, неведомым чудом поместившимися на них. Под ногами путались с несколько пар разной обуви. Только волки зашли, как дверь захлопнулась, но уже без скрипа и грохота.

– Щехо эта тута… – бурчал старик, отодвигая груды обуви в сторону, освобождая путь. – Нашвинящил, паражит, а мне убирай, – он повернулся к детективам. – Ну ха, дайте ха я на ваш поближе похляжу.

Он снова поднял свечу и долго вглядывался сначала в лицо Джона, потом Эда.

– Эха хахих обормотов х нама занешло. Вы щахо это, из Америхи прихатили? Ишь, приперлишя. Шо штаршим, знаса, поховорить надобно? Ладно, тута он, ждет уж ваш, – старик зашаркал дальше по коридорчику. – За дверями-то не шразу прижнал, милки. Тямно, не видно нищахо, а щто штарший хахих-то хоштей ждал, эт я давно ужо жнаю. Но вот бывает, не вижу шо шлепу. Меня Афонашием жовут, ешли щто.

Прихожий коридорчик оканчивался узкой окрашенной в белый цвет дверью. Огонек свечи причудливо отражался в рифленом стекле, что было вставлено в середину двери. Вокруг, по стенам коридорчика так же чернели проемы.

– Он тама шидит, – Афанасий махнул рукой в сторону двери со стеклом. – Вы это, туда идите, но не бойтешся. Он вешь тахой хрожный-махущий-мудрый, но не шделает нищахо, если не дадите повода. Тах щто шмелей, ребятушхи. А я поха на хухне повожушя. Холи надобно будет – жовите.

И старичок с поразительным проворством юркнул в одну из боковых дверей. Волки постояли в кромешной темноте с минуту, прислушиваясь к звукам из-за двери, но тщетно. Тишина. Джон повернул ручку, толкнул дверь. Та бесшумно отворилась, и темный коридор залил мягкий свет нескольких свечей, стоявших прямо на полу.