«Моя жизнь: до изгнания» kitabının rəyləri

Я хочу эту книгу в живом виде.

Держать в руках, смотреть.

Засыпать с нею

Чтобы читать кусочками и все время

И забыть ее, чтобы вспомнить опять и опять

Эту фамилию знают все, кто родом из ссср, нет? Ну, хотя бы те из СССР, кто каким-то боком, хоть одной ногой - интеллигенция. Ну, хотя бы слышали?

Мне посчастливилось вести презентацию - встречу с автором книги в Москве. Запись встречи можно найти, но времени на разговоры там было мало - около 2 часов Михаил Михайлович книгу подписывал.

На обложке автопортрет. Внутри - авторские иллюстрации. Автор рассказал, что старался избежать "семейного альбома" и поэтому принципиально не хотел включать фотографии. С юмором и иронией, хорошим и легким слогом, отдавая дань в начале книги родным, отцу и матери, и родственникам ("белогвардейские гады и красная сволота"), Михаил ведет нас-читателей через послевоенное детство и школу-интернат к взрослению, из Пруссии в Ленинград, и мы можем смотреть на прошлое глазами художника. От рождения в 1943 году до изгнания из страны в 1971 году - в книге автобиография Михаила Михайловича, очень понятно расписанная по главам-темам. Не исключая дурку - психушку. Пишу это в те дни, когда куда ни ткни - отовсюду про новую экранизацию "Мастера и Маргариты", с ее психушкой. Совпадения все не случайны, мда.

Книга - увесистый фолиант. А между тем, автор признался на встрече, это лишь первая часть воспоминаний. Из названия это тоже понятно. Про продолжение сразу вам поведаю секрет: пишется.

Шемякин откровенно рассказывает о своей жизни. Без кокетства к себе и обливания грязью своих гонителей. Это редкость в мемуарах.

Тоже интересно . Какой человек . За все хватается . Ни одна деятельность , а несколько . А за, что тебя изгнали . ? Может высказывался как - то по - своему . Почему не смог себя оправдать

Я поставил перед собой цель стать настоящим мастером. То есть овладеть рисунком, цветом и композицией. И это требовало в первую очередь серьёзной работы. Никаких поблажек! Жёсткий режим и беспощадность к себе!

Он мастер, снискавший мировую известность (в отличии от многих, потерявшихся в эмиграции), при жизни (в отличии от своего кумира ван Гога). О ван Гоге не случайно, он был первым художником, чья проза восхитила меня едва ли не больше, чем картины. То же с "Моей жизнью до изгнания" Михаила Шемякина - не обладая достаточными знаниями, насмотренностью, художественным вкусом, чтобы оценить должной мерой его изобразительное творчество, я знаю толк в литературе достаточно, чтобы понять, как хороша книга. Следуя принципу "если делать, то делать хорошо", автор рассказывает свою историю так, что дух захватывает от содержания, а стиль заставляет задаться вопросом, как случилось, что в одного человека столько всего положено, тогда как множество его коллег по номинации на литературную премию вполовину не так хороши в работе со словом? Вы уже поняли, это очередная 38/50 рецензий на длинный список Большой книги.

Сегодня имя Михаила Шемякина один из самых узнаваемых мировых брендов культурной сферы, у него есть все, о чем может мечтать творческий человек: признание специалистов, восторг ценителей и народная любовь (в той мере, в какой широкая публика способно любить авангард), богатство, влияние, реализованность в разных сферах творчества - эталонная биография человека искусства. У него не было ничего: отчислен из художественной школы с волчьим билетом, без права продолжать образование в другом профильном учебном заведении и возможности легально зарабатывать живописью, вообще возможности трудоустройства, кроме разнорабочим. Подвергался воздействию карательной психиатрии, рисковал рассудком из-за агрессивного медикаментозного воздействия препаратов и всерьез опасался за свое душевное здоровье после их отмены. Жил нищенствующим отшельником, выводя из организма токсины, и два года был послушником при монастыре, где приобщался к искусству иконописи. Работал такелажником в Эрмитаже, был уволен за выставку живописи, не соответствующей канону соцреализма, снова с волчьим билетом. Выживал, жил впроголодь, но писал свои картины. В 1971 принудительно выслан из страны.

Написанная прекрасным литературным языком, "Моя жизнь до изгнания" структурно разделена на небольшие фрагменты со множеством иллюстраций, идеально подходящие для медленного чтения - по нескольку рассказов в день. Впрочем, если проглотить всю книгу за раз, как это было со мной, удовольствия не меньше. О страшных вещах Шемякин рассказывает без трагического надрыва "Мартиролога" Тарковского, к которому мысленно возвращалась, вспоминая "Итальянские маршруты Андрея Тарковского" Льва Наумова прочитанные также в рамках своего читательского марафона по длинному списку Большой книги. Какие, все-таки, разные эти гении со столь похожими судьбами.

Интересная умная горькая книга, написанная со спокойным - хотела сказать "юмором", но наверно все же нет. С отстраненностью просветленного.

Согласна,что это редкая книга,читая,восхищаюсь глубоким содержанием, на мой взгляд честная,мудрая, позновательная, а какие восхитительные иллюстрации автора,дополняющие и раскрывающие его воспоминания,думаю, что буду возвращаться к ней ни раз. Однозначно рекомендую.

Книга потрясающая, настоящая энциклопедия изнанки советской жизни. Узнал много нового о времени своего детства и юности. Читал два дня, не отрываясь.

Давно ждала публикацию этой книги, поскольку в своих интервью Михаил Шемякин часто упоминал, что работает над книгой воспоминаний для РЕШ. Кто лучше самого расскажет про себя? Никто. Но каждый ли сможет так смело и без стеснения рассказать про всё, о чем иногда хочется забыть. Такая прямота и откровенность удивила. Хотя все воспоминания детства и молодости не прошли просто так, они нашли продолжение в творчестве художника, в поиске своего стиля, в эстетике. Неужели вторую книгу про жизнь после изгнания прийдется ждать также долго? Хочется продолжения!

Потрясающая книга, читала с огромным удовольствием! Интересно было бы увидеть фильм, снятый по книге, если это было бы возможно. Такие персонажи, такие невероятные повороты судьбы! Каким складом характера нужно обладать, чтобы жить вопреки-мировоззрению родителей, строю, всем общественным институтам и не потерять себя, не сломаться, найти свой путь!? Хотелось бы прочитать продолжение.

Сегодня имя Михаила Шемякина один из самых узнаваемых мировых брендов культурной сферы, у него есть все, о чем может мечтать творческий человек: признание специалистов, восторг ценителей и народная любовь (в той мере, в какой широкая публика способно любить авангард), богатство, влияние, реализованность в разных сферах творчества - эталонная биография человека искусства. У него не было ничего: отчислен из художественной школы с волчьим билетом, без права продолжать образование в другом профильном учебном заведении и возможности легально зарабатывать живописью, вообще возможности трудоустройства, кроме разнорабочим. Подвергался воздействию карательной психиатрии, рисковал рассудком из-за агрессивного медикаментозного воздействия препаратов и всерьез опасался за свое душевное здоровье после их отмены. Жил нищенствующим отшельником, выводя из организма токсины, и два года был послушником при монастыре, где приобщался к искусству иконописи. Работал такелажником в Эрмитаже, был уволен за выставку живописи, не соответствующей канону соцреализма, снова с волчьим билетом. Выживал, жил впроголодь, но писал свои картины. В 1971 принудительно выслан из страны.

Написанная прекрасным литературным языком, "Моя жизнь до изгнания" структурно разделена на небольшие фрагменты со множеством иллюстраций, идеально подходящие для медленного чтения - по нескольку рассказов в день. Впрочем, если проглотить всю книгу за раз, как это было со мной, удовольствия не меньше. О страшных вещах Шемякин рассказывает без трагического надрыва "Мартиролога" Тарковского, к которому мысленно возвращалась, вспоминая "Итальянские маршруты Андрея Тарковского" Льва Наумова прочитанные также в рамках своего читательского марафона по длинному списку Большой книги. Какие, все-таки, разные эти гении со столь похожими судьбами.

Интересная умная горькая книга, написанная со спокойным - хотела сказать "юмором", но наверно все же нет. С отстраненностью просветленного.