Kitabı oxu: «Лавка «Цветы Камелии»»
Глава 1. (∂ + m) ψ = 0
Плейлист:
Peter Gundry – Shades and Shadows
Peter Gundry – .Goëtia.
Peter Gundry – A Beautiful Delusion
Soap&Skin – Me and the Devil
Karmina – Magic
Karmina – Witch
August Charles – Take Me Away
The Pierces – Secret (2020 Version)
В мире существует самое красивое уравнение – слова любви на языке науки. Это уравнение Дирака. Оно описывает феномен квантовой запутанности: две системы, взаимодействуя друг с другом в течении точно определенного периода времени навсегда связываются. Даже отделяясь друг от друга, продолжая существовать в нашем понимании как две отдельные системы, они все же становятся одной отдельной уникальной системой.
Это буквально любовь навеки. Не смотря на расстояния, не смотря на количество световых лет, миль и километров. Две системы могут существовать друг без друга, но в буквальном смысле, они – единое целое.
Это как любовь. То, что мы испытываем к объекту своего воздыхания, а он к нам. Полюбив однажды, по-настоящему, мы продолжаем жить биением сердца другого человека даже на расстоянии многих километров.
Я в Луисфорде.
Он в Мортвилле.
***
Математика не всегда была моей страстью. Но я любила цифры. Считала количество плиток на маминой кухне, количество оставшихся пучков полыни на третьей полке справа, смотрела и записывала количество посетителей во вторник, а затем сравнивала с количеством людей, зашедших за лечебными мазями в среду. Мне нравилось подсчитывать разницу между посетителями с сияющими глазами и клиентами с тьмой в них. Люди приходили за разными заказами: концентрированное зелье чистой мысли, лечебный крем от бородавок, пучки трав для окуривания нового дома, эссенция в пойло для скота «Здоровый помет», капли в кофе для успешных экзаменов, амулеты на счастье, удачу и уверенность… Что только не умела мама: она даже как-то раз заговорила шахматы одного небезызвестного гроссмейстера для успешного домашнего спарринга с оппонентом на вечерней пятничной вечеринке.
Она и меня научила многому. Я могу варить самые разные зелья для прогнозирования невероятных ситуаций, могу заговаривать предметы на здоровье и помощь. Могу читать и создавать заколдованный текст и ворожить цветы на удачу. Могу заставить перемениться погоду или же вызывать теплый дождь.
Могла.
Я отказалась от даров Камелии. Теперь мои цветы увяли и мне нет дела до волшебной чепухи моей вздорной мамаши. Детские игры в волшебство?
Другое дело, математика. Чудесная наука, с помощью которой можно убедиться, что все в этом мире предопределено. Рассчитать скорость полета ракеты от Земли до Луны, простроить самый точный прогноз приземления астероида на соседний спутник. Высчитать вероятность получения письма о том, что твоя мать умерла.
Да.
И вот я сижу в тускло освещенной аудитории университета Луисфорда на кафедре точных наук и не понимаю, как мне вести эту сраную лекцию, если в моей голове вновь и вновь всплывает мертвое лицо собственной матери, так усердно воображаемое воспаленным сознанием? Ведь, я даже не видела её тела. Умерла она лишь вчера. Да даже если принять в расчет, что то была пятница тринадцатого сентября. Ну и что с того? Дурной знак?
Отнюдь. Дурных знаков не существует. Есть лишь странная вера людей в то, что если вашу дорогу перебежала черная кошка, то вы обязательно встретите на пути неудачу.
Но Присцилла все равно мертва и сейчас мне проще дозвониться судебному приставу, чем поднять её с могилы (хотя, мне еще предстоит ее похоронить). Однако, как вы знаете, данное утверждение равно самому точному утверждению в математике – от перемены мест слагаемых сумма не меняется: дозвониться судебному приставу, как и поднять собственную мертвую мать с могилы невозможно.
Но можно купить билет до Мортвилля.
Собрать чемодан.
И еще принять душ. Волосы лежат как скомканная шерсть у мокрой собаки после утреннего дождя.
Черт.
Моя мать умерла.
А я думаю о волосах.
Черт бы меня побрал.
Терра, очнись!
Приди в себя, идиотка.
Тебе больше не скажут, что ты самая большая дура в мире от того, что больше не хочешь использовать свои дары.
Грустно, не правда ли?
Я усмехнулась. Это нервное. Мне все же следует провести лекцию по квантовой запутанности или же отпроситься у зав-декана домой? Собираться и валить в Мортвилль. Хоронить мать. Продавать Лавку.
– Мисс Флоухёрд? – неподалеку послышался голос старосты группы.
Я невольно дернулась, повернувшись головой в сторону говорящей.
– Да, Летти? – мне показалось, что мой голос дрожал.
– Мы готовы начинать. С вами все в порядке? – уточнила вечно собранная и чрезмерно правильная третьекурсница. Мне хватило одного взгляда на эту тонкую девичью фигурку в идеально выглаженном синем пиджаке и ярко-зеленом платке на шее, как я тут же увидела счастливую свадьбу дочери местных рестораторов и какого-нибудь выхолощенного сладкого мальчика из богатого традиционного семейства. Их субботние игры в гольф. Натянутые улыбки друг другу лет через пять. Идеальных детей с ровными белыми зубами. Красивых, но холодных внуков. Смерть в одиночестве. Завещание. Нотариус. Мышиная возня за три миллиона долларов на трастовом счету матери. Одиночество… липкий и гнетущий конец в холодном гранитном саркофаге на углу семейного кладбища. Навеки запертая дверь в склеп. И бесконечная тишина.
– Ммм… – задумалась я, оглядывая свои пальцы, а затем и время на настольных часах: без пятнадцати девять, – Прошу меня извинить, вы все можете быть свободны. У меня случилось нечто непредвиденное… – вслух я не смогла произнести эту фразу «смерть матери» или как нибудь по другому – например «моя мать откинулась». Как еще обычно говорят? «Выехала колдовскими тапками вперед». Кстати, в узком кругу принята следующая формулировка: «Отправилась в объятия отца». То есть Сатаны. Люцифера. Но это все не совсем верно. Ведьмы – дочери пусть и падшего, но ангела. А значит, ведьмы не являются потомками нечистой силы. Просто… потомками той силы, которую мало кто сможет понять. Ладно… – Черт, соберись Терра! – мысленно приказала я себе и снова обратилась к аудитории, – Можете быть свободны. Мне нужно уехать на несколько недель, я поговорю с деканом и вам подберут временную замену.
Видимо, студенты быстро смекнули, что я не в себе и лишь тихонько переглядываясь, начали собирать сумки и портфели. Я быстро встала из-за стола и схватив дневник, сумочку и мобильник, выпорхнула из аудитории, оставив лишь мускусный шлейф сандала за собой.
Мне нравился сандал. Но не потому, что с детства мне рассказывались истории о чудодейственных свойствах этого масла: бережет от проклятий, злых намерений, способствует возрождению утраченных способностей…
Возможно, я действительно подсознательно хотела разбудить в себе то самое чувство силы. Ощущение особенности собственного тела и разума. Но, продолжала носить на себе ароматы сандала лишь как легкое напоминание о том, что мое происхождение отчасти связано с ведьмовскими генами. Отца своего я не знала – он случился с матерью как приключение на одну ночь. Присцилла говорила, что повстречала очень хорошего человека.
Человека.
Понимаете?
Может быть, я и не заслуживала тех даров Камелии, что мне полагались. Поэтому, возможно, они меня и покинули.
Мой предок, вероятно, в гробу уже как курица не вертеле прокрутилась раз… сколько… тысячу? Миллион?
Я столько раз вспоминала нашу первородную – Камелию Флоухёрд, что её пятки и в загробном, небось, чешутся каждые пять минут.
Соболезную Камелия. Но твоя Пра-Пра-Пра-Пра-и-еще-сто-раз-правнучка в конец оборзела.
***
Я жила в гостиничном номере. Десять лет. Представляете? Но, прежде чем вернуться в начищенный идеальный номерок, который даже домом то и не назвать, мне пришлось забежать в деканат.
– Приношу вам свои глубочайшие соболезнования, мисс Флоухёрд! Представляю, как вам тяжело! – басил мистер Вайнклаус – заведующий кафедрой точных наук.
– Да, благодарю, это случилось очень неожиданно и поэтому я не смогла предупредить деканат о своем отъезде заранее, – сухо ответила я за неимением иных эмоций, кроме странного ступора.
– Я все понимаю, Терра. Берегите себя! Езжайте, ни о чем не беспокойтесь! Мы быстренько подыщем вам замену, пока вы будете решать вопросы с… – на слове «похороны» он застрял.
– Да, да… Благодарю, – поспешила я, не желая продолжать этот бесполезный обмен любезностями и сострадания. Я не заслуживала сострадания.
– Всего хорошего, Терра, – бросил напоследок Вайнклаус, пока я предпринимала стремительные попытки вырваться из удушающих стен навстречу ко свежему воздуху. Сейчас он был мне необходим.
Если еще утром меня встретил проливной дождь, то сейчас светило яркое солнце. Я тут же надела солнцезащитные очки, плотно закрывавшие мои глаза от ненавистного света. Я никогда не любила хорошую погоду. Хорошую – с точки зрения большинства. Солнце, яркий свет, лучи в глаза. Это как быть бесконечной позорницей на сцене – тебя видно, на тебя светит, люди не хлопают.
Другое дело тучи. Разряженный воздух после дождя. Ароматы мокрой земли. Сладкие запахи древесной коры…
Абсолютная тишина. Абсолютное удовольствие.
Как удачно – еду хоронить мать в Мортвилль. А там всегда плохая погода. Почти всегда тучи. Почти всегда дождь. Почти всегда я снова вспоминаю, что не уродилась нормальной ведьмой.
Присцилла наверное уже заждалась.
***
Полупустой вагон провонял хлоркой и старыми пыльными сидениями. Если хорошенько хлопнуть по одной из таких, то можно поднять нехилый столп пыли.
Я бы занялась этим прямо сейчас, сама не знаю зачем. Очень хотелось сделать что-то странное, что-то детское. Мать бы посмотрела на меня в эту минуту как на дурочку, но, скорее всего, не стала бы ругать. Она сама была как бесконечно-вечный ребенок. Смеялась с тупых шуток и становилась невероятно серьезной при виде редкого мухомора на очередной вылазке на капище.
Мерное постукивание колес поезда успокаивало. Я, уставившись в окно, наблюдала стремительную смену пейзажа. Еще несколько минут и Мортвилль. Маленький город, окруженный горным кольцом, с бесконечными соснами и туманами, Мортвилль не пускал чужих. Он не любил правильных. Свампвичфильды не зря выбрали именно это место, основываясь в деревне Морт. Вероятно эти люди сразу знали, что селятся в месте со странной энергетикой – темной, непонятной, зловещей… загробной.
Лично я никогда не встречала потустороннего. Даже будучи юной ведьмой. Но точно знала – оно существует. Правда, сокрыто от глаз и недоступно таким как я – неполноценным ведьмам.
«Станция «Мортвилль» – неожиданно громко задребезжал старый динамик вагона. Схватив свой чемодан на колесах и шоппер, в которые, возможно, уместилась вся моя жизнь, я встала с сидения и направилась к выходу.
Вот он – город, где я родилась. Интересно, а он считает меня своей? Или, для Мортвилля я тоже чужеземка, как и те суетливые туристы, кучкующиеся у киоска с журналами, что приехали поглядеть на знаменитый город ткачей?
Пока я шла до автобусной остановки, чтобы взять такси, во мне боролись сразу несколько желаний – встретить знакомые лица и никогда и ни при каких обстоятельствах не встречать их.
Хотя, я прекрасно понимала, что вскоре увижу первое и самое знакомое мне лицо. Правда она уже не сможет улыбнуться или нахмуриться. Но, мне стало интересно – она «уснула» со спокойным выражением или же в тот момент, когда я взгляну на нее, она, даже будучи мертвой, выгнет бровь и прошепчет «ну как же так, Терра?».
Слишком много мыслей о смерти.
Наконец я вышла на центральную площадь, громко захлопнув дверь желтой машины такси. Знакомые места – справа кафе «Центральный парк» (его держит миссис Салливан – мать моего приятеля из детства), напротив него, собственно, сам Центральный парк. Чуть подальше остановка «Пятачок». На горизонте виднеется офисное здание «Тостер» или же, как поговаривают местные – «плевок в историю Мортвилля». Через дорогу начинаются магазинчики. Среди них стоит она – Лавка «Цветы Камелии». Лавка моей матери.
Надо признать – она красива. Эзотерическая лавка «Цветы Камелии» уютно устроилась на Вересковой улице аккурат между небольшой аптекой и магазином «Свет для дома». Именно поэтому слева от Лавки всегда горел большой золотистый крест, как жирное напоминание о том, что ведьмовство и иные колдовские аспекты испокон веков презирались церковью. А справа лучился теплый свет от сотни ламп и люстр.
Темные окна или же, если быть более точной, витрины, за неимением света внутри мигом отразили мою фигуру – средний рост, короткие прямые темные волосы, ровным срезом ниспадающие чуть выше плеч, острые плечи, худые кисти рук и заостренный подбородок. Я так и не успела снять своё «кафедральное» одеяние – так я называла пачку официальных строгих черных костюмов, что обычно носят с рубашкой и тонким галстуком.
В Мортвилле было значительно холоднее, чем в разгоряченном Луисфорде, что успевал нагреваться к обеду как минимум от бесконечных стеклянных высоток и начищенных до блеску домов. Я поежилась – не взяла пальто. Очень жаль.
У меня был ключ от лавки. Еще десять лет назад, когда я решила уехать в большой город за образованием и новой жизнью, Присцилла настояла на том, чтобы я взяла этот ключ и приезжала даже без звонка. Но я ни разу не приехала. Ни одного чертова раза не удосужилась поднять свою задницу и приехать.
Дрожащей рукой я поднесла ключ к двери и, провернув рукой несколько раз вправо (замок работал наоборот), отворила дверь в Лавку.
Мне показалось, что внутри все-еще стоит легкий запах ароматических палочек – кажется, это был аромат герани, шафрана и розы. Ощущение, словно Присцилла вчера весь день их жгла, окуривала Лавку. Я тяжело вдохнула в себя эти запахи и неохотно выпустила обратно, смешав их с углекислым газом собственного тела.
Ну вот и всё. Я дома.
– Ты соскучилась по мне? – спросила я, обращаясь к Лавке.
Что-то незримое суховато проскрипело в углу. Показалось, «Цветы Камелии» поприветствовали меня.
Я прошла к прилавку и провернула ручку настольной лампы. Легкое золотистое сияние осветило помещение.
Было чисто. Очень чисто. Ни пылинки. Словно Присцилла, прежде чем откинуться, убиралась с таким усердием, что от него же и скончалась.
Я провела пальцем по поверхности столешницы. Гладкое, отполированное временем и руками посетителей, дерево приятно коснулось моей кожи, передав легкие заряды магии в мои внутренности. Лавка не была живым существом в буквальном смысле, но она определенно жила, слышала, понимала и отвечала.
– Я скучала, – наконец ответила на еще один незримый вопрос я и оглядела глазами бесчисленное количество склянок, банок, сухих пучков растений и свитков. А еще старый и немного ржавый кассовый аппарат.
Позади скрипнула дверь. Я резко обернулась, не предполагая, что совершенно забыла запереться. В проеме показалась высокая фигура широкоплечего мужчины. Темные волосы намокли от редкой мороси и, прилипая ко лбу, мешали своему владельцу. Мужчина большой ладонью убрал волосы с лица и посмотрел на меня теплым глубоким взглядом. Я тут же отметила про себя, что его глаза все такого же оттенка – как кофе, только со светлыми крапинками. Будто бы в напиток бросили пучок снега и в последний момент, прежде чем растаять в чашке, он издал лебединую песню света. Линии острого подбородка изогнулись в удивленной гримасе, а правая бровь поднялась.
– Терра… Ты приехала? – его голос значительно загрубел и понизился. Создалось ощущение, что он долго и упорно срывал его в немом крике. В глазах читалось абсолютное неверие в то, что он видит меня. Я тут же почувствовала, как он перебирает в голове кучу вариантов того, почему его видение (то есть я) может оказаться нереальным.
Я нервно сглотнула. Что-то давно забытое поднялось в моей груди прямиком из живота и практически выскочило в горло. Лиам Салливан собственной персоной. Его внушительная фигура не помещалась в дверном проеме и поэтому он слегка согнулся, чтобы не стукаться головой о косяк.
Глава 2. Трещины
– Привет… – только и нашла, что вымолвить я. Лиам Салливан внимательно изучал мое лицо, словно пытался заметить каждое мельчайшее изменение, что отпечатком оставило время после нашей последней встречи десять лет назад.
– Я увидел свет и знакомую фигуру внутри, – он вытянул руку и показал мне на витрину, – Сначала не поверил своим глазам, – словно визуализируя сказанное, он несколько раз проморгался, демонстрируя как именно он не поверил им.
– Но я тут, – слабо улыбнулась я, правда, все еще не смея шелохнуться, – Настоящая… Насколько это возможно.
– Я вижу, – ответил Лиам и уголки его губ дрогнули. Взгляд еще больше потеплел а мышцы слегка расслабились, – Можно? – уточнил тот, показывая на порог. Лиам хотел пройти в лавку. И если бы я знала, что он не знает, то подумала бы, что разрешения он спрашивает отнюдь не у меня, а у… Лавки.
– Да, проходи, – шевельнула плечами я и сделала шаг вперед, – Правда я только приехала и еще не совсем понимаю, что мне самой делать.
Лиам зашел внутрь. Прежде чем он закрыл дверь, в лавку залетел холодный восточный ветер, занеся с собой сноп осенних листьев и воспоминания о том, какой же холодный в Мортвилле воздух.
– Пройдем наверх? – предложила я, указывая в сторону двери, что вела на лестницу, а та, в свою очередь, на второй этаж, на котором расположилась квартира Присциллы, – Там, возможно, есть чайник и, наверное, даже кофе.
Лиам кивнул и неуверенно потоптался на месте, не смея ступить вперед, пока этого не сделаю я. Возникшая неловкость моментально опалила мои щеки. Решив не медлить, я резко развернулась на каблуках ботинок и направилась в сторону лестницы. Звучно скрипнув, дверь, спустя несколько секунд и толики приложенных усилий, наконец отворилась. Нажав на старый выключатель света, я осветила лестничную площадку и начала подниматься на второй этаж. Мамино жилище не особо изменилось – разве что она передвинула диван и повесила новые гардины. Сразу за последней ступенькой нас встретил узкий коридор, а деревянная арка во весь проем открывала вид на гостиную комнату – красный потертый диван, персидский ковер, старенький антенный телевизор, стоящий меж многочисленных полок для книг. В углу расположилась невысокая статуя павлина – дань моде шестидесятых. По правую руку разместился крупный деревянный секретер с латунными ручками – каждая из них была сделана по форме животного: моей любимой ручкой в детстве неизменно оставалась та, что выполнена в виде небольшого французского бульдога. Я так часто прикасалась к ней, чтобы погладить, что она затерлась и собачий нос даже возможно стал меньше. Я снова отразилась в очередной поверхности – это было мамино любимое зеркало в витиеватой черной матовой раме. То самое, что по легендам передавалось в нашей семье из поколения в поколение. Но гладь зеркала выглядела как новая, отнюдь не тронутая ходом времени. Поэтому я слабо верила этой сказке и думала, что зеркало висит в этой квартире максимум лет тридцать. Мельком глянув в зеркало, я обнаружила позади себя Лиама – он уже поднялся и с интересом осматривал жилище Присциллы. Теперь уже мое жилище.
– Ну и ну… как же он хорош собой… – невольно отметила я про себя, гуляя глазами по зеркальной поверхности. Его пальто совершенно промокло, а темные влажные волосы так и норовились залезть в глаза.
– Я захватил твой чемодан и сумку, – тут же разбудил меня Салливан и указал рукой на багаж.
– О-о… – протянула я, опешив от такой галантности, – Очень своевременно, спасибо!
– Да не за что, – улыбнулся тот и водрузил мою сумку на секретер.
– Разденешься? – спросила я, продолжая оглядывать его мокрое пальто. И снова неловкая пауза.
– Пожалуй да, – ответил Лиам и снял верхнюю одежду. Приняв её в свои руки, я разгладила складки и аккуратно повесила пальто на дверной косяк – так ему будет проще просохнуть. Под пальто Лиам скрывал черный свитер с высоким горлом – кажется он тоже слегка намок, но предложить снять и его было бы через чур. В глубине своей темной души я усмехнулась. Жестом руки я пригласила гостя в основную комнату. Тусклый свет от абажура мягко очерчивал уютные складки дивана, который так и требовал поскорее принять в свои объятия мое измученное поездкой тело. Но сперва мне нужно было разобраться с тем, как не вести себя рядом с прошлым объектом обожания как идиотка.
– Поищу чайник, надеюсь он по-прежнему на своем месте, – кинула я и направилась на кухню, что располагалась в восточной части квартиры. Кухня не изменилась от слова совсем. Мне даже показалось, что когда я уезжала, на столешнице все также лежала большая поваренная книга семьи Флоухёрд и мамина чашка для утреннего чая. Странное гнетущее чувство в груди сжало мое трепещущее сердце в холодные тиски. Я медленно подошла к столешнице и заглянула в чашку – мои глаза ждали, что там останется недопитая жидкость, которую еще вчера, возможно, Присцилла заварила себе по своему обыкновению. Но нет – чашка была пуста и хорошо вымыта. С облегчением выдохнув, я подумала про себя, что это был весьма опасный момент – не смотря на длительный перерыв в нашем с матерью общении, эмоции могли бы взять вверх в этой игре.
– Тебе помочь? – раздался голос позади. Я резко обернулась, хотя пора бы уже привыкнуть, что Лиам Салливан, не смотря на свои внушительные габариты, очень тих.
– Ты можешь поискать чай или кофе, если хочешь, – ответила я, боясь что тот услышит, как сильно забилось мое сердце. Казалось, еще немного, и оно разобьется вдребезги от того количества эмоций и впечатлений, что на него навалились за сегодняшний день.
Лиам прошел к кухонному гарнитуру и включил свет. Свет от лампы бережно похлопал старую мамину кухню по поверхностям и осветил приятные оттенки комнаты – темно-зеленые ящички, деревянная столешница, совершенно затертая и невероятно гладкая, темные обои с рисунком в виде переплетения розовых кустов с разноцветными птичками на них и набор маминых чашек – все разные и каждая со своей индивидуальной историей покупки или же приобретения.
– Совершенно забыла, насколько странная была у Присциллы кухня… – прошептала я, оглядывая глазами убранство вокруг. Невероятной силы столп воспоминаний осел на мои плечи и я буквально на физическом уровне ощутила их тяжесть.
Лиам Салливан оглядел кухню вместе со мной и тихо выдохнув воздух, отчего я практически почувствовала тепло его тела, открыл нужный шкаф. Словив мое немое удивление, он прокомментировал свои действия:
– Неужели ты думаешь, что я не помню, где у мисс Флоухёрд находятся чайные принадлежности? – он усмехнулся и тепло посмотрел в мои глаза.
– Да уж… Было бы странно полагать, что твоя память как у рыбки, – попыталась отшутиться я и взяла в руки чайник, чтобы поставить его на огонь. Хотя мои щеки иногда горели так сильно, что чайник можно было вскипятить прямиком на моем лице.
Лиам достал кофейную банку и щедрым движением руки насыпал в каждую из чашек по чайной ложке смеси.
– Корицу? – уточнил он, с совершенно деловым видом выуживая все из того же шкафчика маленькую баночку с коричневым порошком.
– Разве что сегодня четверг? – усмехнулась я и выловив посреди кухни понимающий взгляд Салливана, хмыкнула, – В курсе, почему четверг?
– Ну конечно.. – качнул головой тот и убрал баночку обратно, – Мы же в Мортвилле – тут все немного… – он задумался, чтобы подобрать подходящее определение, – Волшебнонутые.
– В точку, – присвистнула я и уселась прямиком на кухонную столешницу в ожидании кипятка. Лиам оперся руками о ту же столешку и посмотрел на меня.
– Ты приехала из-за мисс Флоухёрд? – задал, казалось бы, очевидный вопрос тот. Я кивнула. И добавила:
– Похороны. Нужно их организовать. И… – я оглядела пространство вокруг, – Продать Лавку.
– А потом? – продолжал расспрашивать Лиам, внимательно изучая мои глаза.
– А потом в Луисфорд. Работа… – тихо ответила я. Мне вдруг стало очень грустно. Я понимала, что таков план и таким он был изначально. Но при мысли, что после продажи Лавки меня уже ничего не будет связывать с Мортвиллем и с… и с Лиамом Салливаном… Это отзывалось во мне весьма трагичным набором эмоций. Лиам не выглядел расстроенным. Но он явно опешил. Возможно Салливан ожидал, что я приехала навсегда? Тем не менее ему хватило мудрости не пускаться в уговоры и разговоры о том, почему я совершаю большую глупость, продавая Лавку.
– Кем ты работаешь? – переключился тот и задал вполне обычный вопрос.
– Я преподаю математику в университете Луисфорда и иногда заменяю преподавателя по физике, – ответила я, изрядно нахохлившись – мне понравилось, что мой ответ прозвучал солидно и по-деловому. Хотя кому какое дело до того, что я тащусь по формулам.
Лиам тихонько присвистнул.
– Да ты прямо-таки ученая дама, – хмыкнул тот, – Хотя я не сомневался, что ты выберешь точные науки – всегда же тяготела к ним.
Ого… он так хорошо помнит все мои интересы или же запомнил только про страсть к цифрам?
– Ну а ты?
– Кем работаю? – уточнил он, выключая засвистевший чайник и разливая по чашкам воду. Я кивнула и с благодарностью взяла в руки чашку, что мне подал Лиам. В этот момент он подошел так близко, что я услышала аромат его одеколона – нечто похожее на кедр и… я так и не смогла определить вторую ноту его парфюма. Моя кожа моментально наэлектризовалась. К слову, такие реакции собственного тела меня уже начинали напрягать.
Салливан прошел к столешнице и по моему примеру сел на нее. Про себя я подумала, что это был рискованный план – черт знает, сколько весит этот мужчина и черт знает, выдержит ли столешка полный вес этого абсолютно не привлекательного для меня тела.
– Ну, скажем так: я совмещаю две профессии, хотя по сути их можно объединить в одну – частная психологическая практика и консультант местной полиции.
От удивления я чуть не выронила чашку. Лиам Салливан, что ловил жуков в банку и списывал у меня на физике и Лиам Салливан, что, простите, ходил в одних и тех же спортивных штанах на каждый урок физкультуры в течении пяти лет. И вот он – психолог, консультант полиции?
– Я не ожидала такого ответа, честно тебе скажу!
– А чего ты ожидала? – усмехнулся Лиам, делая глоток свеже-заваренного кофе.
– Ну… – протянула я, подбирая слова, – Я думала, что ты, повзрослев, станешь кем-то, например… – черт, слова было подобрать действительно сложно.
– Дебилом? – рассмеялся Лиам. Его глаза практически засветились, а мелкие светлые вкрапления, казалось, потеплели.
– Ну нет конечно, – в ответ прыснула я, – Просто я думала, что ты выберешь что-то из прикладного списка… Например, строительство! – ловко вывернулась я, прикасаясь губами к чашке. Нужно было найти применение этому телу немедленно. Или же оно предательски начинало выдавать мое желание сесть поближе. И вообще – Терра! Черт возьми! Ты мать приехала хоронить, а не флиртовать с мужчиной, в которого была влюблена когда-то очень давно. И вообще все это неправда.
– Я тоже думал, что ты, не смотря на всю свою любовь к математике, станешь работать в этой Лавке, – парировал Лиам, похлопывая столешницу ладонью.
Я криво улыбнулась. Не хотелось поднимать эту тему.
– А почему именно психология?
– Ну… – уклонился тот, пряча от меня глаза. Он что то скрывает?
– Ну, что? – не унималась я. Ненавижу секреты.
– Это долгая история… – хрипло протянул тот и отставив чашку, встал на ноги, – Тебе помочь? – предложил Лиам, протянув ко мне руки. Ну и ну… Да он в курсе, как сексуально это выглядит?
– Не дожидаясь его прямой помощи, я ловко спрыгнула со столешницы и почти стукнулась головой о его грудь.
Пауза. Молчание. Секунда. Черт.
– Вообще нужно бы разложить вещи, – хмыкнула я, ловко разрезая пространство кухни своим телом.
– Понял. Помощь не предлагать? – улыбнулся тот и выставив наши чашки в раковину, открыл воду, чтобы ополоснуть их.
– Ты уже сам все решил, не правда ли? – ответила я уже из гостиной, перетаскивая чемодан на журнальный столик у дивана. Так будет проще пользоваться им, не выкладывая вещи по полкам – все же я тут ненадолго. Лиам прошел в гостиную вслед за мной.
– Просто когда ты уехала, я кое-что увидел, – наконец раздался его голос за спиной. Замерев, я медленно повернулась к нему. Момент искренности или же ему хочется задержаться в этой квартире еще на пару минут?
– Увидел что? – ничего не понимая, уточнила я.
– «Что-то», – ответил Лиам. Казалось, ему сложно об этом говорить.
– Призрака? – вполне серьезно спросила я. Глаза Лиама на мгновение стали шире, а по лицу пробежал отпечаток удивления.
– Их не существует, сама же знаешь, – произнес тот, неся мою дорожную сумку к чемодану.
Ну как же, как же…
– Тогда что же ты увидел? – я решила идти до конца.
– В тот момент я подумал, что свихнулся. Но да, мне показалось, что я увидел сущность. То ли призрак, то ли еще что… Поэтому решил изучить вопрос.
– И к какому же выводу ты пришёл, Лиам Салливан? – мне показалось, или в моем голосе прозвучала угроза?
– К выводу о том, что у меня явно случилось тревожное расстройство на фоне тех событий на реке, – отчеканил он, делая акцент на словообразовании «событий на реке».
– О-о… – протянула я, вспоминая как мы оба провалились под лед, а затем мне пришлось выколдовывать хоть-какой то намек на тепло, чтобы привести в чувства холодное тело тогда еще подростка Лиама. Мало что вышло, но в конечном итоге он очнулся благодаря тому, что я вспомнила, как делать искусственное дыхание. Через день я уехала в Луисфорд и больше никогда не возвращалась в Мортвилль до сегодняшнего дня.
– И затем я решил, что эта тема мне интересна, поступил на психфак и вот, собственно, добрый день! – закончил тот, добавив в конце улыбку. Ему было неловко от воспоминаний нашего падения под лед. Это чувствовалось сразу.
– Да уж… значит не призрак, все же… – почти разочарованно протянула я. Надо признать, мне всю жизнь хотелось увидеть что-то потусторонне. Кого-то, кто придет навестить меня из Завесы… но, да, вы помните – неполноценная ведьма. Привет.
Тем временем Лиам натягивал пальто в коридоре. Липкой прохладной каплей по моему позвоночнику прокатилось ощущение того, как наверное неприятно надевать на себя мокрую одежду и, более того, знать, что тебе еще придется топать по улице домой в этом неуютном обмундировании.
– Хочешь уйти? – спросила я, удивившись от формулировки собственного вопроса. Он вырвался неожиданно.
Лиам удивленно застыл, так и не просунув правую руку в рукав пальто.
– Не хотел тебе мешать раскладывать вещи, – смутившись, пробасил тот, неловко улыбаясь.
– И правда… – почти разочарованно протянула я. И чего же я хотела от Лиама Салливана спустя десять лет? Я и сама от себя чего хотела то? Не понимаю, что сегодня творится с отделом моего мозга, отвечающего за мотивацию и поступки.
