Kitabı oxu: «Анна Иоанновна»

© Павленко Н.И., 2002

© Павленко Н.И., наследник, 2022

© Российское военно-историческое общество, 2022

© Оформление. ООО «Проспект», 2022

Предисловие к серии

Дорогой читатель!

Мы с Вами живем в стране, протянувшейся от Тихого океана до Балтийского моря, от льдов Арктики до субтропиков Черного моря. На этих необозримых пространствах текут полноводные реки, высятся горные хребты, широко раскинулись поля, степи, долины и тысячи километров бескрайнего моря тайги.

Это – Россия, самая большая страна на Земле, наша прекрасная Родина.

Выдающиеся руководители более чем тысячелетнего русского государства – великие князья, цари и императоры – будучи абсолютно разными по образу мышления и стилю правления, вошли в историю как «собиратели Земли Русской». И это не случайно. История России – это история собирания земель. Это не история завоеваний.

Родившись на открытых равнинных пространствах, русское государство не имело естественной географической защиты. Расширение его границ стало единственной возможностью сохранения и развития нашей цивилизации.

Русь издревле становилась объектом опустошающих вторжений. Бывали времена, когда значительные территории исторической России оказывались под властью чужеземных захватчиков.

Восстановление исторической справедливости, воссоединение в границах единой страны оставалось и по сей день остается нашей подлинной национальной идеей. Этой идеей были проникнуты и миллионы простых людей, и те, кто вершил политику государства. Это объединяло и продолжает объединять всех.

И, конечно, одного ума, прозорливости и воли правителей для формирования на протяжении многих веков русского государства как евразийской общности народов было недостаточно. Немалая заслуга в этом принадлежит нашим предкам – выдающимся государственным деятелям, офицерам, дипломатам, деятелям культуры, а также миллионам, сотням миллионов простых тружеников. Их стойкость, мужество, предприимчивость, личная инициатива и есть исторический фундамент, уникальный генетический код российского народа. Их самоотверженным трудом, силой духа и твердостью характера строились дороги и города, двигался научно-технический прогресс, развивалась культура, защищались от иноземных вторжений границы.

Многократно предпринимались попытки остановить рост русского государства, подчинить и разрушить его. Но наш народ во все времена умел собраться и дать отпор захватчикам. В народной памяти навсегда останутся Ледовое побоище и Куликовская битва, Полтава, Бородино и Сталинград – символы несокрушимого мужества наших воинов при защите своего Отечества.

Народная память хранит имена тех, кто своими ратными подвигами, трудами и походами расширял и защищал просторы родной земли. О них и рассказывает это многотомное издание.

В. Мединский, Б. Грызлов

Предисловие к книге Н.И. Павленко «Анна Иоанновна»

XVIII столетие занимает особое место в российской истории. Во-первых, это первый век русского Нового времени. Средневековая традиционная Московия уступила место великой европейской державе – Российской империи. Правда, статус Империи за Россией и императорский титул за ее монархами был признан не сразу, но благодаря успешной внешней политики середины – второй половины XVIII века это стало данностью.

В целом XVIII век оказался для нашей страны успешным во всех областях: в экономике, развитии общества, особенно его дворянской и городской части, в совершенствовании системы государственного управления. Но это не снимало противоречивости XVIII столетия для России. В своем внутреннем развитии страна укрепляла потенциал старой крепостнической системы. Крепостное право, окончательную победу которого фиксировало Соборное Уложение царя Алексея Михайловича 1649 г., при Петре I стало быстро развиваться вглубь и вширь. В эпоху, когда в западноевропейских странах почти повсеместно были освобождены крепостные крестьяне, сельское производство давно было втянуто в товарно-денежные отношения, а параллельно шло бурное развитие буржуазной мануфактурной промышленности, основанной на найме свободных рабочих рук, в Петровской России возник феномен крепостной мануфактуры, основанной на дешевом труде посессионных и приписных крестьян. Это явилось следствием самого простого для государства способа мобилизации наличных людских и хозяйственных ресурсов для удовлетворения нужд армии в долгой Северной войне, которую Петровская Россия вела с 1700 по 1721 год с целью не только вернуть выход к Финскому заливу, потерянный в Смутное время, но и расширить свое присутствие на Балтике за счет отвоевания у Швеции ее прибалтийских колоний Эстляндии и Лифляндии. Некогда они составляли Ливонскую конфедерацию, подчинить которую России пытался еще Иван Грозный в Ливонской войне 1558–1583 гг. Петр I решил эту задачу, мобилизовав все людские и экономические возможности России, но не за счет их модернизации, а используя расширение крепостного права, увеличивая налоговый пресс и работы тяглого населения, увеличив интенсивность бессрочной, как прежде, службы боярской аристократии, дворян и сынов боярских, из которых первый русский император начал формирование консолидированного дворянского сословия. При Петре его чаще именовали на польско-литовский манер «шляхетством». Петр продолжил прежнюю политику заимствования западных экономических, административных, культурных и прежде всего военных и технических новшеств. Такая «поверхностная европеизация» шла со времени правления Ивана III (1462–1505), но в царствование Петра I (1682–1725) масштабы европеизации России возросли в разы. Также были заложены предпосылки модернизации в области создания светского образования и начала развития в России наук.

В. А. Серов. Петр I. 1907. Государственная Третьяковская галерея

Между тем внутренней сутью мирового Нового времени явился процесс модернизации, перехода человечества от средневековых социокультурных моделей к эпохе индустриальной цивилизации (модерна). Раньше всего такое движение начало западноевропейское общество в конце XV в. и в XVI в. Торговля внутренняя и торговля внешняя, особенно морская, стала двигателем хозяйственных новшеств и достижений, привела к открытию Нового Света и другим великим географическим открытиям, технический прогресс и развитие науки стали отличительными чертами эпохи модернизации. Пороховая и военная революция в корне изменила армии стран Запада Европы, обеспечив их преимущество над войсками восточных держав. И в XVII–XVIII вв. как-то почти мгновенно для исторического времени великие азиатские империи – Персия, Индия, Китай – стали превращаться в объект торговой, а потом и колониальной экспансии быстро развивающихся европейских государств. Иными словами, кто «застрял» в Средневековье, тот к концу европейского Нового времени (1914 г.) оказался колонией или полуколонией европейских стран.

Россия не только не разделила судьбу восточных исполинов, но сама к 1914 году была одной из крупнейших в мире обладательницей колониальных владений. XVIII век здесь сыграл решающую роль, причем не только Петровская эпоха, а также укрепление внутренних и внешнеполитических начинаний Петра во второй четверти и второй половине XVIII века. Постпетровское время четко делится на эпоху 1725–1762 годов, удачно названную классиком отечественной исторической науки В. О. Ключевским «Эпохой дворцовых переворотов», и правление Екатерины II (1762–1796).

Представленная вниманию читателя книга известного отечественного ученого Николая Ивановича Павленко «Анна Иоанновна» рассказывает как раз об одном из самых противоречивых царствований эпохи дворцовых переворотов – царствовании императрицы Анны (1730–1740). Противоречивым это время было не только в силу укрепления крепостного права, не имеющего никакого отношения к модернизации экономики России, но при этом позволяющего наращивать сельскохозяйственное производство и промышленные товары (по выплавке металлов Россия вышла на второе место в мире, обогнав Англию и догоняя Швецию), но еще и потому, что европеизация жизни дворянской элиты, становление европейского военного образования и развитие Санкт-Петербургской Академии наук и художеств шло полным ходом.

Кроме того, царствованию Анны Иоанновны современники и историки дают часто прямо противоположные оценки. Одним современникам это правление показалось временем строгих, но «правильных» порядков. А. С. Пушкин в «Капитанской дочке» в уста отца Петруши Гринева вкладывает именно такое в целом позитивное отношение к царствованию Анны и той «прямой службе», которую несли в армейских полках и в гвардии дворяне. Для других воспоминания о правлении суровой племянницы Петра Анны Иоанновны это время злодейств Тайной канцелярии и «засилья немцев» на высоких государственных должностях.

Среди историков, особенно в ХХ в., за эпохой дворцовых переворотов закрепилось мнение, что это некое «безвременье» между двумя великими царствованиями Петра I и Екатерины II. Ну а царствование Анны Иоанновны – это чуть ли не самая мрачная пора эпохи дворцовых переворотов, когда шпионы «лежали на ухе» всесильного фаворита императрицы Эрнеста Иоганна Бирона, который и был теневым правителем России.

Надо сказать, что куда более сдержанное в оценках описание этого царствования мы находим у С. М. Соловьева и В. О. Ключевского. Хотя они и употребляли термин «бироновщина», но вовсе не считали Бирона главой некой «немецкой партии», показывали противоречия, разделявшие обер-камергера двора Анны Бирона с кабинет-министром Андреем Ивановичем Остерманом, сподвижником Петра I, и с другим выдвиженцем петровской эпохи главой Военной коллегии Минихом. В исследованиях многих современных историков Бирон утрачивает черты «злого гения» эпохи, а само царствование Анны вместе с эпохой дворцовых переворотов предстает отнюдь не «безвременьем», а важным этапом необходимого восстановления сил России после бурных лет беспрерывных войн и преобразований царствования Петра I, укрепившей внешнеполитические достижения первой четверти XVIII в. и одержавшей новые внешние победы.

Беннер Ж. Портрет императрицы Анны Иоанновны.

1817–1821. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Н. И. Павленко принадлежит к той части историков, которые дают времени правления Анны скорее негативную оценку. Здесь можно спорить, однако достоинством всех книг Павленко является огромное знание автором самых разнообразных источников эпохи, со сведениями которых историк щедро знакомит читателя. Опираясь обширный комплекс разнообразных документов, Н. И. Павленко реконструирует фактическую историю, дает яркие картины всех сторон внутренней жизни России, описывает ее внешнюю политику, включая такое важное событие в царствование Анны, как Русско-Турецкая война 1735–1739 гг. Для творческого почерка Николая Ивановича Павленко как исследователя никогда не была свойственна подтасовка материала под свои выводы об описанном им времени. Картины прошлого, воссозданные Н. И. Павленко, потрясающе объективны, поэтому и другие историки, и читатель могут создать свое мнение об эпохе.

На страницах книги о царице Анне, дочери царя Ивана V, старшего единокровного брата и соправителя Петра I в 1682–1696 гг., читатель найдет также информацию о других действующих лицах эпохи – фаворите Бироне, его конкурентах по придворному успеху братьях Леванвольдах, кабинет-министрах, включая реального «серого кардинала» Андрея Ивановича Остермана, а также состоящего из всех пороков и достоинств одновременно кабинет-министра Артемия Петровича Волынского.

Книга написана прекрасным литературным языком, читается увлекательно, оставаясь при этом серьезным историческим исследованием.

Т.В. Черникова,

доктор исторических наук,

профессор кафедры всемирной

и отечественной истории

МГИМО МИД России

Н.И. Павленко
Анна Иоанновна

Глава I
Герцогиня Курляндская

Время, когда накануне женитьбы царя в Москву со всех концов страны свозили красавиц на выданье, чтобы из их числа он избрал пригожую, отошло в прошлое. Уже мать Петра Великого сама присмотрела невесту для сына – Евдокию Лопухину, но брак оказался недолговечным. По свидетельству современника, Евдокия, воспитанная по правилам архаичного Домостроя, хотя и была «лицом изрядная, токмо ума посреднего и нравом несходную своему супругу». В конечном счете она оказалась в монастырской келье – по обычаям того времени развод допускался в двух случаях: либо после доказанной измены супруги, либо в результате желания отказаться от мирской жизни и постричься в монахини.

Жизнь в келье не прельщала молодую красавицу, и ее насильно по повелению царя отправили в Суздальский монастырь, где она под именем инокини Елены должна была влачить унылую жизнь отшельницы, подвергнуться тяжелому испытанию, которого она не выдержала, вступив в интимную связь с капитаном Глебовым.

Вторую супругу Петр I выбирал уже сам, причем это была не боярышня и не дочь отличившегося каким-либо подвигом дворянина, а безродная пленница Марта, находившаяся в услужении у пастора Глюка и вместе с ним оказавшаяся трофеем русских войск, овладевших небольшой крепостью Мариенбург, где пастор имел приход.

Неизвестный художник.

Портрет императрицы Анны Иоанновны. XVIII в. Холст, масло.

Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург

При Петре радикально изменилась судьба царских дочерей. До него выдавать их замуж было не принято – впереди была суровая и однообразная жизнь в тереме, где они занимались рукоделием, а развлекались пением – семейного счастья они были лишены, и царский терем становился для них постылой тюрьмой.

При Петре брачные отношения в царской семье кардинально изменились: дочери вместо затворнической жизни в тереме приобрели возможность выходить замуж, причем не за отечественных женихов, а за иностранных принцев. Равным образом и сына своего Алексея Петр женил не на русской красавице, а на иностранной принцессе – Софии Шарлотте – изуродованной оспой сестре супруги австрийского императора.

Брачным контрактам, таким образом, придавалось политическое значение, главенствовало желание породниться с европейскими дворами и приобрести еще один способ влияния на европейские дела. Правда, в представлении европейских держав Русское государство конца XVII – начала XVIII века еще сохранило репутацию варварской Московии, и среди кандидата в мужья не значились представители английского, испанского, датского и французского дворов.

Между тем в распоряжении Петра I находилось пять невест: три из них, племянницы, были дочерьми сводного брата Иоанна, и две дочери, достигшие брачного возраста, от второй супруги Петра Екатерины Алексеевны – так стала именоваться пленница Марта после принятия православия.

Иоанн Алексеевич был женат на Прасковье Федоровне Салтыковой, родившей пять дочерей: Марию, Феодосию, Екатерину, Анну и Прасковью. Две старшие дочери скончались в младенчестве, а три, точнее, две стали предметом политических комбинаций царя. Старшую, Екатерину, Петр выдал замуж за герцога Мекленбургского; среднюю, Анну, – за герцога Курляндского. Что касается младшей, Прасковьи Иоанновны, женщины внешне непривлекательной, то ей так и не удалось обрести жениха – она до 28 лет оставалась в девах и в 1724 году вступила в интимную связь с гвардии майором Иваном Ильичом Мамоновым. Любопытная деталь – за эту связь был наказан не Мамонов, а царский паж, выступавший сводником¹.

Детство сестер протекало во дворце Прасковьи Федоровны, отличавшейся некоторыми странностями. Она, например, была неравнодушна к почестям, подчеркивавшим ее положение царицы, – при жизни царя Иоанна в ее штате насчитывалось одних только стольников 263 человека. После смерти Иоанна обширный штат придворных заменила челядь дармоедов – нищих богомольцев, богомолок, калек, уродов и юродивых. Среди этого сброда особым уважением царицы пользовался полупомешанный подьячий Тимофей Архипович, выдававший себя за пророка, к нелепым предсказаниям которого она чутко прислушивалась и даже гордилась тем, что такой необыкновенный человек нашел приют в ее доме. «Двор моей невестки, – говаривал Петр I, – госпиталь уродов, ханжей и пустословов».

Во дворце вдовы можно было наблюдать странное сочетание хлебосольства и гостеприимства с подсиживанием, мелкими интригами. Набожность в царице уживалась с беспредельной жестокостью.

Автор исследования о жизни царицы М. И. Семевский поведал об одном эпизоде, вызывающем неприязнь к этой беспощадно жестокой женщине.

Неизвестный художник.

Портрет царя Ивана Алексеевича.

Сер. XVIII в. Музеи Московского Кремля

Однажды в 1722 году фаворит Прасковьи Федоровны Василий Алексеевич Юшков уронил адресованное ему письмо царицы интимного содержания. Его поднял подьячий Василий Деревнин, решивший использовать послание против своего злейшего врага Юшкова. О находке Деревнина стало известно Юшкову и царице. Деревнин был схвачен, закован в пятипудовую цепь и 18 суток содержался в тюрьме царицы, но так и не признался в находке. Некоторое время спустя Деревнину, с 1715 по 1719 год управлявшему казной царицы, было предъявлено обвинение в хищении денег, и он оказался в застенках Тайной канцелярии. Царицу волновал не столько нанесенный ей материальный ущерб, сколько ее письмо к Юшкову. Разъяренная упорством Деревнина, царица, вооружившись тростью, отправилась в Тайную канцелярию, потребовала к себе Деревнина и самолично стала выбивать у него признание пытками: сначала она била его по лицу, затем велела снять рубашку и с побагровевшим от гнева лицом изуродовала ему спину. Не добившись признания, она прибегла к пыткам, вызвавшим удивление даже у видавших виды тюремщиков, тщетно уговаривавших ее не прибегать к ним. Тем не менее Прасковья Федоровна велела жечь бороду Деревнина свечой. Лицо жертвы было изуродовано до неузнаваемости, но царице так и не удалось добиться признания о месте нахождения злополучного письма.

Жестокостью отличался и брат царицы Василий Федорович Салтыков. О садизме Василия Федоровича было известно из-за его постоянных издевательств и непрестанных избиений своей супруги Александры Григорьевны, единственной дочери Григория Федоровича Долгорукого.

В 1719 году в Митаве свидетельницей свирепости Василия Федоровича стала Анна Иоанновна, и даже ее заступничество не помешало Александре Григорьевне быть в очередной раз так изувеченной супругом, что она была вынуждена бежать к своим родителям и жаловаться не только царице Екатерине Алексеевне, но и самому царю. Поскольку князь Григорий был известен Петру и истязателя ожидали неприятности, Прасковья Федоровна решила помочь брату. Она ему писала: «Братец, свет мой, пожалуй поберегися, чтобы тебя не извели или бы не убили… Она (Александра Григорьевна. – Н. П.) била челом, а челобитная писана по-прежнему, только прибавки: “хуже я вдовы и девки”; да еще пишет: “взял мою бабу и живет блудно” и бьет челом, блудного дела с тобой разойтися; к государю пишет просительное письмо, чтобы он миловал». Дело закончилось только в 1730 году разводом и пострижением Александры Григорьевны в монахини.

Мы подробно остановились на нравах царицы и ее брата в связи с тем, что в жилах Анны Иоанновны текла в том числе и кровь Салтыковых, людей свирепого и деспотичного нрава.

При обучении и воспитании Прасковья Федоровна руководствовалась домостроевскими наставлениями, но в то же время по собственной инициативе или по внушению царя держала учителей-иностранцев: немца Иоганна Дитриха Остермана и француза Рабурха. Видимо, оба иноземца готовили царевен к замужеству за принцев европейских дворов и заботились о знании языков и умении танцевать².

Современники оставили скупые отзывы о сестрах. Первый из них принадлежит перу секретаря австрийского посольства И. Корбу, посетившего Измайлово в 1698 году вместе с послом, которого сопровождали музыканты. Он отметил, что «незамужние царевны, желая оживить свою спокойную жизнь, которую ведут они в волшебном убежище, часто выходят на прогулку в рощу и любят гулять по тропинкам, где терновник распустил свои коварные ветки. Случилось, что августейшие особы гуляли, когда вдруг до их слуха долетели приятные звуки труб и флейт; они остановились, хотя возвращались уже во дворец… Особы царской крови с четверть часа слушали симфонию, похвалили искусство всех артистов»³.

Более обстоятельные сведения об Анне Иоанновне, относящиеся к 1710 году, обнаруживаем в дневнике датского посла Юста Юля: «В общем, они (дочери Прасковьи Федоровны. – Н. П.) очень вежливы и благовоспитанны, собою ни хороши, ни дурны, говорят немного по-французски, по-немецки и по-итальянски». Секретарь английского посла Ч. Витворта Л. Вейсброд все же выделил внешность Анны Иоанновны, которую среди трех сестер считал самой привлекательной. Иное впечатление о внешности сестер сложилось у испанского посла де Лириа, писавшего в начале 1730-х годов: «Герцогиня Мекленбургская Екатерина Иоанновна, сестра царицы Анны, чрезвычайно живого характера, не имеет скромности и откровенно высказывает все, что ей приходит в голову. Она чрезвычайно толста и легкомысленного поведения.

Принцесса Прасковья, вторая сестра царицы, отмечена способностями, очень дурна лицом и худощава, здоровья слабого. Прасковья глупа и имеет такую же склонность к мужчинам, как и сестра».

Затруднительно в наши дни решить, какой портретной зарисовке отдать предпочтение, какая из них наиболее соответствует оригиналу: быть может, Анна Иоанновна в свои 19 лет была более миловидной и привлекательной, чем два с лишком десятилетия спустя, но образ, запечатленный художником в 1730-х годах, не вызывает симпатий. Всматриваясь в ее лицо, мастер создания портретов далекого прошлого В. О. Ключевский описал словами отнюдь не привлекательную внешность императрицы: «Рослая и тучная, с лицом более мужским, чем женским, черствая по природе…» Скорее всего, все современники были правы, равно как прав был и Ключевский: молодость скрашивала неприглядную внешность царевен, обнаружившуюся в зрелом возрасте.

Никитин Иван Никитич.

Портрет Прасковьи Ивановны, племянницы Петра I. 1714 г.

Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Весной 1710 года царь вызвал племянниц из Москвы в Петербург, для того чтобы приучить царевен к морю. Эту мысль почти одинаковыми словами выразили датский дипломат и токарь Петра А. К. Нартов, причем Юст Юль отметил пагубное влияние моря на путешественниц. «Женщины испытывали к морю отвращение… Тем не менее царь почти всегда берет их в плавание и предпочтительно в свежую погоду; запирает их наглухо в каюту, пока их хорошенько не укачает и не вырвет; тут только он доволен, так как в этом находит удовольствие и развлечение»⁴.

Царь пригласил племянниц не только ради морских прогулок, но главным образом чтобы скрепить семейными узами Анну Иоанновну с герцогом Курляндским. В июне состоялась церемония помолвки герцога и Анны Иоанновны.

Согласно старомосковским обычаям, будущий супруг мог увидеть свою невесту только за свадебным столом. До этого их судьбу решали либо родственники жениха и невесты, либо сваха. Случалось, на смотринах родителям жениха показывали подставную невесту, а в подлинной обнаруживались физические недостатки, но уже ничего нельзя было изменить.

Личное знакомство принцесс с принцами западноевропейских дворов тоже чаще всего происходило во время свадебных торжеств. До этого брачующиеся обменивались портретами, и внешняя привлекательность жениха и невесты могла зависеть от мастерства художника, его умения скрыть отсутствие привлекательности.

Церемония помолвки курляндского герцога Фридриха Вильгельма и Анны Иоанновны состоялась в июне 1710 года, причем в отсутствие герцога. Его персону представлял гофмаршал, просивший руки царевны от имени своего господина. Получив согласие царя, он передал невесте обручальное кольцо и портрет жениха, украшенный драгоценными камнями. Царь снял кольцо с руки племянницы для передачи его герцогу. В этой церемонии первостепенное значение имел не обмен кольцами, а брачный договор, предусматривавший финансовые обязательства сторон. Молодой герцог Фридрих Вильгельм предлагал включить в договор обязательства России вывести свои войска из Курляндии, не взыскивать с нее контрибуции, право Курляндии не вмешиваться в конфликты России с другими странами. Наконец, жених запросил 200 тысяч рублей приданого, выдаваемого единовременно.

Петр со всеми условиями герцога не согласился: главное изменение состояло в уменьшении суммы приданого – она была определена в размере 40 тысяч рублей, а остальные 160 тысяч Петр отдавал герцогу взаймы на выкуп заложенных им владений. Герцог обязался выдавать супруге на туалет и прочие мелкие расходы ежегодно по 10 тысяч ригсталеров, а в случае его смерти вдове причиталась ежегодная пенсия в 100 тысяч рублей.

Свадебные торжества, отличавшиеся необычайной для прижимистого царя пышностью, состоялись в ноябре 1710 года. На свадьбу было приглашено множество гостей. Обязанности маршала выполнял сам царь. Церемония происходила во дворце Меншикова, куда гости отправились на 40 шлюпках. Меншиков встретил жениха и невесту на пристани, обряд бракосочетания состоялся в часовне при доме князя. Венец над невестой держал Александр Данилович, а над женихом – царь. После обручения сели за стол, при каждом тосте раздавалось 13 выстрелов. Затем начались танцы, в 11 вечера новобрачных отправили в покои.

Торжества затянулись на две недели и разделились как бы на две части: свадьба герцога и Анны Иоанновны и свадьба карликов, устроенная в честь новобрачных, – торжество, введенное Петром Великим.

После брачной ночи за обедом было выпито 17 заздравных чаш, затем в зал внесли два огромных пирога, поставив их на двух столах. В каждом из них, когда их разрезали, находилось по карлице. Обе – во французском одеянии и с высокой прической. Одна из них произнесла приветственную речь в стихах, после чего царь схватил под мышку вторую карлицу и принес на стол, где сидели новобрачные. Обе, как писал Юст Юль, под музыку весьма изящно протанцевали менуэт. После трапезы зажгли фейерверк, устроителем которого был сам царь. Фейерверк высвечивал слова, обращенные к молодым супругам: «Любовь соединяет». Бал продолжался до ночи.

Свадебные празднества завершились 19 ноября пиром в резиденции герцога, а через три дня состоялся смотр карлов, свезенных со всей России. Их царь распределил среди вельмож и велел роскошно экипировать.

Свадьба карликов состоялась 25 ноября. Их привезли к царскому дворцу, оттуда – в крепость, где произошло венчание. Жених следовал вместе с царем, за ними шествовали внешне приличные пары карлов и карлиц, а заключали процессию самые безобразные пары с уродливыми физиономиями, огромными животами, кривыми ногами. Юст Юль отметил, что все это «походило на балаганную комедию».

Свадебные торжества происходили тоже в доме Меншикова, причем для карлов было изготовлено шесть маленьких овальных столов и соответствующих размеров стулья⁵.

В первой половине января 1711 года герцог решил отправиться на родину, но вследствие нескольких приступов лихорадки на несколько дней отложил поездку.

Закончился свадебный двухмесячный угар, и радость герцогини сменилась трагедией, коренным образом изменившей ее жизнь почти на два десятилетия, – по пути в Митаву герцог неожиданно занемог и умер. Историки не располагают подробностями об обстоятельствах и причинах смерти. В их распоряжении лишь краткая, ничего не разъясняющая информация иностранного дипломата: «Герцог выехал из Петербурга в добром здравии, но верстах в сорока отсюда внезапно заболел и умер»⁶.

После его смерти вдова продолжала путь в Митаву навстречу унижениям и материальным невзгодам. Дело в том, что брачный контракт оказался пустой бумагой – вдова не имела никаких юридических прав на собственность, в Курляндии в ее владении был лишь титул герцогини, а казной она не распоряжалась. Казну держал в нетвердых руках престарелый и ни к чему не способный дядя покойного – Фердинанд, назначенный герцогом польским королем.

Как жилось вдове на чужбине? Если ответить коротко, то несладко: чуждые ей нравы и обычаи, высокомерие местного дворянства – потомков тевтонских рыцарей, языковый барьер между герцогиней и придворными, постоянно испытываемые денежные затруднения, лишавшие ее возможности поддерживать престиж герцогини, – все это вело к отсутствию элементарного комфорта. Повторим, по брачному контракту герцогиня, если останется вдовой, должна была получать на содержание ежегодно пенсию в 100 тысяч рублей, но тощая казна герцогства не могла обеспечить ее получение, и Петр потребовал 28 коронных владений в обеспечение этой суммы. Управление имениями Петр I поручил Бестужеву, отправленному в 1712 году в Митаву.

Итак, герцогине приходилось рассчитывать лишь на финансовую помощь дяди, но Петр I не поощрял расточительности герцогини. А появившаяся у герцогини страсть к роскоши вела к постоянным и обременительным долгам.

Представление об условиях жизни герцогини в Митаве, ее чертах характера можно почерпнуть из ее писем. Перед нами практичная женщина, достаточно разумная, чтобы ориентироваться в хитросплетениях придворной жизни Петербурга и использовать ситуацию в своих интересах. Она всегда знала, к кому можно обратиться с просьбой, кому достаточно письмеца с новогодним поздравлением, кто находится в опале и поэтому поддержание связей с ним грозит бедой. В ее письмах поражает способность униженно клянчить, подлаживаться, использовать все рычаги воздействия на того, от кого она ожидала помощи. Особенно эту способность Анны Иоанновны иллюстрируют ее письма к Меншикову и членам его семьи.

А. Д. Меншиков был тем корреспондентом, к которому герцогиня чаще, чем другим, отправляла послания в первое десятилетие своего пребывания в Митаве. Анна Иоанновна не считала бесполезным писать и супруге светлейшего, и даже ее сестре Варваре Михайловне, оказывавшей, как известно, большое влияние на князя. Обычно ее послания нельзя было назвать деловыми – это скорее напоминания о своем существовании – поздравления с наступающим Новым годом, церковными праздниками, днями рождения и тезоименитства, как правило, остававшиеся без ответа. Единственная и часто повторяемая просьба к Меншикову состояла в том, чтобы он не оставил «своей любви к матушке и сестрице», то есть к Прасковье Федоровне и ее дочери Прасковье Иоанновне.

Поздравительные записочки она отправляла и членам царствовавшей фамилии: Петру, Екатерине Алексеевне, сыну Петру Петровичу и дочерям Анне и Елизавете; своего «дядюшку» просьбами она обременять не осмеливалась и даже поздравления не всегда адресовала лично ему, а использовала в качестве посредницы Екатерину Алексеевну. К супруге царя герцогиня несколько раз обращалась с жалобами на своих недругов, которые нанесли урон ее репутации добропорядочной вдовы, чем вызвала такой гнев у строгой и жестокой ее матери, что та едва ее не прокляла.