Kitabı oxu: «Ты в гадалки не ходи»

Посвящается моей подруге Ирине Елисеевой – мученице, которая может терпеть мое общество достаточно долго.

Я проверяла.

Пролог

«Ветер с моря дул, ветер с моря дул, нагонял беду, нагонял беду…» Откуда в моей голове закрутились строчки этого почтенного шлягера, я не знаю. Наверное, от испуга. У всех нормальных людей в ожидании смерти перед глазами проходит вся жизнь, а у меня – нате! – вспомнился какой-то древний хит с радио «Ретро-fm».

Ветер, конечно, дул, и дул весьма сильно. Но шел он не с моря. Эх, мечтала я побывать на море, да так и не довелось. И теперь уже не доведется. Ветер дул с осенней и оттого неприветливой речки Выпи, которая протекает возле нашего городишки. Городишка, кстати, называется Щедрый. Ничего особенного. Разве что… Колдунов, ведьм, оборотней, вампиров в нашем городке прописано больше, чем на всей планете. Причем настоящих, а не самодеятельных. Из-за этого в городе сложновато жить.

Что ж, посмотрим, каково в нем будет умирать.

Колдун, которого этот бандит нанял для того, чтобы отнять у меня жизнь, нервно курит и глядит на бурное течение реки. Чего ему-то нервничать? Не он ведь попал в такой переплет, в какой попала я.

– Что стоим, кого ждем? – мрачно спрашивает Лунатик. Это у него погоняло такое – Лунатик. На самом деле этого бандита-бизнесмена зовут Василий Феофилактович Евсеев. А Лунатиком его прозвали за то, что он, по слухам, никогда не спит и все свои самые главные сделки проворачивает по ночам. Василий Феофилактович из старой породы бандитов-бизнесменов. Любит блатной жаргон и употребляет его к месту и не к месту. Любит массивные золотые цепи и кожаные дубленки. Вот и сейчас он стоит в шикарной кожанке, сверкает золотым зубом и приказывает:

– Кончай ее, Лысый.

Лысый – это колдун, которого Лунатик пригласил специально для того, чтобы разделаться с моей молодой жизнью. А за что? Я ведь ничего такого не делала! Ну не сложилось у меня гадание, так что же – сразу за это пистолет к виску? Если уничтожать каждую проштрафившуюся гадалку, пистолетов не хватит.

Лысый поднимает руки и начинает плести заклинание, в результате которого от меня останется кучка не поддающегося идентификации пепла. И жители города Щедрого так и не узнают, куда подевалась молодая, красивая (sic!), подающая большие надежды гадалка Вероника Рязанова. Обидно.

– Стойте! – говорю я. – Это же не метод. Почему сразу смертный приговор? А хотите, я кредит в банке возьму и выплачу вам сумму, которую задолжал вам господин Сметанин?

– Бла-бла-бла, – хмыкает Лунатик. – Кредит она возьмет. Это в каком же банке, интересно?

– В Сельхозбанке например, – жалобно говорю я.

– Чикса, – говорит Лунатик. – Сельхозбанк весь подо мной ходит. Это ты у меня же кредит возьмешь, чтоб его мне и вернуть. Крутая герла. Остроумно, но не катит. Давай, Лысый, мочи ее.

Лысый ухмыляется, и от его улыбки хочется взвыть. Он что-то задумал, этот типичный представитель оккультизма.

– А зачем вам развеивать ее в пепел, Василий Феофилактыч? – говорит он подобострастно. – Можно же ее в какую-нибудь зверушку превратить. Например, в хомячка или игуану. Игуана – это модно.

– Ага, и гадит она где попало, – ухмыляется Лунатик. – Нет, говорю «в пепел», значит – в пепел. Я его потом в коробку из-под сигар соберу и в гостиной поставлю. Буду для понта показывать всем корешам, чтоб боялись Лунатика кидать.

– Что ж, – буднично говорит колдун. – Прощайся с жизнью, Вероника Рязанова.

Его пальцы сплетаются, а в глазах вспыхивает алый огонь. Я чувствую, как на мне загорается одежда.

– Помогите! – неубедительно кричу я, и тут от меня все скрывает черная тень.

А скорее черный вихрь.

И я не успеваю вымолвить ни слова.

Глава 1

В день, когда мне исполнилось восемнадцать лет, я поняла, что необратимо больна.

Дело было так. Стояло роскошное городское лето. Наш городок Щедрый очень провинциальный, и поэтому клумб, садов и парков в нем больше, чем торговых центров и автомобильных пробок. Воздух в Щедром чист и свеж, как новый носовой платок, в реке можно купаться без риска подцепить какое-нибудь химическое отравление, а в парке… Да что я вам расписываю! Приезжайте в Щедрый на скором поезде Москва – Холмец и воочию убедитесь в том, что я говорю. Щедрый прекрасен.

Но перейдем к моей болезни. Стояло, повторюсь, лето, роскошное, как «бентли». И одиннадцатого июля мне как раз исполнилось восемнадцать.

Мы с друзьями не стали отмечать это дело в душной квартире и решили выбраться на природу. Природой в данном случае оказалась опушка рощицы, носящей название Мамаева роща. Почему Мамаева – не знаю. Просто все привыкли так называть этот ухоженный островок зелени в пригороде. Мы нашли старое костровище, которым пользуются все любители шашлыков на свежем воздухе, и устроили костерок. Скоро угли были готовы, и наши мальчики принялись священнодействовать над шашлыком. Мы с девчонками сервировали на расстеленной скатерти нехитрую выпивку и закуску.

И тут в моих волосах запуталась пчела.

Боже, как она жужжала! Я поначалу просто онемела от шока, а потом завизжала не хуже пчелы:

– Вытащите ее, пожалуйста-а-а!!!

Мой друг Сережа пришел на помощь. Его усилиями пчела по частям была извлечена из моих волос.

– Чего ты так визжала? – удивился Сережа. – Она тебя даже не укусила.

И я поняла, что…

– Я их боюсь. Смертельно. Всяких жужжащих, летающих, ползающих. Одним словом, насекомых.

– Не ерунди, – улыбнулся Сережа. – Я за тобой этого не замечал. Во всяком случае, до сегодняшнего дня.

– Я скрывала. Я старалась жить так, чтобы насекомые были подальше от меня.

– Хватит вам трепаться о всякой ерунде, – загомонили девчонки. – Шашлык готов, давайте к столу.

Мы расселись, все провозгласили тост за именинницу, то есть за меня, и принялись наслаждаться жизнью, а мне кусок в горло не лез. Меня трясло, и выглядела я не ахтецки. Я все время нервно оглядывалась вокруг, словно ожидала нового нападения злобных и мерзких насекомых. И дождалась – ко мне в босоножку заполз здоровенный муравей и укусил, да как больно!

Я выронила кусок шашлыка в траву и зарыдала.

– Да успокойся, – наперебой принялись утешать меня подружки. – Сейчас водкой протрем, и все пройдет.

– Лучше внутрь, – советовали мальчики.

Муравья убили, протерли место укуса водкой, но не это главное. Мой покой был нарушен. А ведь я на курсах валеологии училась жить в гармонии с природой. Так какая может быть гармония, если кругом столько враждебных насекомых!

Когда мы вернулись с пикника, я, нервно кусая губы, рассказала маме, что произошло.

Мама воспитывает меня одна. С отцом она в разводе и никогда не говорит на тему, почему же произошел развод. Я это к тому говорю, что мама у меня довольно решительная женщина, не склонная к сантиментам.

– Мама, что мне делать? – в завершение своей речи спросила я.

– Жить как жила, – пожала плечами мама. – Уж не хочешь ли ты сказать, что это у тебя серьезно? Не ерунди. Ты должна понимать, что насекомые – часть планетарного Замысла, они нужны, они выполняют свою роль в мировом круговороте природы, так что бояться насекомых просто нелепо.

Я выслушала маму, сказала ей «спасибо», но в душе продолжала трястись от страха.

И потом, почему раньше на насекомых мне было плевать, а теперь я от каждой мухи шарахаюсь? Может, на меня навели порчу?

В таких размышлениях я промаялась всю ночь, а на следующий день отправилась в свой учебный валеологический центр. Шла я то медленно, то чуть ли не бегом – все зависело от того, какое насекомое пролетало мимо меня. Со стороны я наверняка выглядела полной идиоткой.

В валеологическом центре за столами сидели разные люди. Их объединяло одно – желание слиться с матерью-природой и заодно стать частью ноосферы. У многих на столах стояли ароматические лампы и свечи. Играла тихая, расслабляющая музыка, на огромном плазменном телеэкране демонстрировался фильм-заставка, рассказывающий о красоте и гармонии подводного мира Земли. Раньше это меня успокаивало и уравновешивало, но сегодня я была явно не в духе. Тем более что по экрану ползала крупная черно-желтая оса.

– Послушайте, – нервно сказала я одному мужчине. – Не могли бы вы убрать осу с экрана.

– Как убрать?

– Ну убить. Допустим, газетой.

– Девушка, что вы такое говорите?! Разве это разумно – отнимать жизнь у совершенно невинного существа. И потом она что, вам мешает?

– Мешает. Я боюсь насекомых.

– Милочка, вы должны преодолеть свой страх, иначе вы никогда не сольетесь в гармонии с природой.

– Нужна мне эта гармония, – опрометчиво буркнула я.

– Тогда подумайте, стоит ли вам посещать занятия нашего центра, – сказала подошедшая сзади дама.

Эта дама была нашим валеологическим преподавателем. Я ее очень уважала. Но сейчас страх перед осой был так велик, что я плохо соображала, что говорю и что делаю.

– Да, – сказала я. – Очень мило! Вместо того чтобы прислушаться к человеку, понять его и помочь ему, вы сразу принимаетесь за нотации.

– Дорогая, человек лишь частичка общемирового Замысла, так же как и эта оса…

– Ах вот как! – воскликнула я. – Ну и ноги моей не будет в вашем центре. Найду себе другие курсы. Без ос и прочих жалящих тварей.

Про «жалящих тварей» это был недвусмысленный намек. Я ушла из валеологического центра и отрясла его прах со своих ног. Но легче мне не стало. Насекомые по-прежнему представляли для меня угрозу. Я чувствовала, как сильно бьется мое сердце, как ужас сковывает железным обручем мою несчастную голову… Мимо пролетела бабочка – я чуть не села на тротуар. Чаша моих страданий переполнилась, и я заревела как маленький ребенок. Косметика потекла, ну и черт с ней. Я плакала, совершенно забыв, что у меня нет с собой носового платка. И тут свершилось чудо. Чья-то сердобольная рука протянула мне пачку бумажных платков «Клинекс».

– Спасибо, – виновато пробубнила я. – Мне так стыдно.

– Ничего не стыдно. Вытрите слезы. У вас тушь растеклась.

Я воспользовалась платками по назначению и после этого осмелилась поднять глаза на своего спасителя. Именно спасителя, а не спасительницу. Это был молодой человек примерно лет на шесть постарше меня, симпатичный, стильно одетый и говорящий со странным акцентом.

– Меня зовут Ромул, – сказал молодой человек. – А вас?

– Вероника. Вы что, действительно Ромул? Из тех, что Рим основали?

Ромул засмеялся:

– Почти. Вот только никак не найду своего братца Рема.

– Вы, наверное, иностранец?

– Совершенно верно. На самом деле я Бэтмен, Супермен и Человек-паук в одном лице.

Я рассмеялась:

– Забавно. А меня зовите просто – Вероника.

– Что ж, мисс Вероника, вам стало легче после этой Ниагары слез?

– Немного. Но слезы не решат моей проблемы. Ничуточки.

– А у вас есть проблема?

– Да.

– И обычные люди ее решить не в состоянии…

– Да…

– Тогда вам повезло.

– В чем именно?

– Я знаю того человека, который вам нужен.

– Послушайте, Ромул, я на такие вещи не покупаюсь. Во-первых, я никогда не обращаюсь за помощью к чародейкам, ведьмам и колдунам.

– А напрасно. Иногда стоило бы.

– А во-вторых, кто вас, доброго человека, знает. Вдруг вы маньяк? И хотите покуситься на мою невинность!

– Мне ваша невинность ни к чему. Уж поверьте.

– Тогда что вы хотели мне предложить?

В ответ Ромул протянул мне скромную визитную карточку:

– Позвоните по этому номеру, когда совсем станет невмоготу. Всего хорошего.

И Ромул ушел, а я стояла и смотрела ему вслед, даже не успев сказать «спасибо».

Потом я посмотрела на глянцевый прямоугольник в своей руке. На нем серебром было вытиснено:

Юлия Ветрова

Помощь в сложных житейских ситуациях

И телефон.

– Мама дорогая! – прошептала я. – Вот это да!

…Юлию Ветрову в нашем городке не знал только самый ленивый и нелюбопытный. Я ктаковому обществу не относилась, а потому знала, что Юлия Ветрова – чародейка экстра-класса, высшая ведьма и так далее. Несколько лет Юлия жила в Толедо, этой столице ведьмовства, потом перебралась в город Оро, мощный оплот оккультизма. О ее приключениях и чудесах слагались легенды. Быть похожей на Юлю Ветрову было девизом большинства начинающих ведьм.

Но я-то здесь при чем?

«А при том, – заговорил мой внутренний голос – При том, что ты оказалась в трудной ситуации с этими своими насекомыми. И теперь тебе прямая дорожка к Юлии Ветровой. Она поможет».

Нет, эта ведьма ничем не сможет мне помочь. Тут нужна не чародейская помощь, а медицинская.

Я решила пойти к врачу. Но карточку с телефоном Юлии Ветровой все же не выбросила.

Глава 2

В нашей поликлинике на меня странно посмотрели, когда я спросила, принимает ли психотерапевт.

– У нас в штате нет психотерапевта, – наконец смилостивилась одна из сидящих в регистратуре дам. – Знаете психоневрологический диспансер на улице Клары Цеткин?

– Д-да, примерно представляю себе, где это.

– Вот там есть и психотерапевт и психиатр. Обратитесь туда. Вам телефон диспансера дать?

– Если вам не трудно, – криво усмехнулась я.

Дама продиктовала мне телефон, в то время как остальные регистраторши перешептывались, искоса поглядывая на меня. Я знала, что они думали – такая молодая и уже психопатка. Они ничего не понимали! Они не знали, каково это – пугаться каждой пролетающей мимо мухи или осы.

На следующий день, втайне от мамы, я позвонила в диспансер.

– Можно записаться на прием к психотерапевту? – приглушенным голосом сказала я. Мне казалось, что меня подслушивают стены собственной квартиры. Подслушивают и осуждают. А за этими стенами – мириады ос, пчел, шмелей и пауков. Нет, вот так: И ПАУКОВ!

– Психотерапевт пока в отпуске. Может, вас сразу записать к психиатру?

– Что значит «сразу записать»? – возмутилась я. – Вы считаете меня безнадежно больной?

– Нет, что вы. Просто это у нас в диспансере такая тенденция: все, кто ходит на прием к психотерапевту, потом приходят лечиться у психиатра. Вы, девушка, не волнуйтесь и ничего такого не думайте. Наши психиатры – очень хорошие, талантливые профессионалы. Давайте я вас запишу к Владимиру Сергеевичу Кващенко. На завтра, на два часа дня. Вас устроит?

Поскольку из валеологического центра меня турнули, оставалась масса свободного времени. И я сказала:

– Да, устроит.

Назавтра, в половине второго, я уже толклась у дверей диспансера. Мне было боязно войти – получается, что я отрезаю себя от нормальной психической жизни, и в то же время я понимала: если я не войду, мои страхи перед шмелями и осами просто затопят мое сознание. И на что я тогда гожусь? Превращусь в истеричку, дергающуюся от каждого подозрительного жужжания? Нет, только не это.

Мимо меня пролетела бабочка, шелестя крылышками, и это решило мою судьбу. Спасаясь от бабочки, я рывком распахнула дверь и буквально вбежала в прохладный вестибюль диспансера.

Здесь пахло недавней побелкой и почему-то сосновой смолой. По выщербленным от времени каменным ступеням я поднялась в регистратуру.

– Я вчера звонила, – охрипшим голосом сказала я. – Мне сегодня назначен прием у доктора Кващенко. В два часа.

Регистраторша пролистала свой журнал и сказала:

– Все верно. Поднимайтесь на второй этаж, комната двадцать шесть.

– С-спасибо.

Мне показалось, или регистраторша и впрямь проводила меня сочувственным взглядом?

Двадцать шестой кабинет я нашла быстро. Никакой очереди возле него не было. Да и вообще здесь не было очередей, как я заметила. Не очень-то торопятся люди к психиатрам, по всему видно.

Я деликатно постучала в дверь.

– Войдите! – пригласил меня энергичный мужской голос.

Я вошла.

– Здравствуйте, доктор! – пролепетала я.

– Здравствуйте, Вероника! Вас ведь зовут Вероника?

– Да.

– Присаживайтесь. Располагайтесь поудобнее.

Я села в глубокое податливое кожаное кресло.

– Итак, Вероника, – промолвил психиатр. – Я вас внимательно слушаю.

– Это ужасно, – проговорила я. И слезы полились сами собой, но на сей раз я запаслась платками. – Это нарушает мое душевное равновесие и не дает мне спокойно жить!

– Понимаю, иначе вы сюда бы не пришли. Но что именно не дает вам спокойно жить? Вы еще не назвали причину.

– Я… Понимаете, доктор, я страшно боюсь насекомых. Притом что раньше я на них просто не обращала внимания. Но вот недавно был мой день рождения, мне исполнилось восемнадцать, и именно тогда все и началось.

– Как именно случилось то, что вы стали бояться насекомых?

– Мне в волосы залетела пчела. Она так противно жужжала! И я испытала какой-то первобытный страх. И с тех пор я боюсь всех насекомых, даже комаров и бабочек! Я не могу спокойно жить. В доме я все окна завесила москитной сеткой. На улицу стараюсь не выходить, а уж если выхожу, подбираю волосы так, чтобы в них не могли запутаться насекомые… Вы же видите, какая у меня дурацкая прическа.

– Ну-ну, совсем не дурацкая…

– И совсем не прическа. Я понимаю, доктор, ваша профессия – успокаивать. Так успокойте меня! Сделайте так, чтобы я больше не боялась этих тварей. Может быть, вы меня загипнотизируете?

– Помилуйте, какой гипноз! Ваш случай вовсе не такой запущенный, тем более началось это с вами совсем недавно. Я пропишу вам таблетки, напишу также время их приема, и поверьте, ваша жизнь придет в норму, вы перестанете бояться, тревога уйдет из души…

– Спасибо, доктор! – Я опять прослезилась.

Владимир Сергеевич энергично потер руки.

– Пока не за что, Вероника. Назначу-ка я вам неселективный ингибитор моноаминоксидазы. И еще тиоридазин и трифлуоперазин в качестве психокорректоров.

– Боже мой, доктор, это так ужасно звучит!

– На самом деле в этих препаратах нет ничего страшного. Главное, принимать их вовремя и регулярно.

Владимир Сергеевич принялся писать рецепты. А я между тем увидела, как по створке жалюзи ползет здоровенный таракан.

– Таракан! – истошно завопила я, показывая пальцем на жалюзи. – Огромный!

– Где? – глянул, прищурившись, Владимир Сергеевич.

Я еще раз посмотрела на жалюзи. Таракана там не было.

– Ох, извините меня, пожалуйста.

– Таракана не было, Вероника. Возможно, он существовал только в вашем воображении.

– Не может такого быть! Хотя… Почему не может? Простите меня, доктор. Вы, наверно, считаете меня психопаткой и истеричкой.

– Ничуть. Инсектофобия – а именно так называется ваше заболевание – может возникнуть спонтанно, но вполне поддается лечению. Прогноз здесь благоприятный. Принимайте прописанные препараты и не бойтесь гулять на улицах лишь потому, что там есть осы и пчелы.

Я взяла рецепты и распрощалась с доктором. Теперь мне предстоял долгий и нудный курс лечения, и я почувствовала себя не на восемнадцать лет, а примерно на тридцать пять.

В аптеке на меня косо посмотрели, когда я протянула им рецепты. Я ответила независимым взглядом. Пусть не думают, что я наркоманка какая-нибудь. Взяв лекарства и расплатившись, я пошла домой. Настроение было – проще удавиться.

Вечером мне предстоял разговор с мамой, которая, естественно, увидит лекарства на моем туалетном столике. И несомненно, пожелает узнать, до чего докатилась ее дочка, если ей прописаны психотропные препараты.

И разговор состоялся.

– До чего ты докатилась! – гремела кастрюлями и голосом мама, пока я поглощала салат из тушеной цветной капусты. – Совсем спятила – из-за каких-то насекомых принимать таблетки, которые прописывают безнадежным шизофреникам!

– Мама, я читала к ним инструкцию. Шизофреникам их не выписывают.

– Утешила! – В сердцах мама повесила посудное полотенце не на тот крючок. Потом подошла ко мне, обняла: – Дочка, неужели тебе так плохо?

Я расплакалась, не смогла удержаться:

– Да, мама, мне очень плохо. Я боюсь выходить на улицу, боюсь каждого шороха, мне везде мерещатся эти жуткие насекомые.

– Бедная ты моя, – ласково погладила меня мама по голове. – Может, тебе стоит записаться на курсы или попробовать поступить в институт. Это отвлечет тебя от дурных мыслей и настроений.

– Я это обязательно сделаю, но сначала я должна вылечиться. Курс лечения небольшой – всего три месяца.

– Три месяца?!! – ахнула мама. – Послушай, дорогая моя, ты не можешь находиться в городе целых три месяца. А поездка в деревню? Ты же знаешь, бабушка нас ждет. Мы должны помочь ей с огородом.

– Я не думаю, что прием таблеток может помешать мне посещать огород и вносить посильную лепту в его облагораживание. Да и бабушка меня поймет. Наверное.

Этим же вечером я приняла таблетки согласно инструкции, предписанной мне доктором Кващенко. Приняла, конечно, с некоторой долей страха. Вдруг у меня сразу появятся побочные эффекты, а они, как говорила инструкция, довольно-таки неслабые. Но ничего не происходило. До тех самых пор, пока я не решила встать с кресла и пойти на кухню приготовить маме и себе ужин. Меня зашатало, как пьяного боцмана, танцующего на палубе корабля в девятибалльный шторм. Я прижалась к стенке, и вдруг мне показалось, что стенка резиновая, пружинит под моими прикосновениями.

– Мама! – пискнула я. – Мамочка!

Мама вышла из своей комнаты на мой жалобный писк и кинулась ко мне.

– Тебе плохо, Ника? – заботливо коснулась она ладонью моего лба.

– Таблетки… Я приняла таблетки и теперь даже ходить нормально не могу. Я хотела приготовить ужин…

Тут стенка, за которую я цеплялась, закончилась, и я упала. Мама не успела меня подхватить.

– Господи, да что же это?! – воскликнула моя атеистически настроенная мама и принялась меня поднимать. Я и сама враскорячку доползла до дивана и постаралась водрузить на него свое бренное тело. Мне казалось, что диван – это болото и я потону в нем. Как же мне было плохо!

Мама проследила за тем, чтобы я прочно утвердилась на диване, а потом наклонила ко мне свое лицо:

– Ника, ты меня слышишь? Ты адекватно воспринимаешь реальность?

– Я тебя слышу, а насчет реальности не уверена. Лампочки так ярко горят в люстре.

– Ника, люстра выключена.

– Значит, у меня глюк.

– Я немедленно позвоню твоему психиатру. Он спятил, если решил прописывать такие лекарства! Ему самому лечиться надо!

– Не надо, мам…

– И не спорь со мной! В твоем мобильнике есть его номер?

– Да, под фамилией Кващенко.

– Замечательно. Лежи, не шевелись. Может, тебе минеральной воды принести?

– Не надо. Ой, мама! Ой, мама!

– Что такое?

– Вон смотри, видишь, она ползет! Вон, по раме картины! ГУСЕНИЦА!!!

Мама пригляделась к тому месту на раме, на которое я указывала пальцем.

– Там нет никакой гусеницы, – напряженным голосом сказала она. – Тебе мерещится.

Я заревела:

– Я так больше не могу! Я лучше покончу с собой!

– Я тебе покончу! – Мама несильно шлепнула меня по лбу и принялась названивать доктору Кващенко. – Доктор? Добрый вечер! Вас беспокоит мать одной из ваших пациенток – Вероники Рязановой. Зовут меня Анна Васильевна, но не в этом дело. Проблема, уважаемый доктор, в том, что моя дочь приняла ваши таблетки, и ей стало плохо. Да, в первый раз. Вы полагаете, она привыкнет и больше ее не будут мучить побочные эффекты? Ну знаете, доктор! Это сколько она должна таблеток принять, пока это случится. Пить как минимум две недели? Да вы не доктор, а коновал, если назначаете людям такие лекарства! Я сама буду лечить свою дочь и к вам ее не пущу. Я еще жалобу на вас в горздравотдел напишу, так и знайте! Эскулап!

Мама отключила телефон и с жалостью посмотрела на меня.

– Ну что мне с тобой делать? – тихо спросила она.

– Тазик принести. Меня сейчас вырвет…

Мама метнулась в ванную за тазиком и успела вовремя. Меня долго и практически вхолостую выворачивало наизнанку. Со лба капали крупные капли пота, да и вообще я вся взмокла как мышь.

– Бедная моя девочка, – прошептала мама. – Как мне жаль тебя…

Могу поклясться, что до сего времени моя мама таких слов не произносила!

– Мама, я не буду пить таблетки, – сипло сказала я. И сделала попытку встать.

– Ты куда?

– В туалет. Пока у меня был приступ, я чуть не описалась.

– Я провожу.

Мама действительно проводила меня до туалета и даже воспротивилась тому, чтобы я закрыла за собой дверь. Я не возражала. Во-первых, мне все казалось по фигу, а во-вторых, я была настолько слаба, что маме пришлось помочь мне устроиться на унитазе, да еще держать за плечо, чтобы я с рекомого унитаза не свалилась.

Вечер закончился тем, что меня опять рвало, так что спать я легла голодной и несчастной. Мама сидела у моей кровати и держала меня за руку. Мне кажется, что в темноте она даже плакала, но не буду утверждать голословно.

Спала я плохо. Мне снились кошмары, заполненные роями пчел и ос, а также полчищами тараканов и прочих мерзких жуков.