Kitabı oxu: «Весы Фемиды»

© Н. Александрова, 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

* * *

Мужчина средних лет, с основательным животиком и трогательными бараньими кудряшками вокруг лысины, ухватился за ручку двери кабинета главврача.

– Граждане, я на одну минуточку, мне только справку получить! – объяснил он.

Ожидаемо на него тут же обрушилась лавина праведного гнева ждущих своей очереди пациентов:

– Глянь-ка какой умный нашёлся! Здесь все только за справками! – визгливо заверещала вертлявая женщина в брючном «леопардовом» костюме, который гораздо лучше смотрелся бы в джунглях, чем в коридоре районной поликлиники.

– Мы все ждём, и ты подождёшь! Надо же! Нахальство – второе счастье! – вторила ей крупногабаритная старуха с тщательно завитыми седыми с просинью волосами. Голос старухи напоминал звук пароходной трубы.

– А у вас номер вообще есть? – негромко осведомилась интеллигентная с виду женщина. Было заметно, что интеллигентность здорово мешает ей жить, и она упорно с ней борется, но пока безуспешно. – Приём только по номерам! – более уверенно сказала она, поскольку старуха одобрительно ткнула ее в бок.

– Женщина, а вы что смотрите? Сейчас ведь ваша очередь! – снова вступила в борьбу за доступ в кабинет «леопардовая».

Надежда Николаевна Лебедева поняла, что эти слова относятся к ней, и поднялась со своего места.

Ее очередь действительно подошла, но главный врач районной поликлиники, к которому она пришла на приём, уже несколько минут не вызывал следующего, и она дисциплинированно ждала, когда вспыхнет лампочка над дверью. Опытные очередники ее научили, что если нет разрешения, то лучше в кабинет не соваться, главврач всё равно не примет, такие уж у него правила.

– Но он еще не вызывал… – попыталась объяснить она.

– Мало ли, что не вызывал! Может, он просто забыл! Или чай пьёт, или по телефону о личном разговаривает! Так мы тут до вечера просидим! – отозвалась полная блондинка, чья очередь была за Надеждой. – А то этот вон без очереди лезет! – Она указала пальцем на мужчину в кудряшках. – Если вы не хотите, тогда я пойду! – Толстуха сделала попытку встать с места.

– Нет уж! – твёрдо отрезала Надежда, мысленно добавив, что тогда она вообще в кабинет не попадёт. – Я пойду! – Она прижала к себе папку с документами и открыла дверь кабинета. Прежде чем войти, она вежливо осведомилась: – К вам можно? Я знаю, что вы не вызывали, но…

Тут нахальный мужчина с кудряшками ловко протиснулся перед ней в кабинет со словами:

– Я с вами, мне только справочку…

Он прикрыл за собой и Надеждой дверь, чтобы отсечь возмущённые голоса, шагнул вперёд, но тут же попятился и даже издал странный звук – что-то среднее между хрипом и визгом.

– Что это с вами? – недовольно спросила Надежда, потому что мужчина наступил ей на ногу, затем проследила за его взглядом – и тоже испуганно отступила.

Надежда Николаевна не раз посещала эту районную поликлинику и знала главного врача, Артура Альбертовича Вишневского. Это был импозантный мужчина лет пятидесяти, с седыми висками и густыми темными бровями. Обычно он ходил в тщательно отглаженном белоснежном халате поверх тёмного костюма, непременно носил темно-синий галстук. Но сейчас от его былой импозантности не осталось и следа. Его вообще трудно было узнать.

Артур Альбертович висел на трубе парового отопления.

Глаза его были выпучены, лицо приобрело багрово-синий оттенок, рот открыт в беззвучном крике, некогда безупречный халат измят и расстегнут, а галстук…

Именно на этом галстуке и висел Артур Альбертович.

Надежда Николаевна выронила папку с тёткиными документами и прикрыла рот ладонью, чтобы не закричать. Тем не менее у неё всё же вырвался невольный, хотя и негромкий возглас:

– А галстук-то какой крепкий!

Она тут же устыдилась своих крайне неуместных слов, но что делать, если при виде повешенного главного врача ей пришла в голову только эта мысль?

Мужчина, который вместе с ней проник в кабинет, оглянулся на этот возглас и дрожащим голосом проблеял:

– Линять надо…

– Что? – удивлённо переспросила Надежда, до которой сейчас всё плохо доходило.

– Уходить, причём быстро, – пояснил мужчина. – Сейчас полицию вызовут, и нас в свидетели запишут… Целый день потеряем, а у меня времени на это нет.

Надежда удивилась неожиданной рассудительности незнакомца в такой поразительной ситуации, и тут до нее дошло, какая опасность ей угрожает. Если она попадёт в свидетели, это непременно станет известно мужу, и он ни за что не поверит, что в эту передрягу она влипла случайно, потому что… Но об этом будет рассказ в более спокойной обстановке.

В данный момент Надежда Николаевна сообразила, что лысый посетитель, несомненно, прав: нужно немедленно линять. Делать ноги, шевелить копытами, нестись сломя голову и роняя тапки… В общем, кому как больше нравится. Причём делать это надо как можно быстрее, пока не начались шум и суета. Но перед этим необходимо собрать тёткины документы, рассыпанные по полу.

Необходимо пояснить, кто такая Надежда Николаевна и по какой причине она оказалась в районной поликлинике, вдобавок даже не своего района.

Надежда не любила лечиться. Конечно, она проходила ежегодную диспансеризацию, как все. Бывали у нее и разные необременительные болезни – то вирус подхватит, то поясницу ломить начнёт, один раз ногу сломала, но обошлось без последствий. В общем, Надежда Николаевна Лебедева от природы была человеком здоровым – тьфу, тьфу, чтоб не сглазить! И уж вовсе не собиралась она тратить свое время на сидение в нудных очередях районной поликлиники.

Все дело было в ее тёте.

Тамара Васильевна – родственница Надежды, сестра матери. Была тётка сильно немолода и одинока, не завела в свое время ни мужа, ни детей, всю себя отдавала работе. Работала она когда-то каким-то конструктором наивысшей категории на оборонном предприятии, моталась по командировкам, какая уж тут семья.

Надо сказать, в данное время тётя совершенно не жалела, что осталась без семьи, она прекрасно существовала сама по себе, никогда не жаловалась, не ныла и не требовала помощи от племянницы. Характер у тёти был, что называется, железный. Более того, стальной.

Надежда тётку свою любила – всё же родня. И всё было бы ничего, если бы не возраст Тамары Васильевны. Даже железный тёткин характер не смог преодолеть возрастных изменений. С годами она стала потихоньку сдавать. Сила духа всё же ее поддерживала, но не всегда.

Ужасные петербургские зимы отнимали силы, которых и так оставалось у тёти немного. Тётя тоже не любила лечиться, терпеть не могла ходить по врачам, томиться в очередях у кабинетов, жаловаться незнакомым людям на свои болезни. Тамара Васильевна такое времяпровождение не уважала. И Надежда очень ее поведение одобряла, поскольку пребывала в убеждении, что у нее самой тоже такое качество проявится в преклонном возрасте. Но пока об этом не думала. Действительно, зачем раньше времени беспокоиться?

Но был один нюанс. Твёрдый характер не всегда помогает, нужно еще в дополнение к нему иметь железобетонное здоровье, а его-то как раз у Надеждиной тёти не наблюдалось. И после затяжного тяжёлого гриппа с температурой и осложнениями тётке неожиданно предложили путёвку в очень хороший санаторий.

Предложение Тамаре Васильевне показалось заманчивым – новое здание, все удобства, есть бассейн, спортзал, солярий, массажный кабинет и еще много всего. И тётка, правда после долгих постановочных уговоров, согласилась. Теперь нужно было по-быстрому оформить все документы, собрать нужные справки, и вот тут-то родственница и припахала Надежду. Надежда сопровождала тётку в поликлинику, а потом, когда ее все уже знали, стала сама ходить по кабинетам с тёткиными документами. И вроде бы они всё успевали сделать к сроку, осталось получить только подпись главного врача. Надежда, получив номер очереди, высидела уже у его кабинета положенный срок… И тут такое случилось!

Так что вторая мысль, которая посетила Надежду при виде висельника, была, что тётка теперь ни за что не поедет в санаторий, просто не успеет. В глубине души она, конечно, расстроится, потому что в санаторий-то ей хотелось, и Надежде выскажет всё. И не только она, а еще и мать.

У матери Надежды язык острый, за словом в карман она никогда не лезет, так что Надежду ждёт детальный разбор ее мягкого никчёмного характера и умственной неполноценности. Разумеется, мамочка вещи своими именами не назовёт, но в процессе своего монолога так осветит вопрос, что всем всё станет ясно.

Надежда пыталась оценить непростую ситуацию в течение минуты, не глядя сгребая в папку документы, рассыпавшиеся по полу. На мёртвого главного врача она старалась не смотреть.

– Давайте быстрее… Ну же! – нервно торопил мужчина.

Надежда застегнула папку, прижала ее к груди и спросила своего товарища по несчастью:

– А как вы собираетесь отсюда слинять?

Он не успел ответить, потому что покойник вдруг дёрнулся и шлёпнулся лицом прямо на собственный стол. Надежде тут же захотелось заорать диким голосом и выскочить в коридор. Да куда угодно, хоть в окно, хоть в вентиляцию, только подальше из этого кабинета.

– Не вздумайте! – прошипел мужчина сквозь зубы и больно ухватил ее за плечо.

Надежда мгновенно приняла справедливость его претензий, тут же взяла себя в руки и смело, белая как мел, посмотрела на бывшего главного врача.

Покойник сорвался с трубы из-за…

Нет, не подумайте плохого про качество галстука. С галстуком-то было всё в порядке, галстук не подвёл.

Не выдержала труба, она сломалась, и теперь из нее хлестала вода. Не горячая и не слишком сильно, но лужа на полу увеличивалась катастрофически быстро.

Надежда попятилась, уткнулась спиной в дверь и тут заметила, что покойник лицом брякнулся как раз на кнопку вызова посетителей. И как раз дверь открылась, и в кабинет всунулась голова давешней полной блондинки.

– Можно? – спросила голова, и тут же глаза у головы буквально вылезли из орбит, а рот открылся так, что видно стало горло.

– Что? – спросила блондинка, по инерции протискиваясь в кабинет. – Что такое?

– Плохо человеку, плохо! – попытался вытолкать блондинку в коридор мужчина. – Не видите? Без сознания он!

– Тяжелый обморок! – подтвердила Надежда.

– Ой! – пискнула блондинка, ловким манёвром обошла мужчину и осторожно приблизилась к письменному столу, не заметив лужи под ногами.

Надежда и мужчина, не сговариваясь, бросились вон из кабинета, не чуя под собой ног.

– Что там такое? Что случилось? – заступила им дорогу гражданка в леопардовом костюме. – Он принимает или нет?

– Паршиво доктору, сами посмотрите! – Мужчина отпихнул дамочку и бросился бегом по коридору. – Я за «скорой»! – крикнул он. – «Скорую» вызвать надо!

– Какая «скорая»? – Надежда с трудом за ним поспевала. – Мы же в поликлинике, тут врачей и так навалом!

– Согласен. «Скорая» ему уже без надобности, – сквозь зубы ответил мужчина, не оборачиваясь.

И тут негромкий шум поликлиники перекрыл оглушительный визг «леопардовой» посетительницы.

– Что случилось? – спросила попавшаяся навстречу немолодая докторша. – Пожар, что ли?

– Нет, потоп, – машинально ответила Надежда, заметив, что ее товарищ по несчастью скрылся за дверью, ведущей на лестницу.

Докторша быстрым шагом направилась к кабинету главного врача, а Надежда кинулась к лестнице вслед за мужчиной.

Она, запыхавшись, догнала его через пролёт.

– Вы куда? – Надежда еле переводила дыхание.

– Куда-куда… – ворчливо ответил тот и указал на дверь с мужским силуэтом. – Это первый этаж, вылезу в окно, да и всего делов-то… Вы и в сортир за мной потащитесь?

Услышав недовольство в его голосе, Надежда поняла, что отныне – каждый за себя. И то сказать, здание поликлиники было устроено так, что туалеты «М» и «Ж» находились в разных концах коридора. И вообще, она сильно сомневалась, что сумеет выпрыгнуть в окно – всё же высокий первый этаж, а она в юбке, и у сапог хоть небольшие, но каблуки. Нет уж, ей с этим типом дальше не по дороге. Кроме того, у нее пальто в гардеробе. Пальто хоть и не новое, но всё же хорошее, когда-то в дорогом магазине куплено. Жалко его бросать. Да и как идти без пальто, когда на улице начало апреля, только-только снег стаял.

И Надежда решительно повернула в сторону гардероба.

– Что там случилось? – спросила гардеробщица, выдавая ей пальто. – Шум такой, крики, здесь слышно.

– Да вроде бы трубу прорвало. – Надежда пожала плечами и поскорее ушла.

Никто ее не остановил. На улице очень хотелось бежать, но она сделала над собой усилие и пошла на автобусную остановку не торопясь.

Надежда уже подходила к своему дому, когда зазвонил ее мобильный. Она вытащила телефон и увидела, что звонит тётка. Тётя Тамара наверняка хотела узнать, как подвигается ее срочное дело. Надежда малодушно сбросила звонок, решив объясниться с тёткой позже, когда немного отойдёт от пережитого стресса.

Она открыла дверь, вошла в прихожую, и тут же перед ней возник ее рыжий кот Бейсик. Кот стоял посреди коридора и смотрел на хозяйку с немым укором, в его взгляде отчётливо читалось неодобрение, мол, где это ты шляешься целыми днями, вместо того чтобы кормить и лелеять своего единственного, бесценного кота?

– Бейсик, только не начинай свой театр одного зрителя, мне сейчас не до тебя!

Кот понял, что хозяйка не в настроении, и удалился, всем своим обликом выражая обиду. Муж Надежды, Сан Саныч, был твёрдо уверен, что кот прекрасно понимает человеческую речь, и считал, что это полностью его, мужа, заслуга, потому что он с котом много разговаривает о жизни, прочитанных книгах, просмотренных фильмах и еще о многом другом, исключая политику, чтобы не травмировать нежную кошачью психику. Пытался муж приспособить к разговорам с котом и Надежду, но она только фыркала и отмахивалась – вот еще забота, с котом беседы вести. Если коту скучно, пускай телевизор смотрит.

И муж отступился.

Сейчас Надежда Николаевна прошла в гостиную и без сил опустилась в кресло. Перед ее глазами всё еще стоял, вернее, висел главный врач поликлиники Артур Альбертович Вишневский. Стоило закрыть глаза – и она снова видела его сизо-багровое лицо и выпученные глаза…

Минутное спокойствие нарушил телефон.

Тётка!

Надежда не в силах была объясняться с ней в такой момент. Она снова малодушно сбросила звонок, но решила хотя бы проверить, в порядке ли тёткины документы, которые она носила в поликлинику.

Она села за стол на кухне и открыла папку. Документы, разумеется, лежали в полном беспорядке, некоторые помялись. Надежда принялась их аккуратно перекладывать, как вдруг между двумя справками увидела какой-то посторонний листок. На этом листке красивым старомодным почерком были написаны странные слова:

 
Благоволительниц-эриний гнев
К себе призвал поступком недостойным,
И будешь ты повешен на глазах
У страждущих и сирых.
Месть священна.
 

Что это такое?

Надежда прочитала эти строки второй раз, и третий, но от этого они не стали понятнее. Вернее, вместо ответов возникли новые вопросы. Например, откуда взялся этот листок?

Когда Надежда собирала папку с документами, его среди них, разумеется, не было. И не должно было быть. Эти странные строчки не имеют никакого отношения к тёткиному состоянию здоровья. И случайно в документы попасть листок тоже никак не мог, потому что, как уже говорилось, Надеждина тётка была женщиной чрезвычайно организованной и ответственной. В квартире у нее царил абсолютный порядок, все вещи лежали на своих местах, для каждого вида документов предназначен был в письменном столе свой собственный ящик. В первом – счета за квартиру и электричество, во втором – гарантийные документы на немногочисленные приборы, в третьем – письма и фотографии. Впрочем, их было мало, потому что тётка не так давно перебрала все пачки снимков и поздравительных открыток, которые накапливаются в каждом доме, рассортировала их и некоторые оставила в маленьком альбоме, а большую часть фотографий, где были люди, давно умершие и Надежде совершенно незнакомые, сожгла на даче в печке, сказав, что Надежде потом будет меньше хлопот.

Тогда как же этот листок попал в папку?

Надежда вспомнила, как от испуга выронила эту папку в кабинете главврача, как потом ползала на четвереньках, собирая разлетевшиеся бумажки… Наверное, тогда она и прихватила этот странный листок. Значит, он валялся на полу в кабинете.

Надежда еще раз перечитала его.

 
И будешь ты повешен на глазах
У страждущих и сирых.
 

Ну да, главврач действительно был повешен. Надежда уверена, что это не самоубийство. Вот почему уверена – не спрашивайте. Это говорила ей сильно развитая интуиция. Причём повешен он был в районной поликлинике, на глазах пациентов, которых, выражаясь архаичным языком, можно назвать страждущими и сирыми. Значит, поняла Надежда Николаевна, эту записку положил возле тела убийца! Конечно, оставил он записку не на полу, а на столе, но бумажку сдуло сквозняком, когда Надежда и кудревато-лысый мужчина открыли дверь.

Тут Надежду охватило чувство вины. Она, пусть невольно, унесла с места преступления очень важную улику. Нужно ее вернуть, но как? Если она явится в полицию, чтобы отдать записку, ей волей-неволей придётся рассказать, что она в первых рядах увидела труп. Таким образом, она окажется свидетельницей преступления. Она, конечно, сошлётся на второго свидетеля, но где его взять, как найти? Она понятия не имеет, кто такой этот лысый тип в кудряшках и где его теперь искать. А уж он-то точно сам не объявится, не зря так старался слинять из поликлиники побыстрее. Так что Надеждиным словам не будет подтверждения, к тому же еще попеняют, что сбежала с места преступления. Вряд ли ее обвинят в убийстве, но вся эта история наверняка дойдёт до мужа, а этого Надежда никак не может допустить, потому что…

Тут придётся кое-что пояснить.

Надежда Николаевна Лебедева, приличная, интеллигентная женщина средних лет, имела весьма необычное хобби. Она не коллекционировала этикетки от бутылок, не изготавливала картины из фрагментов осенних листьев или проросших семян, не варила мыло ручной работы и не фотографировала всевозможные отражения в лужах. Надежда расследовала преступления. Причём больше всего ей удавались расследования убийств. Началось это давно, когда она еще работала в научно-исследовательском институте. И там убийство поднесли ей, можно сказать, на блюдечке, под самый, что называется, нос. Так и пошло.

Поначалу Надежда помогала близким родственникам и знакомым, попавшим в непростые жизненные ситуации. Все знакомые Надежды были люди приличные, но не зря ведь в народе говорят, что от сумы да от тюрьмы не зарекайся. Потихоньку среди этих самых многочисленных знакомых, друзей и родственников пошли слухи, что Надежда довольно хорошо справляется с такими делами, и это, в общем-то, вполне соответствовало действительности. Надежда признавалась в этом самой себе без ложной скромности. Но только самой себе, ни слова не произнося вслух. Почему? Вот тут нужно рассказать о муже Надежды.

Муж Надежды, Сан Саныч Лебедев, был человеком замечательным. Он много работал для того, чтобы его любимая жена и любимый кот не знали никаких проблем, были сыты и довольны жизнью. В быту был скромен, не капризничал, еще имел не только умную голову, но и золотые руки, которые могли кое-что починить по дому. В общем, не муж, а сокровище. Надежде многие завидовали.

Но… Как-то Надежда по глупости рассказала мужу про первые свои расследования. Сан Саныч пришёл в неописуемую ярость. Он решил, что это очень опасно, Надежда рискует жизнью и здоровьем, а со своим авантюризмом она когда-нибудь доиграется до… Дальше он не продолжил, но и так всё было понятно. Просто удивительно, как быстро ее спокойный рассудительный муж превратился в пышущего яростью неандертальца. Он топал ногами, размахивал руками, сверкал глазами и выкрикивал такое, что Надежда, успокоив его, приняла твёрдое решение ни о чем мужу больше не рассказывать. В конце концов, семья – это святое. При этом Надежда вовсе не собиралась отказываться от своего интересного занятия, потому что, если честно, дома ей было скучновато без работы. Так что она строго-настрого наказала всем знакомым молчать как рыбы, а если кто-то проболтается, то она с этим человеком рассорится насмерть.

И сейчас вот, казалось бы, в чем ее вина? Хотела помочь своей единственной тётке, сидела себе спокойно в очереди к главврачу, и тут вдруг смерть врача во время приёма посетителей! Но муж всё равно не поверит, что она ни при чем. Он считает, что его жена притягивает к себе всевозможные криминальные истории по принципу «свинья грязь найдёт».

– Сам такой! – привычно вслух обиделась Надежда на «свинью».

И мысли ее невольно обратились, собственно, к происшествию. Ясно, что человек сам не может повеситься на трубе на собственном галстуке, да еще когда за дверью кабинета нервная очередь сидит. Все-таки для такого дела более спокойная обстановка нужна, так Надежде кажется. Значит, главврачу помогли. А кто? Вот вопрос. И второй вопрос – когда убийца или убийцы успели провернуть своё чёрное дело? Когда она с лысым нахалом вошла в кабинет, главврач был однозначно мёртв. Как теперь говорят, стопудово. Сколько уж там прошло времени с его смерти, это скажет эксперт, а Надежда не эксперт и не врач, но зато она сидела всё это время в очереди и видела всех входящих-выходящих. Тех, кто впереди, лучше запоминаешь, чем тех, кто за тобой, поэтому, когда она пришла, то сразу выяснила, что перед ней несколько человек. И очередь живая. Надежда еще спросила, для чего тогда номерки брать, если очередь всё равно живая, на что склочного вида старикан прошипел ей, чтобы не умничала и порядки свои не устанавливала. Надежда послушно заняла очередь за довольно молодой женщиной с толстенной папкой, она даже перебросилась с ней парой фраз – женщина сказала, что для мужа бегает по инстанциям, он после тяжёлой операции ходит плохо.

Скандальный старикашка вязался к ней с вопросами, но Надежда уткнулась в телефон и сделала вид, что не слышит. Вскоре подошла его очередь, он сидел в кабинете долго, за ним зашла женщина с кипой документов, а когда выходила, то столкнулась в дверях с врачом. Врач просто зашёл в кабинет с пачкой снимков, и очередь ничего не сказала, к главврачу вечно врачи забегают по делу.

А потом… Потом они все долго ждали вызова, так что очередь разволновалась, а затем всунулся наглый кудряш, и они увидели, что хозяин кабинета мёртв. Его убили как раз перед ней, но кто? Не думать же на женщину, если бы врач, который за ней зашёл, что-то увидел, он бы ее задержал. Так… Стало быть, убийца – врач? Кстати, с чего Надежда взяла, что это настоящий врач? Потому что халат на нём белый и шапочка? Да еще, кажется, маска? Так каждый врачом прикинуться может. Это был мужчина. Рост вроде бы средний, лица не видно из-за маски. Вошёл, сделал своё чёрное дело, спокойно вышел и исчез. Никто ничего не заметил. Да, тяжёлый случай.

От грустных мыслей Надежду отвлёк телефон. Снова звонила тётка, и Надежда нехотя ответила. И тут же выпалила, что подписи не получила, потому что в поликлинике трубу прорвало прямо у главврача в кабинете, так всё залило, что и на этаж не войти. Поэтому приёма не было.

Тётка против обыкновения не стала ей выговаривать, а сказала только, что завтра зайдёт к ней участковый врач, и она спросит, что же теперь делать.

Надежда обрадовалась, что заботы отложились до завтра, и решила заняться собственными делами. Муж скоро придёт, а у нее обед не готов, куда это годится…

Мария Рыбникова вошла в издательство.

Напротив входа сидел мрачный немолодой охранник. При виде Марии он оторвался от кроссворда и проскрипел:

– Пропуск!

– Что? Какой пропуск? – растерялась Мария.

Вот всегда с ней так, совершенно теряется от самого незначительного хамства. Вот глянул на нее охранник с неприязнью, голос повысил – она и растерялась. Сто раз себе слово давала не распускаться, не задумываться о постороннем, всегда быть в тонусе, тогда никто ее врасплох не застанет, так нет же, расслабилась все-таки. Думала, что идет в свое издательство, несколько лет уже с ним сотрудничает, а поскольку дела у нее в последнее время идут неплохо, тиражи повышаются, так и относятся к ней все с уважением. И вот, пожалуйста.

Как все охранники, этот сразу понял, что на нее можно повысить голос и проявить строгость, так он про себя называл обычное, вульгарное хамство.

– Какой-какой, обыкновенный! С печатью и фотографией! Не знаете, какие пропуска бывают? – издевательски ухмыльнулся он, отчего Мария еще больше растерялась.

– Но я… Но у меня раньше не требовали.

– Мало ли что раньше было! – В голосе охранника послышалась угроза.

– Я вообще-то автор… – опомнилась Мария.

– Много вас тут таких! – окончательно распоясался охранник, как видно, он понял по лицу Марии, что любое его скотство пройдёт безнаказанно.

Мария представила, как она будет долго искать у себя в сумке пропуск, как сначала будет рыться в ней наугад под насмешливым взглядом этого противного мужика, как потом, отчаявшись, вывалит содержимое сумки на столик возле турникета, как все мелочи посыплются на пол и как она будет мучительно долго собирать их, ползая опять-таки под взглядом этого хама. И найдёт ли она пропуск, вот вопрос. Потому что она уже давно его не видела, раньше у нее пропуск здесь не спрашивали.

Здесь стоит пояснить, кто же такая Мария Рыбникова.

По образованию она филолог и долго преподавала на филологическом факультете университета. Жизнь ее кардинально изменилась, когда она развелась с мужем, точнее, он с ней развёлся, и Мария от полной тоски и безысходности принялась писать романы. А что, образование у нее филологическое, русским языком она владеет прекрасно, опять-таки есть что сказать людям… То есть это она так думала. Оказалось, что всё, что она отдаёт бумаге, не то чтобы плохо, просто никого особенно не интересует. Ну, взяли у нее парочку романов, причем даже редактор качала головой в сомнении и дала понять, что если и третий будет такой же, то не видать Марии следующего договора. И Мария отчаялась и решила, что муж (бывший) был прав, когда при расставании назвал ее занудой и хронической неудачницей, и приготовилась встретить и этот удар судьбы со смирением, поскольку больше ей ничего не оставалось. Но тут судьба усовестилась и подкинула Марии мысль купить путёвку в круиз. И вот там-то случились такие события, что только записывай, просто готовый детектив!

И получился детектив до того удачный, что издали его большим тиражом, и наконец разборчивый читатель заметил Марию Рыбникову¹.

Дальше – больше, темы и события посыпались на нее как из рога изобилия. И вот уже вышли в издательстве несколько удачных романов, и сериал по ним на подходе, и на телевизионные ток-шоу приглашают (нечасто, но все-таки), а тут какой-то дундук прицепился с пропуском. И ведь не пропустит же!

Мария стояла перед турникетом, совершенно не представляя, что делать. Тут из-за угла вылетела девушка Лика Козинцева, которая ведала в издательстве редактурой Машиных романов.

– Мария Владимировна, а я вас жду!

– А меня вот ваш цербер не пропускает.

– У них пропуска нет! – отчеканил охранник.

– Это Мария Владимировна Рыбникова, наш ведущий автор! – выпалила Лика. – Что вы, в самом деле!

– Пропуск должен быть! – не сдавался охранник. – Я всех ваших авторов помнить не обязан. Их много, а я один. Положено пропуск предъявлять!

Тут в коридоре появился заместитель директора издательства Веслоногов. Оглядев присутствующих, он строго сдвинул брови:

– Что за шум?

– Да вот они без пропуска хотят пройти! – возмущённо указал рукой на Марию охранник.

– Это Мария Владимировна Рыбникова, наш ведущий автор! – в свою очередь снова сообщила Лика.

– Пропустить! – отчеканил Веслоногов и отправился дальше по своим делам.

– Вы слышали? – торжествующе произнесла Лика.

– Раз начальство распорядилось – проходите! – смилостивился охранник и открыл турникет.

Однако, когда Мария прошла, он бросил ей вслед:

– Еще цербером каким-то обзывается…

Мария с Ликой переглянулись и поднялись по лестнице в комнату редакции.

– Новый охранник, Кремнеедов. С ним все мучаются, – извинилась Лика. – Одна фамилия чего стоит… Садитесь, Мария Владимировна.

– Что там, много замечаний? – спросила Мария, удобно расположившись в кресле около стола редактора. Она пришла к Лике, чтобы обсудить с ней редактуру своего последнего романа.

– Нет, не беспокойтесь, совсем немного! Посмотрите, вот на этой странице… – Лика протянула ей лист с распечатанным текстом.

Мария неторопливо достала очечник, надела очки для чтения, уставилась на страницу и с выражением прочитала:

 
Хоть сказано когда-то «аз воздам»,
Но я не соглашусь передоверить
Святое дело мести Провиденью.
Ведь мельницы его так долго мелют,
Что все мы трижды поседеть успеем
До вынесенья Божьего вердикта…
 

Мария оторвалась от текста, взглянула на Лику поверх очков и удивлённо спросила:

– Лика, что это такое? Откуда этот текст? В моем романе такого не было!

Лика охнула, всплеснула руками, выхватила у Марии страницу и воскликнула:

– Ой, извините, Мария Владимировна, я перепутала рукописи! Всё из-за дуболома Кремнеедова, до сих пор руки трясутся. Это драма английского писателя, то ли шестнадцатого, то ли семнадцатого века. Кажется, Томаса Мельсингама…

– Вольсингама, – машинально поправила Мария.

– Да-да, кажется, так.

– А что, вы его собираетесь издавать? Мы Вольсингама в университете проходили, вместе с Кристофером Марло, Филипом Сидни и Беном Джонсоном. Вообще-то, его сейчас мало кто помнит, в отличие от того же Марло, я уж не говорю про Шекспира.

– Ой, да что вы! Это мне Главный дал на рецензию, но печатать вряд ли будем. Вообще, жуть какая-то – одного героя повесили, другого утопили, третьего сожгли… Еще одному руку отрубили. Одним словом, мрак, прямо фильм ужасов.

– Да, в елизаветинскую эпоху нравы были грубые, жестокие. Тогдашнему зрителю только так можно было угодить. Кроме того, про Томаса Вольсингама ходили тёмные слухи, будто на его совести было несколько жестоких убийств. Так что он не понаслышке знал то, о чем писал.

– А вот и ваша рукопись… – Лика протянула Марии стопку листов с немногочисленными пометками.

Они обсудили правки, и Мария с чувством выполненного долга отправилась восвояси.

Покинув издательство, она почувствовала, что должна немедленно выпить кофе, чтобы поддержать свой организм, ослабленный напряженным творческим трудом и утренней стычкой с охранником.

Кстати, вместо него у турникета сидел теперь старинный ее знакомый – тихий незаметный человечек. Марию он уважал за то, что она сразу же запомнила его имя – Виссарион, и только так его и называла. Он просил как-то подписать ему книжку для мамы, которая оказалась Машиной поклонницей. Они даже поболтали немножко, он пожаловался, что всю жизнь страдает из-за своего имени. Мама звала его Висей, а как в первом классе узнали, так стали дразнить Висей-сисей, ну, ясное дело. А в старших классах прозвали Белинским.