Kitabı oxu: «Аквамарин. Часть 1»
Наталия Матвеева
АКВАМАРИН
Роман
Natali-100@pochta.ru
Я разломана, порвана в клочья,
Мое сердце иссохлось от злости,
Одиночества холод колючий
Прогрызает внутри меня кости;
И не вспыхну, не стану звездою
Я на чьем-нибудь небосклоне,
Но как будто фонарь на перроне,
Осветит он листок в сухой кроне.
И сожжет в моем сердце ненастье
Теплый луч, что был рядом со мною,
Но не станет отменой неверию
И не вспыхну в его небосклоне.
И в момент, когда ненависть к миру
Улетит, как орел, к горизонту,
Вдруг откроется жизнь среди смерти,
Освежит теплым ливнем сухое,
То сухое, то самое сердце,
Что испил люцифер одиночества,
И смогу засиять ярче солнца я,
Фонаря свет служил мне пророчеством.
Глава 1
Она в последний раз окинула взглядом серую комнату, чувствуя и грусть, и одновременно угрюмое злорадство. Наконец-то ее заточение подошло к концу и впереди ее ожидает большой и волнующий внешний мир, о котором девушка знала очень немного, в основном из фильмов, книг и рассказов соседки по комнате, которая, в отличие от нее, могла каждые выходные выходить в город, потому что была примерной девочкой и слушалась преподавателей.
Раньше комната была немного другой. Когда ей было шесть, на стенах красовались зеленые обои с крупными ромашками, а пол был вечно усыпан разными игрушками (которые являлись собственностью пансионата, между прочим) и фантиками от сворованных у своей же воспитательницы конфет. В десять эти же ромашки были с успехом запрятаны под красочные глянцевые плакаты героев диснеевских мультфильмов и непонятно как затесавшийся в эту компанию одинокий плакатик с Бивисом и Батхедом. В четырнадцать со стен взирали красавцы из когда-то популярных групп N Sync и Backstreet Boys, а вот в восемнадцать, кажется, девчонкам захотелось почувствовать себя взрослыми – Nirvana и Sex Pistols смотрели буквально с каждого сантиметра стен.
Сейчас она окидывала взглядом пустую комнату, в которой прошла практически вся ее жизнь, оглядывая серые голые стены, две железные кровати на пружинах, стол посередине у небольшого окна, вид из которого разбавляли две белые березы и серая кирпичная стена соседнего общежития, и зловеще улыбалась, сжимая в руках белый конверт.
Ее звали Оливия Абрамс. И она провела шестнадцать лет свой жизни в закрытом пансионате для девочек-сирот и девочек из неблагополучных семей «Санта Лючия» на Сицилии, в Италии. Хотя сама родилась в Нью-Йорке. В семье самой известной и самой устрашающей в городе – в семье главаря мафиозного клана Эйдена Мартинеса, уроженца Сицилии. И да, ее настоящая фамилия – Мартинес – была под строжайшим запретом. О ней никто не должен был знать здесь, в Италии. У отца везде было много врагов.
Оливия попала в приют, когда ей было всего шесть лет. Это случилось сразу после гибели ее матери от рук заклятого врага отца – мафиози Рико Карелли по кличке «Аркан». С того ужасного вечера в жизни Оливии и ее старшей сестры Джессики произошли серьезные перемены. Отец, ни на секунду не замешкав, принял решение отослать Оливию в закрытый пансионат на Сицилию, а Джессику (на тот момент ей было десять) благополучно забрал с собой как старшую и как единственную наследницу его дела, так как сыновей у него не было. Оливия умоляла оставить и ее, спрятать на окраине Нью-Йорка вместе с Джесси, но отец был непреклонен, и девочка, совсем недавно потерявшая мать (которую убили прямо на ее глазах выстрелом в голову), осталась одна.
Наверное это, да и многое другое, повлияло на становление своенравного, злого и склочного характера Оливии. Она была холодной и решительной, язвительной и саркастичной, бесстрашной и упрямой, как черт. И у нее были серьезные проблемы с контролем гнева. Очень серьезные. Но насмешливо отмахиваясь от всего и вся, Оливия жила так, как ей нравится, не слушаясь никого, хоть и была единственной вечно наказанной студенткой с самого детства.
Но сейчас был конец мая. Оливии исполнилось 22 года, а это значит, что программа пребывания в пансионате завершена, и теперь она свободна! Лив язвительно усмехнулась. И Боже! Как эта усмешка не вязалась с ее внешностью! Любой, встретивший ее на своем пути, мог поклясться, что эта девочка – ангелочек во всех смыслах.
Лив была яркой блондинкой с густыми, чуть вьющимися волосами до талии, пышными прядями спадающими на ее нежные плечики и спину, ее рост не превышал 160 сантиметров и фигурка была такой стройной и элегантной, будто специально созданной для того, чтобы противоречить коварным и злобно-насмешливым фразочкам, вылетающим из ее милого ротика. Ее личико, на которое то и дело падали более короткие, волнистые светлые прядки, было воистину прекрасным: большие, ярко бирюзовые, светящиеся внутренним и каким-то обманчиво невинным светом глаза, обрамленные пышными, темными, в разрез с волосами, ресницами и такими же странно темными, но аккуратными дугами бровей, небольшой носик, румянец на бархатистых щечках и алые нежные губки… О, да, Лив была обворожительна.
С детства переживая за свой небольшой рост, Лив занялась спортом и стала ходить в секцию по художественной гимнастике, открывшуюся при пансионате. Нагрузки были невероятно тяжелыми, но Лив, в отличие от многих других девочек, уперлась, как ослица, и преодолевала все трудности с завидным упорством, тренируясь и утром, и днем, и вечером, выплескивая свою бешеную, но все по-прежнему негативную энергию. Она наращивала силу внутри себя, не желая признавать слабость, и это трансформировалось в идеальную фигурку с очаровательно подтянутым животиком и невероятно стройными ножками.
Конечно, в пансионате для девочек красоваться было не перед кем, так что Лив не обращала внимания на свою, светящуюся, белую и хрупкую красоту и в ее больших зелено-голубых глазах на смену невинному сиянию чаще приходила ледяная насмешка и жестокость. Девочки сторонились ее, но у Лив все же были подруги, аж целых три: соседка по комнате Ника и две девочки из соседней комнаты – Мэри и Рэй, которые не только примирились с взрывным нравом Оливии, но и научились весело смеяться над ней и парировать ее словам, не принимая всерьез богатые эпитетами и метафорами ругательства. Девочки не знали, что отец Оливии – босс мафии. Не смотря на презрение к отцу, Лив очень много знала о жизни в мафиозной семье и понимала, что, озвучив настоящую фамилию, она поставит на себе мишень для какого-нибудь дурацкого покушения с целью выкупа, либо просто для пули в лоб. Она не боялась смерти, потому что считала жизнь никчемным подарком Всевышнего, который, шутки ради, испортил все, что могло бы у нее быть, но оставил ей существование, чтобы она конкретно помучилась. Так зачем бояться? Смерть так смерть… Но тогда, когда она сама решит. Именно поэтому Оливия гордо носила фамилию Абрамс и без конца нарывалась на неприятности своим хулиганским поведением и острым языком.
И сейчас, прекращая нудное описание блондинистой выскочки, возвращаемся в пустую комнату, посередине которой эта вышеупомянутая особа и стояла в уверенной позе и нежно розовой, с белыми горошинками, пижамке, состоящей из майки на тонких лямках и коротких шортиков, открывавших ее стройные ножки. Оливия сдула прядь волос, упавших на лицо, и крепче сжала письмо отца в кулаке. Он знал, что ее учеба заканчивается, и приказал немедленно вылетать в Нью-Йорк. Для серьезного разговора. Так было написано в письме. Лив ухмыльнулась. В конце была приписка: «Я люблю тебя, моя девочка, хоть знаю, что вернуть твое доверие будет непросто. Но знай – я очень-очень-очень скучал. Вылетай ближайшим рейсом и не вздумай опаздывать, иначе я пришлю своих людей, чтобы они помогли тебе собраться и при этом не забыть голову в этом чертовом пансионате! Билет в конверте. Пока, крошка».
О, да. Ей определенно было о чем поговорить с отцом. Но сначала нужно успокоить внутри себя порыв врезать ему чем-нибудь тяжеленьким… Да, она отвыкла от семьи, которой у нее практически не было.
– Ну и что дальше? – услышала она позади себя веселый голос, и в комнату легко влетела высокая брюнетка с короткими, прямыми волосами, тонкой талией и невероятными ногами «от ушей». Она плюхнулась на свою кровать, где лежал матрац и подушка без наволочки, и счастливо улыбнулась, посмотрев на Лив.
Лив перевела серьезный ледяной взгляд в окно и жестко сказала:
– Полечу в штаты. Папочка ищет встречи. – язвительно проговорила она.
Ника изогнула брови и мило улыбнулась.
– Только прошу: не убивай его прежде, чем он все объяснит! И не бей по голове, ты же понимаешь…
Лив усмехнулась.
– Успокойся, подруга, этот сморчок засушенный будет жить. У меня было несколько дней, чтобы возненавидеть его снова, а затем остыть. – сказала она, бросая на стол письмо. – Вылетаю сегодня вечером.
Ника вздохнула и, закинув руки за голову, грустно посмотрела в потолок.
– Вот и все… Не могу поверить, что продержалась около тебя шестнадцать лет! Хотя… это было незабываемо! Мы еще увидимся? – с надеждой спросила она, посмотрев на Лив.
Лив улыбнулась, не излучая при этом уничижительного взгляда, а наоборот, с тоской и невероятной привязанностью посмотрев на Нику. Эта девочка стала ей ближе всех в жизни… Она и Мэри, и Рэй… Оливия села на край ее кровати и вздохнула:
– Ты мне как сестра. Если я не приеду к тебе в ближайшие пару месяцев, значит меня пристрелили в пьяной драке.
Девчонки рассмеялись. Ника села и хитро посмотрела на Лив.
– Можно я тебя обниму? Ну пожа-а-а-алуйста!!!
Ника знала, что Лив терпеть не может объятия, потому что считает их признаком слабости, хотя подруга была уверена, что Лив просто живет под маской Снежной Королевы, а на самом деле просто пытается избежать очередной привязанности… И она конечно была права. За шестнадцать лет жизни в одной комнате с человеком узнаешь его как облупленного.
Лив хихикнула, удрученно вздохнув. Она вдруг почувствовала, что тоже хочет обнять Нику и действительно будет по ней ужасно скучать…
– Ла-а-адно…. Только быстро! – разрешила она, и Ника, взвизгнув, бросилась ей на шею. Обнимая Лив, Ника весело и боязливо спросила:
– А поцелуйчик?..
– А в репу схватить не хочешь?
– Ну Лив! Малюсенький!! Ты даже не заметишь! И я никому не скажу, обещаю…
– Исключено.
– Ну пожалуйста!!!
– Нет.
– Sei così bella, non posso resistere! – сказала Ника и захихикала («Ты такая красивая, я не могу устоять!» – с итал.)
Оливия тоже хихикнула и ответила:
– Оk, ma allora hai promesso di venire da me a New-York. («Ладно, но тогда ты обещаешь прилететь ко мне в Нью-Йорк» – с итал.)
– Заметано! Ура-а-а! – и Ника кинулась на смеющуюся подругу, повалив ее на кровать и зацеловывая в обе щеки. Лив отбивалась, тоже хохоча. На шум прибежали Мэри и Рэй из соседней комнаты и застыли в дверях:
– Что тут происходит? – спросила Рэй, выпучив глаза.
– Ух ты! Да это же запретный ритуал целования нашей снежной королевы! Ника, мы с тобой!!! – и подруги, захохотав, бросились на кровать, присоединившись к Нике.
Глава 2
Аэропорт гудел вокруг нее, как рой разъяренных пчел, и голова Лив подпевала ему в унисон. Шестнадцать часов! Шестнадцать часов она и другие пассажиры борта 727 «Аэроатлантик» просиживали штаны в зале ожидания из-за невероятно сильного ливня и ветра за окном. Рейс задерживали, и по шкале от 1 до 12 Лив чувствовала себя где-то на 11 баллов, еле сдерживаясь, чтобы что-нибудь не разгромить. Внутри нее все пылало, внутренности как будто плавились, и девушка хорошо знала это чувство, которое легко может скинуть ее с тормозов.
Она сидела на жестком кресле, развалившись как можно более удобно и закинув обе ноги на гигантский чемодан с колесиками. Запрокинув голову назад и сложив руки на груди, Оливия дремала, вполуха слушая объявления холодного женского голоса из динамиков. На ней была простая белая майка с широкими лямками и легкие тряпичные цветастые штаны, не обтягивающие ноги, но сидящие на ее миниатюрной фигурке с милым изяществом. Образ завершали босоножки без каблука на тонких лямках и растрепанная грива светлых волос, спадающая в щель между спинками сидений и волнистой прядью закрывающая ей половину лица. Лив никогда не волновалась насчет того, как она выглядит, одеваясь только так, как нравится ей, но при этом у нее был какой-то свой неповторимый милый стиль нежной и мягкой леди, коей она, конечно, не являлась.
Рядом с собой она уловила осторожное движение, и раздражение начало выплескиваться из чаши терпения. Она отчетливо почувствовала мужскую энергетику и еле уловимый запах одеколона и сигарет и выдохнула, пытаясь держать себя в руках.
– Если ты сейчас же не освободишь это место, я подожгу твою куртку и намотаю ее тебе на голову, а затем разрешу всем остальным курить твои сигареты, поджигая их от получившегося факела! – ледяным, гневным тоном быстро проговорила она, не оборачиваясь и не открывая глаз.
В ответ ей прозвучал удивленный вздох и тихий мужской голос по-итальянски затараторил:
– Простите, я не хотел вам мешать, просто думал составить компанию, пока…
Лив открыла один глаз, который от гнева из ярко голубого превратился в насыщенно синий. Чувствуя, как стрелка на ее внутреннем котле переползает через красную отметку, она посмотрела на молодого, черноволосого и очень милого мужчину, сидящего рядом и с опаской, но и восторженным любопытством разглядывающего Лив с ног до головы.
– Предупреждаю, обезьяна, если я открою второй глаз, и ты будешь еще здесь, я начну приводить приговор в исполнение! Усек, придурок?
Видимо мужчина почувствовал волну гнева, исходящую от маленькой и хрупкой блондиночки с эротично растрепанными волосами, и немного подался назад, смутившись и неприятно удивившись еще больше.
– Простите, леди, но…
От смерти парня спас громкий металлический голос, заполнивший зал ожидания:
– Внимание пассажирам, рейс 727 «Аэроатлантик» Кальтаджироне – Нью-Йорк США отправляется через пятнадцать минут, выходы 1А и 3А, повторяю…
– Повезло тебе, брюнетик! – злобно, но весело проговорила Лив, легко вскакивая на ноги и хватая чемодан.
– Может вам помочь?.. – крикнул парень вслед стремительно уносящейся к вышеуказанным выходам на посадку девушке, но услышав ответ: «А кто тебе поможет, когда я переломаю обе твои ноги?», – юноша влюбленно улыбнулся и, подхватив свой багаж, бросился следом, загоревшись желанием во что бы то ни стало познакомиться с этой блондинкой с ангельской внешностью и дьявольским характером.
Глава 3
Семь часов полета и Лив, жутко усталая, злая на весь мир и невероятно голодная, наконец, прибыла в солнечный Нью-Йорк, где лето только начинало качать свои права на жаркую погоду. Отвязавшись, наконец, от надоедливого Федерико, того самого черноволосого, что пытался подружиться с ней в зале ожидания Кальтаджироне (пришлось воткнуть ему вилку в колено, банально, конечно, но зато эффективно!), Лив замотала свои густые, непослушные волосы в торчащий во все стороны пучок и закрепила его небрежно воткнутым оранжевым карандашом, который Лив незаметно свистнула у стюардессы, и, подхватив чемодан, направилась к выходу, чувствуя, наконец, что гнев проходит, а на смену ему внутри начал растекаться адреналин и любопытство…
Внешний мир и американцы совсем не такие омерзительные и приставучие, как она себе представляла…
Пройдя через раздвижные стеклянные двери, Лив оказалась за пределами аэропорта и увидела перед собой толпы встречающих и провожающих, обнимающихся, смеющихся и плачущих, ругающихся и, наоборот, нахваливающих друг друга людей… Среди этого моря разговоров и тел, Лив увидела обширную парковку с огромным количеством автомобилей, дорогу на выезд в город и вдали: сам город – чудо-громадину с нереально высокими зданиями, мигающими рекламой и неоном… Ностальгия накатила на Лив, и она на секунду замерла, вспоминая те дни, когда видела родной город последний раз. Ее сердце сжалось, а перед глазами встал образ мамы, которой ей так не хватало, что, казалось, будто Лив дышит одним легким, и воздуха так мало…
– Лив. – услышала она вопросительно-утвердительное восклицание и моментально вернулась из воспоминаний на землю. Секунда ушла на то, чтобы заметить прямо перед собой черный «Кадиллак», блестящий, огромный и, видимо, бронированный, с устрашающей тонировкой и не менее устрашающими на вид двумя здоровяками в дорогих черных костюмах, черных рубашках, с микрофонами в ушах и явно вооруженных, так как их левые руки синхронно подрагивали около талии, судя по всему, в надежде за секунду вытащить оружие и спасти дочку Мартинеса от внезапного покушения… Или дочек…
Лив быстро посмотрела в сторону голоса, окликнувшего ее.
Джессика. Ну конечно. Оливия чуть наклонила голову, разглядывая сестру, которая с не меньшим любопытством, а также с невероятным волнением пялилась на Лив, оглядывая ее с ног до головы.
Джессика тоже была красивой. В отличие от Лив, она была выше, ноги были длиннее и такие же стройные, как у сестры, а на голове, вместо светлой, пышной гривы, падающей на лицо, красовалась аккуратная прическа из прямых, до середины спины, каштановых волос с косой челкой, которая, между прочим, тоже вечно падала на один глаз. Глаза у нее были тоже голубые, но ближе к серому, а не зеленому, а личико сражало своей нежностью и аккуратностью. Сестры были похожи внешне, не считая кардинально разного цвета волос и стиля одежды… Лив успела заметить на Джессике черное, облегающее платье, подчеркивающее ее стройную фигурку, и замшевые туфли на высоком каблуке. Она выглядела как шикарная бизнес-леди с отличным вкусом.
– Джесси. – утвердительно произнесла Лив, и ее сердце бешено забилось. Секунду они стояли друг напротив друга, а затем бросились обниматься.
Джесси мелодично засмеялась.
– Лив! Мне так тебя не хватало! Я…
Они оторвались друг от друга и Лив заглянула в полные слез глаза Джессики.
– Не надо, Джесс. Все в прошлом. – жестко сказала Лив и глаза Джесс расширились от удивления: она явно не ожидала такого тона.
– Ты изменилась. Я предполагала это. – спокойно сказала Джесси, с интересом разглядывая сестру. – Как перелет?
– Весело. – чуть прищурившись, проговорила Лив. – Шестнадцать часов в зале ожидания на жестком кресле, в желудке только сэндвичи с беконом и дешевым сыром, какой-то кретин пытался приставать, но я воткнула ему вилку в ногу, и, наконец, ужасная турбулентность, но моя мечта, чтобы мы упали где-нибудь над Атлантикой, не сбылась.
Джессика шокировано уставилась на сестру и попыталась что-то ответить, как вдруг Лив почувствовала, как на них налетел и окружил своим невероятным, стремительным вниманием до ужаса веселый, немного сумасшедший, но при этом обаятельно-брутальный мужской голос:
– Эй, Джесси, клубничных леденцов на палочке не было, так что я взял мармеладных улиток, думаешь ей понравятся?..
Джессика саркастично улыбнулась и проговорила, обращаясь к юноше, налетевшему на них, как вихрь:
– Джонни, ты забыл, что ей уже не шесть? Думаю теперь она предпочитает…
– Шоколадный пудинг. – закончила Лив, уставившись на юношу, который с не меньшим интересом разглядывал ее. Внутри ее сердца что-то дернулось, и воспоминания вместе с яркими эмоциями детства нахлынули на нее. – Но клубничные леденцы для меня по-прежнему на первом месте… Джооонни… – протянула она, улыбнувшись и вспоминая, вспоминая…
Джонни весело улыбался и жевал мармелад, глядя на Лив. Он был невероятно красив: высокий, темноволосый, волосы спускались на затылок слегка волнистыми прядками, правильный нос, трехдневная щетина, темные брови и… ярко зеленые глаза. Лив несколько секунд пристально смотрела в них, думая, что утонула навсегда. Они сияли игривым огнем, веселым обаянием, страстью и жаром, он проницательно, с любопытством и игривым восторгом оглядывал без стеснения Лив с ног до головы, при этом девушка буквально физически ощущала невероятную, стремительную энергию и мужскую силу, исходившие от него и окружившие ее в вихре эмоций… Джонни-красавчик улыбнулся сияющей, обольстительной улыбкой, продемонстрировав потрясающие ямочки на щеках и сражая наповал своим притяжением, так что Лив долго не могла оторвать глаз от его лица, искорок в глазах и нереального огня, и, конечно, не сразу заметила идеальную, мускулистую фигуру, облаченную в потрясающую черную, идеально сидящую, футболку, джинсы, декоративно рваные на коленках и залихватские синие «найковские» кеды с характерной красной галочкой по бокам. О да, она помнила того мальчишку, который учился с ее сестрой в одном классе и постоянно бегал с ними гулять, развивая невозможную скорость… Этот вихрь остался, а вместо мальчика Лив разглядывал очаровательный и сексуальный молодой мужчина… жующий мармелад.
– Чтоб мне провалиться на этом месте… Это что – Оливка? – присвистнул Джонни и медленно обошел вокруг стоящей Лив, откровенно, не стесняясь, разглядывая ее фигуру с ног до головы, уделив особое внимание ножкам, попке и груди, с любопытством глянув на цветастые штаны и рыжий карандаш в волосах. Оливия поморщилась, услышав свое детское прозвище, но страстный и откровенный взгляд Джонни смущал ее и сбивал с толку. Она не привыкла к такому вниманию – главным минусом всей ее жизни было отсутствие какого бы то ни было опыта взаимоотношений.
– Ладно, за то, что ты качал меня в детстве на качельке, я прощу тебе «Оливку» … сейчас. Но в следующий раз, Джонни, ты получишь такого грандиозного пинка, которого тебе еще никто не отвешивал, обещаю! – гневно прищурившись, произнесла Лив, однако через секунду ее лицо вновь стало милым.
Джонни весело расхохотался и игриво, со страстным огоньком, подмигнул:
– Я учту это, малышка Лив! – он тут же обаятельно наклонился к ее уху и горячо шепнул:
– А ты красивая, Оливка. – и тут же отскочил, увидев, как загорелись ядерным гневом глаза Лив, и двинулся к машине со смехом: – Пора ехать! Папочка заждался.
Джессика закатила глаза и проговорила с шутливым раздражением:
– Не обращай внимания, Лив, он все такой же придурок.
Лив ухмыльнулась и вдруг физически ощутила на себе оценивающий и до неприличия похабный мужской взгляд. Как она чувствовала, когда на нее смотрят? Она не знала. Но понимала, что это можно использовать в свою пользу. Прищурившись, она повернулась.
Один из охранников у «Кадиллака» пошло оглядывал ее с ног до головы, но заметив, что Лив на него смотрит, поспешно увел глаза в сторону. Оливия коварно улыбнулась и быстро подошла к нему. Он возвышался над ней чуть ли не на три головы, но Лив это нисколько не смутило. Она посмотрела на него снизу вверх и, мило улыбнувшись, спросила:
– Привет, громила. Как погода в Нью-Йорке?
Охранник ужасно смутился и глухо проворчал:
– Хорошая, мисс Мартинес.
Оливия чувствовала, как внутри нее лопается небольшой, но весомый шарик гнева. Она холодно улыбнулась.
– Отлично, тогда наслаждайся погодой, дылда, или я сломаю тебе глаза. – и с улыбкой она сама открыла дверь «Кадиллака» и влезла внутрь. Охранники остолбенело посмотрели на нее, но очнувшись, вспомнили, что нужно придержать дверь, и вежливо обслужили Джессику и Джонни, севших с другой стороны.
Джонни обнял Джесс за шею и посмотрел на нее… Лив смутилась. Он посмотрел на нее, как на свою женщину, как на… вкусный тортик. Она вдруг поняла, что у них отношения, и ощутила внутри странный толчок. Джонни быстро перевел взгляд с сестры на Лив и снова игриво подмигнул ей:
– А ты прикольная! Вообще ничего не боишься! Это классно. Мармеладную улитку?
Лив с удовольствием взяла угощение, потому что сладости – это единственное, что приносило ей истинное наслаждение в жизни. Джесс укоряюще посмотрела на Джонни и проговорила, стараясь скрыть нотки ревности в голосе:
– Ты идиот, ничего не боятся только такие, как ты, тоже идиоты. И это совсем не классно…
– Ревнуешь, милая? – обаятельно и притягательно спросил Джонни, сражая своей сияющей улыбкой. Джессика покачала головой и посмотрела на Лив:
– Некоторые вещи не меняются, сестра.
– Эй! Я не… – хотел было возразить Джонни, но Лив, пересиливая любопытство, ровным голосом спросила:
– Вы встречаетесь?
– О, это очень увлекательная история! – начал было Джонни, но тут же посмотрел в окно и, нахмурившись, – на водителя. – Эй, Бобби! Почему не едем? Думаешь, не ту девочку забрали?
Лив триумфально улыбнулась, увидев, как растерянно тот самый охранник, что рассматривал ее, шарится по карманам и оглядывает асфальт около машины.
– Простите, мистер О-Конелл, не могу найти ключи! Черт… – и добавив пару крепких выражений на сицилийском он испуганным взглядом посмотрел на него и Джессику.
Лив саркастично улыбнулась и проговорила:
– А под сиденьем смотрел?
Охранник послушно сунул голову под себя, и тут Лив разжала ладонь, показывая ошалелым Джонни и Джессике ключи, которые она незаметно стащила из кармана охранника, пока говорила с ним о погоде, и резко кинула их в массивную, нагнувшуюся спину со словами:
– Запомни, дубина Бобби, глаза тебе еще понадобятся! А вот зажигалочку, пожалуй, оставлю себе… – задумчиво проговорила она, разжав вторую руку и показывая всем серебристую, с черепами и гравировкой, зажигалку, которая лежала в другом кармане Бобби. Тот в шоке и испуге смотрел на Лив, затем сглотнул и завел машину, глухо проворчав:
– Спасибо, мисс Мартинес, как вам будет угодно. – и шепотом добавил:
– Чтоб ты в аду поджарилась вместе со своим папашей, стерва…
Лив услышала и это, хотя кроме напарника и самого Бобби этого никто не слышал, и громко расхохоталась:
– Я все слышу, громила! Ай-яй-яй! – она поцокала языком и погрозила совсем струхнувшему и как-то вжавшемуся в сиденье мужику пальчиком.
Джессика и Джонни шокировано смотрели на Лив, а затем разразились громким смехом.
– Оливка! Ну ты даешь! И как у тебя это получилось? – хохотал Джонни.
– Лив, ты что, воруешь? – удивленно и немного строго спросила сестрица, но снова глянув на пришибленного Бобби, расхохоталась.
Оливия пожала плечами, играя с новой зажигалкой.
– Слушай, малышка Лив, ты точно прибыла сюда, чтобы дарить мне сказочное настроение! – обаятельно проговорил Джонни и Лив ощутила прилив удовольствия, но, конечно, не показала этого. – Да еще и красотка, похожа на Белоснежку! Можно я тебя…
– Джонни! – остановила его Джессика, уже не скрывая ревности, и тут же поспешила сменить тему. – Оливия, расскажи о себе?
Лив посмотрела вперед, увидев гигантскую автомобильную пробку на выезд из аэропорта, и поморщилась. Она вообще не любила говорить о себе… Тем более рассказывать особо было нечего… Шестнадцать лет в пансионате для девочек, одиночество, злость… Но сестра так тепло смотрела на нее, а Джонни с таким восхищением пялился на ее ноги, впрочем, с тем же восторгом он потом слушал ее рассказ, так что она, продолжая играть с зажигалкой, скороговоркой заговорила:
– Всем привет, я Оливия Эйден Мартинес, мне двадцать два и родилась я в Нью-Йорке. До шести лет у меня была нормальная семья, как, впрочем, и я сама, ну если считать нормальным папу мафи-барона и маму мафи-королеву, а потом случилось убийство моей мамы, и отец послал меня куда подальше, а дальше Сицилии он видимо стран просто не знает, хотя в Сибири мне понравилось бы куда больше! Я провела шестнадцать лет в закрытом пансионате для девочек-сирот, девочек – малолетних преступниц и просто девочек, проживая в комнате с токсикоманкой, которая не могла жить без запаха чужого мыла. Да, именно чужого, а не своего! Так что я научилась в совершенстве тырить вещи именно у нее, и моя карьера началась с клубничных конфет моей наставницы леди Франчески… Но это довольно скучно. В детстве я была похожа на маму, а сейчас больше напоминаю разъяренную кобру. Я угрюмая, нелюдимая, терпеть не могу дружбу и постоянно влипаю в неприятности. Мой пятый психотерапевт сказал, что у меня большие проблемы с контролем гнева после того, как я захотела отрезать ему уши ножичком для бумаг. Из-за того, что я вечно была наказана, по выходным мне, как неуравновешенной злючке, в основном, было запрещено выходить с территории пансионата, так что вещи себе я заказываю по интернету… Я могу врезать, могу обмануть, могу сломать шею, и моя шкала гнева насчитывает от одного до двенадцати баллов, после которых я уже за себя не отвечаю. Мой шестой психотерапевт сказал, что у меня душевная травма на почве гибели матери и отсутствия рядом родных людей, отчего я никак не могу отойти… Дальше его речь прервалась, потому что я проткнула ему ладонь ручкой. Я ненавижу поп корн и обожаю сладости… И, да, я занималась художественной гимнастикой все эти годы, чтобы, в случае чего, одним ударом прибить любого ублюдка. Конец!
Джессика смотрела на Лив с невероятной грустью, а Джонни, наоборот, сиял открытым восхищением и невероятным мужским магнетизмом. Оливию снова кольнуло чувство обиды, что они вместе, встречаются, у них любовь, а ведь в детстве все было одинаково, что у нее, что у Джессики по отношению к нему… Но она отмела это чувство.
– Оливка, да по тебе книжки можно писать! А сколько всего было психотерапевтов? – с любопытством спросил Джонни, а Джесс шикнула на него.
– Прекрати, Джонни! О таком не спрашивают! – она посмотрела на Лив и грустно тронула ее за руку. – Прости, сестричка, мне так жаль! Если бы я могла что-то изменить… Но мне нельзя было общаться с тобой, писать тебе, приезжать… Ты сильно злишься на отца?
Лив задумалась.
– Раньше злилась. А сейчас я сама могу о себе позаботиться, так что мне на него плевать… Хотя, думаю, я с удовольствием превращу его в мокрое место.
Джессика вздохнула.
– Лив… – тихо и тяжело сказала она. – Ты думаешь, он тебя бросил… Но это не так… Он спас тебе жизнь!
Оливия ощутила, как внутри нее все закипает. Видимо ее взгляд заискрился, потому что Джонни вдруг легонько дернул Джессику за руку и проговорил:
– Осторожно, Джесси… Она может ударить током.
Оливия медленно посмотрела на сестру. Джесси слегка испуганно отпрянула, увидев полыхающий гнев в ее глазах, но Лив еще могла держать себя в руках.
– Спас жизнь? – тихо, но очень жестко проговорила она. – Но зачем? Зачем вообще было ее спасать? Ради вот такого существования? – она сделала акцент на слове «такого». – Да лучше умереть, чем быть брошенной одной в шесть лет! Лучше знать, что у тебя вообще не осталось никого, чем понимать, что твои родные преодолевают трудности вместе! И Джесси… Еще немного – и я на ходу выскочу из этой машины, если ты захочешь продолжить разговор.
Джесси виновато опустила глаза, а Оливия резко остыла.
– Джесси. Я не обижаюсь на тебя и ни в чем не виню. Ты была ребенком, когда нас разлучили, и ты до сих пор живешь под давлением этого старого уголовника! Даже не думай грустить. – спокойно закончила речь Лив, рассеяно посмотрев на дорогу впереди.
