Неигра

На мой взгляд, Гилярова очень «западная» писательница. Её эстетические каноны сформировались под влиянием Льюиса Кэррола и Ганса Андерсена. В её прозе нет этой напыщенной «душевности» и «жизненности», которая отличает восточнославянский стиль. Никаких охов-ахов про горькую бабскую долю, которую именуют женским счастьем. Такое впечатление, что эту прозу написало существо с другой планеты, что очень освежает и стимулирует. Игривый абсурд и хлёсткое чувство юмора, как лёгкий удар кошачьей лапы, оставляющий поверхностные царапины.

В этом сборнике литературоведческие статьи перетекают в лирическое эссе, в галерею нарисованных словом портретов, в поэзию в прозе; недаром автор, иллюстрируя свою мысль, часто и легко цитирует стихотворные строки. Эта мелодичная плавность (при тематическом контрасте статей!) превращает книгу из эклектичного "сборника" в интересный разговор. Здесь совершенно естественно перейти от основателя фентези Уильяма Морриса (которого я вообще-то впервые встретила в книге по истории архитектуры!) к саркастичному, гневному, жесткому, как ржавый гвоздь, антиутописту Балларду, а оттуда - к английской эксцентрике и английскому юмору Олдисса, а потом - к юмору Шолом-Алейхема и фантастике в современной израильской литературе. И ни в одном абзаце нет натужного наукообразия, ни научной сухости, ни взгляда на фантастику как на любопытную литературную маргиналию. Есть легкость, остроумие, смешные, трогательные и драматические истории из жизни - есть отношение к читателю, как к другу. А как же иначе? Ведь любой читатель этой книги разделяет любовь автора к фантастике, к правде вымысла... Как в любом хорошем разговоре, рождаются вопросы, высекаются новые идеи, тянутся ниточки от одного человека к другому: идеал мужества в сагах, которые переводил Моррис, вдруг напоминили принципы, по которым жил материалист и атеист Лавкрафт, а Олдисс в моей голове вдруг раскланялся с Честертоном, и захотелось спросить, читал ли Баллард "Бетономешалку"? Но уже не спросишь. И поэтому я старательно обхожу воспоминания автора о Мирере, Снегове, Бугрове; его печаль - о них, вдруг превращается в печаль - о нем, еще одном ушедшем рыцаре фантастики...