Kitabı oxu: «Каждодневная магия»

«Спасибо вам за любовь и поддержку, родные мои!»

Глава 1. Самое настоящее начало

В одной не очень далекой галактике на планете АВЕ, равноудаленой от обеих своих звездочек, дарящих ей тепло, жил и процветал народец Уми. Это были прямоходящие, большеголовые и стройные, а также довольно сильные и крепкие создания, практически полностью покрытые густой и пушистой шерстью всевозможных цветов и оттенков. Отличались они друг от друга лишь разноцветными пятнышками, полосками и другими разнообразными отметинами. Взрослые Уми ростом достигали примерно одного метра (самые крупные особи вырастали до полутора метров, но это случалось чрезвычайно редко) и к определенному возрасту их шерсть становилась природных оттенков. Малыши же рождались всего десять – пятнадцать сантиметров величиной и очень яркие – всех цветов радуги (чтобы их было проще найти среди растительности, ибо все без исключения они были непоседливыми и очень шустрыми, собственно как и большинство земных малышей).

Отличительной особенностью всех Уми были длиииииинные висячие уши, антенны по совместительству, которые безошибочно определяли расположение источников воды, а так же давали знать своим хозяевам когда следует ожидать выпадение осадков. Словом, очень удобно иметь при себе маленькую метеорологическую станцию. Именно это свойство Уми и помогло им подружиться с мудрыми древами – народом Шариев (но об этом позднее). Уши росли всю жизнь и являлись гордостью хозяев (у совсем древних старцев они иногда даже волочились по земле). У аветян были очень аккуратные носики различной формы и ротики, полные мелких острых зубов (ведь рацион Уми весьма разнообразен и питателен). Длинные, пушистые ресницы, которым позавидовала бы любая модница, обрамляли «зеркала души» – огромные зоркие глаза, отражающие свет звезд по ночам и блеск воды в полдень.

Уми – народ долгожителей! Срок жизни аветянина примерно тысяча лет. Знания поколений хранятся в памяти почтенных старцев, а когда те осуществляют Переход (становятся частью животного или растительного мира – к чему больше имели склонность при жизни) – просто прикасаются ко лбу своего преемника трехпалой лапой и открывают ему ментальную дверь к знаниям всего рода (этому их научили Шарии, многовековые соседи и друзья). В месте соприкосновения остается отметина, цветом как шерсть старейшины, который этот след оставил. Собственно поэтому у Уми нет нужды в летописях и книгах. Детям же своим они рассказывают сказки из жизни предков, сидя вечерами вокруг цветка Реинаре, сияющего мягким и теплым светом (наподобие нашего костра). В один из таких тихих, теплых вечеров и началась наша история…

 Малышня сидела на пеньковых грибах вокруг огромного Реинаре на центральной поляне поселения и, затаив дыхание, слушала рассказ дедушки Ки Тона о великом исходе деревьев Шарии. Рядом со своим знаменитым дедом (и старейшиной общины по совместительству) примостился малыш Ка Ним. По нашим земным меркам ему было около семи-восьми лет, а на земле Аве он видел чуть более семидесяти звездопадов (раз в год в конце лета/начале осени, как и на нашей планете, аветяне наблюдают падение метеоров – звездопад, в такую ночь и родился наш Ка Ним).

– Давным давно – вещал великий предок – деревья Шарии подружились с нашим народом. Мы жили бок о бок с самого сотворения мира в гармонии и взаимопонимании. Деревья дарили нам тень и защиту, делились накопленной мудростью, а мы помогали им в добыче живительной влаги. Эта забота давалась нам непросто, ибо тогда мы еще не умели добывать воду глубоко из земли, хоть и чувствовали ее. И вот как то раз к старейшине Шариев пришел мой отец и, напомнив о трудностях Уми, попросил у великих дерев дар, который смог бы помочь нам и дальше добывать жизнеспасительную влагу. Шарии, понимая наше нелегкое положение, обещали подумать. Семь дней и ночей совещались они и наконец решили пожертвовать нам самым дорогим – своим соком – Вануи, что тек по их волокнистым телам испокон веков. При соприкосновении с воздухом он не застывал, как смола деревьев нашей планеты, а становился вязким, тягучим и очень эластичным. Но не оценили аветяне щедрого дара и отказались снабжать соседей водой, так необходимой для их существования…

На следующее же утро наш народ проснулся не от ласкового дуновения ветерка, а от палящих лучей наших солнц, спрятаться от которых было негде, ибо друзья наши исчезли все до единого как и не было их. Уми, изнеженным, привыкшим жить в сени дерев, пришлось отправиться на поиски укрытия и источника еды и питья, ибо под жаром небесным иссякли последние ручейки, плоды му-ки осыпались так и не созрев (му-ки – мелкий куст с большими сочными плодами, по вкусу напоминающими манго и малину одновременно), а мелкая живность забилась по норам, ища спасения от невыносимой жары.

Две недели брели мы по иссушенной долине, питаясь чем попало и запивая скудную трапезу росой, бережно собранной на рассвете. Наш красивый мех выгорел и покрылся пылью, глаза стали мутными и в них больше не отражался блеск звезд, да и до них ли нам было… На этом пути мы чуть не потеряли самое главное – самих себя, наш свет знаний от самого начала Мира! И вот, на исходе второй недели, мы наконец оказались у подножия гор, обрамляющих нашу долину. Разбив лагерь в тени одной из скал, старейшина отправил на поиски подходящего укрытия несколько взрослых и самых крепких членов общины. Они вернулись на закате и поведали моему отцу о пещере, достаточно большой, чтобы вместить в себя всех Уми.

Так начались времена нашего безрадостного существования. Дни складывались в недели, недели в месяцы, месяцы в годы… Минуло без малого десять звездопадов. Я как раз достиг возраста посвящения – ста восьмидесяти лет (в сравнении с земным веком – восемнадцать лет, совершеннолетие). Раньше в долине в честь такого события молодым аветянам устраивали большой праздник: много вкусностей, гости, подарки, а главное – происходило первое посвящение в тайны бытия! Начинающим свой взрослый путь детям, Уми приоткрывали завесу многовековых тайн… НО мы больше не жили в нашей прекрасной долине, а рядом не было наших друзей – деревьев. Прекрасная традиция иссякла как великая Сир-су – река, дарившая жизнь всему живому. И я решил – будь что будет! Собрал себе еды и воды в дорогу и однажды ночью ушел из пещеры, так и не ставшей мне домом. Я поклялся самому себе, что обязательно найду Шариев и верну их домой, чего бы мне это ни стоило!

Через неделю-другую скитаний, когда мои скудные запасы опустели, сознание то и дело затуманивалось от невыносимой жары днем, а ночью – от пронизывающего холода, я воздел свои руки к небу и горячо взмолился: желал, просил у Высших сил чтобы указали они мне дорогу к Шариям! Потратив последние силы, я упал в беспамятстве и крепко заснул.

Глава 2. Самые обычные приключения

Когда мои очи открылись, место, в котором я находился показалось мне совсем незнакомым… Это была вовсе не моя родная иссушенная долина, а благоуханная равнина, полная прекрасных цветов, всевозможных растений и жизни. Здесь текла широкая река, щедро поившая обитателей этого великолепного места. Присмотревшись, я увидел далеко впереди кромку леса. Так счастлив я был только в далеком детстве, когда папа впервые взял меня на праздник Дружбы и Любви (праздник цветения Шариев и всего живого в долине, по-нашему – начало весны)! Забыв о том что не ел и не пил несколько дней, я бросился бежать. «Вперед, только вперед!» – кричало мое измученное сердце. «Я нашел их!!! УРА!!! Наконец – то!» – ликовало все мое существо. Не сводя глаз с горизонта, я на всех парах мчался к лесу как сумасшедший! Все ближе, ближе, БЛИЖЕ…

Добежав до опушки, я повалился в траву в глубоком изнеможении. На мое счастье, здесь, в зарослях незнакомого кустарника, бежал тонкий ручеек с кристально чистой водой, в мгновенье уталивший мою жажду. Перекусив ягодами, растущими по берегу ручья, я наконец полностью осознал, что нашел то самое место, где живут теперь великие древа, и так обрадовался, что принялся танцевать и громко вопить! Немного успокоившись, плюхнулся в траву – лежал и улыбался как сумасшедший.

Но чем дольше я лежал, тем сильнее меня донимало странное ощущение. При всем его великолепии, что-то с этим местом было не так… Чувство было смутным, едва уловимым. Я тряхнул головой, прогоняя наваждение, решительно встал с примятой травы и двинулся вглубь леса.

Только через полчаса продираний через густой кустарник, я понял, что именно не давало мне покоя все это время: ненавязчивый шепот, твердивший мое имя нестройным хором, потихонечку сводивший с ума и усыпляющий одновременно. Было еще одно обстоятельство, обратившее на себя мое внимание – все деревья будто спали: никто из них, а знакомых я повстречал не мало, не зашумел, приветствуя меня, никто не окликнул по имени. Только ветер шелестел листьями, да еще этот жуткий шепот, усиливающийся по мере углубления в чащу.

Я потерял счет времени: казалось, что иду уже несколько дней, но на самом деле прошло часа два-три, не больше. Солнца будто зависли где-то там наверху, среди крон высоченных друзей моих, и дразнили меня своими бликами, упорно стараясь, в сочетании с тихим чарующим бормотанием, пленить мое уплывающее сознание. Но я чувствовал нутром – поддамся и останусь здесь в таком же незавидном положении, как и эти могучие деревья. Терпеть не могу когда к чему-то принуждают или говорят: «Так надо!» Кому надо и зачем? У всякого действия или явления должны быть причина и следствие, всему объяснение. И уже потом, когда узнаю что/зачем/почему – я сам буду решать как мне дальше поступать. И, разумеется, по-совести и чести! А это гадкое наваждение самым бессовестным образом решило украсть меня у меня самого! В конце концов, разумеется, я попросту не выдержал и заорал! ГРОМКО, насколько в легких хватало воздуха! Кричал, заглушая жуткий шепот, шум ветра и все звуки вселенной! В самом конце душераздирающего вопля, на остатках кислорода я будто выплюнул несколько слов – это было требование: я приказывал невидимому ужасу предстать передо мной! Перед тем как шумно вдохнуть, я вдруг понял, что все звуки смолкли. Воцарилась гробовая тишина…

Местная нечисть как-будто ошалела от моей находчивости и наглости одновременно. Это длилось буквально секунду, но она показалась мне вечностью. Вдруг все вокруг будто взревело – в один миг поднялся ураганный ветер, подхватил меня и закружил. Я зажмурился от страха, обхватил руками колени и голову и, в таком подобии клубка, через несколько секунд рухнул в сухую листву. Все закончилось так же быстро как и началось. Почувствовав, что больше никуда не несусь с потоками ветра, а просто лежу на земле, быстро провел ревизию ощущений, понял что все в порядке и только после этого открыл глаза. И, охнув, сел с открытым ртом от неожиданного и невероятного зрелища, представшего передо мной! Я оказался на краю огромной, круглой как цветок Реинаре, поляны, посреди которой возвышался чудовищных размеров сияющий камень! Он был будто живой – дрожал, вибрировал и испускал яркий, но достаточно мягкий свет теплых оттенков – желтого, красного и оранжевого цвета. Я поддался какому-то смутному ощущению, подошел поближе и, лишь на секунду усомнившись в правильности своих действий, приложил к глыбе руку. Камень оказался настолько ледяным, что, казалось, обжигал! Повинуясь инстинкту самосохранения, я попытался отдернуть немеющую конечность, но у меня, разумеется, ничего не вышло. В тот самый момент, когда я уже не на шутку перепугался, внутри меня зазвучал чужой, но смутно знакомый мне голос:

– Здравствуй, Ки Тон! Мы ждали тебя!

Я настолько опешил, что на несколько секунд все слова будто выскочили из моей головы… Я даже забыл как думать! Голова стала гулкой, пустой и горячей. Когда наконец я пришел в себя, то долго молчал, пытаясь сформулировать вопрос, который хотел бы задать в первую очередь. Но камень прервал мои душевные терзания и молвил:

– Тон, не мучай свое сердце выбором! Мы понимаем твое смущение и знаем что ты хочешь узнать: кто мы и что происходит, ведь так?

Я, не в силах выдавить из себя ни звука, просто молча кивнул. Камень вновь заговорил внутри меня, но уже несколькими голосами, будто поющими в унисон:

– Дорогой друг! Да-да, именно друг, ибо мы давно тебя знаем – видели твое Рождение, как рос и играл ты в нашей тени! – вещало тихое многоголосье, как река – переливчатое и многообразное.

Я по-прежнему не понимал кто говорит со мной, но страх, прежде сковавший сердце, начал потихонечку отступать, и я весь превратился в слух (если то, что я «слышал» внутри себя можно было назвать речью).