Пролог

Светлая, сочная, красивая проза. Декорации советского государства, предчувствие оттепели и полной жизни. Прекрасная, наполненная искусством и мечтами жизнь… Мне очень нравится! Всем поклонникам этого периода рекомендую!

Мне очень понравился роман. Язык замечательный. А какие герои- просто заглядение! Они и нелепые и чуднЫе и при этом чУдные. Безоговорочно поверила в странную мотивацию поступков героев. Желаю автору новых творений.

Прочитайте фрагмент и вы влюбитесь в эту книгу! Прекрасный слог автора и моя любимая эпоха – оттепель. Самый свободный и артистичный период в истории советского государства!

Один из немногих островков жизни в нынешнем океане суррогатной литературы. Для меня Автор стоит в одном ряду с классиками русской литературы.

Неожиданно высокого уровня проза. Пожалуй, основная ассоциация у меня была с повестями, которые в советское время печатались в толстых журналах, вроде «Нового мира» и обсуждались потом на интеллигентских кухнях. И не потому, что действие повести происходит в 50-е годы (которые, кстати, по ощущениям, скорее конец 70х, но это не важно), а вот какой-то той ушедшей сейчас глубиной или даже емкостью языка. Именно языка, потому что само произведение – оно в каком-то смысле довольно поверхностно, это своего рода большой этюд, который набрасывает темы и вопросы и оставляет их быть. При этом (несмотря на говорящее название) речь идет вовсе не о незаконченности, тут как раз все цельно, а о том круге бытия, который проживает главная героиня, прежде чем вступить в следующий.

Сюжет достаточно рваный. Студентка Регина (девушка из провинции) учится на вечернем и работает в издательстве. Регина толковая, но не особенно образованная барышня, искренне стремящаяся повысить свой культурный уровень. Не то, чтобы ради уровня как такового, а скорее плюшек, который он дает, но все же.

«У Регины с интеллектом, в отличие от Княжинской, не очень. Хоть и училась на «ист. – фил», так в Потемкинском и на вечернем, и училась средне – обычная студентка. Но чутье было на как раз человеческие отношения, на полунамеки, на понижения интонаций и опущенные глаза – это все было как примятая трава и надломленная ветка для фениморовских следопытов. И просто чутье в чистом виде».

В редакции она знакомится с художником и незаметно в него влюбляется, и кажется, что он тоже неравнодушен к Регине, правда больше в качестве интересного зверька, чем кого-то еще.

У него своя судьба – искусство и жизнь с ее будничными заботами не очень-то совместимы. И каждый раз это выбор, который кажется основополагающим, даже если речь идет всего лишь об иллюстрациях к книжке стихов. Кроме того, излюбленный вопрос русской интеллигенции «Тварь ли я?» так или иначе прорывается в его размышлениях.

«Сознательно ограничивая себя миром хоть искаженным, но предметным, Алексей никогда не чувствовал недостатка в идеях или образах. Более того: иллюстрируя прозу, он позволял себе взять ту же ноту, что и автор, но октавой выше – размыть образы до большей абстрактности, создать как бы живописное эхо их жирного словесного звучания.

С поэзией все было по-другому. Она не только не уступала – она лидировала. Она создавала свой паутинный мир, прилепляя к реальности только концы ниточек – все остальное реяло в воздухе и рвалось от прикосновения. Она уже работала на той высоте, где слова сцеплялись в образы помимо смысла, повинуясь законам звучания, отдаленным ассоциациями и чему-то еще, чего он и разобрать не мог. В арсенале художника для этого существуют, наверное, абстрактные фигуры. Но их не существовало конкретно в его, Алексея, арсенале».

Регина учится в вузе, где основная компания – детки Переделкинских дач со всеми вытекающими атрибутами золотой молодежи, которая на тот момент еще не окончательно обрела статус «позолота осыпается». Для них Регина тоже зверек, «антропологический эксперимент», тем не менее, она попадает в их компанию. И наблюдает смесь того хаоса и интереса к познанию мира во всем его разнообразии, который всегда свойственен молодежным компаниям. Аккуратный заход в сторону религии – Регина ловит что-то на уровне ощущений, но человеческое начало старца – разрушает и эту мимолетную связь, а любовь оказывается куда важнее прочего, даже если она лишь предчувствие.

Чуть ностальгично и очень узнаваемо о советской Риге – одновременно с легкой надменностью ее жителей (так свойственной прибалтам вообще), восхитительными взбитыми сливками (которых в Москве тогда не существовало) и рижским хлебом, и легкостью достижимости этого другого мира, о которой сейчас мы уже практически забыли.

«Город был не советским. Он был не советским своей тяжелой готикой и бюргерскими крепко сбитыми домами, узкими улицами, оливковыми, бурыми и серыми тонами. Большинство вывесок было на латышском. Возможно, он выглядел провинциальнее Москвы, но это была европейская провинция. Алексей почувствовал это, хотя никогда не был в Европе. Прохожие тоже были не советскими».

В общем, это было очень хорошо. Горьковато, чуть изощренно, чуть язвительно, но хорошо. Рекомендую.