Kitabı oxu: «Шёпот звёзд»
Глава 1
За полтора года до основных событий
Морозный воздух проникал буквально в каждую клетку организма, ветер забивал не только дыхательные пути, но и поры на коже. Собачий холод, что слышался потрескиванием воздуха при выдыхании тепла из лёгких.
Окна сталинских пятиэтажек манили теплом и уютом. В одну из них спешил Лукьян, перехватив одной рукой мешок с уловом, другой ящик-стул для рыбалки. Остальные снасти бросил в машине, утром отгонит в гараж.
Квартира встретила жаром центрального отопления, таким же трескучим, как мороз на улице. Разулся, разделся, Мирон по прежнему мой надзиратель, а я его задание. Бросил верхнюю одежду в прихожей невнятной кучей. Прошлёпал босыми ногами на кухню, поставил кастрюлю с водой на плиту – под пельмени с олениной, – сразу отправился в ванную комнату, потирая в нетерпении руки.
Минут двадцать – и наваристый бульон с сытными пельмешками готов. Под холодную водочку, да с сугудаем1 из северного гольца, собственноручно пойманным. Эх!
Хорошо-то как, Настенька!
«Настеньку» бы ещё какую-нибудь рандомную под бок, но «Настеньки» не было, и чёрт с ней. Хватило в своё время Лизоньки. Сейчас бы не под горячим душем отогревался, мечтая о тягучей, ледяной, сорокоградусной, а на очередной концерт без заявок любовался.
Вышел из ванной комнаты, хлопнув резинкой трусов по упругому животу. Накрыл на стол, достал бутылку, покрывшуюся лёгким инеем, вдохнул аромат с паром из тарелки, сглотнул слюну в нетерпении.
Зачем Настеньки, когда жизнь и так полна удовольствий.
Звонок телефона отвлёк от бутылки, к которой уже тянулась рука. Ответил после секундного замешательства – номер стационарный.
– Андреев, – гаркнул с раздражением.
У него выходные, пусть хоть потоп на работе – не его проблемы.
– Андреев Лукьян Николаевич? – проскрипел женский, явно немолодой, показавшийся казённым голос.
– Он самый.
– Андреева Елизавета Максимовна ваша жена?
– Бывшая жена, – поправил Лукьян, сморщившись.
Он искренне верил, что бывшая жена навсегда покинула его жизнь. Исчезла, испарилась, сгинула, провалилась в преисподнюю – пофиг, на самом деле, лишь бы не видеть её никогда.
– Вам необходимо подъехать в перинатальный центр. Сегодня сможете?
– Куда? – нахмурился Лукьян. – Какой центр?
– Перинатальный. Роддом, – выдохнули на том конце с раздражением, будто каждый среднестатистический мужик обязан знать значение слова «перинатальный», тем более тот, который дело с детьми иметь не собирался никогда в жизни. – Ваша жена родила мальчика, вам необходимо приехать, речь в вашем сыне.
– Елизавета Максимовна мне не жена. И мальчик – не мой сын, – отчеканил Лукьян и сбросил вызов.
Испортила настроение, гадина. Мгновенно расхотелось есть, пельмени не манили, водка с сугудаем тем более.
Кто именно гадина – звонившая, с казённым голосом, или Лизка, – разбираться не хотелось. Шли бы они обе куда подальше.
Телефон настойчиво перезванивал несколько раз, пока Лукьян всё-таки не ответил. Бесясь, записал куда подъехать, оделся и пошёл на улицу, матерясь на мороз и весь белый свет, которого, к слову, в Норильске, в конце ноября, не видно. Сумерки меньше, чем на час – вот весь световой день.
Через полчаса он сидел в светлом, просторном кабинете, расположенном в современном, недавно построенном здании перинатального центра. На крыльце которого толпились счастливые родители, родственники, болтались на ветру воздушные шарики, сморщенные от мороза – такой вот символ счастливого родительства.
Какое счастье, такой и символ.
– Елизавета Максимовна отказалась от ребёнка, – произнесла одна из женщин, сидевших напротив Лукьяна, таким тоном, будто это он лично отказался.
Лукьян несколько раз прочитал бланк отказа от ребёнка, написанный рукой бывшей жены, умом понимая, что ожидал чего-то подобного от Лизы. Внутри же нечто иррациональное, чему не найти иного объяснения, кроме как «душа», отвергало то, что видело.
Как можно родить здорового ребёнка и отказаться от него? Вроде желанного, от любимого человека – если верить воплям, когда всё раскрылось, – и спокойно уйти из роддома, бросив новорожденного?
Бред какой-то!
– Ребёнка забирать будете? – огорошили Лукьяна вопросом, которого тот никак не ожидал.
Он вообще не очень-то понимал, зачем его позвали. Что-то вещали в три женских глотки, тыкали в лицо заявлением отказа, расспрашивали о месте работы, финансовом положении, здоровье.
Лиза, вернее Елизавета Максимовна – бывшая жена. Новорожденный – не его ребёнок.
Не был. Не состоял. Не привлекался. Что надо-то?
– Не буду. Это не мой сын, – отрезал Лукьян.
– По закону – ваш, – выдала одна из говорящих. – Если ребёнок, родился от лиц, состоящих в браке между собой, а также в течение трёхсот дней с момента расторжения брака, то отцом ребёнка признаётся бывший супруг матери, если не доказано иное.
– Иное доказано, – всколыхнулся Лукьян. – Говорю же, ребёнок не мой.
– В судебном порядке доказано? – прошипела та, что метала номера статей семейного кодекса в лицо обалдевшего Лукьяна, как дротики в мишень.
– Нет, конечно, – взвился Лукьян.
– Значит, пишите отказ от ребёнка, в судебном порядке вас, как и вашу бывшую жену, лишат родительских прав. Но имейте в виду, это не освобождает от обязанностей. Алименты платить придётся.
– Да с хера ли мне платить алименты на чужого ребёнка?! – почти заорал Лукьян.
– Судье будете доказывать, не мне, – отчеканили ему в ответ.
Попадос… иных цензурных слов в голове Лукьяна не крутилось, когда две бабы в белых халатах – именно бабы, бабищи даже, – покинули кабинет, величественно покачивая необъятными бёдрами и головами в медицинских чепцах.
– Послушайте, Лукьян Николаевич, может, подумаете… – со вздохом начала оставшаяся. Сухонькая, с тщательно закрашенной сединой, в очках с большими диоптриями врачиха. – Мальчик родился в срок, абсолютно здоровый, поверьте, сейчас это редкость… не торопитесь отказываться.
– Поймите, это не мой ребёнок, – кажется в сотый раз ответил Лукьян.
– Но как вы можете быть в этом уверены? Он, кстати, рыжий, – уставилась врачиха на шевелюру Лукьяна.
– Я – бесплодный, – выплюнул Лукьян, полез в телефон, где хранились фотографии медицинских выписок. Ходил на несколько консультаций перед самим разводом, чтобы точно убедиться, что стреляет он сто процентов холостыми, шансов нет. – Вот, – протянул светящийся экран врачихе. – Где подписывать? Давайте. Мне ещё с адвокатом встречаться… – буркнул он.
– Пойдёмте, – подпрыгнула врачиха, засеменила к выходу, распахнула дверь, приглашая жестом за собой.
Лукьян шёл за спешащей дамочкой в белом, стараясь приноровить широкий шаг к её. Халат ежесекундно сползал с широких плеч, хотя выдали ему самый большой из всех, что были. Одноразовая шапочка наползала на глаза, голова начинала противно чесаться от синтетики, бахилы, натянутые на здоровенные ботинки, грозили лопнуть от натуги.
Шли по длинному коридору, вдоль которого, словно приведения, бродили женщины в халатах – бледные, с кругами под глазами, не обращающие никакого внимания на мужика в их царстве. Эпизод фильма про зомби-апокалипсис какой-то. Казалось, упади сейчас метеорит – не заметят.
Вот она – радость материнства, да-а-а-а.
Несколько поворотов, мельтешащие окна в переходах и, наконец, точка назначения. Белая дверь, которую распахнули перед Лукьяном, приглашая зайти.
Огляделся с нескрываемой опаской. Несколько пустых прозрачных детских люлек, крошечных, больше похожих на тазики, чем на кроватки. В одной, дальней, лежал кулёк в цветастой пелёнке.
– Вот! – торжественно произнесла врачиха. – Ваш сын.
– Не мой это сын, – тяжело вздохнул Лукьян.
Но несколько шагов к кульку сделал, посмотрел внимательно на толстые, свисающие над тугой пелёнкой щеки и торчащую из-под чепчика ярко-рыжую прядь, похожую на упругую пружинку.
У младенцев бывают волосы? Ещё и кудрявые? Чудно, право слово.
– Зачем мы сюда пришли? – посмотрел Лукьян на врачиху, снова перевёл взгляд на кулёк со щеками.
– Хочу, чтобы вы посмотрели, кого обрекаете на депривацию. Почитайте на досуге, что это.
– Я знаю, что это, – огрызнулся Лукьян.
Наелся с Лизкой последствий этой самой депривации. Она у него считай детдомовская, так что с расстройством привязанности, истерическим неврозом и прочем нарядным познакомился лично и без прикрас.
Одно время ему нравилось. Баба с ебанцой – весело же. Не заскучаешь точно.
– Тем более, – скрестила руки на груди врачиха.
– Послушайте, вы сами говорите, что пацан родился в срок, здоровый. За такими очереди из усыновителей стоят. Дайте клич – завтра же заберут.
– Стоят, но вы можете дать гарантию, что именно его заберут, что он не останется в системе на недели, месяцы, а то и годы? Лично вы можете это гарантировать?
– Всё, – поднял руки в раздражении Лукьян. – Ещё раз. У ребёнка есть мать, есть отец – и этот отец не я. Давайте, что нужно подписать, и я пойду.
– Лукьян Николаевич, подумаете до завтра.
– О чём думать? Хрен с ним, что он не мой, – махнул рукой Лукьян. В конце концов, несколько месяцев внутриутробной жизни этого щекастого кулька он примерял роль отца на себя, и ему даже нравилось. – Что я буду с ним делать? По-вашему, можно вырастить ребёнка без матери? Питание там, болезни всякие, не знаю, что ещё…
– В доме малютки тоже матери не будет, – напомнила врачиха. – Вопросы с кормлением, здоровьем и всем остальным, поверьте, решаемы, – кивнула. – Я вам дам телефончик один, зовут Валентина Борисовна, детская медсестра с большим опытом. Думаю, она согласиться стать круглосуточной няней вашему сыну…
– Опять двадцать пять, – прорычал Лукьян.
Какого вашего сына? Какого сына, блядь?
Да, он согласился закрыть глаза на левак жены, потому что она поклялась, что акция была единоразовой и исключительно ради беременности. Ну, не можешь сам – дай дорогу молодым. Тем более, у самого морда в метровом слое пуха.
Позже выяснилось, что этот «один раз» длился два года, и банкет был за его счёт. Квартира любовнику, приезды его родни, матери, жены, детей, отпуска, отдых семьи – всё за счёт мужа-рогоносца.
Бывшая жена сразу стала бывшей. Любовник лишился работы, вылетев с такими «рекомендациями», что теперь его только дворником на место незаменимых иностранных специалистов возьмут, и то не факт.
А сам Лукьян продолжил жить счастливо, в ус не дуя. И на тебе – ваш сын.
Да шло бы оно всё!
На обратном пути заехал к бывшей жене. Он сам снял Лизе квартиру и переводил небольшую сумму на житьё-бытьё в обмен на согласие на развод и последующий отказ от отцовства, если придётся, через суд.
Нормальный договор, если разобраться: ей жильё и деньги на первое время, ему – свобода.
На лестничной площадке, когда звонил в дверь, встретил соседку, та подозрительно оглядела Лукьяна с головы до ног, начала грозить полицией, если сейчас же не уберётся.
Заодно узнал, что бедная его жёнушка скрывалась от мужа-абьюзера, который пил-бил-изменял-преследовал-угрожал-ночами-спать-не-давал-тряс-шишкой-под-окнами-детских-садов-и-женских-консультаций-и-жрал-грибы – примерно такой набор, и это минимум, который зафиксировался в охреневающем сознании.
Впрочем, чего охреневать-то? Лизка – такая Лизка.
В завершении выяснилось, что несчастная девочка родила мёртвого ребёночка.
Горе-то какое… настоящая беда… и за что хорошей девочке все тридцать три несчастья?
Они всем домом на похороны скинулись, раз такое дело. Кормили, помогали, чем могли во время беременности, только с такими нервами разве выносишь нормально. Пройдёт медицинская экспертиза, похоронят по-человечески, по-людски.
Сама Лиза на материк пока улетела, не может здесь находиться, стены давят.
Горе-то какое… горюшко горькое.
Чтоб мужу её пусто было, нелюдю этому, всю жизнь издевался над горемычной, и ребёночек по его вине помер, а как иначе-то, если бил прямиком по животу.
Вот же артистка погорелого театра! Бил он её, издевался…
Если бы он хоть раз как следует дунул в сторону Лизки, у неё бы позвоночник собрался в трусах. Габаритов он немалых, силушки немереной.
– Жив ребёночек, – прервал словесный понос Лукьян.
– Ка-а-ак? – ахнула тётка.
– Молча. Жив и здоров. Лиза ваша несчастная написала отказ от родительских прав, собрала деньги на похороны и свалила на материк. Вы бы хоть проверяли информацию… – вздохнул он, скользнув взглядом по дешёвенькому пуховику соседки.
На Норникеле – градообразующем предприятии, – зарабатывали хорошо, некоторые отлично. На материке днём с огнём таких зарплат не отыщешь, как социальных льгот и прочих плюшек, на которые не скупился комбинат. Только не все норильчане там трудились. Были учителя, врачи, водители, продавцы – вот у них заработки средние по стране, а цены в магазинах заполярные.
Ещё и гадины типа Лизки обирают…
Вернулся домой, съел остывшие, раскисшие пельмени, подогревать не стал, выпил тёплой водки, растаявший сугудай безжалостно отправил в мусорное ведро.
Завалился поперёк кровати, полночи гонял мысли. Вспоминал, как познакомился с Лизкой – внешне чисто ангел. Синие глаза на пол лица, худенькая, высокая, трепетная лань… с поистине дьявольским характером.
Как она заявила ему, что беременная, зная, что муж тотально бесплоден.
Вот такая в жизни приключилась жопа. Здоровенный, сильный мужик, темпераментом и внешними половыми признаками не обделённый – и бесплоден, как слеза младенца.
Без шансов и вариантов. Была когда-то возможность пройти лечение, заморозить плоды труда, но Лукьян отмахнулся, теперь всё – поезд ушёл, и хвоста на путях не виднелось.
Лукьян прижал к стенке Лизку, та недолго отпиралась.
– Нашла рыжего, как ты, ну и… а чего ты хотел? Ты живёшь свою лучшую жизнь, работа у тебя, рыбалка, охота, друзья, а мне что остаётся?! Сидеть в четырёх стенах?
– Нехреновых стенах, – с ехидством заметил Лукьян.
Две сталинские просторные двушки переделали в одну просторную трёшку с двумя санузлами и кухней-гостиной.
– Хоть каких! – взвилась Лиза, тут же закатилась в истерическом вопле, заламывая руки. – Сколько раз я тебя просила бросить Норильск этот сраный? Сколько? В том году тебе повышение предлагали. В Москву! И что? Отказался! Остался здесь, и я по твоей милости осталась! Сижу тут одна-одинёшенька, пока ты по лесам и бабам шляешься! Чем мне заниматься, спрашивается? Я даже на работу выйти не могу!
– На работу-то тебе что мешает выйти? – опешил Лукьян.
Вот чему-чему, реализации жены он никогда не мешал. Хочет – пусть работает. Нравится крестиком вышивать – пожалуйста. Дома щи-борщи варить – тоже хорошо. Фиалки на балконе – прекрасно. Да пусть хоть марафон в пятидесятиградусный мороз бежит или кошек разводит.
– За три копейки на ставку молодого специалиста? Учителем математики? – капризно скривила губы Лиза. – Конечно, тебе лишь бы выпроводить меня из дома, на работу или под забор – неважно! На тарелку супа жене денег пожалел!
Они тогда долго спорили, в итоге Лукьян махнул рукой. Действительно, пусть будет этот ребёнок… Он по факту уже есть, развивается в животе. Что теперь, выскабливать его, что ли? Будет родным считать.
Всё равно, кроме приёмного, никого ребёнка у него быть не могло, а этот с внутриутробного возраста, считай, на глазах…
Сомнительно, но окей, как в знаменитом меме, решил тогда Лукьян.
И даже начал привыкать к мысли о сыне, на УЗИ сходил с Лизой, коляску выбрал, ремонт сделал в детской. Всё, как полагается отцу семейства. С энтузиазмом играл роль в спектакле «Мама, папа, я – дружная семья».
А сейчас всё. И цирк сгорел, и клоун помер.
Папа – не папа.
Мама сбежала.
Ребёнок в прозрачной люльке и пелёнках с казённым штампом…
Вечером позвонил по насильно впихнутому телефону. Детская медицинская сестра с огромным опытом согласилась на роль круглосуточной няни, правда, всего на два года. Именно столько, по подсчётам Валентины Борисовны, понадобится времени, чтобы её муж, недавно вышедший на пенсию, закончил строительство дома на материке, в Нижегородской области. И ей зарплата, которую готов платить новоявленный папаша, очень пригодится.
Лукьян забирал кулёк с рыжей торчащей пружинкой на голове в морозный, ветреный, непроглядно-тёмный день, когда только фонари освещали дорожку от крыльца перинатального центра до автомобиля.
Почему он так поступил, ответить себе, пожалуй, не мог.
Может, позже найдёт ответ на этот вопрос, может, пожалеет о своём решении миллион раз, а может нет.
Только жизнь ответит на этот вопрос.
Глава 2
Лукьян проснулся от привычного шлепка тёплой ладошки по лицу, кряхтения в ухо, а после заливистого смеха, когда нарушителю спокойствия стало ясно, что своей цели он достиг.
Папка проснулся!
– Витюха, дай папе в отпуске поспать, – пробасил Лукьян, подхватывая полуторагодовалого карапуза, искренне не понимающего, почему это папа будет спать, если он, такой хороший, проснулся. – Встаю, встаю, – якобы недовольно проворчал.
Мгновенно поднялся на ноги, держа в одной руке сына, который времени не терял. Выворачивался, пищал, визжал, показывал руками в сторону окна, требуя поставить его на подоконник.
Хорошо, пока не догадался, что можно самому забираться. Правда, во избежание, Лукьян вынес из комнаты стулья, табуретки, всё, что теоретически можно придвинуть и забраться на окно.
Поставил Витюху на подоконник, обхватил одной рукой, смотря на то же самое, на что смотрел маленький человек. А посмотреть было на что… Оп-пачки.
Витюха смотрел на деревья, покрытые шапками сочной листвы. На пару местных котов, традиционно устраивающих разборки на границе территорий. На соседскую лужайку и курятник вдали – ох уж эти наипрекраснейшие курицы, будоражащие душу мелкому созданию. А петух с его хвостом и гребнем!
Лукьян же уставился на женщину, растянувшуюся на лежаке на той самой лужайке, в серебристом купальнике-бикини с крошечными трусиками и символическими треугольниками лифчика.
Хо-хо-хо. Какова красота!
С женщинами в жизни Лукьяна с появлением Витюхи стало заметно хуже. Внимание, как ни странно, он стал привлекать больше, знал бы, что женщины так реагируют на мужика с ребёнком, давно обзавёлся бы дитём. А вот возможностей заметно поубавилось.
К себе не приведёшь. Валентина Борисовна вряд ли предъявит претензии работодателю в его же доме, малой пока не поймёт ничего, но всё равно, что-то останавливало, стрёмно было. Самому шариться по бабам времени стало заметно меньше, в разы убавилось.
Вот и смотрел сейчас на деву в бикини, словно заядлый вуайерист со стажем. Не было бы на руках Витюхи, в штаны бы залез, честное слово, а так терпи казак – атаманам станешь. В смысле подрочишь на сон грядущий, если не повезёт сегодня к ночи.
– Витенька, где мой сладенький внучок? – раздался голос матери из-за двери. – Кашка готова. Ням-ням-ням!
Лукьяна передёрнуло. Какое «ням-ням-ням», неужели нельзя сказать «есть», «завтракать», «кушать» на худой конец?
Виктор Лукьянович мелкий, а всё ж мужик, лучше обходиться без сюсюканья.
– Идём! – отозвался Лукьян, не отрывая взгляда от прекрасной незнакомки в купальнике.
Она ещё и встала, прошлась вокруг лежака, размахивая руками, будто специально себя демонстрировала со всех сторон. Невысокая, подтянутая, спортивная, при этом чертовски женственная, чувственная. В каждом движении – чистый секс.
Эх, Витюха, Витюха, сдались тебе эти курицы, когда такая красота перед носом маячит!
Голова ты садовая, два уха.
Спустились на первый этаж. Витюха впереди, ловко преодолевая ступени, Лукьян сзади, страхуя, чтобы малой не кувыркнулся вниз головой. Поднимался он ловко, сказать нечего, со спуском имелись проблемы.
На кухне оставил сына матери, та и рада. В кои-то веки сын-оболтус привёз мелкого. Сам сидит на своём Таймыре и ребёнка держит, когда у родителей огромный дом в Краснодарской крае, участок, фрукты в саду, овощи на огороде, ягоды – с ветки в рот кидай.
Поначалу появление у Лукьяна сына огорошило всю родню. Отец посмеивался, скрывая растерянность, дескать, у других дочери в подоле приносят, а у них – сын приволок.
Знакомые из Норильска крутили пальцем у виска. История с любовником Лизки стала достояние общественности до рождения сына. Знал бы тогда Лукьян, чем всё обернётся, держал бы язык за зубами. Сейчас оставалось после драки кулаками махать.
Родители не знали, что Витюха – не биологический сын Лукьяна. Промолчал он, не знал, как сказать, и нужны ли такие откровения. По всем документам, по закону, Виктор Лукьянович – родной, плоть от плоти. По ощущениям тоже.
К тому же, хоть за что-то спасибо Лизку сказать надо, выбрала папашу по уму. Витёк уродился рыжим крепышом, мордашкой похожий на неё. Выходило, телосложением пошёл в отца, лицом – в мать.
В общем, теория, что бывшая поехала башкой, бросила ребёнка с родным отцом, прокатила как по маслу.
А в Норильске постепенно забывали историю появления малого, начали перешёптываться, что любовник-то ни при чём, быть-то был – шила в мешке не утаишь, – а вот родился Витюха от Лукьяна. На одно лицо – рыжее.
День пролетел быстро. Съездил на речку, после смотался к лучшему другу, с позапрошлого года родственнику.
Как муж сестры называется? Зять? Деверь? Надо бы уточнить, что ли.
Кос встретил измочаленный, как и полагается отцу годовалого младенца. Сестрица же блаженно улыбалась, тискала племянника, обещая слопать сладкого мальчика. Чуть позже усвистала по великим делам – к косметологу или какому-то такому специалисту. Ответственному за женскую красоту.
Не просто так, а дела для, которое в голове Лукьяна не укладывалось.
Придумали тоже… глупость какая-то.
Поженились Кос и сестра Лукьяна, Пелагея, позапрошлой осенью, до колик удивив окружение, которое в итоге передралось, переругалось в поисках виноватого.
Не принято у местных греков с другими национальностями в брак вступать. Традиции, обычаи – для диаспоры не шутка. А Кос – вовсе не Костя, как можно подумать, а Зервас Константинос Александрович – чистокровный грек.
Поженились чин по чину. Невеста в белом платье, жених в костюме с бутоньеркой. Прошлись по торжественному залу в ЗАГС под марш Мендельсона.
Свадьбу сыграли, правда, без ожидаемого размаха, как принято у Зервасов и Андреевых, зато уютно, по-домашнему, без лишних людей, кучи непонятных гостей и родственников до десятого колена.
И вдруг… почти два года спустя… банкет в честь бракосочетания со всеми полагающимися толпами, почётными гостями и родственниками, некоторые из которых аж из Греции прилетели.
Посидеть, покутить, выпить, закусить Лукьян не против. Он даже в честь такого случая костюм новый прикупил, галстук, чтобы в грязь лицом не ударить. Всё-таки почётный гость, брат невесты, лучший друг жениха, и прочее, прочее, прочее.
Но какой козе понадобился сей баян – не понимал.
Банкетный зал, естественно, самый шикарный в небольшом городке, откуда родом и сам Лукьян, и Кос с Полей – так все звали Пелагею, – был украшен живыми цветами, воздушными шарами, лентами.
Почётные гости выходили с поздравлениями молодым одни за другими. Не просто важные, а такие, что можно было не садиться на стул, а так и стоять, слегка приподняв воображаемый цилиндр.
Губернатор края, депутаты, представители законодательной и исполнительной власти – все люди нужные, мягко говоря, не последние.
Ведущий зорко следил, чтобы каждый гость был уважен и обласкан. Невеста блистала, жених сиял, как начищенный пятак, родители молодых раздувались, аки индюки, от значимости происходящего.
Приглашённые артисты всех мастей развлекали публику.
Здесь тебе и кордебалет для подвыпивших мужичков, которые, независимо от национальности и возраста, пялились на оголённые ноги и декольте танцовщиц, пуская пьяные слюни под недовольными взглядами вторых половин.
И аниматоры для малышни, которой набралось немало. Краснодарский край – край многодетных семей. Народ здесь живёт разномастный и чадолюбивый.
И ансамбль народников, развлекающий старшее поколение, и не только его. Разгорячённая алкоголем молодёжь, нет-нет, а затягивала казацкую песню или пускалась в пляс, горлопаня во всю мощь неубиваемые хиты «Золотого кольца».
Вот и прошли года, но мы не старые
Недолюбившие, сидим усталые…
И греческие мотивы, тот же общеизвестный «Сиртаки», под который танцевали, казалось, все от мала до велика.
И парочка артистов, исполняющих репертуар от шестидесятых годов двадцатого века до современного. Пели так, что в парке, в котором располагался банкетный зал, начали подтанцовывать прохожие.
И диджей, ловко сводящий музыку в паузах между живыми выступлениями.
Что там, были даже танец живота, шоу мыльных пузырей и воздушная акробатка. Не хватало только пьяного медведя в сопровождении цыган.
Хотя… ещё не вечер, кто знает, что припасено для дорогих гостей.
Под конец появился казачий хор с танцевальным ансамблем. Не цыгане, конечно, но тоже эпично.
Действительно, как обойтись без «Шёл со службы казак молодой», ни осетра не поймать, ни жениться нельзя, коли Андреевы древний казачий род. В закромах, как самая настоящая реликвия, хранилась папаха прадеда – урождённого, чистокровного казака Андреева Поликарпа Мироновича.
Под «Распрягайте, хлопцы, коней» идейные приверженцы греческой культуры пустились в пляс. Под «Ойся, ты, Ойся» начали обниматься с любым, кто стоял, сидел, проходил рядом, а под «Любо, братцы, любо» были готовы вступить в ряды местного казачества, пока не протрезвеют, конечно же.
Казаков же приняли в греки в качестве жеста доброй воли.
Всё смешалось, одним словом.
Люди, кони, депутаты, греки, армяне, казаки, русские, черкесы, парочка ненцев каким-то чудом затесалось в этот фейерверк мультикультурности и всеобщей любви под зычные, раскатистые напевы Кубанского казачьего хора.
В центре зала, отвлекая часть огня на себя, выплясывала группа профессиональных танцовщиц в ярких казачьих костюмах. Юбки закручивались солнышком вокруг стройных ног, мелькающих между атласными оборками.
Особенно одна привлекала внимание Лукьяна. Он мог поклясться, в жизни не видел девчонки красивей. Ну как «девчонки»? Было видно, что танцевала женщина, годков двадцать пять – двадцать семь, но движения, телосложение, лёгкость, грация, задор, улыбка такая, что аж звёзды из глаз, как у совсем девчонки, не знавшей ни горя, ни трудностей, ни мира.
Будто вся её жизнь сплошной праздник.
А ножки какие… какие ножки…
Копна темных волос, собранных в высокий пучок, переливающихся в свете крутящихся диско шаров. Талия тонюсенькая-тонюсенькая, грудь заметно выступающая, видно, что не пуш-ап, всё своё, родное, в руки Лукьяна просящееся.
Охренеть.
Если это не любовь с первого взгляда, то что?
Любовь и есть, во всяком случае, пока не уляжется эндорфиновый ураган, в который погружался Лукьян с макушкой, не собираясь выбираться оттуда.
Ай да Поля, ай да молодец, такой праздник организовала!
Ради таких встреч Лукьян был готов каждый год сестру замуж за Коса выдавать.
– Залип? – услышал гогот друга прямо в ухе. – Слюни подотри, – заржал тот, откровенно издеваясь.
Конечно, чего бы не поиздеваться над другом? Нашёл своё счастье, живёт с ним, хотя как можно ужиться с его сестрой, Лукьян решительно не понимал – заноза ведь, причём из радиоактивного металла.
Ему, ему-то что делать прикажите? Последний раз женскую грудь пару месяцев назад лапал, тогда же между ног заглянул, сказать, что удовлетворился досыта, нельзя. Охотку сбил на несколько деньков и ладно. А здесь такая королева выплясывает, аж мурашки по телу табунами скачут, пальцы покалывает от желания обхватить, прижать, присвоить.
Дыхание перехватывало от картинок перед глазами, с которыми ни один порно-сайт не сравнится.
Что там есть-то, в тех порнушных категориях? В парочке2 точно никто на члене не скачет, а в его воображении ещё как прыгает.
– Знаешь её? Познакомь, – прохрипел Лукьян, прокашлявшись, бросил короткий взгляд на Коса.
Пофиг, даже если друг когда-то побывал там – что, в общем-то, всегда было твёрдым «стоп» между друзьями – Лукьяна это не остановит.
– Вы знакомы, – загоготал Кос, загибаясь от смеха. – Маша это Заводовская, соседка твоя.
– Маша Заводовская? – не сразу понял Лукьян. – Мэри?
– Она самая, – хрюкнул Кос.
– Погоди, ей сколько лет-то?.. Если мне тридцать шесть, то ей, выходит, тридцать два?
– Где-то так, да.
– Мать твою, замужем же она, – выдохнул Лукьян, скользнув лапающим взглядом по фигурке, которую в мыслях раз сто в самых разнообразных позициях отымел.
Облом года!
Он так не расстроился, когда узнал о собственных рогах, размером с пятиэтажку. Вообще, он не брезгливый, мог и замужнюю завалить, если та не против. Но замужняя приятельница детства, соседка, а значит, будет маячить перед носом она и её муж – сильно перебор.
Хотя… какие ножки, блядь, какие ножки…
Может, пусть себе маячат, не всю же жизнь, а лишь отпуск.
– Развелась, – громко прошептал Кос, одобрительно похлопал по плечу, благословляя на разврат. – Полгода как.
Ансамбль отпел, оттанцевал, артисты потянулись за импровизированные кулисы. Лукьян, проследил, что Витюха отлично проводит время в компании бабушки, дедушки, греческих родственников, которые находились в откровенном восторге от рыжего мальчугана, и ринулся к задней двери ресторана, где испарились выступающие.
Ждать пришлось недолго, не прошло и десяти минут, как Маша, точнее Мэри – иначе он Заводовскую класса с седьмого-восьмого не воспринимал, – появилась в дверях.
Волосы убраны в ту же кичку, сценический макияж наскоро смыт, лёгкое платье, облегающее фигурку в стратегический местах.
Да ну нафиг, у него точно мозг отшибло. Он или свой возраст забыл, или Мэри, или считать разучился. Не может женщина в тридцать два выглядеть настолько молодо. Нет, так-то может, если верить своим глазам, но верить не получалось… больше смахивало на видение.
От голодухи и не такое привидится. Мужик он от природы темпераментный, только подавай, а с подавальщицами в последнее время напряжёнка.
Ладно, если мираж, а не живая женщина, хоть подрочит, потому что от увиденного до сих пор стоял член. Не колом, но и лёгким реверансом не назвать.
– Маша? Заводовская? – гаркнул он, делая шаг вперёд. – Мэри, ты ли это?!
Обхватил двумя руками, поднял, прокрутил на месте замершую, как сурикат, Мэри, пока не узнала, расслабилась.
– Лукьян! – заверещала в ответ, пытаясь выбраться из медвежьего захвата.
– Узнала? – счастливо раскатисто проурчал он, прижимая к себе податливое, сладкое женское тело.
Ух какая… ах какая… вот это да… Вау-вау-вау!
Нам такое надо!
– Как тебя не узнать-то, медведя? – засмеялась Мэри. – Ты чего тут? А, ну да, – фыркнула, обрывая саму себя. – Свадьба же твоей сестры.
– Понравилось, как ты ножками там, тыц-тыц-тыц! – отвесил комплимент Лукьян.
