Kitabı oxu: «Я и это переживу», səhifə 11

– Почему, решил? Мне захотелось с вами быть. С тобой. Хоть иногда, если ты позволишь. Попробовать всё начать с чистого листа.

– Вот ты простой, а! – Ира даже не злилась. Она вдруг поняла, что Петя действительно не коварный предатель и изменник. Он это всё делает вообще без злого умысла, искренне, и не видя ничего плохого. Злодеи, они хотя бы совершают свои отвратительные деяния, прекрасно понимая, что это зло. А Петя – он считает, что всё в пределах морали, абсолютно. Человек должен быть там, где ему лучше. Куда душа тянется. Это для него хорошо и правильно. Между прочим, многие современные коучи этому учат, а у Пети прямо инсайт от природы. Теперь Ира примерно представляла, как он от неё переметнулся обратно к Даше. По такому вот сценарию как раз.

Интересно, он так и бегал бы между двумя женами, которые по очереди меняли бы статусы с бывшей на действующую, если бы они позволили?

– Для таких как ты, Петенька, человечество изобрело гаремы, – назидательно сказала Ира, а потом не выдержала, рассмеялась.

Петя сначала насупился, а потом допил содержимое бокала одним лихим глотком, и тоже захохотал.

– Вот ты быстро вдуплила, что к чему. Я думал, что не так очевидно всё про меня.

– Опыт, Петенька, опыт. Ты как совсем устанешь, приезжай к Уле, она тебе рада. Но в любовь давай не будем больше играть. У тебя семья растёт, детей всё больше становится. Представляешь, если третьего подрастишь, а тут я – хопа и тоже с пузом? Чтоб счёт сравнять.

Петя засопел и налил им обоим ещё напитка.

– Ты уж совсем ужастики семейного мужика нарисовала, – сказал он. – Но ты зря думаешь, что всё дело только в усталости. Ты мне и правда дорога и вообще очень для меня привлекательна. Я тебя с детства люблю, если ты не забыла.

– Вот пусть я тебе буду дорога, как память о детстве! – Ира торжественно подняла бокал. – За хорошие отношения. И потом, ты меня не любишь, а хочешь.

– А это разве не одно и то же? – фыркнул он.

Как, как вообще они были вместе? Нет, почему в одной постели оказались, понятно, по Ириной дурости и невнятного самоощущения. Но дальше-то она уже и горем не упивалась, и ничем другим (одной совместной пьянки вполне хватило), а всё же и встречаться не возражала, и замуж вышла. Они ведь люди из двух миров, Ира, судя по всему, какого-то воздушного, как и Егор, а вот Петя – земного. Эх, если так дальше пойдёт, она и гороскопы читать начнёт, надо заканчивать с аллегориями.

Уходил Петя немного смущённый и разочарованный. Он, вероятно рисовал себе совсем другой план сегодняшнего вечера, даже машину где-то на стоянке оставил, чтоб за руль не садиться. Но пообещал заглянуть через недельку, погулять с дочкой.

– Ну, если там Стёпке не надо чего будет, – на всякий случай предупредил.

Всё-таки свою актуальную семью со счетов сбрасывать не следовало. Тем более, что с Ириной, похоже, ничего ему пока не светило. Если только она не передумает. Женщина всё-таки, ей мнение поменять, как за хлебушком сходить, так ведь, вроде? Да и с «прицепом» сильно-то не повыделываешься. Женихи в очередь не стоят, пусть она и красавица, и дух от неё как и прежде захватывает. Словом, надежды он не терял. Для него «нет» равнялось «зайдите попозже». А он и зайдёт, чего там. Дашка уже на четвёртом месяце беременности, дальше он знает, что будет. Адище, чего уж там. И с бедного Пети она много чего требовать будет. Например, перестать бывшей жене половину стоимости съёмной квартиры оплачивать, при живой-то официальной супруге… да, затащила она его в ЗАГС, не смог отбиться. Тогда, глядишь, Ира сговорчивей станет. Петя высморкался на газон и вызвал такси.

Ирина, надо сказать, после отбытия Петра прибавила к уже сложенным «два и два» ещё две единицы, и поняла, что в «кубышку» пора бы откладывать чуть больше. Не ровен час, Петя сообщит, что помимо алиментов ничем больше поучаствовать в жизни прежней семьи не может. Новая вон как расширяется. Правда, она и предположить не могла, что отец её дочки планирует использовать это обстоятельство как рычаг воздействия, чтобы пасть в ставшие вновь привлекательными объятия Иры. Но всему своё время, как говорится.

Пока она пересчитала свои скромные сбережения, и подумала, что ни к чему торопить события, копить продолжаем и ждём развития ситуации. Да уж, огромный процент современных людей завязан на жилищном вопросе. Времена меняются, а он вечен, как Великие пирамиды Гизы. Да что там, он их переживёт. Ульяна уже спала, а Ирина допивала на кухне вино, полбокала осталось после их с Петей посиделок, вот как разгулялись. В который раз она мысленно перебирала составляющие своей жизни, как чётки (дались же ей они). Чего хотела от жизни, чего достигла.

Ходит на среднестатистическую работу, сидит в офисе. Ладно, не только чаи гоняет (ещё у них там кофемашина есть), в создании интересных кампаний участвует. По сути, они продают воздух. Ну, этот воздух хоть конкретной цели служит, люди между собой по нему связываются. А она, Ира, придумывает, как этого воздуха всучить побольше и подороже. Но чтобы все подумали, что это наоборот, самое выгодное предложение. И ещё её задача – выгодно подать свою компанию, даже если вдруг все абоненты лишились на два часа любого вида связи. Хорошо, она в SMM не работает сейчас, там как раз весь негатив собирается. Вроде бы, задача паблика – рассказать о новинках и всё такое, а на деле абоненты воспринимают этот ресурс как отдел работы с жалобами клиентов. Пока Ира работала только на «удалёнке», ей пришлось какое-то время помогать «вести» пару групп. То ещё «счастье». Когда вернулась в офис, эту нагрузку с неё сняли. И то хорошо. Морально было тяжело читать нервные, иногда очень злые комментарии, работать с ними. Ведь ни одна компания не функционирует идеально, у всех бывают проблемы. Технические сбои. Нет, Ира сочувствовала тем, кто пострадал от отсутствия связи, кто дал продавцу-консультанту «присесть на уши» и подписал договор на очень неудобный и грабительский тариф. Но успешная работа заключалась не в сочувствии. Клиентоориентированный подход – модная нынче фишка. Но если на сто процентов ему следовать, получишь в итоге эмоциональное выгорание, нервный срыв и чувство вины. Потому что клиенту всегда мало, это раз. И довольные обслуживанием и качеством услуг люди обратную связь дают крайне редко, да и вообще стремятся инициировать какой-то контакт. Это два.

Ладно, в её работе хорошо уже то, что она есть. Наверное, скоро опять придётся в качестве подработки взять на себя соцсети. Иначе можно не выплыть. Но теперь хотя бы она антидепрессантами подлечилась, выдержит. А так, если посмотреть… есть ли у неё что-то своё, кроме дочери? Работа – чтоб была. Жильё – временное место пребывания. Семья – она и Ульяна. Ни мужа, ни любовника. Дальше Пензы сто лет не выезжала никуда. Хоть книжки хорошие читать начать, что ли. А то так и скиснешь в своём болоте.

Элемент оживления в их жизнь вошёл спустя буквально несколько дней. Уля принесла из детского сада ветрянку. Нет, болела она и до этого, разве можно себе всерьёз представить малыша, только вошедшего в детский коллектив, и не схватывающего вместе с новыми привычками ещё и свеженькие неопробованные инфекции? Примерно раз в месяц Ульяна принималась кашлять и сопливить. Люди знающие говорили Ире, что это очень удачный вариант, бывает, ребёнок два дня ходит в учреждение, а потом две недели болеет. А в их случае почти без справок и больничных обходилось. Только не на этот раз. Пару дней до болезни девочка хныкала, жаловалась на усталость, и наконец среди ночи проснулась с высокой температурой, ввергнув Ирину в панику. Больной ребёнок – это всегда неожиданность. К утру малышка покрылась характерными пятнышками, которые Ира без труда опознала. Начальник Геннадий новости не обрадовался, но после того, как Ира пообещала работать из дома в полном объёме, смягчился. Удобно у неё всё сложилось, чего уж там. Она сидела у кроватки, гладила светлые волосы дочери, щупала лоб каждые пять минут. Как самая обычная и очень порядочная мамаша. Девочка завозилась во сне и пробормотала вполне отчётливо:

– Егор, сынок, принеси мне аспирин. Горю я.

Ира вздохнула. Нет, до нормальной семьи им всё же далеко.

4.

– И мы должны понимать, какая сейчас на нашем рынке жёсткая конкуренция. Отсюда, так сказать, и плясать.

Марта дремала на «летучке» под успокаивающий голос Вельзевула. Обещанный проект она пока так и не получила, но вести себя хорошо старалась. В том числе посещать планёрки телевизионщиков. Зима уже благополучно закончилась, пришла бодрая и весёлая весна, со времени того самого эфира с участием профессора прошло больше трёх месяцев, но та история не забылась. Напротив, она стала редакционным мемом и разошлась на цитаты. Марта, кстати, схлопотала всё же за него официальное предупреждение. Ответственная за порядок на площадке была она, как ни крути. Хотя не только ей, но и Вельзевулу трудно было внятно сформулировать, как именно в той ситуации можно было соблюсти этот самый порядок.

– Надо было более вдумчиво готовиться, и проговорить перед эфиром ключевые моменты, – изрёк Самуил Александрович, чтобы вычленить хоть какую-то мораль.

Машу Сергиенко Марте пришлось подменять три недели, а когда та вернулась на своё шеф-редакторское место, наша героиня так и осталась наполовину «в ящике». Хотя физически её рабочий стол располагался в редакции журнала. Вот и сейчас, получив редакционное задание – снять сюжет для тематического эфира, Марта отправилась в журнальную резиденцию, где на неё опять будет косо посматривать Марат. Ему теперь приходилось выполнять свою работу самому. Полностью. Марта же вела собственную колонку и заполняла три разворота статьями. Сотрудников было немного: Марат, который виртуозно исполнял партию главного и выпускающего редактора, сам писал статьи и был посредником между журналом и отделом рекламы и маркетинга, дизайнер, верстальщица и два журналиста – Марта и Вера. Вера, причём, никак не пересекалась с телевизионщиками. Она была хорошая, старательная, но только в прошлом году выпустилась с филфака, опыта работы у неё было маловато. Зато в эзотерике очень хорошо соображала. Для девушки 22-х лет.

По небольшому холлу, служившему «предбанником» к кабинету шефа, разносились звуки укулеле. Это их администратор, Кристина, купила на днях экзотическую балалайку и развлекалась гаммами. Разучивала простенькую поздравительную мелодию ко дню рождения подруги. Удивительный у них коллектив, что ни говори. Марта попробовала подпеть, но то ли она не попадала в ноты, то ли Кристинина аранжировка была слишком далека от оригинала. Марта хмыкнула и пошла к себе.

На рабочем месте Марту ожидал сюрприз, а точнее, женщина лет тридцати.

– Я вам написала на редакционную почту, помните? – неуверенно сказала она. – Вы ещё сказали, что поможете разобраться с происходящим, и предложили приехать.

– Точно! Вы же мне писали о реинкарнации, да? – обрадовалась Марта. – О том, что ваш ребенок рассказывает истории, которые с ним произошли когда-то давно.

– Да, это я, – кивнула женщина. – Мне неловко, но я не знаю, куда обратиться. А у вас всё-таки знакомые в этой сфере везде.

– Не волнуйтесь, давайте, пообщаемся, – успокаивающе предложила Марта. – Может, чаю, кофе? У нас тут есть небольшая зона для бесед, со столиком, креслами. Там мне всё и расскажете.

У неё прямо ноздри раздулись, почуяла запах мистики и интересной работы. Ну, и кофе с печеньками для гостей редакции.

Посетительницу звали Нина и у неё был пятилетний сын по имени Матвей. Когда ему исполнилось четыре года, он начал спрашивать про «свой старый дом». Проблема была в том, что никакого старого дома не было, семья ни разу не переезжала. А Матвей в подробностях рассказывал, какой это был дом. Чуть позже в истории появился ещё один объект – здание, где Матвей, ну или тот, кем он был раньше, работал.

– Матюша его даже рисует. Говорит, это интересное место, называется «Дом наук».

– И вы мне это рассказываете же не потому, что в журнал попасть хотите, да? – уточнила Марта.

– Да, – кивнула гостья. – Конечно, вы можете об этом написать, только имена лучше не называть. Но интервью я подробное дам, если надо. Может, есть какие-то специалисты, которые помогут нам найти это здание. И если это всё существует на самом деле, тогда будет понятно, что есть вещи, которые за гранью наших представлений. А то ведь я не знаю, что думать.

По щеке Нины потекла слеза.

– Я уже собиралась специалистам каким его показывать. Так вдруг в психушку положат? У моей знакомой вон сынок, Яша, сюжет из мультика врачу пересказал, его чуть не упекли в дурдом с галлюцинациями… а вдруг удастся правда отыскать все эти дома, о которых Матюша рассказывает.

– Мир тесен, – сказала Марта, даже не подозревая, насколько он может оказаться тесным в действительности. – Может, кто-то узнает этот Дом наук по рисункам вашего сына. Давайте, я к вам приеду, вы подробно всё расскажете, дадите мне картинки эти. Если удастся с Матвеем поговорить, тоже здорово. А я пока со специалистами свяжусь, узнаю, кто в состоянии помочь. Если кого-нибудь найду, сразу о встрече договорюсь.

Проводив посетительницу до двери, на обратном пути Марта встретила Самуила Александровича.

– Ну, что сияешь как седьмая чакра у йогина? – с подозрением спросил начальник. – Никак, опять новый проект из меня трясти будешь?

– Нет, нашёлся мальчик, который свои прошлые жизни помнит. Статью писать буду.

– Дело хорошее, – покивал Самуил. – Глядишь, и на телевизионный репортаж их раскрутишь. Гостями в студию, ладно, не настаиваю. Если ребёнок там, мороки много может быть… хотя… уговаривай и на студию.

– Попробую, – кивнула Марта. Она вдохновилась встречей с настоящим инфоповодом, и готова была что угодно пообещать.

Через два дня она была уже у Нины с Матвеем, да не одна, вместе с интересной личностью по имени Тара. Нет, при рождении её вряд ли так звали, но сейчас духовным именем девушки стало именно это. Она даже паспорт поменяла. Тара имела вполне понятную специальность клинического психолога, но при этом ещё проводила сеансы регрессивной терапии. Это такое изучение вместе с пациентом опыта его прошлых жизней. Человек погружается в свои предыдущие воплощения и эти сеансы помогают вытащить на поверхность давно затонувшую информацию, а потом использовать в её нынешней жизни. Как регрессолог, Тара не «раскручивалась», и клиентов не искала, это было чем-то вроде профессионального хобби, поэтому найти в интернете эту услугу в её исполнении было нельзя, только по знакомству.

– Понимаешь, Марта, – рассказывала она, когда они общались перед тем, как заявиться к обеспокоенной матери. Девушки созвонились, назначили встречу в кафе и почти непринуждённо болтали за напитками и десертами.

– Мы на нашей терапии имеем дело с реинкарнациями, с погружениями в прошлое не просто из любопытства. Регрессивный гипноз – это тебе не видео из личного архива посмотреть. Мы такие травмы порой поднимаем, мама не горюй! Человек часто тянет за собой массивный груз кармического мусора, о котором сам не подозревает. И повторяет с завидным упорством, из жизни в жизнь, одно и то же. И результат, соответственно, из жизни в жизнь одинаковый. Никакие уроки не извлекаются. Пути вперёд нет, развитие души не происходит. А мы вместе с пациентом расплетаем эту косичку, идём к истокам, выясняем причины. Старинные проклятия, непрощённые долги. Смерти от несчастного случая, которые приносят панику в новую жизнь, с самого начала.

– Получается, регрессивная терапия что-то вроде готовых домашних заданий, – сумничала Марта.

– Почему?

– Ну, вроде как мы проходим кармические уроки, избавляемся от долгов прошлых жизней. Вслепую, потому что ничего не помним. А тут – раз и наглядные ответы. Почему, если это знание помогает благополучно устроиться в новом воплощении, у нас его нет изначально? Если бы это было условием задачки, то мы бы сразу знали, какие нам нужно прорабатывать проблемы в текущей жизни. Может, это запрещённая информация? А вы – кто-то вроде хакеров, взламываете код, вторгаетесь, куда нельзя.

Удивительно, но Тара этот монолог выдержала, не вмешалась и даже морковным пирожным в Марту не кинула.

– Ну, во-первых, воспоминания о прошлых жизнях у нас есть. Да, они где-то в подсознании, но извлечь их можно. Если бы это была такая страшная неприкасаемая тайна, уверяю тебя, у человечества просто не было бы возможности до неё добраться. А так – это вопрос выбора, духовного развития и использования методик. Это как если бы ты мне сейчас заявила, что раз мы от рождения не умеем читать, то не стоит и учиться. Во-вторых, кто сказал, что мы ничего не помним? Дети-то помнят!

– Но не все же. Скорее, это исключение.

– Нет, – помотала головой Тара. – Так или иначе, помнят все. Но не каждый ребенок это способен сформулировать. У одних память о прошлых жизнях активна ещё до того, как сформировалась связная речь. У других речь развилась рано, однако им никто не верит. Детские фантазии, помнишь?

Марта кивнула.

– Дети вообще считаются эталоном фантазёров. А если подумать, откуда у них столько информации, чтобы придумать то, о чём они и понятия не имеют? Воображение не может творить «из ничего». Оно перерабатывает элементы реальности, опыта, и создаёт что-то новое. Но основа быть должна. Зачастую детки рассказывают что-то, о чём точно знать не могут.

– Но сейчас же им планшеты чуть ли не с пеленок в руки дают. А там такой поток информации! – опять встряла Марта.

– И это тоже. Но если проанализировать детские рассказы, отсортировать их, можно вычленить потрясающие истории. Тем более, что планшеты у нас относительно недавно появились, а примеры необычных фантазий были и раньше.

Тара Марте очень понравилась. Было видно – она действительно верит в то, о чём говорит. Её убеждённостью легко можно было заразиться. Марта вновь дышала полной грудью.

– С детьми до 12 лет я сеансы регрессивного гипноза не провожу. У них обычно нет взрослых проблем, таких как самоопределение, затяжная клиническая депрессия и прочее. Хотя груз прошлых жизней может проявляться в виде фобий, тиков, болезней. Но если малыш сам помнит о том, кем он был, вводить его в гипнотический транс нужды нет. Достаточно немного расслабить. Ну, и родители боятся, когда у деточек в мозгах ковыряются, сама понимаешь. А посмотреть вашего Матвейчика я могу, мне самой интересно…

Матвей оказался живым круглолицым парнишкой пяти лет от роду, с умными глазами и обезоруживающей улыбкой. Ожидая гостей, он рисовал, точнее, чертил. С использованием транспортира, циркуля и линейки. Марта рассчитывала увидеть, в основном, детские каляки-маляки, по которым весьма условно можно будет опознать объект недвижимости. А тут практически чертёж.

Матвей легко пошёл на контакт с двумя незнакомыми ему женщинами.

– Я жил в пятиэтажном доме, у нас двор был интересный. Треугольный, – охотно рассказывал мальчик, зачем-то раскрашивая свою схему акварелью. – Все жильцы называли его «бермудский треугольник». Один дом стоял прямо, а два остальных так, чтобы углы были.

– А в каком городе это было? – поинтересовалась Марта.

Мальчик наморщил лоб, будто пытался вспомнить. И не смог.

– Не знаю, – честно признался он. – Я хорошо помню дом, квартиру, какие вещи там были.

– А у тебя братья, сёстры, в этом доме есть? – спросила Тара.

– Нет, – Матвей почему-то засмеялся. – Я же в зеркале был взрослый дяденька. И высокий, чтобы шнурок завязать, очень наклонялся. А ботинки такие большие, больше чем у папы моего. Правда, папа ушёл.

Тут Матвей погрустнел. Видно было, что его маме слышать это неприятно. Её муж оставил семью три месяца назад, когда решил, что сын у него ненормальный, конечно не в его родню, как иначе. Одна из неочевидных целей Нины была – доказать, что Матвей не шизофреник и у него не больная фантазия, просто не всё об этой жизни мы знаем. И тогда отец его вернётся. Зачем ей был нужен спутник жизни, способный предать своего сына и любимую женщину, не очень понятно. Но чужая душа – потёмки.

– Со мной братья и сёстры не жили, но у меня была жена и дочка. Кажется, дочка Клара.

– Вот что, Матвей, ты был на сеансе у психолога? – сказала Тара.

– Да, был, – кивнул мальчик.

– Тогда тебе будет не страшно. Мы с тобой тоже сейчас проведем сеанс, ты расслабишься, откинешь все мешающие мысли. И я тебе помогу вспомнить больше, договорились? Только тебе нужно не тревожиться и не напрягаться.

– Я понял, -уверил её Матвей.

Видно было, он хочет понравиться Таре. Выглядела она очень привлекательно, а мальчик, хоть и в пять лет – будущий мужчина.

– Мне было бы удобно с Матвеем остаться один на один, – сказала Тара. – Я понимаю, Марта, что тебе надо знать, о чем мы говорим. Но, может, диктофона хватит? Или мы даже можем телефон поставить на режим видеозаписи, если Нина и Матвей не против.

– Я не против, – уверила Нина. – Вы же, если будете использовать запись, лицо Мате замажете?

– Я телефон так поставлю, что он со спины будет, – успокоила её Марта.

Всё отлично складывалось. Тару с мальчиком закрыли в комнате, Марта установила смартфон на специальный штативчик, который всегда с собой носила, и они с Ниной пошли на кухню пить чай. Во время этого чаепития беседовали, конечно, о Матвее, о его рассказах, о том, как это, когда у тебя есть ребёнок с «двойной памятью».

– Началось всё с того, что он проснулся утром и начал искать вещь, которой у него никогда не было. Подзорную трубу. Как он смог описать, труба эта старая, в кожаном футляре, у футляра порван ремешок. Когда я ему сказала, что нет у него такого, наверное, с чем-то путает, может из мультфильма, или приснилось ему что-то, он заплакал. Потом несколько дней ничего такого не было. И после – опять. Удивился, где ещё две комнаты, представляете? Тут уже муж начал возмущаться, мол, это я его подучила, чтобы напрямую не говорить, что мы в тесноте живём.

Нина горько вздохнула.

– А я не учила его ничему такому. Да и очень глупо было бы ребенка подговаривать спросить у папы, куда делись две комнаты в квартире. Дальше – больше. Появлялись новые рассказы, новые подробности. И я видела, что Матвей расстраивается, когда я ему не верю. Знаете, сначала я думала, он придумывает. Потом – что он болен. Но однажды просто посмотрела в его глаза, и почувствовала, что должна ему поверить. Ведь никто больше не верит. И если мы выясним про этот дом, про это научное учреждение, о котором он рассказывает, то ему станет спокойнее. Он примет факт, что это всё было, но прошло и ему надо идти дальше, жить тем, что есть.

– А если вдруг найдется эта семья? Жена и дочка Клара? – спросила Марта. – Вы бы разрешили ему с ними встретиться?

– Не знаю, – пожала плечами Нина. – Возможно. Смотря, какие они люди. Конечно, попросила бы заранее сама о встрече с ними. Но представляете себе эту женщину, у которой умер муж, а ей говорят, вот он, в теле маленького мальчика?

– Да, конечно, тут надо будет по обстоятельствам смотреть. Может и той семье нежелательно будет с Матвеем видеться.

Тара и Матвей общались за закрытыми дверьми чуть больше получаса. Когда вышли, Тара выглядела уставшей и какой-то просветлевшей, а Матвей задумчивым, но довольным. Ему впервые поверил кто-то, кроме мамы.

– Я камеру на твоём телефоне выключала и второй раз включала, чтобы сбоя не было, вдруг он такую длинную запись не захотел бы делать, – протянула Тара мобильник журналистке.

– Мы очень хорошо поговорили, – а это уже Нине. – Матвей многое мне рассказал, удалось детали вытащить. Даже не думайте, он не фантазирует, очень связный и последовательный рассказ. Он потом вам отчитается, как всё прошло.

Нина обняла сына. Между ними ощущалась большая и нежная любовь, и даже больше этого, беспрекословное доверие и понимание. Такой маме, действительно не страшно рассказать о самых диких воспоминаниях, которые даже тебе кажутся редким бредом.

– Я вам тоже могу запись скинуть потом, – пообещала Марта.

Договорились, что Марта проработает полученную информацию, постарается найти ей фактическое подтверждение, и они ещё обязательно увидятся.

– Но мне уже стало легче, – призналась Нина. – Я думала, эзотерики, они такие… своеобразные и оторванные от мира. А вы вполне адекватные. Чувствую себя спокойней.

«Спасибо, Вселенная! – послала Марта послание высшим силам про себя. – Вот для этого я и работаю. Есть смысл, есть!»

Расшифровывать видеозапись Марта решила дома. Поужинала разогретой магазинной пиццей, достала из холодильника полуторалитровую бутыль с лимонадом, и принялась смотреть сеанс регрессивной терапии.

Вначале Тара и Матвей занимались дыхательной гимнастикой, расслабляющими техниками. Марта немного заскучала, но решила не перематывать. Затем началось само интервью.

– Когда ты был большой, как тебя звали? – спросила Тара.

– Амвросий, – моментально ответил мальчик.

– Сколько тебе лет?

– Тридцать два.

– В каком городе живёшь?

– Ангарск. Я живу в очень старом доме. Его собираются ремонтировать. А может и снесут.

Дальше Тара и мальчик беседовали о городе, Тара спрашивала об улицах, о том, растут ли там деревья и задавала прочие непринуждённые вопросы. Затем разговор зашёл о Доме Наук. Ребенок указал название улицы, потом взял сделанный им чертёж и принялся рассказывать о том, что расположено внутри здания.

– Вот тут я работал. В этой лаборатории. И тут погиб.

Марта остановила запись. Вытерла пот со лба. Это не кино, не художественный вымысел. Надо же, всё происходит с ней, здесь и сейчас! Она смотрит не запись какого-то шарлатана. Пятилетка рассказывает, как был главой семьи, работал в научном учреждении и погиб при исполнении. Уняв сердцебиение, которое мешало ей толком расслышать, о чём говорят Тара и Матвей, Марта возобновила просмотр.

– Почему ты погиб?

– Взрыв. Взрыв в моей лаборатории. Я не соблюдал технику безопасности. Тара, очень важно соблюдать правила. Расскажи это всем!

– Обязательно расскажу.

– Я вспомнил, мне нужно передать сообщение Агнии. Это моя жена. Я ушёл на работу, и не сказал ей код сейфа. Это очень важно. Нужно найти Агнию и сказать ей. Но я забыл номер её телефона.

– А как фамилия Агнии?

– Моя фамилия. Я – Чепраков. Она тоже Чепракова, и Клара, наша дочь.

– Матвей… ты же знаешь, что сейчас ты Матвей, да?

– Да, знаю.

– Скажи, какой был год, когда ты жил как Амвросий, и работал в Доме Наук?

– Шестьдесят третий, – без запинки ответил мальчик.

Что-то тут не сходилось. Амвросий, Агния и Клара. В наши дни такими именами никого не удивишь, да и то у детей или подростков. А в 60-е всё же сочетание всех трёх имён такого рода в одной семье казалось оригинальным. Или нет? Ведь была же Агния Львовна Барто, например. Но она вроде бы в начале XX века родилась. Марта решила лучше изучить вопрос, как называли детей в 30-60-е годы. И, конечно, связаться с Ангарском. Матвей сообщил названия улиц, номера домов, фамилию, которую носил когда-то. Есть, с чем работать. Да один план Дома Наук чего стоит. Марта налила себе ещё газировки и принялась рыскать по своим телефонным книгам и справочникам. Искать полезных людей, которые сведут её со знающими людьми из Ангарска, или хотя бы Иркутской области. Поехать в командировку ей тоже казалось привлекательной идеей. Но кто выделит на это бюджет? Чай, не «Тайны мира с Анной Чапман» снимаем. Билет в Сибирь как в Таиланд стоит. Придётся обойтись звонками или видеоконференциями.

Вбив в поисковик слово «Ангарск», Марта увидела фотографии небольшого, чистенького города. Запрос «Дом наук» в чистом виде ничего не дал, правда, встречались похожие названия, но судя по всему, это было совсем не то, о чём рассказывал Матвей. Ничего, загадки она любит. Главное, чтобы путь, по которому повёл ей рассказ необычного мальчика, не оказался ведущим в никуда.

***

Ульяне вновь снилось что-то странное. Становясь старше, она могла лучше понимать те образы, которые видела. Но не то, откуда они берутся и что означают. У неё было смутное знание какой-то иной жизни, но не было ясного представления о ней. Вроде бы она прошла. Или нет? Она смотрела на маму и понимала, что та тоже что-то знает, но ей, Ульяне, говорить не хочет. От Василины в садике Уля как-то услышала, что бывают дети, которые у мамы с папой не родились, а попали к ним из какого-то другого места, называется «детский дом». Конечно, остаётся вопросом, откуда они тогда завелись в этом «детском доме», если не родились. Может, и она так же у мамы оказалась? Поэтому помнит что-то другое, и мама так себя ведёт. А ещё и папа от неё ушёл, тоже не просто так. А недавно она вообще слышала, как они ругаются. Папа тогда Ульяну водил в зоопарк, а потом дома они думали, что Уля не слышит, мультики смотрит. А папа на кухне говорит маме:

– Да, я на что-то рассчитывал. Могла бы оценить мой вклад и доброе отношение, проявить взаимность.

– Ты понимаешь, что это шантаж, и очень некрасивый? – ответила мама тихо, но Уля расслышала.

Окончательно смысла сказанного она не понимала. Про шантаж как-то слышала в детективном сериале, который мама смотрела. Там преступник звонил красивой тёте и говорил, что покажет её мужу фотографии, если она не заплатит ему денег. Интересно, какие мамины фото есть у папы, и кому он их может показать? Может, это как раз связано с тем, что Ульяна на самом деле не у них родилась? Сложно всё. Ведь иногда она будто вспоминала другую комнату, другую кровать. Как-то ночью она захотела спать, встала и пошла на кухню, и оказалось, что не в ту сторону. А ей так ясно помнилось, что кухня именно там. И мебель там должна быть другая.

А сегодня она видела во сне класс с балбесами. Они писали контрольную работу. Ульяна знала буквы, но пока не все, она их только изучала понемногу. Мама обещала, что научит Улю, когда ей пять лет исполнится. А в садике тоже только немножко про буквы им пока говорили. В своём сне она умела и читать, и даже писать. Красивым почерком на школьной доске. Когда проснулась, бросилась сразу к своим книжкам, открыла, думала, вдруг она уже научилась читать сама, без маминой помощи. На какие-то несколько минут действительно смогла быстро, бегло глазами прочесть несколько строчек. Будто бы слова стали говорящими. Она удивилась и обрадовалась. Но потом буквы вновь превратились в обычную россыпь, можно было выбирать из них знакомцев, а остальные молчали, как обычно, не складывались в слова и предложения. Книжка больше с ней не разговаривала. Но на это короткое время Ульяна почувствовала, что такое – уметь читать.

Ира видела, как дочь спросонок кинулась к книге, удивилась, но ничего не сказала. С утра она обдумывала, как бы ей в это лето больше заработать. Возможно, стоит поговорить с мамой, чтобы она на пару месяцев Улю забрала к себе. А может, и вообще имеет смысл подумать о переезде.