Kitabı oxu: «Отпуcти меня – 2»

Глава 1

Роман

– Марина! – почти рычу, смотря, как она попивает вино, облокотившись на стойку моего бара. Выводит. Намеренно вытаскивает из меня всех демонов. – Какого черта?! – дышу через нос, из последних сил пытаясь держать себя в руках. Отступает, когда я надвигаюсь на нее. Боится. Правильно делает. Я никому не позволю решать за меня!

– Решила дать девочке шанс, – держит лицо, надевая маску бесстрашия. Наливаю себе виски, не разбавляю, выпиваю залпом и срываю с себя пиджак.

– Я давал тебе такое право?! – повышаю голос, чувствуя, как хриплю от ярости.

– Я взяла его сама! – дерзко заявляет она и наливает себе еще вина. Одним резким движением смахиваю со стойки ее бокал, забрызгивая нас и все вокруг красным полусладким. Хватаю ее за платье и резко встряхиваю, притягивая к своему лицу. Марина зажмуривается и часто дышит от страха. Я поклялся ее не трогать, но в данный момент это очень сложно.

– Слишком много на себя берешь! – вкрадчиво произношу я ей в лицо. – Я отнимаю у тебя все права! – отталкиваю ее от себя и наливаю еще виски. Меня не отпускает. Все складывалось как нельзя лучше, все шло по выстроенному плану. Но… – Жалко тебе девочку?! Только это не я разбил ее иллюзию, я как раз ее выстраивал. А теперь сломаю. Если ты этого добивалась, наслаждайся.

В кармане вибрирует телефон, Марина невозмутимо поправляет платье и направляется на выход из моего кабинета.

– Стоять! Я с тобой ещё не закончил! – рявкаю на нее, и она послушно возвращается к бару, намеренно наступая туфлями на осколки бокала. – Да, – отвечаю на звонок.

– Мы ее нашли, – четко сообщает Мирон. Закрываю глаза, глубоко вдыхая.

– Вези девочку в усадьбу, – распоряжаюсь и скидываю звонок.

– Будешь утешать «бедную девочку», – повторяю слова Марины. Молчит, играя вновь налитым бокалом вина. – Расскажешь ей, какое я чудовище, для профилактики, чтобы не вздумала больше бежать. Приукрась, как ты любишь. У вас будет на это время. Вы теперь обе под охраной в этой комфортабельной тюрьме, как ты называешь усадьбу.

Моя рубашка вся в брызгах от вина, раздражает. Снимаю запонки, со звоном кидая их на стойку.

– Когда я выходила за тебя замуж, мне, как этой девочке, казалось, что в тебе есть душа…

– Ох, оставьте, Марина Евгеньевна, лирика – это не ваше, – иронизирую со злостью. – Ты выходила замуж за мои деньги. Разве я тебе их не дал?

Морщится, залпом допивая вино. Слишком много алкоголя для нее. Нужно принимать меры. Завтра же прикажу прислуге избавиться от всех запасов алкоголя.

– Ммм, ты неисправим. Иногда кажется, что ты даже не человек, а расчётная машина. Чем тебе не угодила Валерия? Она бы гармонично вписалась в твой мир. Вы созданы друг для друга. Точнее, ей нравится тебе служить, принимая все твои заебоны.

– Валерия… – усмехаюсь, начиная расстёгивать рубашку. – В отличие от тебя она знает свое место.

– А команду «фас» она тоже исполняет?

– Все, свободна. Утомила, – отмахиваюсь от нее, на самом деле спасая от вспышки моей ярости. Я почти теряю контроль, которому учился очень долго. Распахиваю дверь кабинета. – Тамара! Свежую рубашку, – командую прислуге, сбрасывая с себя грязную.

Марина встаёт с кресла, прихватывая с собой ополовиненную бутылку. Уже рассвет, а мы еще даже не ложились, голова раскалывается. Вырываю у неё бутылку. Марина посылает мне милую улыбку, обнажая белые зубы, и ведет ногтями по моей груди.

– Как несправедливо. Тебя шрамы не испортили… – выдыхает мне в лицо с упреком и уходит. Всегда с упреком. И я принимаю это. Давно все принимаю. И расплачиваюсь. Только ей мало, она хочет душу, которой у меня нет.

В кабинет забегает сонная Тамара, протягивая мне рубашку, киваю, одеваюсь.

– И осколки прибери, – указываю на пол. Сажусь в кресло, откидываюсь на спинку, прикрываю глаза, пытаясь расслабиться.

Ну куда ты помчалась, моя Елизавета, рано тебе бежать, придёт время, и я предоставлю тебе такую возможность. А может, и нет. Сегодня возникла мысль о долгосрочном контракте. Пожизненном. Елизавета очень ценный актив, эксклюзивный. И ведь не так все плохо могло быть у девочки, она почти приняла мои правила игры…

Прислуга шуршит и звенит осколками, раздражает. Но я дышу. Один глубокий вдох, задерживаю дыхание, не дышу, пока легкие не начинают гореть. Выдыхаю. И так несколько раз, пока меня не отпускает. Елизавете не нужны мои эмоции. Ей не понравится.

Отключаюсь на некоторое время. Нет, не засыпаю, именно отключаюсь. Я давно уже не сплю нормально и не вижу снов. Меня словно выключают, погружая в полную темноту, и включают в заданное время.

Прихожу в себя, только когда раздается стук в дверь.

– Входи, – я знаю, что это Мирон привёз мою невесту. Глаза не открываются, продолжая зависать в темноте. Головная боль отступила, и я пытаюсь удержать это состояние. Одно резкое движение – и меня прострелит прямо в виски, словно шарахнет током. – Девочку ко мне в кабинет, – распоряжаюсь я, когда слышу, как Мирон входит. – Сам свободен. Без моего разрешения никого не выпускать из дома!

– Понял, – отзывается Мирон. Еще один мой сторожевой пес. И я тоже ценю его работу. Он, наверное, единственный человек, которому я доверяю. Такие подчинённые сейчас редкость. Но Мирон бывший эфэсбэшник, и он привык не обсуждать приказы.

Слышу ее тихие шаги и тяжёлое, частое дыхание. Мирон удаляется, закрывая дверь. Тишину разбавляет лай моих сторожевых псов, ночью их спускают с цепей. Если бы не лай, могу поспорить, я бы услышал стук ее сердца. Всхлипывает, как ребенок после истерики, но стоит на месте. Открываю глаза, резко сажусь ровно и морщусь от резкой боли в висках. Игнорирую боль, рассматривая девочку.

Заплаканная, уставшая, дышит ртом, хватая воздух, словно простужена. Растрёпанная, в каких-то дешёвых тряпках, немного подрагивает, сжимая кулаки. Встречаемся взглядами, застывает, кажется, совсем не дышит. Смотрит с ненавистью, но глазами оленёнка. Красивая. Такая настоящая, сильная эмоция. Коктейль эмоций: страх, ненависть, растерянность. Вкусно.

– Отпустите меня, – снова переходит на «вы», всхлипывает и обнимает себя руками, подрагивая, хотя в кабинете довольно тепло. – Я не буду все это делать. Отпустите меня, – отчаянно просит она.

– Что именно ты не будешь делать? – держу ее взгляд: красивые глаза, лазурные, с пеленой еще не высохших слез.

– Ничего, – мотает головой, глотая воздух, словно ей трудно говорить.

Как бы это странно ни звучало, я успел привыкнуть к Елизавете. Есть в ней что-то очень утонченное и чистое, хорошие гены и настоящая женственность. Но, сука, Марина сломала все мое воспитание. Встаю с места, медленно иду к девочке. Отступает. Хочется сорвать с нее эти дешёвые, бесформенные тряпки, они портят ее безупречную фигуру, моя невеста достойна только брендов.

– Ну, пожалуйста, – отступает от меня, в страхе распахивая глаза.

– Нет. Не трать силы. Не все так страшно, как тебе может показаться.

Продолжаю идти, смотря, как Елизавета отступает, пока не натыкается на диван и, вскрикивая, падает в него, вжимаясь в спинку.

– Вы чудовище! Не трогайте меня. Я не ваша собственность! – задыхаясь, бьется в истерике, когда я нависаю, над ней.

– Успокойся!

– Вы не имеете права, я пойду в полицию! – словно не слышит меня, кричит, рыдая.

– Елизавета! – повышаю голос. – Приди в себя!

Голова раскалывается. Ненавижу женских истерик. Они меня раздражают. А слез так вообще не выношу.

– Отпустите! Немедленно! – начинает колотить меня в грудь.

– Лиза! – хватаю ее за плечи, встряхиваю. Не реагирует.

– Ненавижу! Я никогда не выйду за вас замуж. Вы бездушное чудовище!

Размахиваюсь и даю ей легкую, но отрезвляющую пощечину. Совсем чуть-чуть, но девочке хватает. Моментально затихает, распахивая глаза. Прикасаюсь костяшками пальцев к месту удара, ласкаю. Нежная кожа моментально краснеет. Ее естественный тонкий запах прерывает запах вокзала и душного автобуса. И это тоже раздражает.

– Мы все обсудим… – посматриваю на наручные часы – уже почти семь утра. – Вечером. Когда ты приедешь в себя. – Щека у нее горит, как и скулы, трогаю лоб. Горячая. Температура высокая. – Добегалась. Заболела, – констатирую я и отступаю.

Набираю Мирона.

– Доктора вызови, – командую я и сбрасываю звонок. – Идём, – подаю ей руку. Естественно, не берет. Сам хватаю ее за запястье и тяну за собой прямиком на второй этаж в ее новую комнату. А могла бы жить в пентхаусе, ходить на работу и беседовать со мной за обедами. Правда не всегда приносит облегчение, иногда она убивает.

Глава 2

Елизавета

Не помню, как уснула. Меня словно отключило от слабости. Накатила такая усталость, что стало все равно. Мне было плевать, как выглядят этот огромный дом и комната, в которую меня определили.

Просыпаюсь от того, что кто-то меня зовет. Мужской незнакомый голос, но приятный, мягкий, словно извиняющийся за беспокойство.

Открываю глаза и вижу сидящего рядом с кроватью мужчину лет пятидесяти, может, больше. Все плывет, голова кружится, в горле словно сухой песок, не могу сглотнуть. Больно. Дышать трудно, и холодно, несмотря на то, что я под одеялом.

– Здравствуйте, Елизавета. Меня зовут Алексей Никитич. Я доктор. Позвольте вас побеспокоить, – приятный мужчина. Внушает доверие. Чем-то похож на моего папу. Киваю, потому что сказать ничего не могу. Он приставляет к моей руке электронный градусник и хмурится, когда тот выдает результат. – Высокая, – констатирует он. – Откройте рот, – сует палочку, и я закашливаюсь. – Все, простите. Послушаю вас, – отодвигает одеяло, и я понимаю, что лежу под одеялом в одном белье. Не помню, как раздевалась. Холодный стетоскоп прикасается к груди, и меня трясет еще больше. – Глубокий вдох, задержите дыхание.

Следую указаниям доктора, прикрывая глаза. Внутри меня, определённо, много тревоги, кажется, она настолько сконцентрирована, что вылилась в болезнь.

– Который час? – спрашиваю я, когда доктор закачивает меня слушать.

– Полдень, – раздается женский голос где-то слева. Поворачиваюсь и вижу жену Романа. Женщина в темно-синем платье, похожем на кимоно, и платке такого же цвета. Улыбается мне, жалость в глазах. Киваю и отворачиваюсь.

– Придется взять у вас кровь на анализ, – сообщает мне доктор. Пусть делают, что хотят. Какой сервис, доктор на дом, анализы в кровати.

У меня берут кровь, делают какой-то укол, обрабатывают чем-то жгучим горло и оставляют в покое. Закрываю глаза, но уснуть не получается. Все кружится даже с закрытыми глазами.

– Что скажете, Алексей Никитич? – тихо интересуется Марина.

– Острый тонзиллит. Ничего страшного. Организм молодой, справится. Препараты я вам сейчас напишу. Постельный режим, обильное питье. Морсы, компоты, чай с медом и лимоном, отвары ромашки и шалфея. После укола температура спадет, девушка уснет. Будут ухудшения – звоните, я навещу вас послезавтра.

Тонзиллит, а попросту ангина, мне знакома, я с детства ей болею каждый год – любое переохлаждение или нервы дают о себе знать.

– Спасибо, – благодарит Марина, и они удаляются.

Я опять засыпаю. Мне даже нравится мое состояние, оно заглушило тревогу и все мысли в голове. Сон спасает. Я совершенно точно уйду из этого дома, когда хватит сил встать с кровати. Никто не имеет права меня здесь держать…

– Лиза, Лиза! – меня вновь кто-то будит, поглаживая по плечу. А я не хочу просыпаться.

Оставьте меня в покое!

Мне и так хорошо.

– Елизавета! – уже громче, и я понимаю, что это Марина.

Открываю глаза, она сидит рядом со мной и снова мягко улыбается.

– Я понимаю, что ты сейчас меня ненавидишь, но нужно выпить лекарства и чай.

– Я не хочу, – отворачиваюсь от нее и вновь закрываю глаза.

– Лиза, ну что ты как ребенок? Кому ты делаешь хуже? Только себе, – сама задает вопрос, сама же на него отвечает. – Хочешь проваляться в кровати с осложнениями или в больницу загреметь? Поверь мне, здоровье самое ценное, что есть у человека.

Она права, чем дольше я болею, тем больше буду находиться в этом доме. Разворачиваюсь назад, пытаюсь сесть, натягивая одеяло на грудь.

– Кто меня раздевал? – голос хрипит, больно глотать.

– Очевидно, Роман или Тамара.

– Тамара?

– Это наша прислуга.

– Ясно.

Жена Романа вновь приставляет ко мне градусник, измеряя температуру.

– Ну вот, уже тридцать семь, – сообщает она. – Давай переоденемся и поменяем белье, ты пропотела, – разговаривает со мной, как с ребёнком. – Я тебе принесла пижаму. Не бойся, она новая, – указывает на край кровати, где лежит белая пижама, расшитая серебряными цветами. Тут даже домашняя одежда – произведение искусства. Киваю. Я, и правда, не ребенок, а Марина не моя мама. Встаю.

– Где ванная? – оглядываюсь, только сейчас замечая обстановку. Комната большая, светлая, в персиковых тонах. Огромная кровать с высокой и мягкой спинкой, банкетка возле кровати, кресла, туалетный столик и пара совершенно одинаковых дверей. На одну из них указывает Марина. Беру пижаму, носки и иду в ванную.

– Только не принимай пока душ! – кричит мне вслед Марина. Складывается впечатление, что ей было скучно, и Калинин решил завести вторую жену. Плохо так думать, женщина мне помогает, но я уже никому не доверяю. Валерия тоже рассказывала мне, какая я распрекрасная, как мы Калининым подходим друг другу и как я его очаровала. А оказалась любовницей… Нет, может, я старомодна, и в этом мире сейчас так модно. Да пусть извращаются, как хотят, но без меня.

Ванная большая, в том же персиковом и белом цвете, с идеально блестящей плиткой, душевой кабиной и каплеобразной ванной. Красиво и дорого, но все это я отмечаю скорее на автомате.

Мне все равно.

Умываюсь, надеваю пижаму, носки, причесываю волосы, нервно дёргая спутанные локоны. Заплетаю косу, чтобы не выглядеть растрёпанной, и долго смотрю на себя в зеркало. Вид действительно больной и удрученный.

Домой хочется.

Очень.

– Лиза! – в дверь стучит Марина. Выхожу. Постель уже поменяна: свежая белоснежная простынь, бежевые наволочки и пододеяльник. Грязное белье уносит какая-то полноватая женщина, не успеваю ее рассмотреть.

– Пей чай, пока не остыл, – Марина указывает на тумбу, где на подносе стоят большая чашка, чай и мед.

– Спасибо, – послушно сажусь на кровать, беру чай. Пахнет ромашкой.

– Мед ешь, – предлагает Марина.

– Где мой телефон?

– Наверное, у Романа, – пожимает плечами.

– Я хочу позвонить подруге. Можно ваш телефон?

На самом деле мне нужна мама, но я не могу с ней поделиться, иначе ее сердце не выдержит.

– К сожалению, нет, – виновато отвечает Марина, качая головой. – Все мои звонки отслеживаются.

– Как вы так можете жить? – поражаюсь я.

– Все мы живем по правилам Калинина.

– Как жена может терпеть любовницу и… меня? – не знаю, как себя назвать.

– В каком плане? – ухмыляется Марина. – Если в интимном, то мне плевать, кого он трахает. Мы давно не спим вместе. И стали холодны друг к другу задолго до развода.

– Зачем вы тогда живете вместе?

– По желанию Романа Константиновича, – иронизирует женщина. – Он у нас, знаешь ли, любит ломать и собирать женщин.

– Ничего не понимаю, – мотаю головой.

– Да не нужно тебе это понимать, – вздыхает Марина. – Ты пей чай, ешь мед и набирайся сил.

Нахожу взглядом на стене часы. Уже полчетвертого.

Выпиваю чай, лекарства и вновь ложусь в кровать, заставляя себя уснуть. Марина уходит. Тишина. Только слышен лай собак за окном. Боже, какие у Калинина страшные, большие собаки. Я видела их вчера ночью. Как волки.

Вот тебе, Лизка, и взрослые, серьёзные мужчины.

Нравится?

Дура…

Не помню, как вновь провалилась в сон. Но это даже к лучшему, так время идет быстрее.

Мне снилось, что я плыву в холодной воде. Воды так много, берегов совсем не видно. Словно я посреди океана во время шторма. Накрывает волнами, соленая вода режет глаза, дышать нечем. Плыву, плыву, плыву, а конца и края большой воде нет. Захлёбываюсь, теряя силы, и вот когда накрывает и я начинаю идти ко дну, меня словно выталкивает в реальность.

Резко просыпаюсь, хватаю воздух, закашливаюсь. Дышу.

За окном темно. В комнате полумрак. Поворачиваю голову к источнику тусклого света и сглатываю боль в горле. Горит прикроватный светильник. А немного дальше, в кресле, сидит Калинин. Уставший, но в идеально выглаженной черной рубашке с распахнутым воротом. В руках у него чашка, пахнет свежим кофе.

– Как ты себя чувствуешь? – так спокойно спрашивает он.

– Нормально, – хриплю я. Горло по-прежнему болит. Слабость, но температуры я не ощущаю. – Верни мне мой телефон, пожалуйста, – прошу его.

– Говорят, ты ничего не ела сегодня. Поужинаем? – игнорирует мои просьбы.

– Я не хочу, – это не каприз и не обида. Я, правда, не хочу.

– Чего ты хочешь? – голос у него пугающе спокоен и безэмоционален.

– Я домой хочу.

– Ты дома.

Глава 3

Елизавета

– Роман… – выдыхаю я. – Пожалуйста, просто отпусти меня домой. К маме. Я больше сюда не вернусь. Ну зачем тебе я? – почти молю. Сажусь на кровати, облокачиваюсь на спинку.

– Зачем? – задумчиво повторяет за мной, прокручивая чашку. – Планы не поменялись. Брак, семья, ребенок. Ты получаешь фамилию, финансовую стабильность, обеспеченность, возможности и мою заботу. Думаю, это выгодное предложение для нас обоих.

Горько усмехаюсь, качая головой.

– Ты всерьез думаешь, что можно все это купить? Нет, я не спорю, наверное, можно. Думаю, много девушек будут рады тебе это дать. Но… не я.

– Думаю, ты права, но я хочу именно тебя. Попробуй посмотреть на это с другой стороны, отметая никому не нужные чувства и сантименты, с прагматичной точки зрения. Браки, основанные на чувствах и спонтанных порывах, недолговечны. Со временем все улетучивается и начинается рутина. Эмоции поглощаются однообразием и бытовухой. Браки по расчету самые крепкие. Разум партнёров не затуманен любовью, поэтому они могут оценить достоинства и недостатки друг друга, – спокойно и цинично рассуждает Роман.

– Я так не могу. Не могу и не хочу… – мотаю головой в надежде достучаться до этого холодного мужчины. – Мне противно от того, что во мне видят выгоду. И тошно от того, что ты рассуждаешь о правильности таких отношений, одновременно имеешь любовницу.

– Все дело в Валерии? – скептически выгибает брови, вглядываясь мне в глаза. – Я взрослый мужчина, и у меня есть потребности. Но если ты готова заменить Валерию, то я исключу ее.

– Роман… – вновь выдыхаю, не зная, что ответить. Насколько у него все просто, мы словно разговариваем на разных языках.

Повисает пауза.

Закрываю глаза, потому что не могу выдержать его внимательного взгляда. Слышу, как он ставит чашку на тумбу и поднимается с кресла. Несколько шагов в мою сторону, шуршание его идеальной рубашки, холодный запах парфюма врывается в легкие… Задерживаю дыхание. Сердце начинает колотиться от его близости. Сглатываю.

– Открой глаза, – понижает тон. А я не могу. Я не хочу. Чувствую, как его горячее дыхание обжигает лицо.

– Не надо, – шепотом прошу я.

– Елизавета, – выдыхает мне в губы. – Такая чистая, красивая девочка. – Чувствую, как его сильные пальцы обхватывают мой подбородок. – Скажи мне «да», доверься, и все у нас будет хорошо, – голос вкрадчивый, бархатный.

Зажмуриваюсь еще больше. Страшно. Мы одни в его доме, в спальне, и он может сделать со мной, что захочет. Его рука спускается на мою шею. Поглаживает там, где трепещет пульс.

– Я не мальчишка. Мне достаточно одной постоянной женщины, – его голос немного проседает, словно тоже простужен. Сильная рука спускается ниже, дергаюсь, распахивая глаза, когда Роман начинает расстегивать пуговки пижамы. – Тихо, – голос низкий, тон приказной.

Я в каком-то ступоре смотрю, как он раздевает меня, расстегивая последние пуговицы. Меня словно сковало. Еще никогда он не был так волен, еще никогда ни один мужчина меня не раздевал. И я ненавижу его и себя за то, что, несмотря на страх и отвращение, мое дыхание учащается и так по-новому тянет внизу живота.

– Вот так, видишь, какая ты отзывчивая. Зачем сопротивляться? – распахивает пижаму, обнажая грудь. Мои руки взлетают вверх, пытаюсь прикрыться, но он ловит их, удерживая. Соски моментально наливаются от прохлады, по коже прокатываются мурашки, а щеки начинают гореть от стыда. – Такая настоящая, натуральная девочка.

Прикасается пальцами к ключицам, обрисовывая, ведет ниже к груди, и я вновь пытаюсь прикрыться и запахнуть пижаму.

– Елизавета! – повышает голос. И мои руки безвольно повисают. Вновь зажмуриваюсь, когда его пальца обводят мои соски. Потому что мне страшно и хорошо одновременно, потому что моему телу нравится, оно горит, и тянет приятной истомой, хочется выгнуться, чтобы получить больше ласки, хочется с силой сжать ноги и кусать губы. А еще хочется рыдать.

Всхлипываю, когда он сжимает сосок пальцами и немного вытягивает. Слезы щиплют глаза. Потому что это все ненормально. Внутри поднимается злость, и, когда пальцы Романа обжигают другой сосок, я выставляю руки и со всей силы отталкиваю мужчину от себя.

– Не надо! Я не хочу. Не трогай! – пытаюсь кричать и морщусь от боли в горле. Быстро запахиваю пижаму, обнимая себя руками. Мне нужно бежать от этого мужчины, иначе я стану такой же бездушной и извращенной. Роман отступает, проходится по комнате и останавливается возле окна спиной ко мне. – Отпусти меня, – молю я, пытаюсь бороться со слезами. – Я не могу так… по расчету. Ну не могу!

– Нет, – бездушно отрезает мужчина. Калинину чужды жалость и сострадание.

– Я твоя собственность?

– А как ты хотела? – иронично усмехается, разворачивается ко мне. От его улыбки мороз по коже. – Думала, все, что я тебе даю, просто так? – обводит руками комнату.

– Я думала, это… – не договариваю. Калинин не знает, что такое любовь. Сплошной расчет, цинизм и холодный разум. – Я уже ничего не хочу… – отхожу от него подальше.

– Ты будешь рядом делать все, что я пожелаю, пока не перестану нуждаться в твоих услугах, – отрезает, словно я его собачонка. – Мы уже помолвлены! Я заявил о тебе общественности. Очередной раздутый скандал мне не нужен.

Впервые слышу в его голосе эмоции. Но вот только сейчас они мне не нравятся. Он зол и категоричен.

– Не буду, – обессилено вздыхаю, скатываясь на подушки.

Он вновь отворачивается к окну. Тишина. Проходит минута, две, три… Я пытаюсь восстановить дыхание и утихомирить колотящееся сердце. Пусть я дура, пусть отказываюсь от шанса в жизни. Но я не могу вот так… по расчёту и плану… Я хочу по любви. Эгоистично хочу, чтобы меня любили! И хочу отдавать всю себя тому, кто меня любит, а не рассчитывает всю мою жизнь на бумаге! Все эти игры сильных мира сего не для меня.

– Я тут на досуге изучил твое досье, – вдруг произносит он. – Нужно было знать, на ком собираюсь жениться.

Даже не удивляюсь.

– Так вот, твой отец брал большой кредит на строительство дома. Но, к сожалению, в связи с болезнью не смог его выплатить. О чем твоя мать не знала. За все время накопились очень большие проценты. И даже продажа дома не смогла покрыть нужную сумму. Судебные тяжбы только усугубили ситуацию, и сумма вновь выросла. Твоя мать, конечно, выплачивает по мере возможности… Но это кабала для нее.

Резко сажусь, не веря своим ушам. Да, это правда. Но мама говорила, что продажа дома все покрыла и мы ничего не должны.

– Так вот, – холодно продолжает он, отодвигая шторы и всматриваясь в окно. – Будет очень жаль, если завтра к ней явятся коллекторы и начнут давить, я слышал, она у тебя сердечница… Не помню точный диагноз. А если она вдруг лишится квартиры и останется на улице…

– Неправда, ты лжешь! – вскрикиваю я, соскакивая с кровати. – Она ничего не должна!

– К сожалению, должна и не просто банку с госучастием, а конторе, которая накручивает космические проценты и не гнушается выбивать долги со старушек.

– Нет… – слезы всё-таки скатываются из глаз от бессилия, шока и грязного шантажа.

– Я могу быть холодным и расчётливым ублюдком… но не лжецом, – он вынимает из кармана мой телефон и кидает его на кровать. – Позвони матери, узнай. Но всего этого можно избежать, если ты станешь сговорчивее и примешь мою реальность.

Поднимаю на него глаза и ничего, кроме ненависти, не чувствую. Калинин преодолевает расстояние между нами и хватает меня за талию, резко впечатывая в себя.

– Что бы ты обо мне ни думала сейчас, не все так мерзко, как тебе кажется. Я не хотел до этого опускаться, но ты не оставила мне выбора. Переосмысли все этой ночью. Твоя мать обретёт спокойствие, достойную и сытую старость. А ты – безграничные возможности и достойную жизнь. Ты очень красивая девушка с правильными ориентирами и принципами, которая достойна лучшего. Ты оценишь это, когда наберёшься ума и все проанализируешь, – проговаривает мне в лицо хриплым шепотом. Наклоняется, но я резко отворачиваюсь, и его горячие губы впечатываются мне в ухо. Вздрагиваю, когда он больно прикусывает мою мочку и тут же целует. – И да, я учел твои претензии по поводу Валерии. Ты права, очень некрасиво, имея невесту, трахать любовницу. Это порочит мою репутацию и оскорбляет тебя. У нас должны быть полноценные отношения, – шепчет мне на ухо, глубоко втягивает запах моих волос и отпускает. – Спокойной ночи, Елизавета, надеюсь, завтра ты будешь покладистее, – разворачивается и уходит, а я так и стою посреди большой шикарной спальни, всхлипываю и больно щипаю себя, пытаясь понять, не сон ли это.