Kitabı oxu: «Токсичный»
Посвящается всем прекрасным девушкам, в которых есть и темная сторона.
Copyright © 2021 by Nicole Blanchard
© Ю. Корнейчук, перевод на русский язык
В оформлении макета использованы материалы по лицензии © shutterstock.com
© ООО «Издательство АСТ», 2025
Глава 1
Порой я открываю глаза и не могу вспомнить, какой сегодня день недели. Мне нравится жить без привязки к календарю, чтобы все дни были похожи друг на друга. Это помогает мне не надеяться на перемены к лучшему.
Совершая привычные движения, мой супруг овладевает моим телом. Он отворачивается, чтобы не встречаться со мной взглядом. Вик уже неоднократно говорил, что «секс для удовольствия не обязан быть интимным». И каким-то образом мое тело научилось ему верить. Он обращался со мной как с инструментом, который можно настроить под себя. Лепил и формировал по своему вкусу, а я позволяла ему это делать и в итоге превратилась в вещь, которую он запрограммировал на удовольствие. Стала настоящей порно-королевой и секс-роботом в одном лице. Удивительно, что человек, с которым так плохо обращались, все еще может испытывать чувства к тому, кто это делал.
Его волосы касаются моей щеки, и я ощущаю легкое покалывание и дискомфорт, но не смею отвернуться. В нос ударяет аромат секса, мускуса и смазки, и я начинаю стонать. Ему нравится, когда я издаю звуки, и пусть это всего лишь игра, а не настоящая реакция на то, что он делает у меня между ног.
Его руки сжимают мои запястья с той же легкостью, с какой он мог бы смять спелый персик. И если раньше его прикосновения вызывали у меня восторг, то теперь оставляют лишь чувство опустошения. Я издаю сдавленный крик, и движения Вика становятся более быстрыми. Он начинает входить в меня с нарастающей скоростью, а я приподнимаю бедра в такт его движениям, пытаюсь разжечь искру, которая точно сожжет пустоту, заполнившую мою жизнь. Я готова на все, лишь бы забыть…
С каждым толчком его член доставляет мне наслаждение и страдание, пока я не могу различить, где кончается одно и начинается другое. Они сливаются в бездонную тьму, которую я узнала и полюбила. Я тянусь к нему, желая, чтобы он окутал меня своим мрачным уютом, но его рык уводит меня в сторону от этой бездны, возвращая к реальности. Удовольствие растворяется с каждым его резким выдохом в мое ухо, а острый край забвения притупляется, превращаясь в навязчивое напоминание, непреодолимое раздражение. Мне хочется утробно зарычать и впиться в него ногтями, но я лишь крепче сжимаю пальцами ткань покрывала и зажмуриваю глаза так сильно, что из них начинают течь слезы и капать с щек на подушку. На прикроватной тумбочке звенит будильник, и я мысленно считаю секунды до того момента, когда Вик кончит, чтобы я могла дотянуться до будильника и отключить его.
Вик обнимает меня, будто запирая в клетке, и я начинаю терять связь с реальностью, погружаясь в мир забвения. Однако повторяющийся звук будильника разрушает это чувство облегчения и возвращает меня обратно в реальность. Пот, из-за которого наши тела слипаются, напоминает мне о том, насколько грязной я себя чувствую. Но я понимаю, что лучше не двигаться и просто подождать, пока Вик не слезет с меня. Когда он закончит, я переберусь на свою сторону кровати, а на вопрос о том, понравился ли мне секс, издам одобрительные звуки. А затем приму душ и буду готовиться к новому дню.
Я мысленно повторяю этот список, пока он, поворачиваясь, опирается на одну руку, а затем, снова рыча, ложится на бок. С облегчением вздохнув, я накрываюсь простыней. Я уже давно потеряла способность испытывать стыд, когда речь заходит о Вике, но в глубине души какая-то часть меня все еще хочет убежать и спрятаться.
С удовлетворенным стоном он наконец откидывается на спину и проводит своей большой рукой по моему животу.
– Тебе следует принять душ, – говорит он. – Ты дерьмово выглядишь.
Еще один из его не слишком утонченных подколов.
Я стараюсь сдержать свой гневный ответ и соглашаюсь. Однако Вик, по-видимому, уже не обращает на меня внимания, он улавливает аромат кофе, что доносится из кухни. Когда Вик встает со своей стороны кровати, мое дыхание и сердцебиение успокаиваются. Я начинаю считать секунды до того момента, когда смогу продолжить свой день, даже если завтра утром мне придется пережить все это заново.
Вик неспешно направляется к стулу, стоящему у письменного стола, берет свой халат и накидывает на плечи. Не произнеся ни слова, не оглянувшись и даже не побеспокоившись о том, что я так и не кончила, он выходит из спальни и исчезает в коридоре.
Спустя несколько мгновений я уже слышу, как открываются дверцы кухонных шкафов, звон чашки, которую поставили на столешницу, и то, как Вик наливает кофе. Я стараюсь отвлечься от неприятных ощущений и иду в душ. Горячая вода не приносит облегчения – она лишь смывает пот, который успел впитаться в кожу. Никогда не понимала людей, которые считают, что душ может сделать их чище. После него я ощущаю себя такой же грязной. Не всю грязь можно смыть водой и мылом.
Надев серую медицинскую форму, я высушиваю свои длинные прямые темные волосы феном, а затем собираю их в строгий пучок на затылке. Я наношу консилер только на светлые синячки, которые появились под глазами, и тушь на ресницы скорее по привычке, чем из заботы о своем внешнем виде. Чем меньше макияжа, тем лучше. Последнее, что мне нужно, – это привлекать внимание Вика или кого-либо еще. Я научилась быть незаметной.
Отдышавшись, я отворачиваюсь от зеркала и иду на кухню, где мой муж уже сидит за столом. Перед ним лежит газета, а рядом – чашка с кофе, от которой поднимается пар. Это обычное утро, почти идеальное, настоящая американская мечта. Не хватает только детей и золотистого ретривера. Я наливаю кофе в термос и беру банан, чтобы хоть немного утолить голод.
– Хорошего рабочего дня, – говорю я, слегка наклонив голову, и прохожу мимо Вика к двери, но он останавливает меня.
Положив руку мне на плечо, он подставляет щеку, и я отвечаю поцелуем.
– До встречи за ужином, – говорит он, предостерегая меня о том, что может случиться, если я задержусь на работе.
Ужин должен быть подан ровно в шесть часов, согласно утвержденному меню. Возможность выбора блюд для меня не имеет значения, я уже давно не получаю наслаждения от еды. Это лишь один из аспектов моей жизни, который Вик контролирует.
Отпустив меня, Вик вновь погружается в чтение газеты. Я же выхожу через боковую дверь, которая ведет в гараж. На дворе уже февраль, и холод, словно ледяные пальцы, проникает под мою куртку. В спешке покидая дом, я забыла перчатки. Я не хочу возвращаться, поэтому открываю дверь машины онемевшими пальцами.
Поездка до работы – нелегкое испытание. С дорог еще не успели убрать снег, выпавший прошлой ночью, а я выехала слишком рано. Уборщики еще не приступили к своим обязанностям, но у меня нет времени ждать, пока они расчистят дорогу.
Подъехав к воротам, чтобы предъявить удостоверение, я слышу, как хрустит лед под свежим снегом. Дежурный офицер Эрни выглядывает из окошка своей будки, и его щеки покрываются румянцем. Пусть его густые брови уже поседели, я не могу не заметить его восхищение.
Не говоря ни слова, я протягиваю удостоверение. Все дружеские приветствия, которые я собиралась произнести, застревают в горле, когда взгляд Эрни останавливается на вырезе моей униформы, который виднеется из-под расстегнутой куртки.
Когда он наконец отводит взгляд, чтобы ввести данные в компьютер, во мне просыпается желание сказать ему, чтобы он больше никогда не смотрел на меня так. Но я сдерживаюсь, напоминая себе, что он проведет остаток дня здесь, в холоде. Его страдания приносят мне утешение. Я не всегда была такой бессердечной. Но пока я жду, когда меня пропустят, раздражение, которое я подавляла с самого утра, становится в тысячу раз сильнее. И теперь оно направлено на Эрни. Мое самодовольство, вызванное его откровенным разглядыванием моего тела, напоминает мне о том, во что меня превратил Вик. Я хочу выместить на Эрни свою ярость, схватить его за шею и ударить лицом об оконную раму.
Вспышка гнева потрясает меня, и я подпрыгиваю от неожиданности, когда Эрни наклоняется вперед и возвращает мне удостоверение.
– Тише, тише, – говорит он, словно я взмыленная лошадь, которую он пытается унять. – Должно быть, вы переживаете из-за важного дня.
Я беру свое удостоверение, крепко сжимаю его двумя пальцами, чтобы он не мог до него дотронуться, а после долгой паузы понимаю, что он все еще ждет моего ответа.
– С чего это? – спрашиваю я, понимая, что даже сейчас за моим поведением следят и о любой странности доложат моему супругу, главе Блэкторна, с которым нельзя спорить. Как бы мне ни было тяжело, я должна вести себя как примерная жена и поддерживать приятную беседу. Ведь каждый сотрудник, с которым я общаюсь, может донести на меня Вику.
– Новые заключенные, – с легкой усмешкой произносит Эрни, – вы разве не слышали? Говорят, что один из них настоящий мастер своего дела.
На мгновение я закрываю глаза, воскрешая в памяти вчерашний разговор с супругом. Он упомянул, что сегодня мне нужно быть особенно внимательной. Очевидно, один из новых заключенных действительно очень опасен, раз о нем необходимо предупреждать.
– Прямо как президент, – вспоминаю я.
– Вероятно, так он о себе и думает, – усмехается Эрни. – Будьте осторожны, не хотелось бы, чтобы один из этих преступников изуродовал ваше прекрасное лицо.
В моей груди поднимается смех, готовый вырваться наружу и разрушить мою маску невозмутимости. Однако я сдерживаю его и машу рукой Эрни, а он с недоумением смотрит на меня, когда я заезжаю на парковку.
Пробежка от автомобиля до входа в здание кажется бесконечной. К тому моменту, когда я оказываюсь внутри, мои колени начинают болеть, а кончики пальцев и нос покалывать. Я вхожу в холодный офис, мечтая о теплых песчаных пляжах, кокосах и толпе, в которой можно затеряться. Но сколько бы я об этом ни думала, в глубине души мне ясно, что эти тюремные стены – моя реальность.
Я захожу через главный вход для персонала, снимаю обувь и протягиваю ее вместе с пакетом, в котором лежит ланч, стоящему у металлодетектора офицеру. Он кивает мне и, пожелав доброго утра, замолкает. Обувшись, я направляюсь в диспетчерскую, чтобы забрать ключи от медицинского кабинета, но сотрудник медлит, прежде чем отдать их мне. Я понимаю, что в таких ситуациях лучше всего просто подождать, пока другая сторона сделает первый шаг. Поэтому внимательно смотрю на мужчину средних лет с небольшим животом. Он начинает разговор первым:
– Сегодня утром к вам поступил пациент.
– Правда? – спрашиваю я без особого энтузиазма, хотя меня распирает любопытство.
Не успела я прийти, как кому-то уже нужна моя помощь. Интересно, кому же это?
Офицер молчит, и я осознаю, что вместо того, чтобы задавать вопросы, мне следовало просто вернуться в свой кабинет. В любом случае, через несколько минут я все равно узнаю, кто этот пациент. Я бросаю взгляд на дверь, показывая, что хочу пройти, и он отступает в сторону, не ответив на мой вопрос.
Сегодня в здании царит безмолвие, как в склепе. Это безмолвие настолько необычно, что я то и дело озираюсь по сторонам, ожидая, что вот-вот некто появится из-за угла. Путь до моего кабинета кажется бесконечным, и я так нервничаю, что не осмеливаюсь поднять глаза. Глядя в пол, я открываю дверь. Я ставлю свой ланч в холодильник в небольшом помещении для дежурных медсестер и замираю, когда оборачиваюсь, чтобы забрать карты ночных пациентов. В этот миг я отчетливо понимаю, что нахожусь в кабинете не одна.
Я хочу спросить, что он здесь делает, но что-то меня останавливает. Мужчина, сидящий передо мной на смотровой кушетке, молча делает то, на что у моего мужа ушло почти два года. Он заставляет меня замолчать одним взглядом.
Когда я чувствую, что рядом находится хищник, волосы на затылке встают дыбом. Я делаю шаг навстречу заключенному, но чувствую, как мышцы под кожей напрягаются, готовясь к бегству. Совсем рядом находится лазарет, где работают офицеры и другая медсестра. Однако, кажется, что это место расположено на другом конце света. Пока кто-нибудь придет на мой зов, этот человек может причинить мне вред. Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять, что он способен на это. Его мускулы, слишком большие для стандартной тюремной формы, выступают из-под воротника и рукавов, а чернильные ленты обвивают правое предплечье и левое плечо.
Когда я смотрю на него, у меня перехватывает дыхание. Он не насмехается надо мной, но его улыбка красноречивее любых слов.
Глава 2
Уже пять лет я работаю медсестрой в исправительном учреждении Блэкторн. За это время мне приходилось сталкиваться с самыми разными заключенными – от спокойных до крайне опасных. Однако ни один из профессиональных навыков, которые я освоила, чтобы контролировать тревогу, не помогает, когда заключенный полностью сосредотачивает на мне свое внимание.
– Вас попросили подождать здесь, пока вас не осмотрят? – спрашиваю я радуясь, что мой голос не выдает моего внезапного волнения.
Он слегка приподнимает плечо, и я слышу, как шуршит материал его испачканного кровью комбинезона.
Пусть в моем сознании звучат тревожные сигналы, я медленно приближаюсь к нему, пока не оказываюсь рядом с кушеткой, на которой он сидит. Большинство мужчин, приходящие сюда за медицинской помощью, знают, что с персоналом лучше не конфликтовать. Однако всегда есть вероятность, что сегодня кто-то поступит иначе. Поэтому я подхожу к планшету с историей болезни, который висит на зажиме у края кушетки не сводя глаз с пациента. Интуиция подсказывает мне, что было бы неразумно в этот момент поворачиваться к нему спиной.
Отступив на несколько шагов назад, чтобы создать необходимую дистанцию, я решаюсь взглянуть на его карту. На ней нет имени, только номер заключенного, и меня обжигает леденящий страх. Теперь я понимаю, насколько он опасен. Возможно, это связано с кровью на его теле и одежде. Во время транспортировки многие вступают в драки с другими заключенными или полицейскими. Однако, судя по повязке на носу и пластырю на щеке, кто-то оказал ему медицинскую помощь до того, как он попал сюда. Его губы в крови, возможно, ему выбили зуб либо рассекли губу. В любом случае, его травма не требует немедленного внимания и лишь напоминает мне о необходимости быть осторожнее.
– Здесь говорится, что перед тем, как вас привезли сюда, вы не заполняли анкету с историей болезни, – говорю я.
Он кивает в ответ.
– Хорошо, давайте начнем с этого, – я перехожу к своему месту и сажусь поудобнее. – Вы когда-нибудь обращались к врачу с серьезным заболеванием или другими проблемами со здоровьем?
Он отрицательно качает головой, и я записываю его ответ. Мне не нужно проводить обследование, чтобы понять, что за исключением нескольких царапин и синяков, он полностью здоров. В голове у меня будто останавливаются шестеренки, и, нервно постукивая ручкой по краю планшета, я пытаюсь собрать воедино остатки своего профессионализма.
– Вы принимаете какие-либо рецептурные или безрецептурные препараты?
Заключенный вновь качает головой, и я предполагаю, что он способен завершить нашу беседу, не сказав ни слова.
Так и есть. На каждый мой вопрос он отвечает либо кивком, либо покачиванием головы. Однако мне все же удается узнать, что он никогда не сталкивался с необходимостью серьезного хирургического вмешательства, не страдает аллергией, и в его семейном анамнезе нет случаев серьезных заболеваний.
Во время медицинского опроса мне не удается узнать его имя или услышать голос. Однако, как только я дочитываю все вопросы до конца, то перестаю беспокоиться о том, что он может мне навредить. Если бы он намеревался сделать это, то у него было предостаточно времени. Мне не раз приходилось проводить подобные осмотры, и теперь, когда я чувствую себя уверенно, мне проще не обращать внимания на первое впечатление, эмоции и надуманные проблемы. Я действую будто на автопилоте.
– Пожалуйста, встаньте на весы, чтобы я могла зафиксировать ваш вес.
Я расцениваю его хмыканье как знак согласия и киваю в сторону весов, стоящих у двери кабинета. Несмотря на свои внушительные размеры, он двигается с кошачьей грацией. Когда он встает на весы, раздается звон, и я подхожу, чтобы посмотреть показания и внести данные в таблицу.
Когда я снова поднимаю глаза, мне приходится сдержать вздох, потому что он смотрит на меня с поразительной сосредоточенностью. Его взгляд, полный откровенного любопытства, становится острым, и у меня внутри все переворачивается от тревоги и возбуждения. Такого я не испытывала уже много лет. Если я поддамся этой реакции, это может привести к множеству серьезных проблем.
– А теперь давайте определим ваш рост, – предлагаю я, указывая на измерительную ленту, закрепленную на стене.
Он послушно направляется к ней, не сводя с меня удивленного взгляда, будто я – задача, требующая решения. Он покорно следует моим указаниям, пока я фиксирую его параметры. Этот самец ростом шесть футов. Он на целый фут выше меня.
Не задумываясь, я закатываю длинные рукава своей униформы и отмечаю его рост.
Глядя на часы, я с нетерпением отсчитываю время до своего перерыва. Хотя я только пришла на работу, я с нетерпением жду половины одиннадцатого, чтобы провести хотя бы пятнадцать минут в одиночестве.
Внезапно меня охватывает дрожь, и я замираю, словно загнанная в угол жертва. Я не могу заставить себя посмотреть на дверной проем, мое тело словно парализовано, а в душе поднимается острое желание сбежать. Я могу описать свое состояние только так: я ожидаю, что в любой момент в дверях появится Вик, и оглядываю комнату, уверенная, что он где-то рядом. Ждет, когда я совершу какую-нибудь ошибку, например, вздохну без его разрешения. Но вместо того, чтобы встретить взгляд мужа, я осознаю, что причиной моей тревоги стало внимание заключенного, и это оно вызывает у меня панику. Заметив, что он смотрит прямо на меня, и как его мышцы напрягаются, я пытаюсь спрятать свои запястья. На них остались темные синяки от того, как Вик крепко сжимал мои руки в постели сегодня утром. Меня бросает в пот, и в ушах стоит звон. Я стою в растерянности, не в силах подобрать нужные слова, чтобы оправдаться. Хотя он последний человек на свете, перед которым я стала бы объясняться.
После секундной напряженной паузы я перевожу взгляд на его прищуренные глаза, а затем, не говоря ни слова, разворачиваюсь и направляюсь в лазарет, чтобы позвать полицейских, которые отведут его в камеру. В Блэкторне постоянно не хватает сотрудников, поэтому мне часто приходится оставаться с заключенными один на один, в то время как мои коллеги и офицеры находятся в другой части лазарета. И сейчас я мысленно проклинаю это.
Я не успеваю дойти до двери.
Мне следовало быть более осторожной. Когда я вошла в кабинет, все мои инстинкты подсказывали мне, что нужно быть начеку. Мне казалось, что как только я отведу от него взгляд, он нападет на меня. И, к сожалению, именно это сейчас и происходит.
Несколько мгновений, показавшихся мне вечностью, он стоит совсем близко, я чувствую телом его тепло. А затем неожиданно толкает в спину, и я оказываюсь прижатой лицом к стене. Меня охватывает глубокий страх, и я не могу сдержать хныканье, которое рвется из груди. Он не причиняет мне боли, но угроза нависла надо мной, и он хочет, чтобы я об этом знала. Хотя в этом учреждении он и сидит за решеткой, в данную секунду вся власть находится в его руках.
Когда он впервые начинает говорить, я словно превращаюсь в лед. Я хочу верить в это, иначе почему мое тело так немеет и дрожит.
– Кто-то обидел тебя, мышонок? – его голос такой же безжизненный и суровый, как и взгляд.
Безбрежное море тайн и обмана.
Он переминается с ноги на ногу, все еще не прикасаясь ко мне, а затем наклоняется и делает глубокий вдох.
Он что, нюхает мои волосы?
– Так вот почему у тебя такой вид, будто ты хочешь спрятаться обратно в свою норку.
Кажется, что слова даются ему нелегко, но, похоже, это не вызывает у него беспокойства, и он продолжает говорить.
– Как такая девушка, как ты, оказалась в этом месте?
Он не ждет от меня ответа, и я не пытаюсь его дать, хотя сомневаюсь, что смогла бы, даже если бы попыталась.
Я неразборчиво мычу, а руки сжимаются в кулаки, когда он слегка подталкивает меня в плечо, впервые прикасаясь ко мне, и дает понять: он хочет, чтобы я повернулась. Что я и делаю, стараясь не терять его из виду и сохранять бдительность.
Он поднимает руки, и я вздрагиваю, борясь с инстинктивным желанием защититься. В его глазах мелькает понимание, хотя мне показалось, что моя реакция осталась незамеченной. Он слегка отодвигает нагрудный карман моей формы, и я вижу белое пятно, это он подносит к глазам бейдж с моей фотографией и именем.
– Доктор медицинских наук Т. С. Эмерсон, – говорит он, пристально глядя мне в глаза. – Рад официально познакомиться. Думаю, мы будем видеться довольно часто.
Вероятно, я так себя веду от того, что провела утро под моим вечно ворчащим мужем. Или же дело в самоуверенном блеске глаз этого человека, которое вызывает у меня смешанные эмоции? Однако внезапно меня охватывает безумие. Кожа на лице словно натягивается, и я почти ожидаю, что она вот-вот лопнет. Но этого не происходит.
Вместо этого я выставляю руки вперед и упираюсь ладонями в его грудь. Я сталкиваюсь с его крепкими, словно стена, мышцами и от осознания собственной беспомощности чувствую, как на меня давит отчаяние. Я не могу сдвинуть его мускулистое тело с места. Но потом он смягчается и отступает, предоставляя мне несколько сантиметров пространства, в котором я так отчаянно нуждаюсь. Воздух между нами словно сгущается от напряжения, и я ловлю себя на том, что жадно его вдыхаю. Кажется, моя вспышка гнева доставила этому преступнику лишь удовольствие.
В уголках его глаз появляются морщинки, а губы тянутся в хищной улыбке. Его ухмылка так раздражает меня, что я не выдерживаю.
– Прошу вас отойти, – говорю я, пытаясь придать своему голосу твердость.
Я контролирую ситуацию!
Он поднимает руки, показывая, что готов сдаться, и в ту же секунду в кабинет входят офицеры, точно нарочно выбрав самый подходящий момент. Они переводят взгляд с заключенного на меня и обратно, а после обращаются ко мне.
– С вами все в порядке? – спрашивает один из них.
Я могла бы сообщить о непристойном поведении этого человека, но как только эта мысль возникает у меня в голове, я решаю, что не буду этого делать. И заключенный будто читает мои мысли, его ухмылка становится шире. Только он не догадывается, что если я расскажу о случившемся офицерам, то эта информация дойдет до моего супруга, и мне придется нести ответственность за свои действия. Впервые я так возмущена жизнью, которую навязал мне Вик.
Офицер, так и не дождавшись ответа, раздраженно цокает языком. Этот звук, словно назойливое насекомое, щекочет мою чувствительную кожу, заставляет меня вздрогнуть.
– Все хорошо, – отвечаю я через несколько секунд, не в силах вынести эту неловкую паузу. – Все в порядке.

Конечно, все не в порядке.
Из моего носа течет кровь, и я почти ничего не вижу правым глазом. Темно-красная жидкость растекается по чистому кафельному полу и собирается у линии затирки. Мой муж тянет меня за волосы, заставляя подняться на ноги, однако все мои мысли заняты вопросом, сколько времени уйдет на то, чтобы отмыть пол от крови.
– Ты меня опозорила! – кричит он, едва не задыхаясь от ярости. – Выставила меня дураком!
Разумеется, офицеры поспешили к Вику, как только вышли из лазарета, рассказали все и получили за это щедрое вознаграждение. И не имеет значения, что между мной и заключенным не произошло ничего предосудительного. Я даже не прикасалась к нему, лишь попыталась вытолкнуть из своего личного пространства. Важно лишь то, какие ужасные сценарии рисует Вик в своем больном воображении. Каждый раз, чтобы искупить мои воображаемые грехи, он истязает меня. Как говорится, «терпи, пока смерть не разлучит нас», не так ли?
Я уже обращалась в полицию с заявлением о жестоком обращении и даже пошла на то, чтобы выдвинуть обвинения против мужа. Мне было страшно, но я считала это единственным способ защититься. Однако достопочтенный судья Эдвард Милтон, я никогда не забуду его имя, закрыл дело. Вместо того чтобы наказать Вика, в документах меня представили как женщину с неустойчивой психикой, которая нуждается в постоянном наблюдении. И теперь мне остается только… терпеть.
Мой взгляд падает на красное пятно на затирке, и я начинаю мысленно перебирать возможные способы его устранения.
Прежде всего, я сотру пятно губкой, смоченной в холодной воде.
Вик, который терпеть не может, когда его называют Виктором, – о чем я узнала в нашу первую ночь во время медового месяца, когда он впервые меня ударил – бьет тыльной стороной ладони, и моя голова резко дергается в сторону. Меня с силой отбрасывает назад, а волосы, которые все еще зажаты в его руке, вырываются из моей головы.
Если не получится убрать пятно водой, я попробую сделать это с помощью зубной щетки и пищевой соды.
– Я не хочу, чтобы ты снова общалась с этим заключенным, ты меня поняла? Макнейр и Саммерс не могли сдержать ухмылок, когда рассказывали мне о том, что произошло. Ты меня унизила!
Я с трудом сглатываю кровь, которая скопилась у меня во рту, не отрывая взгляда от кафеля, ею же и испачканного. Металлический привкус не только остается в горле, но и словно прожигает путь вниз, к желудку, где оседает как камень, брошенный в лужицу желчи.
Затем, для большей убедительности, Вик бьет меня ногой в живот, и камень в желудке рассыпается от силы моей ярости.
– Я тебя услышала, – произношу я дрожащим голосом, позволяя ему предположить, что это от страха.
Он снова хватает меня за волосы, заставляя запрокинуть голову, и на его лице появляется презрительное выражение.
– Следи за своим поведением, – бормочет он. – Когда ты снова увидишь его, я не хочу слышать, что ты с ним флиртуешь. Ты меня поняла?
Он знает, что из-за нехватки персонала иногда на дежурстве остается только одна медсестра. Но я все равно киваю, потому что не вижу смысла что-то ему доказывать. В такие моменты логика лишь усиливает его безумие.
– Мне нужно знать, что ты меня услышала, – его слова звучат резко и отрывисто, как скрежет. – Повтори, что я сказал!
– Когда я снова увижу его, я не буду с ним флиртовать, – машинально повторяю я, чувствуя, как по моему подбородку стекает кровь, и понимаю, что прикусила щеку, чтобы не сказать лишнего.
Вытирая руки о брюки своего костюма, Вик отступает назад и ухмыляется, наблюдая за тем, как я падаю на пол. Я оказываюсь лицом на холодном кафеле и, вместо того чтобы вцепиться ногтями в его лицо, впиваюсь ими в ковер.
– Приведи себя в порядок, прежде чем начнешь готовить ужин, – он останавливается, чтобы взглянуть в зеркало и поправить галстук. – Сегодня вечером я бы не отказался от стейка.
Он оставляет меня лежать на полу, свернувшись калачиком. Кровь медленно стекает по моему лицу, собираясь в швах на плитке, и чтобы сесть, мне требуется почти минута. Каждое движение мышц вызывает прилив ярости, он и заставил меня накинуться на заключенного. Доставая губку из-под раковины, я представляю, что могло бы произойти, если бы я так напала на Вика.