Шакалы

ребил Гуров. Турин был парнем умным, понимал, без серьезных оснований полковник не приказал бы привезти человека среди ночи. Злость на Станислава прошла, но гонор еще сохранился. – Ладно, отложим, – согласился он, смотрел холодно, отчужденно. – Что случилось? – Рюмку коньяку выпьешь? – спросил Гуров, доставая из шкафа бутылку. Турин не ответил, старался сохранять достоинство, хотя в ситуации было достаточно

пальцем в немцев и прочих американцев, утверждая, что вот они умеют работать и сколачивать

маршруту. – К министерству, в восемнадцать тридцать. Он положил трубку, взглянул на сидящего напротив Крячко, сказал: – Твоя пассия где-то загорает, папаша упрятал подальше от греха. Голос у мужика хороший, но видится мне, что он

Гуров проходившую мимо официантку. – Будьте любезны, принесите нам, пожалуйста, по сто граммов коньяку. – Какой желаете?.. – Попроще и подешевле, – улыбнулся Гуров. – Сегодня плачу я, а мне не хватает на детскую коляску.

меня ждешь, я сейчас приду. * * * Гуров был в тренировочном костюме и кроссовках, на которых знакомый умелец сделал острый металлический кант, покрыл белой эмалью. Обувка выглядела обычно, такую носят десятки тысяч людей, а в Москве так каждый третий. На груди сыщика висел бинокль, настоящий, не театральный. Перед уходом из дома Гуров зазвал охранников в свою комнату, включил