Kitabı oxu: «Прогулки в золоте осени»

Şrift:

Никто не знает, что нас ждёт.
А мы судьбе не доверяем.
Никто не знает наперёд,
Где мы найдём, где потеряем.
Андрей Дементьев

Серия «Разноцветные фазы жизни»

Книга содержит нецензурную брань.

От автора

Эту историю рассказала мне замечательная мудрая женщина Валентина Сергеевна Попова, несмотря на свой глубоко пенсионный возраст, работающая консьержкой в элитном доме на 1‑й Останкинской улице.

Так получилось, что мне пришлось часто бывать в этой восьмиэтажке, поскольку здесь жил профессор, взявшийся консультировать один наш проект. Иногда консультанта приходилось дожидаться, поскольку он задерживался в университете, где преподавал курс радиоэлектроники.

Так я познакомился с Валентиной Сергеевной, которую здесь все звали бабой Валей. Чтобы скрасить время ожидания, она наливала мне чай и рассказывала истории о жильцах этого дома.

Одну из этих историй я расскажу вам, уважаемые читатели.

Глава первая
Сергей Костышев

Спасение человека есть любовь.
Её нельзя понять, её нельзя измерить,
Она волнует чувства вновь и вновь,
Хотя порой не хочется ей верить.

Валерий Кобелев

Ах, какой роскошный стоял октябрь в том году! В конце сентября наконец закончились затяжные моросящие дожди, поливавшие Москву чуть меньше двух недель, небо очистилось, выглянуло нежаркое осеннее солнце.

Наступила дивная пора, которую в народе называют бабьим летом. Днём тепло, небесное светило пронизывает своими живительными лучами бездонное голубовато-бирюзовое небо, на котором не найти ни одного, даже самого маленького облачка.

А здесь, на земле, расцвело сумасшедшее буйство красок, словно какой-то несусветный хулиганистый художник смешал зелёные тона, добавил чёрно-серые прожилки и завершающим аккордом пустил по земле и деревьям все полутона от светло-жёлтого до багряного.

В такие дни Сергея Александровича тянуло почитать какую-нибудь интересную книгу – например, «Цусиму» А. Новикова-Прибоя, или просто расслабиться и подумать о чём-нибудь хорошем, светлом, пронизанном солнечными лучами. Для этого нужно открыть балконную дверь в комнате, выходящей во двор дома, устроиться поудобнее в кресле, положить ноги на пуфик, закрыть глаза, погрузиться в подобие дрёмы и вспоминать, вспоминать… под бой напольных часов, отмеряющих вечный бег времени.

Вот снова перед ним широченная сибирская река, над которой необходимо построить мост, и сверкающий начищенным серебром лёд с уже появившимися весенними голубыми промоинами. Как хорошо дышалось свежим воздухом с реки после утомительного перелёта в этот солнечный мартовский денёк!..

Сергей Александрович Костышев прибыл на эту стройку с целью разобраться в сроках строительства, поскольку, по данным управления, возведение моста отставало от намеченных планов уже почти на месяц. Были и другие вопросы, в частности несвоевременные поступления готовых конструкций с завода, расположенного в райцентре немного выше по течению.

По прибытии Костышева встретил руководитель стройки Павел Скуратов и для начала повёл показывать строительную площадку.

Сергей Александрович задержался, чтобы посмотреть на монтаж подъёмного крана на технологические опоры.

Кран устанавливался со специального судна на балки, укладываемые рабочими на временные опоры. Сверкали огоньки сварки, площадка под кран росла. Костышев обратил внимание, что двутавровые балки, используемые для этой цели, были по высоте меньше, чем предусматривалось документацией.

– Почему укладывают нештатный двутавр? – спросил Сергей Александрович, обращаясь к Скуратову.

– Нет у меня штатного, не привезли! Да вы не волнуйтесь, я сказал прорабу, чтобы он пускал его почаще.

– Павел, а вы понимаете – если вдруг возрастёт нагрузка на эту площадку, то это ваше «почаще» не сработает?

– Да что вы, Сергей Александрович! От чего бы нагрузке этой возрасти? Прогноз погоды благоприятен, ничего такого вроде ветра или ледохода метеорологи не обещают. Всё будет хорошо.

После обхода и посещения штаба строительства Скуратов предложил Костышеву поехать в город, в гостиницу, однако тот наотрез отказался.

– Я буду ночевать здесь, на стройке, иначе больше времени убью на переезды. В штабе, например, переночую.

Этой ночью Костышеву не спалось, хотя он предполагал, что после длительного перелёта и почти двухчасовой трясучки в присланной за ним «Ниве» он уснёт, как младенец. Но заснуть не получалось. Повертевшись с боку на бок, Сергей Александрович решил выйти подышать свежим воздухом.

На улице было морозно. Костышев зашагал к реке, решив по дороге, что посмотрит, как организована работа третьей смены. Пока шёл, любовался вспышками огоньков сварки в том месте, где днём поставили кран.

Около самого берега ему показалось, что ветер усилился.

Вдруг откуда-то из-за реки, с севера, неожиданно налетел шквал, закрутил снежный вихрь на берегу, завыл голодным волком, забросал стройку снежными зарядами. К своему ужасу, Сергей Александрович увидел сквозь снеговую пелену, как стала раскачиваться стрела крана. А ветер всё напирал, свистел в кружеве металлоконструкций, гнал по земле и по льду снежную позёмку…

Не прошло и минуты, как кран начал крениться, потом перешёл в свободное падение, сметая на своём пути всё, что было построено людьми.

С берега было хорошо видно, как, спасаясь от падающей многотонной конструкции, люди прыгали с высоты пятиэтажного дома в реку, пробивали собой весенний лёд и беспомощно барахтались в образовавшейся полынье. Попытки выбраться из неё ни к чему не приводили, потому что край льда обламывался и человек снова оказывался в воде.

Костышев сбросил меховую куртку и поспешил на помощь утопающим. Сначала по льду около берега он смог даже бежать, потом, когда под ногами раздался угрожающий треск, пришлось передвигаться ползком, по-пластунски.

Добравшись до первого потерпевшего, бросил ему рукав куртки и втащил на лёд.

– Ползком, слышишь, ползком к берегу! – напутствовал он спасённого молодого человека.

Пополз к следующему. Тот безуспешно пытался выбраться из воды, опираясь руками на кромку льда, которая немедленно ломалась, отколовшаяся льдина накрывала его с головой, он выныривал и судорожно пытался снова выбраться на лёд. Этот человек, почти уже потерявший силы в попытках спастись, вцепился в протянутую ему куртку мёртвой хваткой и не хотел отпускать даже тогда, когда Сергей Александрович выволок его на надёжный береговой лёд.

Оставив его там, Костышев пополз к третьему утопающему. Уже после того, как ему удалось вытащить пожилого рабочего, появилась скорая помощь и бригада спасателей.

Сергей Александрович из последних сил добрёл до штабного вагончика, сбросил насквозь промокшую одежду, взял со стола сигарету, усилием воли зажал её прыгающими губами, закурил.

Только сейчас он почувствовал, что с ним происходит что-то не то… Сердце стучало, как овечий хвост, на глаза надвигалась пелена, стены вагончика стали расплываться, скукожились, превратились в туман… Точно сквозь вату послышался чей-то трубный голос:

– Аккуратней, на носилки! Он в шоке от переохлаждения. Быстро, очень быстро в больницу, может, успеем. Надо же, троих спас! Силён мужик.

Два месяца провалялся Сергей Александрович в больнице небольшого сибирского городка с крупозным воспалением лёгких. Надо отдать должное местным врачам – его поставили на ноги.

А ему всё время не давала покоя одна мысль: почему его жена, его Даша, так и не навестила его?.. Далеко ехать?.. Так ей бы всё организовали. Только два коротких разговора по телефону – и всё!

Впрочем, чего ворошить прошлое? Сейчас уже не у кого спрашивать, почему так получилось, да и давно уже Костышев выкинул это из головы, решив, что если нужно прощение, то он всё и всем прощает.

Глава вторая
Парк детства

Ты слышишь, как время уходит в песок?
Сначала минута, а следом часок.
А дальше недели, а после года
Уходят в песок, в никуда… в никуда.

Андрей Дементьев

На перила балкона села ворона, покрутила башкой, щёлкнула клювом и громко каркнула. Сергей Александрович открыл глаза, приподнялся в кресле. Ворона немедленно улетела. «Ну надо же, задремал! Так, пойду-ка я погуляю, – подумал он. – Точно, отправлюсь в Останкино!»

Великолепная тёплая погода, выглянувшее солнце после затяжных дождей, лёгкий ветерок прямо-таки звали его на прогулку. «А в самом деле, чего сидеть в четырёх стенах? Надо навестить парк моего детства, воздухом подышать!» – решил Костышев.

Когда-то, бездну времени назад, маленького Серёжку бабушка водила гулять в Останкино – наслаждаться, как она считала, свежим воздухом, отдыхать от городского шума и кормить с руки белок, которых в парке было видимо-невидимо. Правда, до этого зелёного оазиса, расположенного в теснинах высоких каменных домов, надо было ехать на трамвае.

Тогда это электрическое чудо инженерной мысли, громыхая на всю округу, ходило по проспекту Мира. После недолгого ожидания на остановке нужно было сесть в полупустой вагон, опустить в щель небольшого ящика с прозрачным верхом три копейки, покрутить колёсико никелированного устройства, внутри которого находился бумажный рулончик, оторвать билет и доехать до конечной остановки.

Бабушка всегда производила эту нехитрую операцию по покупке билета сама, а Серёжка, стоя рядом, выпрашивал у неё этот серенький кусочек тонкой бумаги, на котором был напечатан шестизначный номер, и начинал вычислять сумму первых трёх и последних трёх цифр. Если сумма оказывалась равной, считалось, что билет «счастливый» и его надо срочно съесть. Однажды так и случилось. Конечно же, в погоне за неведомым счастьем внучок немедленно проглотил его, чем напугал бабу Лизу до икоты. Но всё обошлось.

Трамвай, сделав три остановки, сворачивал с проспекта Мира на улицу Академика Королева. Справа вдоль всей улицы тянулись небольшие деревянные домики с палисадниками, в которых по весне буйствовали заросли цветущей сирени, а осенью расцветали огромные кусты золотых шаров. А на конечной остановке, напротив Останкинского пруда, рядом с домиком диспетчерской стоял ларёк, в котором жарили горячие пончики и тут же их продавали. Вот это была вкуснота! Незабываемые впечатления! Посыпанный сверху сахарной пудрой пончик таял во рту и исчезал буквально в мгновения. Чтобы наесться, хотелось приобрести целый кулёк этой вкуснятины. Но с бабой Лизой не забалуешь. Два пончика, и всё!

– Ну почему так мало? – ныл маленький Серёжка.

– Потому что от пончиков у тебя будет большая попа! – объясняла бабушка недовольному внуку. – Ты же мужчина, а не девка, тебе большая попа не положена.

Потом они шли мимо дворца Шереметева по кленовой аллее к пруду, где целыми косяками плавали утки, а с деревьев, растущих вокруг уже не одно столетие, спускались пушистые белки и выпрашивали у гуляющих людей угощение.

Вот и сейчас уже давно не Серёжка, а Сергей Александрович, солидный мужчина на шестом десятке, решил пройтись по той самой аллее. Клёны за полвека с гаком разрослись, сомкнулись вверху кронами, и казалось, что идёшь по высоченному разноцветному тоннелю невероятной красоты, где нити солнечных лучей заставляют играть всеми осенними красками изредка падающие на потрескавшийся асфальт аллеи большие резные листья.

Вот и скамейка. Сергей Александрович присел на неё, закрыл глаза, глубоко вдохнул пахнущий сыростью воздух и, немного опьянённый этим дивным днём, задремал.

…Вот он, студент Московского строительного института, идёт после занятий к метро, догоняет двух девушек, тоже студенток, от одной из которых никак не может отвести взгляд. Она улыбается, спрашивает, как его зовут и, не дождавшись от него ответа, говорит, что она Даша. Нет, не Даша. Она сказала: «Дарья Степановна». Вот так!

Потом была скромная студенческая свадьба. Молодого специалиста Сергея Костышева распределили в стройуправление, от которого он вскоре поехал на строительство моста в Сибирь. Даша поехала с ним. Те условия, в которых им пришлось жить и работать, можно было вынести только по молодости и имея твёрдое убеждение, что ты делаешь очень нужное людям дело.

Спустя два года они вернулись в Москву. Потом командировки у Сергея стали регулярными, пришлось объехать чуть ли не всю Россию. В перерывах между поездками в семье произошло пополнение: родился сын. Сергей был на седьмом небе от счастья, даже трёхмесячная поездка в Магадан не испортила его радости.

Время пролетело быстро. Вот он уже начальник строительного управления, опытнейший специалист, с мнением которого считаются везде, даже на правительственном уровне.

Прошло немного времени, и всё изменилось. Исчезло, как будто и не бывало, министерство, а вместе с ним и управление. Сергей Александрович стал безработным, хотя до пенсии ему ещё было четыре года. Он с горечью думал, что даже такие специалисты, как он, почему-то стали вдруг никому не нужны.

Беда одна не приходит. Тихо ушла Дарья Степановна: во сне у неё оторвался тромб. Сын, теперь уже Вячеслав Сергеевич, уехал на Кипр по приглашению какой-то ИТ-компании, получил престижную работу, женился (как решил про себя Сергей, на какой-то профурсетке), появились дети. Потом выяснилось, что документально брак сына не оформлен. Так называемую невестку Сергей Александрович видел только на фото, присланном Вячеславом, а внуков за все эти годы довелось увидеть вживую только один раз, когда сын приезжал с ними ненадолго в Москву.

Вот и всё, жизнь прошла. Он остался один.

В тишине квартиры, под бой часов, Костышев частенько пытался понять, почему так получилось, что от его, как он думал, счастья (да и самой жизни) ничего не осталось. «А оно было, счастье-то это?» – спрашивал сам себя мужчина и приходил к выводу, что да, было! Как раз тогда, когда они с Дашей отправились на свою первую в жизни стройку. Да, тогда казалось, что счастья у них много, оно никогда не кончится.

«Как же я в молодости был наивен!» – с презрением к самому себе думал Сергей Александрович.

А может быть, потому, что решение насущных вопросов он, Костышев, откладывал на потом, считая, что жизнь длинная и ещё успеется всё сделать. Жизнь промелькнула, как скорый поезд мимо полустанка, приземлила его в это кресло, к этим часам с боем, заставила вспоминать прошедшие дни и лишила возможности самого главного – роскоши человеческого общения.

Одно время Костышев пробовал найти хоть какую-нибудь работу, да только ответ везде получал, как под копирку: «Что вы! Нам молодые нужны, а ваш возраст…» От отчаяния и безделья начал прикладываться к бутылке, но спустя месяц усилием воли бросил это дело.

«Вот и наступила моя осень, – думал он. – Совсем не золотая, а мрачная и дождливая». От этой мысли ему становилось плохо, щемило сердце, накрывало противное чувство одиночества, хотелось кому-то что-то сказать, пообщаться, обсудить важные жизненные события…

Но ничего не получалось: никого нет, некому рассказывать, некого слушать.

Pulsuz fraqment bitdi.