Kitabı oxu: «Душанбинские рассказы. Продолжение»

Предисловие

Честно говоря, я и не думала, что получится. Первые «Душанбинские рассказы» написала стремительно, в конце 2023 года, вернее дописала. Половина была уже написана. Это были записки из серии «в стол».

Так сложилось, что у нас с ЛитРес сложилось, и вот уже второй год я публикуюсь. Кроме «Душанбинских» успела настрочить всякого-разного (смотрите на моей странице), но где-то внутри сидела мысль про продолжение «Душанбинских». Было ощущение недосказанности, как будто многое осталось за кадром, то, что всё-таки стоит предъявить миру.

Несколько раз я составляла план будущего сборника, но планы так и оставались планами. Чего-то не хватало: сил, времени, уверенности. Я до сих пор не уверена, что это того стоило. Я до сих пор не уверена в некоторых рассказах, достойны ли они быть опубликованными. Не смотря на все сомнения, он (этот сборник) здесь, все перед вами.

Рассказы о моём душанбинском детстве и юности, всё вперемешку. Я попыталась расположить их в хронологическом порядке, но на самом деле это не важно, каждый рассказ, можно читать как отдельный.

Удивительно, но по мере написания меня стало "отпускать" – книготерапия в действии. Уже почти не тревожат жизненные ситуации, которые описаны в первой части «Душанбинских». Иногда мне кажется, что я пишу довольно примитивно и мне чуть-чуть стыдно за это. Удивительно, когда перечитываю свои же рассказы, спустя время, мне кажется, что это написал кто-то другой и местами, очень даже хорошо.

Мне хотелось, чтобы вы взяли эту книгу в дорогу и почитали в поезде или в самолёте. А может прочитали один-два рассказа по дороге на работу или в обеденный перерыв. Мне хотелось, что бы эти рассказы дарили вам чувства, эмоции и состояния: лёгкую радость, бодрящую надежду, нежную печаль и тихую грусть. Может быть что-то ещё, возможно чувство гордости или удовлетворения.

Всё зависит от вас. Какие струны зазвучат, что, из того, что уже есть в вас откликнется? Я не знаю, могу только предположить, что всё мы родом из детства, а некоторые из особенного – детства СССР.

Добро пожаловать в мой мир.

Все рассказы основаны на реальных событиях. Всё имена героев изменены и любое совпадение случайно.

Июль 2025

Огурец из детства

Решила почтить память огурцов. Да нет, с ними всё в порядке, они живы и очень даже бодры. Вспомнилось.

Я подозреваю, что детство моё в Таджикистане в советское время было непростым, по обрывочным воспоминаниям моих родителей. Например, мама с благодарностью рассказывала, что блины её часто выручали в первые годы супружеской жизни, удавалось накормить всю семью мужа и двоих небольших ещё детей.

Папа очень любил «баловать» нас с братом «шарапнелью». Шарапнель – это отварная перловка. С загадочным видом он спрашивал нас весело:

– Угадайте-ка, что у нас сегодня на ужин?

Само собой, выдерживал театральную паузу, и сам себе отвечал:

– Шарапнель!

Мы с братом Колей искренне поддерживали его оптимизм и радостно кричали в два голоса:

– Шарапнель, шарапнель!

Перловка и правда была для нас вкусная. Он готовил её превосходно, долго вымачивая её в трёх водах. Она получалась ровненькая, зёрнышко к зёрнышку, настоящая шарапнель.

Но больше всего я любила бутерброды с огурцами. Мама звала меня и подавала мне тонкий и длинный ломтик огурца во всю длину на кусочке чёрного хлеба. Это не был хлеб с огурцом, это было настоящее произведение искусства. На огурце были сделаны насечки, которые напоминали шотландскую клетку. Сок сочился. Огурец всегда был щедро посолен, крупинки быстро превращались в мелкие и крупные прозрачные полусферы и украшали нежно-зеленую мякоть огурца. Слюна текла. Аромат огурца был настолько притягательным и свежим, что скулы сводило от желания надкусить его и почувствовать сладко-солёные капли, нежный хруст огурца и кисловатую мякоть чёрного хлеба.

Это сочетание было божественным, лучшее угощение для меня в любое время дня. Я до сих пор очень люблю огурцы. Мама сажает их на даче в избытке, и мне нравится наблюдать за ними. Жёлтый шёлк нежных цветов, смелая, колючая листва, маленькие огурчики в броне шипов. Огурец просто так не сдастся. Берёшь его в руку, а он как маленький ёжик. Шипы острые и одновременно нежные, быстро обминаются. И вот он уже готов отправиться в рот, прямо с куста, и отдать мне всю свою нежность.

Прямо как в детстве, в Душанбе.

Петя и Волк

Я была совсем маленькая, ещё в детском саду. Было мне лет шесть, почти семь, перед самой школой. Родителям торжественно сообщили, что поведут нас в Душанбинскую филармонию. Фи-лар-мо-ния – как звучит. Красиииво… Я никогда не бывала в филармонии, тем более в таджикской.

Детский сад был в центре города, прямо напротив маминой работы – Министерства лесного хозяйства. Если выйти на изящный балкон этого трёхэтажного здания надежной и эстетичной немецкой застройки, то через дорогу можно было увидеть детский сад. Это было очень удобно, папа или мама забирали нас из детского сада прямо после работы, и мы все дружно ехали домой на нашем белом Запорожце.

Филармония была тоже где-то неподалеку, и мы ходили туда пешком.

Накануне спектакля мама приготовила мне платье благородного бледно-бирюзового оттенка, расшитое на груди маленькими жемчужинками. Образ дополнили белые колготки и выходные лакированные туфли. Откуда всё взялось?

Платье это я видела тогда впервые. Оно немного кололось изнутри, потому что ткань была с добавлением шерсти, совсем не для душанбинской жары. И всё же мне нравилась эта ритуальная нарядность. Я ждала волшебства, как перед Новым Годом, только теперь меня ждала Фи-лар-мо-ни-я. Мне нравилось произносить это слово по слогам.

В филармонию мы пошли сразу после завтрака вместо прогулки. Нужно было успеть до сна. Шли парами, дружно, сопровождаемые взглядами умиления. В Таджикистане любят детей: своих, чужих, тёмных, светлых – любых. В каждой семье можно было почувствовать себя, как дома. Иногда даже лучше. Многих местных жителей в Таджикистане восхищали мои выбеленные солнцем тонкие волосы. Они гладили меня по голове и говорили:

– Какая беленькая! Духтари сафед! (белая девочка).

Мне льстило их внимание, и я всегда с удовольствием принимала от них сладости и сухофрукты в подарок. Тогда ещё было можно брать угощение от чужих незнакомых людей.

В филармонии мы расселись по большим бархатным креслам с широкими деревянными подлокотниками. Кресла были сделаны явно под взрослых и с лёгкостью вместили бы ещё одну меня. Я сидела почти перед сценой, закрытой богато расшитым тёмно-синим занавесом. Приходилось вытягивать шею и немного запрокидывать голову, чтобы было лучше видно.

Свет мягко погас и занавес раскрыли. На сцене сидело множество музыкантов с разными инструментами, названия которых я не знала. Они не двигались. Вдруг как будто со всех сторон кто-то заговорил приятным женским голосом:

– Петя и Волк. Симфоническая сказка. Сергей Сергеевич Прокофьев.

Вдруг некоторые музыканты ожили, и запели скрипки. Голос продолжал:

– Ранним утром Петя выходит на лужайку.

Скрипки запели ещё ярче и смолкли. Опять голос:

– На высоком дереве сидит его знакомая Птичка, которая, заметив Петю, слетает вниз.

Тонко и звонко запели флейты, подражая птице. Голос в свою очередь:

– В приоткрытую калитку пробирается Утка и направляется к пруду, чтобы поплавать.

Какой-то инструмент с низким голосом (габой) буквально начинает крякать.

Я смотрю на сцену и жду, ну когда же появится Петя или Птичка, или хотя бы Утка. Но никто не появляется, музыканты сидят на своих местах и играют, голос продолжает вещать.

– За ними наблюдает Кошка, готовая поймать одну из них, однако птичка, предупрежденная Петей, взлетает на дерево, а Утка оказывается в пруду.

Звучит флейта потолще (кларнет), изящно, как будто кошка перебирает лапками.

Несмотря на полное отсутствие действия, я заворожена и внимательна, боюсь пропустить начало спектакля и внимательно слушаю таинственный голос.

– Выходит Петин дедушка. Он начинает ворчать на внука, предупреждая его о том, что в лесу ходит большой серый Волк, и, несмотря на заверения Пети о том, что пионеры не боятся волков, уводит его.

Включается музыкант с «ружьём» (фагот), длинная, почти в рост человека, флейта с маленькой изогнутой трубочкой, идущей ко рту музыканта. И правда, в этом звуке слышится дедушкино ворчание.

Женский голос становится ниже и продолжает:

– Вскоре действительно появляется Волк. Кошка быстро залезает на дерево, а Утка выскакивает из пруда, но волк настигает её и проглатывает.

Вот в этом месте действительно становится страшно: воображаемый волк, птичка, утка, всё становится реальным.

– Петя с помощью верёвки перебирается через забор и оказывается на высоком дереве. Он просит птичку отвлечь волка, и, когда тот пытается её поймать, накидывает волку на хвост петлю. Волк пытается освободиться, но Петя привязывает другой конец верёвки к дереву, и петля затягивается на хвосте Волка ещё туже.

Битва Пети и Волка разворачивается у меня перед глазами. Кто же победит?

– Из леса выходят Охотники, которые давно следили за Волком. Петя помогает им связать Волка и отвести его в зоопарк. Произведение завершается всеобщим шествием, в котором участвуют все его персонажи: впереди идёт Петя, за ним Охотники ведут Волка, над ними летит Птичка, а сзади ― дедушка с кошкой, продолжающий ворчать. Слышно тихое кряканье: это подаёт голос Утка, сидящая в животе Волка, который так торопился, что проглотил её живьём.

«Слава богу, Утка жива! Её обязательно спасут, а Волку, конечно, место с зоопарке. Петя – молодец, настоящий пионер!» – несётся у меня в голове.

Платье почти не колется, колготки немного съехали, но меня это не так волнует, как обычно. Я под впечатлением. Ничего не было, но в тоже время всё было. Как это работает?

Это было моё первое и последнее посещение филармонии в Душанбе, больше мы не ходили. Садик закончился, а от школы далеко было. В следующий раз я побывала в филармонии в Петербурге, спустя двадцать лет, но такого восторга больше не испытывала.

Собеседование

Высокие тополя стояли плотной зелёной стеной, почти касаясь крыши дома напротив. Я сидела на большом двухтумбовом дубовом письменном столе, который плотно примыкал к подоконнику и смотрела в окно.

Дома никого не было. В такие моменты я позволяла себе «поголосить». Это было не про плач или слёзы. Какой-то странный и непонятный мне звук поднимался из самой глубины и гортанно вырывался монотонным трансовым, горловым пением. Это меня успокаивало. Сегодня был повод понервничать. Мамы все ещё не было, папа допоздна на работе, брат у своих друзей-соседей, братьев-погодок.

Сашка и Аркашка – славные ребята еврейской наружности. Сашка почти рыжий, весь в крапинку с сильно оттопыренными ушами, Аркашка – шахматный гений с аккуратными, как у греческих богов, кудрями в тёмно-каштановых волосах.

У них сегодня мальчишеские игры – эрудит и шахматы, – девчонок не берут.

– Ну и ладно, – подумала я. – Мне и одной хорошо.

Стрелка на часах двигалась, как черепаха, вернее – совсем не двигалась. Время застыло. Тополя слегка покачивали зелёными шапками, листья выворачивались наизнанку серебряной стороной.

«Дождь пошел, интересно, к чему бы это?»

Я очень любила слушать дождь, особенно, как стучат капли по крыше и подоконнику нашей шестиэтажки. Дождь в Душанбе – это редкость, за всю весну это второй раз. «Значит, что-то произойдет», – у меня на всё были свои приметы.

Дверь слегка заскрипела, шуршание полиэтиленового пакета и хлопок складывающегося зонта вернули меня в реальность.

– Оля, ты дома?! – запыхавшись, спросила мама. – Давай, собирайся быстрей, нам бежать пора, в школу на собеседование опаздываем.

«Собеседование? Что, просто так нельзя взять человека в школу?» – мои мысли плелись затейливо, примерно так же, как заплетались мои тонкие ноги-веревочки, как у нитяной куклы.

Мама неслась во весь опор, уже 17.45, к шести нужно обязательно быть в школе.

Школа номер 28 была лучшей в районе и единственной рядом с домом. Два больших трёхэтажных здания, одно – жёлтое, для старшеклассников, другое – розовое, для начальной школы. Такая школа для Душанбе редкость, да ещё и с немецким уклоном. В архитектуре нежно-розового здания тоже было что-то немецкое. Большой зелёный двор с затейливым кованым забором, ровные ступени, широкие гостеприимные двери были открыты настежь.

– Неплохо тут, – мимолетом на ходу отметила я.

Мама бодро взбежала по ступенькам, держа меня за тонкую руку.

– Добрый день, присаживайтесь, – сказала бледная блондинка в очках металлическим голосом. – Сейчас вашему ребенку требуется пройти входящее тестирование для определения уровня и профиля будущего класса.

– Как зовут тебя, девочка? – спросила блондинка достаточно официально. Я вжалась в стул. Разговаривать с женщиной-рыбой с прозрачными глазами не хотелось, на какое-то время слух выключился, и я видела, как смыкаются и размыкаются рыбьи губы.

– Всё понятно, случай, конечно, непростой, – подала голос рыба. – Руфина Васильевна, вы вообще с девочкой занимались? Она у Вас ни писать, ни читать не умеет. Она хотя бы разговаривает? Может, ей место в классе коррекции? – медленно произнесла рыба-блондинка.

– Вы понимаете, некогда заниматься, я думала, в садике её подготовят, но она много болеет, редко ходит. Но у нас хорошая наследственность, её брат первый класс заканчивает, у него все пятёрки. Может, и ей что-то перепало, – отбивалась мама.

– Пока определим её в класс «Г», там у нас самые слабые дети. А у вас ещё всё лето впереди, так что занимайтесь, школа это серьёзно.

Меня взяли в первый "Г", больше в этот день ничего не случилось, не смотря на дождь.

P.S. Женщина-рыба как в воду смотрела. Летом мы не занимались, а в началке мне было правда очень тяжело и читать, и писать. Но к пятому классу я потихоньку выплыла из рядов двоечников и укрепилась между тройкой и четвёркой, можно было потихоньку с надеждой смотреть в будущее.