Kitabı oxu: «Моя мать – моя дочь», səhifə 2

Запястье её правой руки обкручивал широкий кожаный браслет. Из-под него вылезал скорпион – не настоящий, разумеется, а наколка. По левой руке, подбираясь к локтю, полз второй скорпион. Лично я выбрала бы что-то повеселее: цветочек или птичку.

– Ты хотела со мной поговорить? – спросила Алиса.

Чего она так пристально на меня смотрит? Смекнуть, кто я, она никак не могла.

– Я работу ищу. Хочу этим летом подработать, – сказала я.

– Летом вряд ли получится, скорее осенью, но тебе лучше поговорить с заведующей. Приходи завтра, сегодня её не будет.

План устроиться сюда я тут же забраковала – нет у меня времени ждать до осени, в сентябре начнутся занятия. Работа мне нужна сию минуту, но, чтобы продлить разговор, я кивнула:

– Приду. Как здесь платят?

– Заведующая тебе всё скажет, – уклончиво ответила она.

Осторожничает.

– Не покажешь мне здесь всё? – попробовала я её задержать.

– Давай потом, поговори вначале с заведующей, – и, давая понять, что разговор окончен, начала что-то обсуждать с Любой.

Не горела она желанием со мной общаться. Для неё я рядовая покупательница, одна из тех, кто захаживает в их магазин каждый день. Как же привлечь её внимание? Выпалить напрямую, кто я такая? Это подействует, но не хотелось это делать в присутствии Любы. Не так-то просто заявить: «Я – твоя сестра!» В воображении я более смелая. Разрядил эту ситуацию водитель красного автомобиля. Предчувствие меня не подвело – мы с ним снова столкнулись. Он вошёл как раз в тот момент, когда я стояла, как пень, не зная, что предпринять.

– Кого я вижу! – воскликнул он, увидев меня.

– Вы знакомы? – спросила Алиса.

В первую секунду я подумала, что он меня выследил, но напряжённая нотка в голосе Алисы подсказала, что это её парень. Наивная, как и моя мама! Никакой любви она от него не дождётся. С таким же успехом она могла бы втрескаться в фонарный столб. Этот тип не в неё влюблён, а в самого себя.

– Она шла по улице, я предложил подвезти, она отказалась, – отчитался он и, оглядевшись, повторил то, что я говорила Любе: – Пустовато у вас сегодня. Не сбежишь? Всё равно же никого нет.

– Не могу, я на работе, – мотнула головой Алиса.

Её портрет складывался довольно быстро: осторожная, наивная, ответственная. Необходимо узнать другое: отзывчивая она или чёрствая мажорка.

– Твоей начальницы же нет, а Люба тебя прикроет. Прикроешь, Люб?

– Прикрою, – засияла та так, как будто он предложил ей руку и сердце.

Как только он появился, она вся преобразилась, прямо похорошела. До этого сидела на табуретке, ссутулившись, с такой же кислой миной, как и мамаша с пацанами, а тут выпрямилась, засверкала глазами. Надо бы ей посоветовать не ходить с постной физиономией… Впрочем, у меня, наверное, такой же вид. Чего, спрашивается, радоваться!

– Нет, не могу. Какая разница, есть начальница или нет, это моя обязанность, – заупрямилась Алиса.

К её портрету я добавила ещё одну черту – упёртая.

– Ладно, я тогда вечерком заскочу, – и, повернувшись ко мне, представился: – Меня зовут Роман, а это моя девушка Алиса. Тебя-то как зовут?

– Славка.

– Будем знакомы. У нас завтра тусовка намечается. Приходи.

Если бы мой парень приглашал в гости других девчонок, я бы погнала его в шею. Неужели Алиса так им дорожит, что готова терпеть его выходки? Во мне вспыхнула сестринская солидарность. Надо бы открыть ей глаза на этого бычка. Хотя благодаря ему у меня появилась возможность опять увидеться с ней. Самой предложить встретиться я бы не осмелилась. Прямо завтра же признаюсь, кто я и что мне нужно. «А если она тебя пошлёт?» – снова влез в голову червяк.

– Приду. Во сколько и куда? – спросила я и услышала, как за моей спиной фыркнула Люба.

– Начнём в семь, приходи, когда хочешь, это у меня дома, здесь рядом, – произнесла Алиса и назвала известный мне уже адрес.

Выходит, не ревнивая, раз пригласила. Или виду не подаёт. И чего это она так же пристально продолжает на меня смотреть? Догадалась? Вряд ли.

– Замётано! Завтра увидимся, – обрадовался Роман.

Попрощавшись, я выбежала на улицу и быстро свернула за угол на тот случай, если он бросится следом за мной с криком: «Давай подвезу!» К моему облегчению, обошлось.

Я ужасно разволновалась. Неужели наконец увижусь с отцом! Встретиться с ним я хотела не только ради мамы. Ничего предосудительного в этом нет. Это естественное желание. «Завтра ты его не увидишь, он на Бали», – охладила я себя.

Прежде чем ехать домой, надо заскочить к таинственной незнакомке, я же ей обещала. Пусть разъяснит, почему она уверена, что всё образуется. Моя легковерная мама сразу увидела бы в ней ясновидящую. Если и есть где-то настоящие ясновидящие, их единицы. В основном попадаются шарлатаны: нащупают у человека слабое место и давай выкачивать из него деньги. Незнакомка денег у меня пока не выманивала, и неясно, обманщица ли она. Хочется верить, что нет, – её слова, что мама поправится, окрылили, и впервые за последнее время у меня не скребло на сердце. Я готова за любую надежду ухватиться, даже не веря ни в каких ясновидящих. «Мама поправится, обязательно поправится», – повторяла я заклинанием, пока бежала к незнакомке. Посижу у неё минут пятнадцать, затем – домой, а по дороге загляну в пиццерию неподалёку от нашего дома. Видела их объявление, что они набирают разносчиков пиццы. Работа – не подарок, но сейчас любая сгодится. Жалко, что от матери это не удастся скрыть. Она против того, чтобы я надрывалась, винит в этом себя и уверяет, что завтра ей станет лучше, она встанет на ноги и вернётся на работу. Так я ей и позволила! Ей надо себя беречь.

«Почему Алиса так пристально на меня смотрела?» – опять подумала я, подходя к дому незнакомки.

2. Ефим

Два года назад

Впервые я увидела Ефима на фотографии, когда они с матерью женихались в Сети.

– Где ты его откопала? – со смехом спросила я, глядя на дядьку лет этак сорока на экране планшета. Тучный, бритоголовый, с длинной бородёнкой-сосулькой. На кой он эту сосульку отрастил! Без неё выглядел бы лучше. Зато маленькое колечко-серьга в его ухе мне понравилось – дядька не консервативный.

– У него глаза добрые, – ответила мама.

Согласна, добрые, а ещё внимательные и красивые. Видимо, природа, осознав, сколь непривлекательным она его сотворила, решила подправить ему внешность. Если судить о Ефиме по глазам, то человек он благодушный и умный. Таким он и оказался.

А у маминого хахаля Марка, который вскоре вклинится в нашу семью и всё разрушит, глаза пластмассовые, как у кукол. В них его суть: он пустой, холодный, замороченный на себе самом. Внешне, правда, хорош собой – мог бы красоваться на обложке журнала мод. Ирина, увидев его, растаяла: «Миллионер, да ещё секси!» Не знала она на тот момент, как и мы, что он весь в долгах и почти всё его имущество принадлежало практически уже не ему. Транжира, любит шикануть и бизнесмен никудышный – открыл своё дело, ничего про это не зная, и мгновенно прогорел.

Ирина сыграла немаловажную роль в истории с Марком – накачивала маму своими песнями: «Зачем тебе этот тюфяк Ефим? Ни кожи ни рожи, получает мало. Найди себе олигарха». Ага, все олигархи враз выстроятся в очередь перед нашей дверью! У них своих невест навалом. Окрутить можно только какого-нибудь старикана-богача и получить вместе с его миллиардами свору жадных родственников, которые съедят маму с потрохами. Другой вариант: подцепить богача-кутилу с гнильцой и остаться у разбитого корыта. Наслушавшись вредных советов Ирины, мама попалась, и досталось ей корыто.

Марка я мгновенно раскусила и встала на сторону Ефима, при этом мать я оправдываю. Всегда её оправдываю, она же мне родная. Я могу на неё накричать, пристыдить, а другим это делать не позволю. С Марком она связалась не из-за его внешности и денег. Алчностью она никогда не отличалась, за богачами не гонялась и к Ефиму ехала с искренним желанием создать семью, но, как ни старалась, полюбить его не смогла. «Нечего было замуж выходить без любви! Вышла, чтобы своего бывшего любовника найти!» – осудит кто-то. Ну-ну, все такие благородные и выходят замуж исключительно по любви! Отца моего мама не искала за спиной Ефима, хотя и фантазировала, что, раз он где-то неподалёку, судьба их обязательно вновь сведёт. Начала искать после того, как бросила Ефима и затем сбежала от Марка – вернее, я её заставила уйти от Марка, иначе всё трагически бы закончилось. Отца она решила найти от безвыходности, цепляясь за соломинку, – болезнь толкнула её на это.

А сказки Ирины, трындевшей о райской жизни с олигархом, быстренько рассыпались. Расскажу-ка по порядку, а то слишком забежала вперёд.

Когда мы прилетели в Москву, сразу увидели среди встречающих Ефима. Не заметить его трудно – массивного он телосложения, ростом выше всех, в бейсболке. У него целая коллекция бейсболок, он их постоянно носит. Они ему идут, подчёркивают его карие глаза – под козырьком они становятся ещё темнее, глубже. Глаза умные, а при этом сам он производит впечатление простофили. Ему запросто можно лапшу на уши навешать. Так я считала поначалу, принимая его поддакивания и покладистость за доверчивость. Но когда появился урод Марк, я сообразила, что Ефим всё видит, а слепым притворяется, потому что маму любит и не хочет с ней расставаться. Получается, если дорожишь кем-то, делай вид, что всему веришь. Эх, жаль, поздно я поняла, как он всецело предан маме! Я-то думала, что он, не пользуясь успехом у женщин, отправился на поиски невесты на сайт знакомств. Выбрал мою маму, чтобы хвастаться перед всеми: «Глядите, какую красотку я отхватил!»

Встречал он нас с большим букетом цветов. Держал его неуклюже, явно стесняясь и желая побыстрее от него избавиться. С облегчением вручил цветы маме – наконец-то освободился от них! Мама просияла: «Мои любимые!»

Мы вышли на улицу, а там теплынь. Уезжали мы в куртках, а приехав, сразу их сняли. Не на другом конце света Питер находится, но погода там летом часто осенняя, а здесь нет: на небе не холодный блин, а горячий – по крайней мере, сегодня он такой, не каждый день припекает, не в Африку же мы прикатили. Питер я всё равно люблю, срослась с ним и, несмотря на нехватку солнца, незамедлительно вернулась бы назад, если бы не мама. В будущем вернусь, а пока пусть согревает меня здешнее солнце, раз оно не такое упрямое, как в Питере, и чаще появляется. Не зря Ефим в бейсболке ходит. И я свою надела. На радостях, что я разделяю его любовь к бейсболкам, он подарил мне с ходу пару штук.

– Я припарковался поближе, чтобы вам далеко не идти, а то сегодня жарковато, – сказал он.

От волнения и зноя он покраснел и вспотел. Его лицо покрылось каплями пота. Одна скатилась на его бородёнку-сосульку. Какой-то он нелепый, хотя хороший, я это просекла ещё в Питере, когда он впервые прискакал к нам, но всё же считала, что мама могла бы выбрать кого-то поэффектнее, с её-то данными! Уже так не думаю. Не в этом дело.

На сайте знакомств, где мама рыскала, все кандидаты в мужья, как на подбор, киноактерской внешности, спортивные, прямо загляденье. С некоторыми из них мать пообщалась по видеосвязи, и – о сюрприз! – вместо роскошных женихов увидела невзрачных и задрипанных мужичков. Ефим же честно выставил на сайте не фотку парня-модели, а свою, и не двадцатилетней давности, а недавнюю. Любопытно, нормальные женишки попадаются на подобных сайтах?

Автомобиль у Ефима вместительный, не новейший, но в хорошей форме. В машинах я немного разбираюсь – как любитель. Ефим гнал его быстро, но плавно и без конца спрашивал, удобно ли нам. Заботливый и предупредительный. С каждым днём он мне нравился всё больше и больше, и даже его малопривлекательный облик начал таять на глазах. То же самое произошло и с Марком, только наоборот – растаяла его привлекательность.

Пока мы ехали, я без особого интереса глазела на всё, что проносилось за окнами авто. Ефим голосом экскурсовода вещал: «Посмотрите туда, посмотрите сюда, вон там высотки, а вон там одно из старейших зданий, парков у нас тьма, обязательно сходим в один из них в ближайшие выходные». Забыл он, что мы приехали не из глухомани, а из известного крупного города и высоток и парков у нас тоже хватает. Покатал он нас немного по столице, а потом повёз в своё Подмосковье. Напичканная восторженными рассказами матери о том, что он живёт в изумительном месте, я настроилась на совсем иную картину, чем увидела, – очутились мы в скромной «деревеньке». Мать всё лихо приукрасила, пытаясь своими небылицами меня прельстить.

Посёлок этот ничего особенного, ничем не выделяющийся, зато не показушный, спланирован гармонично, и никто здесь явно не соревнуется, у кого газон зеленей. Коттеджи одинаковые, но симпатичные, компактные. Мы подъехали к одному из них. Пока Ефим вытаскивал из машины наши вещи, я всё быстро разглядела. Вдали смутно вырисовывались очертания леса. Покачиваясь при ветерке, деревья казались миражом. Где-то имелось озеро – лучшее в области, как с гордостью доложил Ефим. Воздух чистый, пахнет по-другому, и небо кажется больше, необъятнее, более ясное. «В общем, жить можно», – подбодрила я себя, чтобы заглушить зревший во мне бунт: меня не спросили, вырвали из Питера и приволокли сюда против моей воли.

– Добро пожаловать в наши края! – подскочила к нам комического вида дамочка в расшитом серебром одеянии до пят. На голове – шляпка с павлиньим пером, в ушах – серёжки-висюльки в виде птиц. Когда она двигалась, птицы-серьги качались и поклёвывали её в шею.

– Меня зовут Дана. Я ваша соседка, – представилась она. – Столько о вас наслышалась, не могла дождаться познакомиться!

Интонация голоса у неё странная, как у иностранки. Мы обменялись улыбками, рукопожатиями, мама что-то проворковала. Всё так вежливенько.

– Не буду вас отвлекать, у вас много дел, пойду. Если что, заходите, не стесняйтесь, – указала она рукой на свой дом.

С Ефимом они жили бок о бок. Их участки разделял невысокий забор, через широкие щели которого можно подглядывать друг за другом.

– Чудаковатая женщина, – заметила мама. – У неё вид, будто она в цирке выступает.

– Нет, не в цирке, – рассмеялся Ефим. – Она надевает костюмы к приходу клиентов, чтобы соответствовать своей профессии.

– Какой профессии? – насторожилась мама.

– Гадалка.

– Она этим зарабатывает на жизнь?

– Да, наверное, толком не знаю, – расплывчато ответил он.

– Так с детства и гадает? – с иронией спросила я.

– Нет, только когда на пенсию вышла, а до этого она в банке работала.

– Она пенсионерка? – удивилась мама. – Сколько же ей лет?

– Шестьдесят шесть.

– Надо же! Больше пятидесяти ни за что бы ей не дала.

Я маминого восторга не разделила. Дамочка, да, ничего так, законсервированная, но не юной же девушкой она выглядит, чтобы восхищаться.

– А кто она по национальности? У неё акцент, – поинтересовалась я.

– Русская, а акцент – это её манера, тоже для клиентов. Женщина она, кстати, хорошая. Если что, всегда выручит, – сказал Ефим.

– Тебе она когда-нибудь гадала? – спросила мама.

– Гадала, что я встречу красавицу и женюсь на ней, её предсказание сбылось, – улыбнулся он.

– Попрошу её и мне погадать, хочу узнать своё будущее, – оживилась мать.

«Всё, засосало! Завтра же к ней помчится», – усмехнулась я про себя. Мама верит в эту дребедень. Бегает ко всяким гадалкам. Ничего из их пророчеств не сбывается, а она продолжает бегать.

– Я пошутил, ни разу к ней не обращался, – сказал Ефим и снова пошутил: – Зачем узнавать будущее, оно тебе и так известно, у тебя теперь всё прекрасно.

– Надо узнать на всякий случай, чтобы успеть что-то плохое предотвратить, – опять не поняла мама его юмор.

Мы вошли в дом. После нашей однушки в Питере он казался большим, хотя в действительности он небольшой. Впервые у меня появилось личное пространство – моя комната. Недолго я ею наслаждалась из-за маминого легкомыслия.

– Чисто, уютно! – оглядываясь, похвалила мама.

Зная, что Ефим живёт один, я ожидала увидеть мусор на полу, разбросанную повсюду одежду, немытую посуду в раковине, а у него все расставлено по местам, прибрано. На стенах висели фотографии с какими-то людьми, скептически изучавшими нас с мамой. «Не одобряют выбор его жены!» – со смехом подумала я. Мне бросилось в глаза фото группы молодчиков в военной форме. Один из них – выше остальных, вроде их главаря. Высоченный, как и Ефим. Тут до меня дошло, что это Ефим и есть, только другой – без «сосульки» на подбородке, весьма приятный внешне, видный. Надо ж так измениться! Эка его разнесло с годами!

– Это вы? – спросила я.

– Да, я… служил, – уточнять не стал.

– А на других фотках это ваши родственники и друзья?

– И те и другие.

– Фотки сами делали? Вы говорили, что вы фотограф.

– Да, сам.

– Круто!

Я не льстила – мне на самом деле понравилось. После ужина я отправилась прогуляться. Не терпелось пройтись и посмотреть, с кем мы, помимо Даны, соседствуем – если удастся кого-то увидеть.

– Не опасно ей здесь одной ходить? – спросила мама. В отличие от меня её разморило от усталости и клонило ко сну.

Заверив, что район у них тихий, преступников нет и на улице ещё светло, Ефим всё же для её спокойствия вызвался меня сопровождать. Я в ответ мотнула головой: не пять лет, сама справлюсь. Что за удовольствие ходить под чьим-то надзором! Проверив, что я не забыла взять с собой телефон, он попросил не загуливаться, а то мама разволнуется – начал вступать в роль отчима.

– ОК, – сказала я.

Приду, когда сочту нужным. Что за дела – едва знакомы, а он уже контролирует!

Вышла на улицу, а там уже менее жарко. Воздух – морской, хотя никакого моря здесь нет: влажный, но не душный, и свежий, с каким-то своим запахом. Вдоль улицы выстроился забор из деревьев. На ветке одного покачивался на нитке белый воздушный шарик с нарисованной на нём хитрой рожицей, подмигнувшей мне, когда я проходила мимо. Солнце уже не растёкшаяся по небу бледная лимонная клякса, а чёткий желток. Пока я гуляла, запрыгивая любопытным взглядом на участки домов, оно превратилось в огромный рыжий шар и, упав, придавило лес вдалеке. Если лес не мираж, надо туда сходить. Пока мне в «деревеньке» понравилась только летняя погода, ну и природа ничего так, годится.

Шла я, глазея по сторонам. Народу почти никого. Прогуливалась пожилая парочка. В их строгом взгляде читалось: это что за чужачка шатается по нашей территории? К одному дому подкатила машина, из неё вышла женщина с девочкой, кивнула мне – дружелюбнее той парочки. Никого больше я не встретила, ничего интересного не происходило. Я дошла до конца улицы, где она разветвлялась в двух противоположных направлениях, как в народных сказках: пойдешь направо, пойдёшь налево. Я не выбрала ни то ни другое и повернула назад. Неприветливая парочка и женщина с девочкой испарились. Одна я на улице. Внезапно в двух шагах от дома Ефима раздалось пение, и не просто пение, а что-то потрясающее.

К джазу я равнодушна, распознать его могу, но не разбираюсь. Поэтому сама удивилась, что остановилась послушать. Меня поразил голос певицы – густой, объёмный, а при этом лёгкий. Затрудняюсь правильно описать. Я подошла к дому, из которого он лился. На ярко освещённой террасе стояли горшки с цветами, плетёный столик, кресло с клетчатым пледом. На коврике на полу лежал большой пушистый ком. При моём приближении он испуганно шевельнулся и, обернувшись котом, забрался под кресло.

А голос продолжал литься, заполняя собой всё пространство, но, кроме меня, никто на него не реагировал: из домов не повыскакивали ни ценители пения, ни возмущённые шумом соседи, требуя прекратить безобразие. Всем здесь до фонаря.

Внезапно пение стихло, но оно продолжало звучать внутри меня. Я не уходила, надеясь, что оно снова раздастся. В эту минуту открылась дверь и появилась женщина – смуглая, статная, с миллионом свисающих до талии косичек-спиралек. Никогда не видела такого количества волос! Её облик меня поразил, как и пение, – вылитая королева. Лицо у неё выразительное, как отточенное. На шее женщины висели бусы из голубовато-серебристых камешков, похожих на льдинки. На обеих руках – перстни с такими же льдинками.

– Это вы пели? – спросила я её.

– Да, я.

– Классно вы поёте.

– Спасибо, – улыбнулась она. – Как тебя зовут?

Голос у неё, как и пение, особенный. Хоть раз услышишь, навсегда запомнишь.

– Славка. Мы с мамой только что приехали, будем жить вон там, у Ефима, – махнула я рукой в сторону его дома. – Они с мамой недавно поженились.

– Да, да, я слышала. Приятно познакомиться. Меня зовут Нола. Надеюсь, вам с мамой здесь понравится. У нас сегодня правда жарко, давно такого пекла не было.

– Для меня чем жарче, тем лучше, – бодро заявила я.

– Не зайдёшь? Угощу чаем с конфетами, – пригласила она.

Слушая её пение, я представляла её жильё другим, а оно напоминало магазин сувениров. Повсюду разнообразные сосуды, шкатулки, бутылки с длиннющими, как шеи жирафов, горлышками, какие-то финтифлюшки. На одной полке – группка матерчатых фигурок зловещего вида: с перьями на головах, с впадинами вместо глаз. В их открытых ртах торчали длинные редкие зубы, смахивающие на расчёски. И посреди всего этого возвышался рояль.

– Садись, располагайся, – сказала Нола. Принесла чай, сладости.

– А что это за страшные безглазые фигурки? – спросила я.

– Куклы-вуду.

– Я что-то про них слышала, не помню. Что это?

– Это куклы, используются в чёрной магии.

– Они вам нужны для колдовства? – удивилась я.

Ничего себе райончик: одна соседка гадает, другая колдует!

– Нет, – рассмеялась она. – Я этим не занимаюсь. Эти куклы просто как сувенир, мне их подарили друзья.

– Зачем дарить таких страшил? Лучше бы выбрали что-нибудь повеселее.

Она опять рассмеялась.

– Подарили, потому что я собираю разные поделки, видишь, сколько их у меня, а ещё подарили, потому что куклы-вуду связаны с родиной джаза – Новым Орлеаном.

– Вы поёте только джаз?

– В основном да, но поп тоже.

– А где вы выступаете?

– В ночных клубах, иногда в ресторанах.

– Как же так, с вашим голосом вам надо на сцену. Когда я вас услышала, решила, что вы известная певица. Зачем в ресторанах, народ там пьёт, жуёт, орёт. Чего там публика понимает в пении! – с пылом заявила я.

– Некоторые знаменитые певцы начинали именно с ресторанов.

– Ну, не знаю, – засомневалась я. – Шансов на это мало, скорее застрянешь в ресторане на всю жизнь. Вам надо на большую сцену.

– Меня умиляет, с какой горячностью ты рассуждаешь, – рассмеялась она опять. – Ты любишь джаз?

Сказать правду – неудобно, а врать я не рискнула: если она спросит, каких исполнителей я люблю, попаду впросак. Пришлось признаться, что к джазу я равнодушна, всегда считала его скучным, но, услышав её пение, впервые подумала, что он далеко не скучный.

– Скачаю в Интернете, – заверила я.

– Если хочешь, я могу дать послушать диски.

– Хочу.

Произнесла я это не только потому, что хотела сделать ей приятное. Самой интересно.

Она подошла к шкафу и, пока вытаскивала из ящика диски, что-то тихо напевая, льдинки в её кольцах и бусах, мерцая, мигали в такт её движениям.

– Необычные у вас украшения, – сказала я. – Камешки, как живые, светятся и перекрашиваются.

– Может, и живые, – улыбнулась она. – Это же лунный камень, а он, как говорят, обладает целебными свойствами.

Нола понравилась мне с первого же мгновения. Открытая, без фальшивостей, без наигранности, яркая. Надо маму с ней познакомить. Маме нужны настоящие друзья, в людях она не разбирается и выбирает в подруги не тех.

– Держи, – протянула Нола мне диски.

– Я послушаю и прямо на днях верну, – пообещала я и на всякий случай добавила: – Обязательно верну.

– Слушай сколько хочешь. Вот ещё кое-что. Пусть это принесёт тебе удачу. – Она сняла с пальца одно кольцо и вложила мне в руку.

Камешек в нём слабо мерцал: то голубел, то становился дымчатым, то поблёскивал, как стекло на солнце. Камешек-хамелеон. Чтобы её не расстраивать, если кольцо мне великовато, примерять я не стала. Только я её поблагодарила, как нас перебил телефон. Она взяла, глянула на экран и отбросила в сторону. Но кто-то настойчиво продолжал трезвонить, а она не брала. Я видела, что она нервничает.

Телефон не унимался. Похоже, что тот, кто настырничал, раздражён оттого, что она не отвечает, и назло без конца набирал её номер. Надо выключить звук – и все дела. В итоге она так и сделала.

– Мне пора, пойду, – произнесла я, чувствуя, что она уже не со мной, не в этой комнате, а где-то далеко, что звонки её напугали, и она кого-то боится. Или мне мерещится, мало ли кто ей звонил и какие у них отношения.

– Заходи ко мне в любое время, не стесняйся, – сказала она, очнувшись. Она вновь улыбалась, как будто ничего не произошло, но, когда мы, прощаясь, обнялись, я услышала, как тревожно колотится её сердце.

– Поздновато, – попрекнул меня Ефим, когда я вернулась. Полностью вошёл в роль отчима.

– Я же послала эсэмэску, что задерживаюсь, познакомилась с вашей соседкой Нолой. Потрясная она певица.

– Да, певица хорошая.

Согласен он или дипломатично поддакивает, я не разобрала.

– Вы с ней дружите?

– Не то чтобы дружим, общаемся по-соседски.

– Она замужем?

– Разведена.

Делиться своим предположением, что Нола чего-то опасается, я не стала. Мне могло показаться.

– Где мама?

– Она очень устала, заснула прямо на диване, я её отнёс в спальню. Ты тоже, наверное, устала, иди отдыхай.

Я отправилась спать. Самой не верилось, что у меня теперь есть собственная комната, да ещё с высоким, до потолка, окном. Оно выходило на задний дворик – аккуратный, как и дом, но пустоватый. Кроме жидкого одинокого дерева и травы, там ничего не росло. У забора стоял небольшой сарай, где Ефим держал косилку и всякие хозяйственные штуки. Сарай он сам построил – любил всё мастерить и чинить. Как я вскоре заметила, если в доме что-то выходило из строя, он немедленно хватался наладить. Радовался, когда что-то ломалось. Он мог бы быть кем угодно: плотником, слесарем, электриком, список можно продолжить – мастер на все руки. В моём понимании таким и должен быть настоящий мужчина, а не неженкой, не умеющим даже гвоздь вбить в стену, как мамины бывшие хмырики.

Ещё на заднем дворике стояли металлические стулья, столик и гриль. «Сейчас сделаем шашлык», – указал на гриль Ефим, показывая нам с мамой свой участок. Шашлык получился отменный, я уплетала за обе щёки.

Ночью дворик освещал яркий фонарь, и я заметила парочку каких-то животных, похожих на кошек. «Это еноты. Наверное, удрали из питомника, он здесь неподалёку, они часто ко мне залезают», – сказал Ефим, когда я его спросила на следующее утро. Он расставлял ловушки-клетки, затем отвозил енотов назад в питомник или далеко на природу, выпускал на волю, но они возвращались – свобода им не нужна, им у него нравилось. Ту парочку тоже повёз в питомник.

Это я набросала для полноты образа его портрет. Добряк он, верный и надёжный, а мама, несмотря на это, ринулась в объятия урода Марка. Но когда я, лёжа в постели, подводила в полудрёме итоги первого дня в «деревеньке», ничто не предвещало беды, всё виделось радужным, а не безнадёжным, как я представляла, покидая Питер. И, засыпая, я думала о том, что после всех страданий и неудач, после череды никчёмных мужиков мама наконец нашла нормального человека, и не важно, что он красотой не блещет, зато заботливый и добродушный, без понтов и заморочек. Как же я заблуждалась, считая, что мама это сознаёт и будет крепко за Ефима держаться!