Kitabı oxu: «Единственная»

Şrift:

* * *

C огромной благодарностью моим терпеливым читателям, а также верным помощницам: Вере Борисковой и сестре Юлии. Вы – мои главные Музы и вдохновительницы на литературные подвиги!

Глава 1

Множество парящих гравиплатформ на фоне прекрасного, бесконечно голубого неба Земли с белыми пушистыми облаками. Команды замерли навытяжку возле шаттлов, которыми нас отправят на орбиту к межзвездникам. На больших голограммах меняются изображения потрясающей красоты и яркости – запредельное световое шоу с элементами истории человечества, призванное украсить праздник в честь начала грандиозной миссии по освоению Вселенной.

Выше других парила гравиплатформа, на которой расположился весь цвет руководства Межзвездного флота Земли, большей частью подразделений исследования дальнего космоса. Солнечные лучи отражались на множестве золотых знаков отличий этих достойных людей, известных в тридцати пяти открытых мирах.

Пожилой, седовласый, весьма представительный адмирал, облаченный в белоснежную, расшитую золотыми позументами форму, громким, невероятно уверенным голосом вещал: «Шестое мая шесть тысяч сто шестого года – запомните эту дату. Ведь именно сегодня мы начинаем новую эру исследований и открытий. Именно вы ее вестники. Пятьдесят один корабль с лучшими специалистами и учеными, сплоченными командами, как нельзя лучше подобранными вместе. Вам покорится дальний космос и неизведанное. Вы те, чьими именами потом назовут открытые планеты. А может, и целые планетарные системы».

Камеры запечатлели участников ближайшей команды. Суровые лица тринадцати военных в черной форме, или чертова дюжина, неизменная на каждом судне миссии. Далее командор корабля и голограмма четверых членов экипажа, находящихся в рубке, которые управляют полетом и занимаются технической частью. Выглядят совершенно бесстрастными – привыкли к дальним путешествиям и торжественным проводам. Форма у них темно-синего цвета. Замыкали ряд шестеро ученых, специалистов различных областей – «ботанов», как покровительственно называли меж собой военные и летный состав ученых, одетых в темно-серые костюмы. В отличие от «вояк» и «летунов», как за глаза «в отместку» назвали их ученые, на некоторых из них серая форма сидела мешковато, без особого лоска, присущего людям в погонах. Да и сами ботаны порой, кажется, забывали стоять по стойке «смирно» и расслабленно улыбались с экрана.

Адмирал продолжал вдохновенную, пафосную речь: «Сейчас на вас смотрят представители тридцати пяти известных нам миров. Наши добрые партнеры, верные соратники, хорошие соседи. Они, как и мы, ждут от этой миссии результатов, открытий, вложили в общее дело много ресурсов и труда. Так давайте докажем всем, что на землян всегда можно положиться. Мы лучшие, смелые, нам море по колено и горы по плечо.

Я убрала громкость и рассматривала лица, знакомые и незнакомые… такие далекие. Любовалась голубым небом, зелеными террасами, веселой толпой самых разных граждан Земли, дружно махавших руками, флажками, плакатами. Они – наблюдатели, а мы – непосредственные участники миссии.

По моей щеке скатилась слеза: как же так случилось, отчего, почему?

Перед глазами менялись любимые с детства виды Земли, а в мыслях я вспоминала именно тот день. Почему тогда во мне ничего не дрогнуло, предупреждая о грядущей беде? Не отговорило?

Хотя… за год до этого погибла моя семья, вся! По какому-то злому року, в результате разрыва гравитоннеля, погибли родители, родственники и друзья семьи, в тот момент собравшиеся в нашем поместье на праздничный прием в честь дня рождения моей прабабушки. И не только они. А я… Я опоздала на это торжество всего на полчаса: в академии задержали, пока вручали документы выпускникам, пока напутствовали. Тридцать минут разделили мою жизнь на до и после…

Тогда я с цветами, купленными впопыхах по дороге, подлетела к родному дому и – не узнала его. Там, где был красивый, цветущий сад, украшенный и подсвеченный в честь большого приема, зияла огромная развороченная воронка. Из нее, словно гигантский полоз, торчали вагоны межконтинентального метро, по которому они двигались со сверхзвуковой скоростью благодаря гравитоннелям. Поэтому разрушения в момент аварии были колоссальными. Состав вырвался из-под нашего дома, смел все вокруг на километр. Соседям тоже досталось. Трагедия унесла жизни более трех тысяч пассажиров поезда и свыше пятисот человек наверху. Девяносто восемь из них – моя родня, собравшаяся на юбилей прабабушки. Ей исполнилось сто лет…

Мой ад продолжался дальше. Едва похоронила родню, меня атаковали десятки поверенных и семейных адвокатов, а я… Что я могла? Все компенсации и страховки, которые получила, став единственной наследницей, ушли на погашение долгов родственников. Кто-то задолжал рабочим и поставщикам на своих предприятиях, кто-то набрал кредитов, даже игральных долгов, кто-то кому-то что-то обещал… Много чего было, в том числе странного и немыслимого.

Я только успевала отбиваться от кредиторов и проходимцев, которые, узнав о компенсации, широко освещаемой всеми СМИ, слетелись со всей галактики, словно стая стервятников. Пришлось мне, совершенно не разбиравшейся в бизнесе вчерашней беззаботной студентке, раздавать, платить, возмещать, погашать. Я чувствовала себя беззащитной и беспомощной, чудовищно одинокой и несчастной. Стараниями семейного адвоката через полгода после трагедии и полного сиротства меня не обобрали до нитки. Осталась изуродованная земля, на восстановление которой уйдет не менее года; квартира в центре столицы, подаренная год назад родителями; весьма скромный счет в банке, с которым с голоду не умрешь, и только. Зато я абсолютно, просто девственно чиста от любых долгов, прискорбно, что и от родственников.

И вот именно тогда, устроившись с бокалом красного вина на террасе своей престижной квартиры, кутаясь в пушистый плед от осеннего ветра, я увидела новости. Завершался набор участников миссии «Звездный веер». Программу этой экспедиции представили общественности еще три года назад, просто раньше она меня не интересовала, особенно последнее время. И вот, кажется, миссия скоро стартует.

В Центральную академию Земли приходили запросы с целью найти желающих стать участниками «Звездного веера», и мне, как одному из лучших ксенолингвистов, тоже предложение поступало. Правда, когда я поделилась с родителями этой новостью, отец категорически отверг мое участие в «подобной авантюре». Однако, оставшись круглой сиротой, не в силах справиться с тоской по родным и близким, столкнувшись с невиданным ранее отношением себе подобных в то время, когда была не в силах сопротивляться, а меня целенаправленно давили, унижали, обирали, преследовали, – призадумалась.

На экран визора впервые за полгода я смотрела с интересом, а не с отвращением. Тогда мне хотелось сбежать от всех людей, проблем и в первую очередь от душевной боли. Идея отправиться в космос показалась заманчивой. Я тут же обратилась в Адмиралтейство Звездного флота, в отдел, который занимался набором участников.

Видимо, так хотели звезды: тестирование и всевозможные проверки я прошла – молодая, физически, генетически и психически здоровая. Еще бы, каждый мой родственник гордился чистотой крови и отсутствием популярных уже несколько столетий, целенаправленных, множественных мутаций. Даже личная трагедия помогла пройти отбор – мне показалось, что сиротство было благоприятным фактором при тестировании. Окончательно прийти в себя помогли следующие полгода подготовки.

Потом торжественная церемония – и наш межзвездник в составе двадцати четырех членов экипажа вышел в открытый космос.

«Звездный веер» – миссия веерной рассылки пятидесяти одного корабля в неизученные глубины космоса. Небольшие, но прекрасно укомплектованные корабли с мощными реакторами самых последних, но досконально испытанных разработок. Благодаря им путешествие между открытыми мирами – дело всего лишь недель, а не месяцев или даже лет.

И вот мы здесь, где именно, правда, так и не узнали, но где-то далеко – однозначно. Только обратной дороги не существует.

За год пути в неизвестность было много интересного, необычного, нового, удивительных открытий. Потом командор принял решение вернуться. Ресурсов корабля осталось на обратную дорогу. Но мы не смогли! Может, Хойт Кроу, пилот-весельчак, слишком часто посылал всех в черную дыру, а руководитель ботанов, ксенобиолог Черч Номэ, любил частенько порассуждать о так и не изученном феномене появления червоточин, но именно с ней мы и столкнулись.

Точнее, в какой-то момент космическое пространство словно разорвалось – и нас, будто в воронку, затянуло в пространственно-временну́ю дыру. Попытка выскочить, чтобы спастись, не удалась, только усугубила наше положение. Создание и наращивание мощного энергополя для скачка и влияние полей червоточины чуть не разрушили сам корабль.

После того как корабль наконец выкинуло из воронки «где-то там» и экипаж пришел в себя, выяснилось, что в переделке, в которой мы побывали, уцелели далеко не все. Из двадцати четырех членов экипажа выжили лишь девять. Повезло тем, кто умер сразу! Об этом «везунчики» узнали немного позже.

– Таяна, Хойт, подойдите, пожалуйста, в салон, – прозвучал усталый голос Резникова по громкой связи.

Я еще некоторое время глядела на экран, где мелькали кадры моей прошлой жизни, вытерла слезы и приподнялась на кровати. С каждым днем двигаться хотелось меньше, а заснуть и не просыпаться – больше. Медленно спустила ноги с койки, обулась, одернула, к счастью, немнущуюся и взятую из никому теперь не нужных запасов чистую серую форму ботана – слегка облегающие брюки самого простого фасона и короткую куртку, застегивающуюся под горло. Откинула за спину длинный, уже порядком спутанный хвост светлых волос и вышла из каюты, едва не волоча ноги: силы утекали по капле, но беспрестанно.

Коридор, освещаемый тусклым светом, опять напомнил мрачное, гнетущее подземелье – у поврежденного в червоточине реактора со временем, один за другим неизбежно отказывали энергоблоки, приходилось экономить буквально на всем, отключать отсеки для сохранения энергии. Я невольно передернулась и обняла себя за плечи.

Еще больше угнетал вид второго помощника командора Дмитрия Резникова, ожидавшего меня в салоне. Некогда аккуратная, хорошо сидевшая на нем синяя форма теперь в неряшливых пятнах и разводах и свободно болтается. Сейчас он единственный, кто все время проводит, хоть как-то устраняя вал проблем, связанных с неисправностями корабля, сыплющимися как из рога изобилия. А ведь совсем недавно ему помогала неразлучная парочка: навигатор Дарья и инженер Михаил – веселые влюбленные супруги… были. Две недели назад они покончили с собой…

Равнодушно, покорно судьбе я спросила:

– Что-то еще случилось?

– Ты починил блок навигации? – чуть более эмоционально поинтересовался пришедший следом за мной Кроу.

Хойт Кроу – пилот корабля – раньше тоже вместе с Резниковым ремонтировал проводку, копался с оборудованием, придумывал, как спастись, а теперь походит на полутруп. Умереть – смелости нет, а жить – желания.

– Нет, Даннарт основательно поработал над дисплеем и внутренним блоком – уничтожил все качественно, – констатировал Резников.

– Вот скотина, – равнодушно, скорее по привычке, выругался Хойт. – Сходил бы с ума в одиночку – так нет, решил и нас приобщить. Нет бы, как Верона, тихонько вены в каюте перерезать, никому не мешая, – этот идиот решил сдохнуть феерично, с искрами и жареной корочкой. Придурок.

Мысленно я согласилась с ним. Жан Даннарт – один из офицеров группы сопровождения – во время «перехода» сильно ударился головой и в результате получил повреждение мозга. Выжить выжил, но после натворил немало бед, усугубив и так критическое положение. Да что там, сделал его катастрофическим. Убил своего командира за приказ, отданный не тем тоном, а потом выбрался из карцера, куда его посадили от греха подальше, и разгромил рубку, тем самым уничтожив системы управления и навигации, еще хоть как-то функционировавшие. Заодно и сам поджарился, и рубка безнадежно провоняла.

Теперь наш межзвездник – консервная банка, которая неизвестно куда движется. А мы, как просроченная рыба в собственном соку, мучаемся и тухнем.

– О мертвых либо хорошо, либо никак, – с досадой оборвал Хойта Резников.

Мы все уважали первого помощника командора – человека сильного, надежного, умного, достойно ведущего себя даже перед лицом смерти. Ему всего сорок два, молодой, с учетом того, что люди живут до ста двадцати. Представительный, статный, симпатичный, тоже блондинистый мужчина. Мне двадцать три, но при этом ко мне он относился как к дочери. Ласково, по-отечески трепал по макушке. Сначала все решили, что он увлекся мной, даже я тогда почувствовала себя неловко, но довольно скоро разобрались, что совсем не страсть или любовь были причиной его заботы.

Случайно кто-то из экипажа увидел в каюте Резникова голограмму его семьи, где он обнимал женщину и девочку, походившую на меня. Потом мы узнали, что Резников разведен, дочь давно не видел – жена не позволяет.

За год в экспедиции мы хорошо узнали друг друга. Казалось, все двадцать четыре члена экипажа стали роднее родных. А после встречи с червоточиной оставшиеся в живых девять человек еще и досконально познакомились с недостатками друг друга, в полной мере проявившиеся за полгода космического дрейфа, изнурительной борьбы за выживание. Кто-то, как Резников, остался человеком чести до последнего, бойцом! Или, как бывший весельчак Хойт Кроу, а ныне нытик и ворчун, психологически сдался, однако смерть его еще пугает. Или, как я, со временем превратился в созерцателя. Жить хочется до дрожи, но сил на борьбу просто нет, и как спастись, не представляла.

– Ну, и зачем нас позвали? – вяло возмутился Хойт. – А где Анна? Опять поминает Монтенеску? Скоро белочек ловить начнет. Столько пить, да еще на голодный желудок!

– Анна ушла за Монтенеску, – поморщился Резников.

– Куда ушла? – одновременно переспросили мы с Хойтом.

Впервые за все время помощник командора сорвался на крик:

– Куда-куда, в открытый космос! Напилась до невменяемого состояния, видимо, и пошла своего любимого Ивара искать. Я нечаянно заметил, когда экранами наружными занимался. Она как раз мимо… «проходила».

Я осела на пол и, обняв себя руками, всхлипнула:

– Это какое-то безумие! Когда уже все закончится?

Резников отвернулся, нервно потер голову обеими ладонями, явно усмиряя секундный порыв выдрать волосы. Затем устало, сраженно опустился на ближайший стул.

Хойт привалился плечом к двери, словно не осталось сил сделать шаг в некогда замечательный, уютный салон исследовательского судна. Это так называемое место психологической разгрузки специально сделали удобным, в приятных глазу тонах, с мягкими диванами, позволяющими телу расслабиться, со столами, над которыми плавали трехмерные изображения любых объектов, – все возможное, чтобы участники длительной экспедиции могли отдохнуть, пообщаться и обсудить животрепещущие вопросы.

Наконец Резников глухо произнес:

– Я вынужден признать: восстановить навигационную систему корабля не в силах. Мы слепы как кроты. Что не уничтожила червоточина, доломал Даннарт. Вернуться домой мы не можем…

– Еще бы знать, в какой точке мы и в какой вселенной наш дом, да? – ядовито процедил Хойт.

Помощник командора посмотрел на пилота, хотел ответить жестко, но, устало опустив плечи, продолжил так же глухо:

– Воды хватит на неделю максимум. Если экономить еще больше.

– Больше некуда, пить хочется постоянно, вода хоть как-то глушит голод, – пожаловалась я.

– А еды… – Резников тяжело вздохнул и признался: – Я полностью разобрал установку, чтобы выгрести остатки. Есть больше нечего.

– Значит, скоро съедим Тайку, – усмехнулся Хойт.

Я испуганно посмотрела на него – поверила безоговорочно. История человечества знает немало примеров, когда ради выживания и в голод люди поедали себе подобных.

Резников тяжелым взглядом смерил «людоеда» и возразил с нажимом:

– Предлагаю быть людьми. Нас осталось трое. Судно умирает, пищи нет, вода на исходе. Воздуха хватит, конечно, на дольшее время, но это лишь продлит агонию.

– Что вы предлагаете? – сипло спросила я, подсознательно уже зная ответ.

– Я активировал нулевой код…

– Программу самоуничтожения, как только на корабле не останется ни одного живого человека? – уточнила я.

– Да.

– Да какая разница, что станет с этой железякой, когда мы все помрем? – раздраженно махнул рукой Хойт.

Я в недоумении посмотрела на пилота. Даже мне, ксенолингвисту, понятно: на корабле слишком много информации, тысячи образцов, взятых на новых планетах. Мои мысли подтвердил Резников:

– Если ты умираешь, это не значит, что мы должны подвергать угрозе свой мир. Наша железяка может дрейфовать в космосе долго, когда от тебя даже костей не останется. И неизвестно, кто найдет корабль и кому достанется ценнейшая информация. Да, с нашим уровнем развития мы не можем найти дорогу домой. Но, вполне вероятно, может найтись кто-то более умный и продвинутый…

– Спасибо, что напомнил… про кости, – неожиданно иронично, как раньше, усмехнулся Хойт.

– Надо прибраться. Везде! – решительно предложила я.

– Попрощаться со всеми, вспомнить в последний раз, – кивнул Резников.

– Подчистить всю базу, чтобы уж точно были чисты как младенцы, – согласился Хойт.

– А потом, – Резников вытащил из кармана три миниатюрных шприц-тюбика с голубоватой жидкостью и горько улыбнулся, – спокойно лечь спать.

Новая задача взбодрила нас, придала жизни хоть на короткий срок, но тем не менее. Наверное, это бессмысленно, но мы навели порядок в каютах погибших товарищей, словно они скоро вернутся и им будет приятно увидеть голограммы любимых людей, аккуратно сложенные вещи. Уничтожили все образцы, наши многочисленные лаборатории теперь сияли девственной белизной, как в самом начале экспедиции. Системы и базы данных обнулили.

Потом мы посидели втроем в салоне, включив максимально возможное освещение, допили бутылку спирта, оставшегося от Анны, крепко обнялись и, разобрав шприцы, отправились по каютам. Перед смертью каждому из нас хотелось подумать, побыть наедине с собой и, мне кажется, банально набраться смелости, чтобы рука с ядом не дрогнула.

Глава 2

Из забытья меня вырвали чужие руки, кажется. Уже было сложно определиться: бред это или реальность. Я просто ощутила и словно сквозь мутную пелену увидела, как из моих пальцев вытащили шприц с голубой смертью. Забрали у меня легкую смерть или меня у нее.

Ни думать, ни шевелиться не осталось сил: безнадега, голод, обезвоживание сделали свое черное дело. Только в одном не преуспели – не смогли вынудить меня принять яд. Сколько дней я так валялась в каюте? Все смешалось. Но каждый раз, стоило поднести шприц к телу, срывалась в истерику – боялась страшно.

Жить хотелось до ужаса!

Я попыталась сосредоточиться, но тщетно. Словно во мгле мелькали темные фигуры, которые рылись в моих вещах, бросали их в какой-то контейнер. Потом вновь ощутила прикосновение, короткий взлет и холод по спине.

Меня несли. Кто, куда, зачем? Неизвестно. Сначала темный корабельный коридор, по которому последнее время впору было ходить на ощупь, а уж что-то разглядеть… А потом – ослепительно-яркий свет заставил закрыть глаза, да и не хотелось больше сопротивляться поглощавшим меня тьме или свету…

Очнувшись снова, я открыла глаза и зажмурилась от резкого, слепящего света, бившего даже по векам. Я уже умерла и это рай? Может, встречусь здесь с родными? Хоть какое-то утешение после печальной и бесславной кончины.

Вдруг пронзительно-слепящую тишину нарушили два голоса – непривычных, незнакомых, каких-то булькающих, один чуть выше другого. Омерзительная волна страха прошила меня до кончиков ногтей. Совершенно неизвестный язык отозвался дрожью в теле, зашумел в ушах. Никогда не думала, что, будучи хорошим ксенолингвистом, имеющим в своем активе несколько сотен языков и диалектов, окажусь настолько неподготовленной к подобному.

Сразу после короткого диалога со мной начали проделывать какие-то манипуляции. Чьи-то руки действовали аккуратно и уверенно, показалось, еще и бесцеремонно, словно я нечто неодушевленное. По ощущениям, с меня снимали присоски с датчиками, затем что-то распылили. По влажной коже побежали мурашки, усиливая дискомфорт, – воздух стал более прохладным, чем обычно.

Наконец, осмелившись приоткрыть глаза, прищурившись от непривычно яркого света, я посмотрела на… невиданное, потрясающее воображение существо. Вроде бы гуманоид: голова, две руки и две ноги, с меня ростом, то есть примерно метр семьдесят. На этом сходство закончилось. Голубой цвет кожи говорил о том, что, скорее всего, в его крови не железо, как у нас, а медь. Голова – как у акулы-молота, с «боковыми» глазами, круглыми, с узким вертикальным зрачком; широкий приплюснутый «лоб». Носа нет. Вместо привычного рта – выпуклая складка, которая периодически морщилась, а слева и справа от нее две горизонтальные щели. Это рот? Или что? Может – жабры? Хотя… какие жабры, если мы оба без защитных костюмов и дышим одним и тем же воздухом? Это открытие меня порадовало, ведь постоянно находиться в скафандре – хуже только умереть.

Вероятно, только благодаря своей немощности и парализующему страху я с криком не пустилась в бега, когда существо взяло у меня немного крови незнакомым прибором и, наверное, с неменьшим интересом, чем я его, изучало данные, появившиеся перед ним на виртуальном экране.

Поморгав и немного привыкнув к слишком яркому свету, я с огромным интересом и опаской рассматривала то пришельца-страхолюдину, то окружающее пространство. Жуткая «акулья» голова этого гуманоида держится на мощной шее. Широкие плечи, развитый торс, руки с шестью пальцами – два противостоят четырем. Ноги в необычных ботинках на толстой подошве. Одежда непривычная: с ячеистой структурой, пористая, по-моему, с эффектом дыхания, серо-зеленого цвета, тоскливого, как туман в лесу.

Второй пришелец заинтересованно таращился круглыми зенками в головизор и, жестикулируя руками, приближал и менял картинки на голубом экране. Похоже, исследовал особенности моего тела. Рядом с картинками бежали белые символы. Видимо, он сравнивал их с другой колонкой, выделенной желтым цветом. Выявив что-то любопытное, этот индивид вновь забулькал. А я сделала вывод, что боковые щели выполняют функцию рта, даже двух ртов.

Небольшое помещение, в котором мы находились, ассоциировалось у меня с медицинским отсеком, по принципу: куда еще можно было отправить умирающего от голода и жажды человека. Помимо моей, скажем так, полукапсулы, имелись еще несколько таких же и неизвестного назначения оборудование. Третий «медик», которого я увидела, отважившись покрутить головой, словно парил в окружающем его сиянии и, судя по сосредоточенному виду и спокойным жестам, тоже чем-то занимался.

Я вновь посмотрела на первого пришельца и поймала его взгляд – ощущение, словно на меня чересчур умная акула, даже разумная, с прямо-таки человеческим интересом посмотрела, отчего внутри все сжалось от страха. Показалось, что этот гуманоид мужского пола, хотя, скорее всего, надо мной довлели стереотипы. Неожиданно незнакомец коснулся кончиками пальцев моей щеки, заставив вздрогнуть. И затем – покраснеть, наверное, до кончиков волос, потому что он мягко провел по скуле, скользнул пальцами по плечу, руке до кисти, напомнив, что я абсолютно обнаженная.

Кожа у гуманоида оказалась мягкой и более холодной, чем у нас. Он взял меня за руку и осторожно, но настойчиво помог сначала сесть в капсуле, а потом выбраться из нее. Чувствуя себя ужасно неловко голой перед иномирцами, я непроизвольно перекинула на грудь почему-то влажные волосы и закрыла ладонями низ живота. Зябко передернула плечами. Холодно здесь, а в капсуле наверняка поддерживалась комфортная температура.

Еще обратила внимание, что очень сильно похудела, правда, привычной в последнее время невыносимой слабости, от которой каждая мышца походила на желе, я уже не ощущала. Надо полагать, меня кормили питательными растворами. И раз я выжила благодаря «акульей» медицине, значит, мы со страшными синекожими гуманоидами похожи не только тем, что дышим одним воздухом, но и питаемся одинаково.

В полном молчании глазастый «мужик» отвел меня в кабину, где опрыскал зеленой мерзостью, пахнущей, как протухшие на солнце водоросли, а потом, кажется, вымыл в ионном душе и вывел наружу чистую до скрипучести. Даже кожа порозовела. Затем жестом указал, к моему невыразимому счастью, на мою одежду, сложенную на низком столе. Одевалась я быстро. Во-первых, нечего расхаживать перед неизвестно кем голяком, во-вторых, мерзла не на шутку. К еще большему счастью, мои вещи оказались чистыми, хоть и отдавали душком тех самых водорослей. Неужели меня обрабатывали, как и одежду? Любопытно!

Как ни удивительно, мои, помнится, спутанные, серые, грязные волосы вновь легли на плечи мягкой золотистой волной. Обувшись, я выпрямилась и наткнулась на внимательные взгляды трех пар умных акульих глаз. Невольно сделала шаг назад и только силой воли удержалась на месте. Пришельцы спокойно разглядывали меня, а как себя вести и что делать, несмотря на профессиональную подготовку, – поди узнай без инструктора. Они тоже молчали. Наконец осмотр завершился. Первый, назвала его пока так, коль никто из них не представился, «булькнул» команду – и сверху опустился щуп. А в следующее мгновение, беспомощно пискнув, я зависла над полом в ярком сиянии, словно в киселе. В распахнутые от ужаса глаза вперились световые лучи, выжигая мысли, эмоции, страхи…

Не знаю, сколько времени я провела, походя на пришпиленную бабочку, но всему приходит конец, в чем убедилась в очередной раз, вырвавшись из забытья и сидя на полу. Мне вновь прыснули чем-то в лицо, я открыла глаза и сфокусировала взгляд на жутких акульих зенках.

– Ты слышишь? Понимаешь меня? – булькнул мне на ухо Третий, поддерживая за плечи.

Я сначала дернулась от неожиданности, а потом, осознав, что понимаю пришельца, растерянно замерла. Вот так сюрприз: меня немного жутковатым способом обучили чужому языку. Вернее, подвергли обучению, сделали объектом воздействия. И тем не менее я поблагодарила:

– Да, спасибо. Теперь я вас понимаю.

Говорила медленно, осторожно, точнее, издавала булькающие звуки, не веря собственным ушам. Удивительно, но это оказалось несложно для человеческого речевого аппарата. Новое знание порадовало, ведь появилась возможность общаться, а значит – адаптироваться к новым условиям жизни. Еще бы узнать, в какое «тридевятое царство» я угодила.

– Это хорошо, – ответил Третий.

Я поспешила задать самый животрепещущий вопрос, отчаянно боясь услышать ответ:

– Жив ли еще кто-то из моей команды?

– Второй в норме, как ты, третий на реабилитации. Когда мы вас нашли, его функции были почти полностью подавлены токсином, который находился у вас в руках. Но его жизнеспособность восстановлена.

У меня слезы выступили от невероятного облегчения. Какое счастье – я здесь не одна. Кроу и Резников живы.

– Благодарю вас от имени экипажа за спасение, – с радостной улыбкой выпалила я от всего сердца. И сразу же перепугалась, вспомнив о печальном: – На корабле включена самоликвидация… если не будет обнаружено живых…

Спасители свистнули, кажется, тем самым по-своему выразив ироничный эмоциональный подтекст.

– Это мы уже выяснили, ваш транспорт сброшен и уничтожен. Деактивировать код ликвидации наши специалисты не успели.

– Простите, что доставили вам беспокойство и подвергли опасности, – произнесла я, расстроившись из-за утраты единственного средства передвижения и переживая, что мы чуть не погубили спасателей.

– Вы наши посетители, мы готовы к приему, – последовал любопытный ответ.

В академии у нас был большой и длительный курс по контактам с иномирцами: многочисленные особенности, культурные обычаи жителей других миров или видов. Но, оказавшись лицом к лицу с представителями неизвестного вида, причем голой и в единственном числе, я совершенно растерялась. К такому нас не готовили.

Я с усилием встала на подрагивающих ногах – все-таки силенок пока маловато, и попросила:

– Извините за доставленные неудобства. Скажите, пожалуйста, когда я могу увидеть своих спутников. Что с нами будет дальше?

– Вы наши посетители, мы готовы к приему, – повторил загадочную фразу Третий. А потом, к моему облегчению, добавил: – Ты на станции дронов. Дрон – название нашего вида. Твой второй спутник Дим Рез в каюте. Твоя каюта рядом. Там тебя ждут питание и сон. Потом общение. Возможно, состояние третьего – Хойта Кроу – скоро будет допустимым для перевода в каюту и передачи вам.

Странно, почему Резникова назвали укороченным именем? Третий неожиданно приподнял мою кисть и указал пальцем на кибер:

– Что это? Сканер показывает: это не живое.

Я неосознанно накрыла ладонью сантиметрового диаметра кружок, едва выделяющийся на коже голубоватым пятнышком, потерла запястье, судорожно размышляя, как бы ответить, и решила из осторожности сказать о части функций кибера:

– Это обычный имплант. Его вживили для удобства работы на корабле. Доступ в каюты, лаборатории, к питанию… Корабль уничтожен и сейчас он бесполезен. Со временем сам рассосется.

Гуманоиды заметно расслабились, правда, мне на миг почудилось, разочаровались. Словно надеялись, что это не обычный бытовой имплант, а что-то более интересное. Хотя кибер не только интересный. Но я насторожилась, узнав, что помощник командора назвался другим именем, поэтому о других возможностях кибера умолчала.

Затем мне указали на выход. Выйдя из медотсека, я замерла, в изумлении распахнув глаза: скорее всего, я оказалась на передвижной космической станции, а не стационарной. Ее ядро – огромный, сияющий нестерпимо белым светом стержень, который вращается, испуская даже видимые глазу энергетические волны, словно завис в бездне, вероятно, удерживаемый полями. Запредельное зрелище! Вокруг стержня медленно кружат рабочие и жилые уровни. А от сияющего ядра их защищает переливающаяся яркими сполохами энергетическая стена.

К стержню выходит множество коридоров и отсеков, как тот, из которого я вышла в сопровождении троих медиков. Мимо проходили десятки других, похожих друг на друга «акул», и все-таки разномастных, отличающихся оттенком кожи, ростом и размером головы. Но вот определить, кто из них какого пола, мужского или женского, я не смогла. Привычных отличительных особенностей, как у землян или других известных нам видов, не заметила.