Kitabı oxu: «Малахитовая симфония»
Узоры вдохновения
© Издательство «Четыре», 2025
Ирина Авраменко
Родилась в Симферополе. Окончила Ленинградский топографический техникум по специальности «картография». В 1995 году эмигрировала в Израиль, живёт в городе Нетании. Работает в телефонной компании. Стихи пишет с юности. Произведения публиковались в коллективных сборниках и литературных журналах разных стран. Лауреат и дипломант международных литературных конкурсов.
Член Союза русскоязычных писателей Израиля, Международного Союза русскоязычных писателей. Автор пяти поэтических книг: «Зелёный дождь», «Музыка воспоминаний», «Птица в поднебесье», «Осенний аккорд» и «Мандариновый сад».
Малахитовое счастье
Зелёный свет моей надежды
Уводит в дивные миры,
Где мы такие же, как прежде,
Герои жизненной игры.
Где нет наград и побеждённых,
Не тянет груз обид ко дну.
Где я в глазах твоих влюблённых,
Как в зелени воды, тону.
Где исчезают все напасти
И места нет для сладкой лжи.
Где малахитовое счастье
Лишь нам двоим принадлежит…
Жизнь уместилась…
Сцена финальная, гаснет экран,
Дальше кино не про нас.
Жизнь уместилась в один чемодан,
С ним ты уходишь сейчас.
И, оглянувшись на призрак окна,
Словно прощаясь с мечтой,
Вслед за тобой убегает весна
В облаке жёлтом цветов.
Я остаюсь среди солнечных нот,
С грузом прощённых грехов.
Жизнь уместилась в зелёный блокнот,
Полный любви и стихов…
Листопад
Осенних дней разбросанные листья,
Собрать их не удастся никому.
Прозрачный воздух, небывало чистый,
Лекарством станет, судя по всему.
Густой туман молочным покрывалом
Ложится на доверчивый пейзаж.
Нам осени, пожалуй, не хватало,
И листопад – он, безусловно, наш.
У ржавых листьев непростая доля,
Летят, кружатся, падают в траву.
И призрак осени на пожелтевшем поле
Сгребает бесконечную листву…
Двое
В этом мире нас только двое,
Две страницы из дневника.
Дарит дни и ночи покоя
Невесомо твоя рука.
Есть одно на двоих дыханье
И одно выражение глаз.
И не видело мирозданье
Двух людей, похожих на нас.
Двое нас на этой планете,
И на все вопросы ответ:
Без тебя меня нет на свете,
Без твоей любви меня нет…
Андрей Адмиральский
Родился 6 ноября 1968 года в Саратове. По профессии – врач-онколог.
Стихи начал писать с детства. Во время учёбы в медицинском институте стал сочинять к ним мелодии и исполнять их под гитару. Выступал со своими стихами и песнями в дружеских компаниях, участвовал в нескольких конкурсах авторской песни. Публиковал свои стихи в социальных сетях. В 2003 году на саратовском радио вышла передача, посвящённая стихам и песням Андрея Адмиральского. В настоящее время живёт в г. Саратове, работает врачом-онкологом.
«Всё осталось в далёком прошлом…»
Всё осталось в далёком прошлом —
Песни, речи исповедальные…
Если пьяный, то мысли пошлые.
Если трезвый – суицидальные.
«Я не люблю об этом вспоминать…»
Я не люблю об этом вспоминать,
Как молодость вином кипела в венах,
Как сладко жить и ничего не знать
О предстоящих бурных переменах.
Как я умел без памяти любить,
Как я считал любовь всего дороже,
Как жизнь ещё не начинала бить,
И грубых шрамов не было на коже.
Как не было их, впрочем, и в душе —
Тогда свои ещё не предавали.
Казалось, жизнь мы поняли уже
И взмахом с неба звёзды доставали…
Желанье жить – теперь желанье спать:
Во сне немного раны заживают.
Я не люблю о прошлом вспоминать
И не люблю, когда напоминают.
«Земля весною расцвела…»
Земля весною расцвела —
Не улыбнулся.
Вот мимо женщина прошла —
Не оглянулся.
Случилось чудо из чудес —
Не удивился.
Друг отвернулся и исчез —
Не огорчился.
Всю ночь пил водку со слезой —
Не удержался…
Увидел Женщину с Косой —
Не отказался.
«Время выстрелов в спину, время измен…»
Памяти Эриха Марии Ремарка
Время выстрелов в спину, время измен,
Время грубой циничной лжи.
И на Западном фронте – без перемен:
Пепелище вместо души.
В правде выгоды нет, состраданье – тлен,
Всё решает банковский счёт.
И на Западном фронте – без перемен:
Наша кровь – это их джекпот.
Чтобы выжить – практичнее сдаться в плен,
Поклониться суду зверья…
И на Западном фронте – без перемен,
На Восточном фронте – без перемен,
И на Южном фронте – без перемен,
И на всех фронтах Бытия.
Письмо отцу
Папа, мне сегодня одиноко,
Я, бывает, плачу в тишине…
Знаешь, я старею раньше срока —
Я на необъявленной войне.
Здесь идёт игра совсем без правил —
Грязная, дешёвая игра.
Потому надежду я оставил
В пепле догоревшего костра.
Я не сдался, я ещё пытаюсь
Что-то у судьбы отвоевать,
Но в себе всё чаще замыкаюсь
И стараюсь больше забывать.
Я привык к тому, что одиноко,
И к слезам в гнетущей тишине…
Вся любовь сгорела раньше срока —
Я на необъявленной войне.
«Свежий ветер с Дона…»
Памяти Владислава Романенко
Свежий ветер с Дона,
На Дону – весна,
И пасхальным звоном
Степь озарена,
По ночам не спится —
Знать, пришла пора…
Игрища в станице
С ночи до утра.
Свежий ветер с Дона,
На Дону – весна,
Я брожу влюблённый,
Пьяный без вина.
Сердце ночью плачет,
Сладкой болью жмёт…
Полюбил казачку —
Может, повезёт.
Свежий ветер с Дона,
На Дону – весна,
Наливай по полной —
Кончилась война.
Защитили славу
Боевых знамён…
Празднует по праву
Вольный тихий Дон.
Свежий ветер с Дона,
На Дону – весна…
«Святой отец, молись за кровь мою…»
Святой отец, молись за кровь мою —
Она с рождения моего в разгуле,
И встанет только с ядом или пулей,
А потому – её я раздаю.
Святой отец, молись за боль мою,
Прости за воздух, что хватаю жадно,
За жертвы, от которых мне отрадно,
За злую сигаретную струю.
Святой отец, молись за белый свет,
За жгущий раны мне весенний ветер…
Пусть торжествует жизнь на белом свете,
Но пусть живёт возмездия обет.
Но прежде помолись за дорогих,
За тех, кем болен я, кому поверил…
Пусть многие из них теперь – потери,
Мне часто ночью снятся их шаги.
Святой отец, молись…
«Мне очень захотелось тишины…»
Мне очень захотелось тишины,
Ходить оглохшим между ослеплённых.
Без музыки. Без крика. Без войны.
Без новостей и обсужденья оных.
Слова, слова – банальные клише,
А почитать глаза – там всё иначе…
И тишина пройдётся по душе
Как будто мягкой поступью кошачьей.
Хочу смотреть на красок буйный пир
И в цвете ощутить знаменье свыше…
Какое счастье – видеть этот мир!
Какое счастье – этот мир не слышать!
Ирина Бабич
Член Союза писателей Донецкой Народной Республики. Финалист премий «Народный писатель – 2015», «Поэт года – 2023». Обладательница ордена «Литературное единство», медалей «Михаил Лермонтов: 210 лет», «Александр Пушкин: 225 лет», имени Великой княгини Ольги за сохранение русских литературных традиций, за вклад в пополнение библиотечных фондов.
В 2024 году её книги номинированы на присуждение премий «Большая книга» и «Гипертекст». Сборник «Разносолы» представлен в проекте «Голоса эпохи», в результате участия в котором автор стала победителем в номинации «Выбор редакции».
За последние два года Ирина Бабич успешно приняла участие в двадцати с лишним литературных конкурсах, представила Донецкую Народную Республику на Всероссийском музыкально-поэтическом фестивале «Рукопожатие республик».
Семь нот, или Симфония жизни
Нота ДО
Первый взДОх
Заявившей о себе новой жизни.
Дерзкий вызов грядущей дороге,
Долгому пути
Из мгновений,
Часов,
Дней,
Недель,
Месяцев,
Лет,
Торопящихся вдогонку друг другу
В водовороте событий.
Задорный возглас
В предвкушении вдохновляющего странствия
В раздолье
Звуков и запахов,
Красок и вкусов,
Спорных догадок
И непреложных истин,
В мир
Будоражащих сердце слов и чувств,
В юдоль
Извечного противостояния добра и зла,
Оспаривающих самую дорогую для них добычу —
Человеческую душу.
Душу,
Исполненную достоинств и недостатков,
Душу,
Где меряются силами
Долг и пренебрежение,
Смирение и гордость,
Радость и досада,
Доблесть и трусость,
Доверие и измена,
Любовь и ненависть.
Посланный свыше дождь
Смывает
Вздорные границы между чувствами,
Дотошно стучит по клавишам души,
И её чёрно-белое бездорожье,
Досыта напоённое
Недосягаемой прежде житейской
мудростью,
Превращается
В стезю к уготованной доле.
Нота РЕ
РЕкой вешней,
Резвым паводком,
Стремниной с пенным гребнем набекрень,
Презревшей
Обременяющие её берега предрассудков
и запретов,
Вдребезги разбивая
Депрессию обыденности и безвременья,
Вторгаются
В дремлющую,
Лишь грезящую переменами душу
Воскрешающие её чувства.
Регата чувств,
Преображающих её фрегатов вдохновения,
Мятежными парусами ребячливо
тревожащих воздух.
Они
То вереницей,
То наперебой,
Наперегонки сменяя друг друга,
Спешат
По смущённой треволнениями
Акварели внутреннего мира
Навстречу
Забрезжившему впереди счастью бытия.
Об этом
Красноречивым рефреном уже поёт
Буревестник-душа.
Нота МИ
МИг – аккорд,
Жизнь – гамма.
Мириады мимолётных мгновений
мироздания —
Её нотный стан,
Где каждый знак —
Воспоминание,
Горькой микстурой потчующее
Или в тёплый кашемир укутывающее душу,
Мишень бескомпромиссной памяти.
Наш мир —
Микс аккордов
Мажорных и минорных,
Плюсов и минусов,
Оптимизма и пессимизма,
Антагонистов,
Сосуществующих
В извечной полемике друг с другом.
Выбор доминанты,
Умиротворившей бы душу,
За каждым из нас.
Нота ФА
ФАнфары грянули.
Арфа-скромность
Уступила место мажорному маршу.
Бравурные трубы – его фавориты.
Медь их факелом путеводным кличет
Из фальши клише и масок,
Из примерочной навязанных фасонов
жизни,
От бездушных фасадов обывателей,
От фанатов плотских благ в иной мир —
В мир
Преображающей фарфоровую душу
фантазии.
Дерзкий возглас фанфар
Укажет верный туда фарватер.
Нота Соль
СОЛЬный номер.
Первая скрипка.
Главная партия.
Их исполнители – соль земли,
Душа хлебосольного народа,
Талантливые мастера сольфеджио бытия,
Придающие ему смысл и остроту.
Они воплотили в жизнь вечное и доброе.
Претворением их любви к человеку
Стали нетленные образы
Сольвейг и Ассоль —
Символы незыблемой верности и веры
В созидающее наши души чудо.
Нота ЛЯ
ЛЯ – нота-праздник,
Нота-разгуляй,
Задорная плясунья,
Умерщвляющая праздную скуку,
Гусляр,
Лиричным мотивом веселящий сердце.
Воля душе.
Воспламеняется взгляд,
Вдохновляются мысли,
Воспрянувшие вдруг мечты выписывают
вензеля,
Щеголяют дерзкой клятвой тотчас
осуществиться.
Нота СИ
СИла духа в финальном звуке.
Голосистый возглас: «Брависсимо».
Занавес разноголосия гаммы.
Последний штрих
Импрессионистической живописи нотного
стана —
Полотна нашей жизни.
Прощальная экскурсия
В росистую лексику звуков и чувств.
Эпилог летописи из синтеза максим —
Мессий души человеческой.
Наталья Бабочкина
Родилась в г. Грозный, живёт в Москве.
По образованию журналист, литературный редактор. Член СП Москвы, литературного клуба «Творчество и потенциал», Межрегиональной просветительской организации «Объединение православных учёных». Соавтор монографии «Милая сердцу Малеевка» и нескольких поэтических книг.
Стихи размещает на портале «Стихи. ру.».
Отмечена 16 медалями, орденом «Литературное единство», почётным знаком «Золотое перо русской литературы». Представлена к почётному знаку «Литературный Феникс».
Первая степень в номинации «Голос Родины» литературной премии «Человек слова» (2024).
Автор песен на музыку композиторов В. Хоборова, С. Пенявского и др.
Рождество
Время святочных гаданий,
время сказок, волшебства,
неожиданных свиданий
накануне Рождества!
На душе светло и ясно,
тает всех печалей груз…
Загляни скорее в ясли,
там младенчиком Иисус.
В Вифлееме светит ярко
заповедная звезда,
и волхвы несут подарки,
восхваляя мать Христа.
Кроме памяти
Жизнь и смерть – два великих таинства,
караулящих без затей…
Ничего от нас не останется,
кроме памяти у людей.
Кроме добрых дел, внуков родненьких,
кроме книг, что напишем мы,
кроме нашей любимой Родины,
отмывающейся от тьмы.
Кроме счастья в глазах и верности,
кроме радости нежных встреч.
Кто жалел доброты по бедности,
так о тех не заводим речь…
Больше радуйся. Что печалиться?
Завтра снова наступит день…
Ничего от нас не останется,
кроме памяти у людей…
Нет безгрешных под луной
Ты не поверишь сгоряча,
но наших дней Вершитель,
что колыбель твою качал,
нам повелел с небес,
что из-за правого плеча
нас бережёт Хранитель,
а из-за левого плеча
подстерегает бес.
Презрев богатство и покой,
ища свою дорогу,
превозмогая естество,
где теплится душа,
канатоходцем над судьбой
идём от чёрта к Богу,
во имя светлое Его
свои дела верша…
Не прерывая судеб нить,
течёт ежеминутно
над каруселью заводной
трепещущая жизнь…
На то и Ангел, чтоб хранить,
на то и бес, чтоб путать,
ведь нет безгрешных под луной,
пока земля кружи́т…
Благодарить бы…
Живём, не веруя словам,
как заполошные…
Благодарить бы Бога нам —
а мы тревожили…
Ему молиться день за днём —
мы просьбой мучаем…
Как пожалеем мы потом
об этом случае…
Просить, чтоб близких уберёг,
что не жалели мы.
В душе погаснет уголёк
от недоверия…
Опять доверить бы словам
нам всё, что прожили…
Благодарить бы Бога нам —
а мы тревожили…
Разве человеку много надо?
Разве человеку надо много?
Дом родной, любимые, семья,
чтоб была безоблачной дорога,
чтобы шли по жизни с ним друзья…
Разве много надо человеку?
Веру – чтобы освещала путь,
и Надежды радостную веху,
и Любовь – постичь земную суть…
Пусть же его радуют порою
жизненные встречи и мечты!
Разные у нас по жизни роли,
разные моменты суеты…
Разве человеку много надо?
Радоваться жизни и пути…
Отгрохочет жизни канонада —
нас Господь на небе приютит…
Рука Бога
Чистота небес неоднозначна.
Белизна чарует облака…
Кажется, не явно, но прозрачно
Бога по годам ведёт рука…
Он, как малышей, сопровождает,
нас ведя средь жизненных невзгод,
нас прощает и предупреждает,
что не проживём мы без забот…
Веруя в Божественное слово,
соль Его молитв в душе храним…
Чтоб не сбиться нам с пути прямого,
мы ошибок горьких избежим.
Пусть добро извечно побеждает,
ведь у зла дорога коротка…
Пусть и дальше нас сопровождает
Господа хранящая рука!
Любимейшие дети
Мои стихи – любимейшие дети,
хранители удачи и труда!
Как много вас разбросано на свете!
А надо мной проносятся года,
и новых рифм кружение хмельное
даёт родиться строчкам, чтоб потом,
любимые, написанные мною,
звучали рядом за моим столом…
Звучите, не смолкая, много лет,
храня меня от горестей и бед…
Светлана Белик
Родилась 22 июля 1987 года в городе Киселёвске. Окончила учреждение высшего профессионального образования «Кузбасская государственная педагогическая академия» по специальности «русский язык и литература».
Свой творческий поэтический путь начала ещё в школе. Прозой занялась сравнительно недавно. Участник международных и всероссийских литературных конкурсов. Номинирована на соискание национальной литературной премии «Поэт года – 2024»; премии имени Сергея Есенина «Русь моя» за 2025 год. Участник «Антологии русской поэзии» 2024 года. Награждена медалью за вклад в развитие книжной индустрии «460 лет книгопечатанию в России», медалью «За вклад в семейное литературное наследие».
Вдохновение
Ты здесь, ты со мной, ты рядом,
Я чувствую твой аромат.
Каждое движение, каждое прикосновение —
Мой мир словно тобой объят.
Ты – чудо, ты – наваждение,
Ты словно голос внутри меня.
Каждое дыхание, каждое касание —
И жар, как от огня.
Ты – муза, ты – провидение,
Ты – творчество, ты – идеал.
Каждое движение, каждое мгновение —
О встрече с тобой я мечтал.
Наш рай
Не существует «рая», в который можно
нам сбежать,
Лишь настоящим надо жить, не убегать,
а побеждать!
Когда поймёшь, что этот «рай» внутри
тебя и есть,
То обретёшь гармонию не где-то там,
а здесь.
Враг не снаружи – он внутри, в себя
поглубже посмотри,
Всё, что имеешь, оцени, за всё судьбу
благодари.
Не существует «рая», в который можно
нам сбежать,
Лишь настоящим надо жить, не убегать,
а побеждать!
«В потоке людей мы часто одни…»
В потоке людей мы часто одни
Проводим свои будние дни,
Спешим и бежим, теряя себя,
В сплошной суете душу губя.
А стоит жизнь принять как есть,
В моменте жить, сегодня, здесь.
Груз прошлого не тащить,
Лишь настоящим ярко жить
И каждым мигом дорожить.
Жить, наслаждаться и любить!
Ольга Блинова
Родом из Томска. Мать – лингвист, отец – историк. Училась в Томском университете (филология), Иркутском университете (журналистика), в аспирантуре МГУ (литературная критика). С 1979‑го года – член Союза журналистов, с 2003 года – член Союза писателей России. Книги: «Накануне дороги», сборник стихов (Томск, 1989); «Облик», стихи, проза, журналистика (Сергиев Посад, 2005); «Провожаю сентябрь», повесть, новелла, очерки, стихи (Сергиев Посад, 2015); «Мы ваши бабушки», киноповести (Сергиев Посад, 2017); «Верх» (Новокузнецк, 2023). Лауреат конкурса «Золотое перо Посада». Лауреат I Всероссийского конкурса имени Геннадия Карпунина в номинации «Поэзия». В последнее время – литературный редактор, живёт между Томском и Сергиевым Посадом.
Собачий вальс
Плохо заболеть в чужом городе. Вдруг, ни с чего, – слечь. Мало ли: не климат, предзимье, – те ли причины?
Ехала на четыре дня. Осталась на четырнадцать. Ехала делать дело и вести здоровую жизнь. И ведь попробовала вести!
Сосновый лес напротив дома: вон они, сосны, под ветром качаются. Все дни качаются, потому что ни дня без ветра.
Туда сначала бегала на зарядку. Под первым снегом, по замерзающей траве, по кем-то сделанным отметинам на стволах, тропу указующим. Будущую лыжню, наверно.
Квартира без хозяев, тишина окраины огромного города… Мечта!
…Странные бывают на новом месте сны. Не свои.
Сначала приснились четыре собаки. И беззвучный голос сказал подсознанию: это всадники Апокалипсиса.
Ничто, ничто моих любимых зверей с этим понятием совместить не могло. Разве что четвероногость и масть. Тёмная была масть, сумеречная, и двигались они как-то в ряд… навстречу… все четверо…
А наутро в начале пробежки навстречу кинулась собака.
Никогда не боялась псов, особенно больших. Но знала: бегущих они не любят. Эта – требовательно лаяла. Сперва показалось – агрессивно, что-то охраняя. Невдалеке был какой-то забор. Мы обе остановились.
– Ну, чего? – спросила я. – Хочешь, чтоб я шла в другую сторону?
Она молчала. Но следом из снежной травы выкатился мохнатый шарик.
Сразу поняв, в чём дело, я всё же попыталась ещё бежать. Но шарик не уходил из-под ног, скулил, а мать забегала полукругом вперёд и уже без лая объясняла: «Не убегай! Не убегай».
Нет, она не только что ощенилась – шарик бегал быстро. Просто их тут бросили – может быть, вечером, накануне.
Я повернула обратно. Уже не бегом. Это же моя дочь и я, вспыхнуло в башке. Только наоборот. Мы тоже остались одни два года назад – я и мой полувзрослый щенок. Только это она лаяла и требовала, а я, какой бы ни была прежде – путалась под ногами добрых людей и скулила…
А всё, что могу сейчас, – это вывести их к людям.
Вывела. Шарик перекатился через дорогу вслед за мамой, оба вслед за мной прибежали к магазину. Сунувшись к витрине, лихорадочно ища подходящее, я нашла только краковскую колбасу – деликатес детства… Но когда выскочила, их уже не было.
Они пошли метаться дальше. А я к себе.
…Судьба, она везде находит нас. Можно пробовать бороться, можно смириться… договориться… каким способом можно договориться с судьбой?
Ладно, не буду бегать. Буду ходить. По другому лесу, другой дороге. И пошла. Далеко пошла и причину нашла – в аптеку другого района – потому что уже заболевала.
…На подворье ближнего института паслись четыре пса.
Те, из сна.
Ну не бывает же четырёх псовых близнецов. Но эти все были как один. И не являли собой никакой агрессии, просто сидели порознь, как на картине Николая Грицюка, сибирского Шагала, покончившего с собой четверть века назад. У него тоже на полотнах сидели вот такие обособленные фигуры – а уж псы или кто – надо ли понимать?
…Мы все какие-то гибриды. Закон ли генетики, предпочтения… Ни географией, ни мастью, ни национальным самосознанием не объяснишь. И не до объяснений уже. Выжить бы. Если хочется.
Ладно, подумаешь – четыре пса. Два у ворот и два во дворе. Мирных пса с чёрной мастью и белой грудью. Вроде любимых моих лаек, но крупней и спокойней. Забыть обо всём, идти и идти, по дороге сквозь сосны.
Я вернулась часа через два. Вышла из лифта и остановилась.
По площадке шли кровавые следы собачьих лап.
…Да, что-то тявкало там в эти дни за дверью… сверху играли классику… за окном качались сосны.
Почему и откуда кровь?
Конечно, я работала. Звонила, встречалась, записывала, обрабатывала. Объект моего исследования давно жил в Америке, но когда-то недолго жил здесь, здесь сделался писателем, хоть город этот никогда не любил.
Утром он мне позвонил. Оттуда.
Сперва был нетрезв, но лоялен. Через сутки совсем агрессивен и сильно нетрезв. Он хотел знать: чего я тут насчёт него шарю? И хотел попутно пообщаться – а с кем там пообщаешься, как здесь?
Дальше веером он телефонно общался со всеми, кого знал в этом городе… но в Америке русское безумство длится, наверное, недолго?
Нет, мне его было жаль. Он рос под золотыми крышами. Не видел и доли того, что я… Писательский талант ему стало некуда девать, а душа требовала. Он был единственным обожаемым детёнышем – именем значительного отца открывались все двери, публиковалось всё, что написал сын… но писатель не может быть детёнышем.
И он перестал уметь главное – если умел: ведь когда от роду талантлив, можно до поры ничего не уметь. Он перестал работать над словом, а тогда лучше уже не писать… И: можно ли бесконечно черпать из своего нутра и только? Подвёрстывая, пускай бессознательно, к своему стилю другие миры – первых величин элитарной литературы.
…Дано ли нам знать, какой платой придётся платить за долговременное благополучие и краткое, как водится, счастье? Мне дано давно, ему пока нет. Вот и звонит всем своим прежним, ранним цветком его знавшим, теперь звонит, будто индульгенцию получить хочет, даже и без особых грехов, не его же грех – золотые крыши…
Мне наконец стало ясно: пришёл грипп, обостривший все старые раны.
И сделала я, как он. Немножко выпила, чтоб меньше болело, и позвонила старым друзьям. Ещё дальше, в Сибирь.
– А, ты вон где? – сказали из Сибири. – Так ты найди Наталью. Как это вы не знакомы?
…Наша экспедиционная диаспора распространена в стольких городах. Но из этого была только Наталья. Урывками я о ней слышала: что была автокатастрофа, что собрала себя по частям и вообще – личность.
Ну – надо повидать. С таким это связано прошлым! Было потом многое: горы, сплавы по бешеным рекам – но главным была тайга. И кто там, в моей тайге, был – это больше чем родня. Как аксиома, и ни разу ошибки – приезжаешь, приходишь – как домой.
К Наталье и ехала вот с этим. Через весь город, через мутный снег, от болезни ещё не очухавшись.
Она по телефону: обязательно с ночёвкой. Вообще ко мне переезжай. Только у меня пёс… – Что ли кусается? – Нет… но… лезет. – Ну, это ладно.
И, до вожделенного душевного пристанища добравшись, узрела я такую картину.
Хозяйка квартиры не очень напоминала светлую личность, всё преодолевшую. Беспокойные глаза… пропитанный никотином воздух… обшарпанные стены… символическая закуска… две кошки… два странных гостя… ну, и пёс.
Пёс беспрерывно лаял. И лез.
Лез ко всем. Лез к единственному мужчине-гостю (самому, похоже, нормальному в этой среде) – с явно сексуальными намерениями лез. Лез к другой гостье, округло расплывшейся даме – (она почему-то всё время переходила на французский, с изумительным произношением) – умудрялся лезть меж нею и столом.
Я не могла долго понять: если она этот французский преподаёт, почему не может отвлечься от профессии на время пьянки?
Точно, она его преподавала. А когда-то была туристкой и на байдарках ходила – значит, тогда в байдарку ещё входила и французского не знала (но мысли эти нехорошие пришли потом, а в тот момент я готова ещё была любить и вечер этот, и хозяйку, и даму, и пса).
Оказалось: в те ещё времена скромный мужик на даму эту имел виды. И ввиду «тогда» и «теперь» она что-нибудь хотела восстановить.
После их долгого уединенья в задней комнате мужик резко убежал. А пёс лаял и лаял, лез и лез и замолкал только, если я его обнимала левой рукой и совала в пасть какую-то пищу. Пока он стоял и молчал, только и можно было поговорить, но недолго.
– Его щенком от садиста забрали, мне отдали, – объясняла хозяйка, – я с ним несколько лет покусанная ходила, никого в дом позвать не могла… уж вы резких движений не делайте…
Толстую «француженку» я просила петь старые туристские песни и русские романсы, благо слух и голос были. Хотелось перекрыть её раздражённую агрессивность ко всему, сохранить равновесие в этом явном дурдоме… Что удавалось, и долго. Но болезнь и усталость брали своё. Кошки паслись на столе… какая-то птица верещала из клетки… хозяйка сама была сплошное резкое движение… а когда ушла «француженка» и один из стрессов вроде бы исчез, пёс залаял уже из-под моей руки.
И тогда я залаяла тоже.
Он тяпнул меня сразу, подряд – за левую щёку и правую руку.
…Кого чему учит жизнь? В основном никого ничему. Меня моя жизнь научила только одному – железному спокойствию в непредсказуемые моменты.
Не всегда, нет. Только когда мир валится на меня. Когда на других – ближних ли, дальних, – какое уж тут спокойствие.
У большинства наоборот. У меня так.
Потом знакомый биолог сказал: тебе здорово повезло. Такие псы, в недавнем колене овчарки, вцепляются в горло, а у тебя всего-то шрам возле сонной артерии.
Крови было много. Без единого резкого движения я смотрела, как всё это капало, и соображала: а как теперь с таким лицом встречаться по делам с людьми и как теперь правой писать?
…Потом, промыв раны и хвативши водки, мы с хозяйкой ближе к утру ревели на два голоса. Обе на ту же тему: почему жалеем всех, а не себя?
Я, помню, ревела о своём ребёнке. Которая тоже вот так: лезет обняться, а обнимешь – укусит… и потом уже не можешь любить… а щенком была – любила… она меня, я её… разве может собака не любить своего шарика…
Мы синхронно утирали водочные слёзы. Пёс больше не лаял. Лежал в углу. Потом ходил за мной, вилял хвостом. Ночью попытался клубком лечь рядом. Я тихо сказала: уйди. Сразу ушёл.
…Хотя бы этому должна научить жизнь: не иметь больше дела с тем, кто легко забывает причинённое зло. Не надо помнить – но и близко быть больше не надо.
Не только зло способен подсознательно забывать человек. Также и радость, которая кончилась горем. Так и я не хочу помнить свою Джесси. Да мало ли чего не хочешь помнить.
Она была бродячая. Скелет, покрытый шерстью. Была раньше чья-то: знала команды. Столько в 90‑е было брошенных – самых породистых собак. Когда я её откормила, вылечила, вычесала – Джесси стала самой красивой колли в округе.
Она вовсе не была доброй, не была мирной. Привыкла обороняться и давать бой – собакам, людям… точнее, детям. Только по этому признаку я поняла, почему не видит её глаз.
Мне сразу встала лапами на плечи. И я сказала: «Пёсик. Пошли со мной».
И в этот же вечер она тяпнула мою дочку. Не сильно, нет – окусилась. Чтоб не лезла.
– Ты привела бешеную собаку! – орала дочь. Но через несколько минут Джесси уже лизала ей руку. Извинялась. Колли поступают по ситуации!
Я же с ней могла делать что угодно. Раскрывать руками пасть и совать лекарство. Укладывать на бок и вычёсывать от ушей до хвоста, потом за все четыре лапы переворачивать на другой бок. Я никогда не играла в детстве в куклы. И всю жизнь хотела собаку.
– Ты её любишь, а меня нет! – скандалила дочь. – Она мне не хамит, – отвечала я.
…Она бежала на прогулках впереди – и было чем любоваться. Почему мне всегда хотелось, чтобы впереди бежала собака? Ей шло любое время года. Особенно осень.
Когда приходилось ненадолго уехать, она снова худела и теряла шерсть.
Нет, она вовсе не любила меня. Я была – обслуга, лекарь. Не хозяйка. Над ней не могло быть хозяйки. Как и хозяина надо мной.
Она редко лаяла: только в сумерках или в лесу, если кто-то неправильный приближался. Но думаю – в реальной опасности она бы не защитила. Есть люди и звери, не знающие команды «фас».
Зато её любила я. Нас держит в жизни любовь – она вовсе не должна быть взаимной.
Любить – ещё и стараться понять. Создать общее… или поддержать, даже когда не понимаешь. А колли – пастушьи собаки. Загонщики. В воду Джесси было не затащить, даже из ванны выпрыгивала махом! Но вот пришла мне блажь поплыть через ночное озеро – и вдруг услышала: плывёт за мной…
Колли ведут себя по ситуации. И не могут вынести, когда распадается стая…
Джесси начала умирать, когда рушилась наша семья. Когда муж и дочь орали друг на друга, она залезала под стол. Под мой журнальный столик. Такая большая – под маленький столик. Только в это время она начала мне мешать: сяду работать – подойдёт и мордой отбросит правую руку: пойдём отсюда!
Джесси заболела тоже в предзимье, в такую же морось и первый снег. Я знала, что она умирает. Но делала всё: травы, уколы, лекарства, говорила с ней, обнимала. Она не могла уже лежать: мешала больная печень – сказалась бродячая жизнь. Она только ходила за мной из комнаты в кухню и стояла ночью у дивана.
Pulsuz fraqment bitdi.
