Kitabı oxu: «Жизни и судьбы тех, кто ждал…»
О тех, кто умел любить…
СКВОРЧИХА
1939 год..
Скворчиха. Так ее называли местные жители в ее родном селе Веселое. Скворцова по фамилии, по имени Екатерина , привыкла отзываться на это прозвище, которым наградили еще давно ее мать Глафиру, а потом уж и саму девушку.
Так их называли местные кумушки когда посылали своих мужей на помощь женщине по дому – то крышу подлатать, то забор поправить. А та взамен давала яйца гусей или тушку утки или курицу. Отец девушки умер во время голода 6 лет назад и они с матерью жили с тех пор одни. Мать не покладая рук работала и в колхозе и свое хозяйство держали. Птиц разводили, да поросят.
Казалось, в их селе все дома имеют свое название. Деревенским жителям было так проще : " дом Ваньки-хромого", "дом Петрова", "Дом Скворчихи".
Кате было неприятно это прозвище и она жутко злилась когда к ней так обращались, натура у нее была своенравная, боевая и в конце концов она приучила односельчан обращаться к ней по имени. Только один Колька никак не приучился. Насмешливо глядя на нее, произносил: "Скворчиха.."
Ей от этого было обидно вдвойне потому что она любила его. Любила так, что готова была за него бороться против всего мира. А он на нее не смотрел. А если и обращал внимания, то только в рабочие моменты. Катерина в колхозе попросилась с ним рядом работать, председателю слезы горькие лила и обещала план перевыполнять лишь бы только рядом с ним быть.
А Коля не замечал ни ее, ни ее любви к нему, что и было причиной Катькиных страданий. Местные кумушки над ней посмеивались, над тем как она в открытую заявляла что он будет только с ней.
– Насильно женишь на себе? ?? Каким образом? Он же нос от тебя воротит!
– А хоть бы и насильно, моей любви на двоих хватит!
А Николай тем временем то с одной девкой зажимается на сеновале, то с другой. Все свою любовь ищет, не замечает никого под носом… А Катя злилась.
"Приворожу…Вот ей-Богу приворожу. Ни на какую другую смотреть не сможет, будет только мой. А козы эти еще завистью захлебнутся!" – Бормотала девушка себе под нос когда в очередной раз застукала предмет своих воздыханий с Галкой, распутной девкой , которая не отказывала ни одному мужику в селе.
"И что он в ней нашел? Она же общая! Как не брезгует?" – Катерина недоумевала.
И чем ближе девушка подходила к дому, тем сильнее сжимала кулачки от злости, перед глазами стояло нахальное лицо Галки , которая смеялась над ней и грозный крик Николая, он отчитывал ее за то что она стоит и смотрит на них.
– Тебе что, нравится? Нет бы отвернулась, постеснялась! Девушка же ведь невинная. Али тебе нравится наблюдать?
– А вам не стыдно? Вместо того чтобы работать, вы тут в стоге сена кувыркаетесь. Тьфу!– Катька от злости плюнула на землю.
– Коль, да она же нам завидует, вернее мне – все село знает как она по тебе сохнет. А ну брысь отсюда, мелкая! -Галя топнула ногой.
– Я не мелкая – мне уже 17!
– Ой-ой, какие мы взрослые. Коль, тебе нравятся такие молодухи?
Николай, которому исполнилось уже 32 года, насмешливо глянул на Скворчиху и произнес:
– Нет, мне никогда худосочные не нравились, тем более она еще ребенок. Вот то ли дело ты, есть за что подержаться.– Он ущипнул Галю за ягодицу. Катька развернулась чтобы они не видели выступающих слез, и пошла обратно к бабам. Работа отвлечься не помогала…
И когда она уже дошла до дома, в голове прочно сидела мысль о том, что надо бы его приворожить. Даже знает кто этим занимается. Было страшно…Но любовь переборола испуг и затмила разум.
– Мама, когда нужно в город ехать?
– Через три дня. С дедом Макаром поедешь, он как раз свинью забьет, вот и ты с яблоками и творогом отправишься на рынок. С ним же и назад вернешься.
– Мам, а можно я заеду в Александровку к Тамаре? Давно не виделись с ней..
– Заедь, повидайся с подругой. Только же ты не долго.
– Я ночь переночую и вернусь. Спасибо.
Через три дня, ближе к вечеру, дед Макар высадил Екатерину в селе Александровка, а сам поехал дальше до дома. Катя довольна была – в городе все продала, так еще и мать отпустила с ночевкой к подруге которая переехала в соседнее село. Складывается все лучше некуда.
– Томочка, скажи пожалуйста, жива ли еще Танька-Ведьма? – Катя помогала подруге полоскать белье в реке и, пока не слышат посторонние, решила задать этот вопрос.
– А что ей сделается? Даже не стареет! Мы как сюда переехали 5 лет назад, так она вовсе не изменилась. Лет ей за пятьдесят, но больше тридцати не дашь. Из села ее, правда, выжили, в лесу она теперь поселилась, но наши бабоньки втихую бегают к ней за сборами трав, лечат они хорошо. А почему ты спрашиваешь?
– У нас в селе говорят за нее что она приворожить человека может. Это правда?
– Ну правда, а тебе зачем. Ой, Колька? Я думала ты своей напористостью уже давно его окрутила.
– Нет, он даже не смотрит на меня.
– Оставила бы ты это дело…
– Ну уж нет, я хоть немного, но буду счастлива! Помоги мне пожалуйста – покажи где она живет, сходи со мной.
– Хорошо.. – Тамара задумалась и схватила Катю за руку, шепча ей чуть ли не в ухо. – Только не вздумай никому об этом проболтаться. Если узнают наши в селе, что я тебе помогала, худо будет. А отчим так вообще выпорет. Он категорически запретил маме даже за травами к ней ходить.
– Ты что? Кто же о таких вещах говорит?
Рано утром девушки вышли из дома и направились в сторону леса. Тамара взяла корзинку и отпросилась у матери под предлогом того что Катя хочет набрать маслят, которых в Веселом нет.
Зайдя в землянку к Ведьме, Екатерина поздоровалась с ней и встала на пороге, не решаясь пройти дальше.
– Ааа, проходи.. Что же подружка-то твоя сидит на улице? Боится меня что-ли?
– Нет у нее надобности.
– А у тебя, значит, есть?
– Есть, любовь у меня есть. И хочу чтобы он был со мной. – Катя подалась вперед, осмелев от тихого и спокойного голоса этой красивой женщины. Ей и правда больше 30 лет не дашь. Может врут что ей за пятьдесят?
– Задаром ничего не делаю, а приворот дорогого стоит.
Катя сняла сережки из ушей , подаренные бабушкой перед смертью, и протянула ведьме.
– Ммм, с изумрудом. А что, твоя бабка из этих, богатеньких что ли?
– Нет, она гувернанткой была в господском доме и те за хорошую службу подарили ей на именины серьги. Аккурат перед революцией. Бабушка серьги сберегла и мне подарила.
– Не жалко?
– Жалко. Но я хочу быть счастливой.
– А ты уверена что ты будешь счастлива? – Татьяна посмотрела на девушку и понимала что та не отступит – Суженый будет твоим, а вот счастья тебе не обещаю. Расплата тебе будет. Готова ли?
– Я на все готова!– с жаром, присущим всем юным особам воскликнула девушка.
– Ну смотри…Выйди на улицу, посиди рядом с подругой, скоро тебя позову.
Через полчаса ведьма вышла и позвала к себе Екатерину.
– Вот этот пузырек – со снадобьем. Оно не имеет вкуса. Три дня подливай ему в воду, да вот слова приговаривай. – Она протянула листок на котором угольком было написано заклинание. – А вот эту нитку вшей ему в рубаху. Поторопись до полной луны все сделать, времени тебе 4 дня.
– Спасибо.
– Я бы на твоем месте не благодарила. Да, вот еще что – сейчас дойдете до развилки и поверните влево, там через 30 шагов будет очень грибное место. Наберете маслят чтобы не с пустыми руками идти.
Удивившись, девушки поспешили попрощаться и чуть ли не бегом припустились подальше от дома ведьмы.
– Как она тебе? Страшно было? – Тамару взяло любопытство.
– Немного. Но какая она красивая!
– Вот за это бабы наши ее невзлюбили…
– Я думала за то, что она ведьма.
– Это второстепенное. – Тома махнула рукой и засмеялась. – Лечит людей и лечит, никому вреда не делала. Да вот только когда на нее Степан, председатель наш, заглядываться стал, жена его и пустила слух что Татьяна приворожила ее супруга к себе. А вот то, что Таньке-Ведьме он даром был не нужен, никто не учел. Пакостить стали.
– Но она же умеет ворожить..
– Умеет, но себе никогда делать не станет. Знает – есть за это расплата. Она также ответит за то что помогает делать приворот, но тому, кто хочет к себе любимого насильно привязать, страдать втройне.
– Фу, ну что ты меня пугаешь? – Катя уже начала злиться. – А вдруг не будет никакой расплаты? Ну , а вдруг?
На следующий день, выйдя на работу в поле, Екатерина не знала что придумать для того чтобы вшить нитку в рубашку Николая. Случай подвернулся на третий день – у него отскочила пуговица. Найдя ее в траве, девушка предложила Николаю все быстро исправить. Схватила рубашку и побежала к тете Дуне, поварихе, которая всегда носила с собой нитки и иголки в поле, на случай если у кого подол порвется, быстро починить.
– Баба Дуня, дай иголку, пуговицу Кольке пришить надо.
– Накось, держи. Вот тебе и нитка.
– У меня своя есть.
– А, ну тогда ладно.
Сев на землю, Катерина достала нитку из кармашка фартука и быстро пришила пуговицу к рубашке.
– Баб Дунь, налей водичку в кружку, Николаю отнесу.
– Ох, девка. Не надоело тебе ему прислуживать? Второй день бегаешь ему за водой.
– Не надоело.
По дороге, накапав из пузырька снадобье, Катя шла и улыбалась. Второй день она поит его отваром, вшила нитку в рубаху, про слова заветные не забыла. Все, остается только ждать когда же подействует приворот.
Неделя прошла, а Коля все так же называл ее Скворчихой, но на седьмой день, когда она помогала ему умыться, поливая на руки воду из ковша и подавая полотенце, он вдруг поднял голову, посмотрел на нее и сказал:
– Спасибо, Катюша.
Девушка онемела от неожиданности, а бабы, стоявшие рядом открыли рот от удивления. Едва Николай отошел, как баба Дуня воскликнула:
– Во, что творится! "Катюша"– передразнила она парня. – Дожала его девка своей-то заботой. А вы заметили, что он уже несколько дней с Галкой на сене не кувыркается?
Женщины засмеялись в голос, а Галина покраснела и убежала.
Вечером, когда Екатерина готовилась ко сну и расплетала длинные косы, в окно ее комнаты постучались. Отодвинув занавеску, она выглянула и от радости чуть не вывалилась наружу – под окном стоял Николай с букетом полевых цветов.
– Выйдешь?
– Да, конечно! – Быстро переодевшись, девушка взяла в руки туфли, купленные матерью в городе, и вылезла в окно, упав в прямо в руки своему любимому. Она чувствовала его запах, и ей не хотелось от него отрываться.
Они гуляли до рассвета и Катя даже позволила Николаю себя поцеловать. На следующий день он опять пришел…
Спустя месяц отец Коли вместе с парнем пришли свататься домой к девушке. Матери у будущего жениха не было – умерла от болезни еще когда Коля был подростком .
– Здравствуй, Глаша! – Борис Александрович поприветствовал мать Екатерины. – Свататься к тебе пришли. Хотим новую хозяйку в дом, мать будущих моих внуков. Да и тебе мужская рука нужна , а Колька у меня же умелец, где-что подлатать и отремонтировать – это он запросто.
– Эх, с чего ты зашел. А ты спросил у своего сына – любит ли он мою дочь? То нос воротил, то за месяц тропинку к дому всю вытоптал. Али наиграется и бросит?
– Говорит, любовь. Хотя одной любовью сыт не будешь. В наше время нас особо не спрашивали. А тут вроде как все по взаимному согласию. Да и жениться ему пора – 32 года, а все никак не остепенится. Его ровесники уже полные дворы детишек имеют.
– Ну что же, если дочь моя этого хочет, давай поженим их.
Свадьбу гуляли шикарную по тем временам, всем девушкам на зависть. Мать Екатерины сшила ей белое платье из легкой кисеи, купленной в городе в ателье. Вместо фаты девушка сделала себе замысловатую прическу и вплела туда красивые ленты.
– Дочка, к твоим зеленым глазам подошли бы серьги с изумрудами. Думаю, пора бы достать их из шкатулки и надеть.
– Мамочка, ты только не расстраивайся, прости меня – я когда в город поехала, вдела их в уши, а потом они мне стали мешать, когда платком голову стянула. Вот я их и сняла. А потом потеряла. – Соврав, девушка слегка покраснела. На глаза навернулись слезы из-за страха перед матерью.
Конечно, Глафира была расстроена – дорогое изделие было потеряно, но не портить же руганью праздник дочери. Сама виновата – на своей свадьбе осталась без украшения. Но взглянув еще раз на дочь, она поняла по ее румяным щекам, что тут нечисто.
Нехорошее подозрение возникло у женщины, но она решила промолчать – если даже ее дочь и приворожила Николая, то теперь не изменишь ничего.
Два дня длилась гулянка. Екатерина была счастлива – она добилась своего, пусть и не честным путем. Но он ее! Ее муж!
Целый год муж носил Катю на руках, а потом вдруг резко изменился – стал ревновать без повода. А дальше хуже – начал заниматься рукоприкладством.
Однажды , придя к матери за гусиными яйцами, она расплакалась сидя напротив нее за столом.
– Что, дочка, тошно тебе?
– Мам, за что он так со мной? Почему он ведет себя как дикарь? То ревнует, то тумаки раздает? То говорит что любит, то Скворчихой обзывает!
– Ты в самом деле не понимаешь, или дурочкой прикидываешься?
– Мама, ты о чем?
– Из меня то хоть дуру не делай! Где твои серьги? Думаешь, я поверила в то, что ты их потеряла? Ну, конечно – в город ездила, задержалась у подруги на ночь в соседнем селе, а там Танька-Ведьма живет. Скажешь, не была у нее? Ну тогда объясни каким чудесным образом Колька вдруг через неделю к тебе чувствами воспылал? Да еще так, что свадьбу наспех играли! Люди тут шептались что ты беременна, успокоились лишь через несколько месяцев когда поняли что ты пустая.
– Мама, я его люблю. Я хотела чтобы он со мной рядом был! Что эти серьги по сравнению с любимым человеком?
– Нравится тебе твоя жизнь семейная? То-то я смотрю – сияешь! Только не от счастья. Стыд и позор какой, в колхозе все шепчутся и хихикают – шикарная свадьба какая была, о любви своей всем кричали, да видно так крепко любит, что лупит каждый божий день!
Катерина вскочила и выбежала из дома. Ее лицо залилось слезами. Ей было обидно от слов матери, но все же она понимала – родительница права: сама кашу заварила, теперь самой и расхлебывать. По дороге она, задумавшись, наступила в глубокую лужу, испачкав платье.
– Где ты была? – Войдя в калитку она наткнулась на мужа. Тот сидел на крыльце и курил трубку.
– К матери ходила за гусиными яйцами, тесто буду ставить.
– Так ли уж к матери? Или это прикрытие? Что-то кажеться мне ты до Ваньки-тракториста бегала, подол платья весь грязный, в мазуте!
– Да сколько можно? Какой мазут? Это грязь, обычная грязь, я наступила в лужу! Тебе не надоело постоянно искать подвох во всем? Ты меня утомляешь своей ревностью! Да, вот эти самые яйца!– Она открыла корзинку и начала кидать одно за другим на землю. Они падали, разбиваясь, а муж наблюдал за ее действиями. Как вдруг он подошел и ударил ее по щеке.
– Что, богато жить стала, едой разбрасываешься?
Екатерине было очень обидно и от злости у нее потемнело в глазах. Она хотела было развернуться и убежать, но вдруг почувствовала слабость в ногах и тут же упала, потеряв сознание. В себя она пришла уже на своей кровати. Рядом с ней сидела фельдшер Ирина.
– Очнулась? Говори, что с тобой? Муж твой как телок мычит, слова нормального не вытянешь.
– Ничего, все со мной хорошо. Просто почему-то закружилась голова и я упала.
– Давно у тебя голова кружится?
– Да уже недели две как..
– Не тошнит?
– Немного, по утрам.
– А как давно у тебя были женские дела?
Екатерина села на кровать и стала считать.
– Два месяца! Представляешь, я совсем о них забыла! Ох, я что, беременна?
– По всей видимости да.
Коля был рад тому, что скоро станет отцом. Два месяца он сдерживал себя, не обзывал и не бил жену. Старался не нагружать ее тяжелой работой, но и теплоты от него Катя не видела. Но ей было уже все равно – скоро у них будет ребенок. Вот тогда муж точно изменится – дети это же счастье! – наивно полагала молодая женщина.
Но она ошибалась когда думала что Николай действительно изменился. Однажды вечером она задержалась на ферме так как отелилась корова, Катя помогала ветеринару Семену. Едва она зашла в дом, как тут же наткнулась на мужа.
– Ты где была?
– На ферме! Мы с Семеном.. – договорить она не успела, удар мужа в лицо сбил ее с ног и Катя упала, ударившись животом об пол. Он даже не помог ей встать, просто молча вышел. Со слезами на глазах она поднялась и села на табурет.
"Сколько можно! Неужели это и есть моя расплата? Я не хочу больше такой семейной жизни! Если бы можно было все вернуть назад!"
Екатерина проснулась среди ночи от дикой боли в животе. Откинув одеяло, она поняла что лежит в луже крови…
Месяц после выкидыша она жила с матерью. Николай извинялся, ходил вокруг дома и заглядывал в окна. Теща его не пускала. Но все же он смог уговорить жену вернуться, обещал что и пальцем больше не тронет. Он держал свое слово ровно полгода, а потом…
Потом война…
Ее мужа призвали на фронт в июле 1941 года. Она рыдала у него на груди, не желая отпускать. В последнее время он вел себя сдержанно, даже называл ее ласково "Катюша" и "милая". Она надеялась что теперь все будет хорошо, но проклятая война вмешалась в их жизнь.
Когда он ушел на фронт, она неделю ревела, даже председатель колхоза однажды пришел к ней домой и велел срочно выходить на работу.
– Сколько можно слёзы лить? Ты одна что ли тут, единственная из баб, чей муж ушел воевать? Не пойдешь работать, не получишь трудодни!
– Я за ним хочу поехать!
– Совсем баба-дура…Куда за ним-то? На фронт? С фашистами воевать? Иди работай!
– Можно мне хотя бы в город съездить в военкомат, узнать куда его забрали?
– Нет, не можно. Жди письма. Как все определится, напишет обязательно тебе или отцу.
Он написал только через два месяца. Отцу и жене.
Письмо к родителю было гораздо душевнее и теплее чем письмо к Екатерине. Он сухо писал где находится их военная часть, написал про погоду, про командира.
Ни в одной строчке не увидела Катя хоть признак нежности и любви к ней.
А она в ответ ему строчила такие любовные письма, что сама краснела, их перечитывая.
Через год, в начале августа 1942 года, она получила письмо из Сталинграда. Это была последняя весточка написанная его рукой.
Через два месяца пришла похоронка.
Екатерина была в глубоком трауре, она проклинала не только войну, но и себя. За то, что не придала значения словам ведуньи. Оплакав мужа, она поехала в соседнее село к Таньке-Ведьме.
– Говори, это все последствия приворота?
– Да…Я предупреждала тебя что будет расплата, ты же была готова к этому?
– Как раз к такому я не была готова. Я потеряла ребенка , а теперь мужа.
– Привороженные долго не живут, ты не знала об этом?
– Я считала что это все сказки, для того чтобы пугать девок, вороживших на любимых.
– Да, только это не сказка, а быль…
– Я больше никого не хочу терять! Скажи, со смертью мужа все закончилось, или беды дальше будут на меня сыпаться?
– Все совсем не так как ты думаешь…
Ведьма смотрела на нее своими темно-карими, почти черными глазами, и молчала.
Потом, написав угольком на бересте последовательность действий, протянула Екатерине.
– Здесь все написано. Делай так в течении месяца каждый день. А потом молись, читай каждый день Отче Наш.
– Что за ерунду ты говоришь? Бога нет!
– Это ты ерунду говоришь, велено тебе – читай. Да, вот еще что – все последующие события послужат тебе испытанием. Ты должна будешь пройти все с достоинством. Когда придет пора спасти человеческую жизнь, ты должна будешь это сделать. Если этого не сделаешь, потеряешь близкого человека.
– Что все это значит?
– Иди, все сама со временем поймешь…И еще – смирись, он никогда не будет твоим по доброй воле!
– Ты о чем?
– Ступай, темнеет уже..
Она шла и думала о том, что зря насильно привязала к себе человека. Счастья ей это не принесло. Хотя…Первый год-то они жили душа в душу. Этот год она была счастлива, а теперь ей придется страдать, рассчитываясь за совершенное. Неужели это того стоило?
Немец в их село не зашел, хотя местный народ ежечасно прислушивался к звукам – не слышно ли рева мотоциклов, нет ли гула самолетов? Всем было очень страшно. Они знали что в 80 километрах от их деревни расстреляли все село. Но дальше пройти не смогли, Советские Войска разгромили немецкую часть.
Екатерина ходила сама не своя. Ни с кем не хотела общаться. Ритуал она выполнила, но тем не менее не стало ей от этого легче. И молитву Отче Наш читала. Первое время с трудом и недоверием, но потом почувствовала как ей самой легче становится от ее прочтения. Выучив наизусть, она повторяла ее в те моменты когда ей было страшно и тоскливо.
В их село похоронки приходили одна за другой, был слышен женский крик и плач детей, едва почтальон отойдет от какого-либо дома.
Были и комиссованные по ранению, их жены встречали с огромной радостью – пусть покалеченный, но живой.
Екатерине ждать было некого, к концу войны она смирилась со своим вдовством. Семен, местный ветврач, которого не взяли на фронт из-за одного легкого, однажды позвал ее погулять, но она отказалась в категоричной форме.
– Ты все по мужу своему страдаешь? Не век же тебе одной сидеть?
– А хоть бы и век, не будет никого другого!
– Странная ты баба…Вон сколько вдовиц, только и ждут когда война закончится чтобы повторно замуж выйти лишь бы мужик в доме был, а ты нос воротишь. Я что, страшный?
– Нет, но тебя я не люблю.
– Кольку любила, только много тебе счастья эта любовь принесла? То-то вся в синяках ходила. Знаю, почему ребенка скинула – ударил он тебя в тот день когда ты домой пришла поздно.
– Уходи Семен, уходи. Я не хочу даже думать о других мужчинах. – Катя закрыла калитку и вошла в дом.
– Кать! Глянь, что делается! Приехала какая-то фифа с ребятенком лет двух и в дом к Борису, свекру твоему, направилась. Не он ли отец ребятенка? В город-то чай не зря ездил! – Баба Дуня и Галка выглядывали через забор.
– Что вы языком мелете? Он в город на рынок ездил, продавал мясо и свой нехитрый урожай чтобы купить теплых носков и отправить Коле. А как похоронка пришла, так и перестал посылки собирать. Надо просто сходить и узнать кто такая.
– Вот и сходи, свекор-то твой. Может и свекровь у тебя теперь есть? – Засмеялись женщины. – Ох, Галка, а Борис мужик-то, оказывается, ничего – может тебе с ним надо было обжиматься, глядишь, тоже ребеночка бы заделал. – Баба Дуня разошлась не на шутку.
– Хватит сплетничать! Сейчас пойду и все узнаю!. – Екатерина вымыла руки, сняла фартук и вышла со двора.
Войдя во двор Бориса Александровича Екатерина увидела маленького ребенка, мальчика лет двух и по ее телу пробежала дрожь. Он смотрел на нее до боли знакомыми глазами, глазами Николая. Чуть поодаль на крылечке сидел ее свекор, а рядом с ним стояла молодая и красивая девушка, одетая по городской моде.
– Здравствуйте, папа. У вас гости? – Екатерина подошла поближе.
– Здравствуй дочка. Да… – он не успел договорить потому что девушка, развернувшись, протянула руку Кате:
– Меня зовут Варвара, я жена Николая. А это наш сын, Сережа.– Она показала в сторону ребенка. – А вы сестра Коли? Он ничего не говорил.
– Сестра? – Катя замешкалась на секунду.
– Да, вот такие дела, дочка.. – Борис Александрович повесил голову. – Колька-то у нас двоеженец!
– Какая жена? Вы о чем? Это я его жена! Законная и настоящая! Вернее уже вдова!
– А он сказал мне, что его супруга умерла от болезни летом 1942 года. Ему письмо тогда пришло. – Варвара посмотрела на Екатерину и поняла в какую абсурдную ситуацию попала.
– А мне пришла похоронка!
– Давайте я вам сейчас все расскажу.
– Слушаю тебя, Товарищ Варвара. – Борис Александрович взял в рот табачную трубку и глубоко затянулся.
И она завела свой рассказ:
– Я была поварихой в их военной части, за полгода до Сталинградской битвы у нас случился роман. Простите. – Женщина густо покраснела. – Я не знала что он был женат. Мы строили планы на будущее, думали, что когда кончится война, мы создадим семью. И вдруг я забеременела. Узнала об этом в июне и ему рассказала. Я помню, как он сначала долго молчал, а потом признался – у него есть супруга. Мы поссорились с ним. А через месяц ему пришло письмо от односельчанки Галины что его жена Екатерина умерла от ангины. Не выдержал организм высокой температуры и она мигом сгорела. Меня удивило, что он не печалился нисколько по этому поводу, как потом сказал – любви между вами не было, это родители настояли на свадьбе.
– Вот те раз…Сказочник мой сын.. – ухмыльнулся Борис Александрович. – Продолжай.
– Он написал письмо отцу, то есть вам, в котором рассказал обо мне и о нашем ребенке.
– Я ничего кроме похоронки не получал!
– Видно затерялось оно по дороге. Коля дал мне ваш адрес и наказал: если с ним что случится, чтобы я приехала к вам. Моих родителей убили, в дом попала бомба и больше мне податься некуда. Поэтому я приехала к вам как только закончилась война. Надеялась, что Николай вернулся.
– А разве же война закончилась?
– Ну конечно, победу же люди празднуют, объявили об этом еще вчера. Вот я сегодня и приехала чтобы ждать своего мужа.
– Вот Ванька! Все недосуг ему радио починить. Пошел я, расскажу в селе что немца проклятого победили. А вы, бабоньки, не ссорьтесь между собой, делить вам больше нечего. Хотя постой, – Борис Александрович вернулся от калитки назад к крыльцу. – Что значит: "надеялась что Николай вернулся"? Его же убили!
– Мы расписались с ним 5 июля, затем он отправился в Сталинград, а я осталась в своей военной части. Вскоре пришла весть о том что была жестокая битва и месиво случилось такое, что лиц не разберешь. Николай пропал и оттого командование решило что он пал вместе с другими бойцами. Но потом прошел слух что его немцы в плен угнали. Я буду до последнего надеяться что он вернется. И вы верьте! Вдруг он и правда жив? Хоть малейший, но шанс есть.
Над Екатериной потешалось все село:
– О, кака любоф! Да така, что себе завел боевую подругу! Мальчонко-то какой – вылитый твой муж!
Катя молчала, она устала отбиваться от насмешек, сцепив зубы, терпела. Галке она надавала тумаков за ложь , отправленную в письме. А та орала что это расплата за ее унижение, за то что Колька выбрал ее , а не Галину.
Варвару стороной тоже не обходили.
– А вот интересно – был бы Колька жив, как бы вы его делили? Али вместе стали жить? Скворчиха своего не отдаст! Ты бы, прежде чем миловаться с мужиком, документы бы его глянула.
Варвара краснела и нелепо оправдывалась. Над двумя женщинами потешался народ, а еще веселее им было когда замечали бабы как они смотрят друг на друга – Скворчиха волком , а Варвара виноватым взглядом.
Однажды вечером Варя пришла в дом Екатерины.
– Что тебе? – Женщина не хотела ее видеть, достаточно того, что они в колхозе вместе работают. Она – живое напоминание об измене мужа.
– Катя, я поговорить с тобой хотела. Выслушай меня, пожалуйста, и не гони прочь.
– Пришла говорить, разговаривай.
– Ты прости меня. Я не знала что Николай женат. У нас так быстро все завертелось и я даже подумать не могла что дома его ждут. Тем более, он сказал что кроме отца у него никого нет.
– И ты, не раздумывая, кинулась к нему в объятия? Ты из распутных девок этих?
– Ты можешь думать обо мне как угодно, но шла война, мы все хотели быть кому-то нужными. Нас в любую минуту могли убить. Мы жили одним днем. Да, строили планы, но не знали переживем ночь или нет. Вам в тылу не понять.
– Ты меня упрекаешь что ли?
– Нет, нет. Что ты! Если бы не ваш труд в тылу, нам бы не выжить на фронте…Я о другом сейчас. Думаю, нам с тобой уже нечего делить, даже если Николай попал в плен, то вряд ли остался жив – концлагеря освободили от военнопленных, а он не пришел. Август уже, а его все нет.
– И что ты хочешь? Чтобы мы подругами стали?
– Подругами мы вряд ли станем, хотя я и правда не против с тобой дружить. Но давай хотя бы врагами не будем. Нам обеим сейчас тяжело – вся деревня потешается над нами.
– Ну так уезжай отсюда!
– Да некуда мне идти! Мама с папой погибли – на наш дом упала бомба. Больше родных никого нет. А тут Сережин дед живет, хоть какая душа близкая рядом.
На мгновение Екатерине стало жалко Варвару. У нее самой мать умерла зимой после сильной болезни. И что такое остаться одной – она это почувствовала на собственной шкуре.
– Не обращай на них внимания, поговорят и забудут. А теперь иди, мне своими делами надо заниматься.
Едва за Варей закрылась калитка, Катя расплакалась. Она понимала – девушка ни в чем не виновата, это все ее муж. А вернее она сама – ведь ее предупреждали что добра от приворота не будет. Но почему он не сказал что женат?
Ответ на этот вопрос она узнает только через 4 года
В 1946 году опять наступило тяжкое время. Тогда были случаи смерти от недостатка пищи, на людей было страшно смотреть – кожа да кости. Смертность среди детей была слишком высокая. Четверть села тогда подкосило. В тот год, когда голод охватил не только село Веселое, но и большую часть Советского Союза, односельчане сплотились. Даже Екатерина забыла о разногласиях с Варварой. Они не высказывали неприязни в открытую, но и не дружили. Тогда Катя пожалела ребенка. Она делилась с ними едой, отдавая на долю Сережи почти весь свой пай хлеба. Она понимала – ребенок не виноват ни в чем. Это был его ребенок, и долг Екатерины позаботиться о нем в память о муже. Как бы не было больно…
Немного она оттаяла в отношении Варвары, бывало что просиживали они за разговорами по вечерам. Тему любви и брака не затрагивали, это были беседы о войне, о городской жизни в довоенное время и о детстве Вари. О себе Катя старалась не говорить. Что было ей рассказать? Как к Таньке-Ведьме бегала, а потом пожинала плоды своей глупости?
Прошло еще три года.
Лето 1949 года выдалось жарким и односельчане боялись что опять повторится голод трехлетней давности. Все силы были брошены на спасение урожая, люди день и ночь возили во флягах воду с реки и разливали ее в полях чтобы хотя бы раз в неделю дать влаги земли. Все были вымотаны и измучены, они понимали что их труд быть может и зряшный, но надежда на спасение картошки, лука и моркови была.
Варя брала маленького Сережу с собой, он с удовольствием барахтался в реке на мелководье под присмотром взрослых. Екатерина иногда ловила себя на мысли что завидует. Завидует Варе что у нее есть сын от Николая. Вот бы ее не стало…Тогда бы она взяла мальчонку к себе. Вдруг Коля все же вернется? И тогда у них будет своя семья. Она мечтала, и в то же время боялась этих мыслей, гнала их прочь от себя. Но правду говорят – бойтесь своих желаний.
Однажды она услышала крик Вари:
– Помогите! Сережа тонет!
Вокруг не было никого кроме Екатерины, все уже стали расходиться по домам, она одна собирала после покоса травы стог на выделенном ей для работы участке. Как раз недалеко от берега реки. Она знала что Варя там с сыном и тут же, услышав истошный крик некогда соперницы, побежала к водоему.
