Kitabı oxu: «Обратное эхо»

Пабло Эскуэрто

ОБРАТНОЕ ЭХО

Пролог

Снег падал тихо, как шепот, укрывая городок белым одеялом, которое скрывало больше, чем показывало. У реки стоял человек – тень в длинном пальто, с руками в карманах, глядя на воду, где лед трещал под тяжестью прошлого. Ветер гнал листья, сухие и ломкие, как старые письма, что никто не прочел. Где-то вдалеке скрипнула дверь, но никто не вышел. Никто не вошел.

Он достал книгу из кармана – маленькую, потрепанную, с вырванными страницами. Пальцы, холодные и дрожащие, открыли ее наугад. Там было слово, одно-единственное, написанное неровно, будто в темноте: "Слушай." Он поднял голову, прислушался. Шаги. Тяжелые, медленные, где-то за спиной. Тук. Тук. Тук. Они приближались, но когда он обернулся, там была только пустота – снег, деревья, река. И все же шаги не стихали, как зеркальное эхо, отражаясь то в начале, то в конце.

Человек перевернул книгу в руках, провел пальцем по обложке. "Начинай откуда хочешь," – шепнул он сам себе, – "с первой страницы или с последней – тени все равно найдут тебя." Он усмехнулся, криво, болезненно, и сунул книгу обратно в карман. Взгляд упал на мост. Там, в тени перил, что-то блеснуло – маленькое, металлическое, как монета или ключ. Он не подошел. Не стал проверять. Он знал, что найдет, если захочет. И знал, что не готов. Еще нет.

Часы в городке пробили полночь, но звук пришел с опозданием, словно время здесь шло иначе – то вперед, то назад, то вовсе замирало. "Прости," – шепнул он, хотя некому было слышать. Или было? Река молчала, но подо льдом что-то шевельнулось – тень, длинная и тонкая, как рука, тянущаяся к поверхности.

Он ушел, оставив следы, которые снег засыпал за минуты. Книга осталась в кармане, шаги – в голове. А городок спал, притворяясь, что ничего не видел. Но он видел. И ждал тех, кто прочтет его тайны – с начала, с конца или вовсе по кругу.

Глава 1

Звук шагов за дверью

Шаги за дверью звучали как обратное эхо, и Эрик Лунд не знал, откуда оно идет.

Эрик Лунд стоял у могилы сестры, и ветер гнал по земле сухие листья, словно кто-то невидимый пытался замести следы. Надгробие было старым, серым, с выщербленным краем – двадцать лет дождей и морозов сделали свое дело. Анна Лунд, 1975–2005. Никаких цветов, никаких венков. Только книга. Старая, в потрепанной обложке, лежала прямо на камне, будто кто-то бросил ее в спешке. Эрик наклонился, чувствуя, как хрустят колени – он слишком долго простоял тут, глядя в пустоту. "Маленький принц" Сент-Экзюпери. Страницы пожелтели, а половина из них была вырвана, оставляя лишь обрывки фраз: "Ты в ответе за тех…" и дальше ничего.

Он не помнил, чтобы Анна любила эту книгу. Она вообще не любила читать – говорила, что буквы сбивают ее с толку, заставляют думать о вещах, которых нет. Эрик поднял книгу, ощущая холод обложки в пальцах. Кто-то оставил ее здесь. Сегодня? Вчера? Он оглянулся – кладбище было пустым, только голые ветки вязов качались на ветру, да где-то вдалеке каркала ворона. Никого. И все же он чувствовал взгляд – тот самый, что преследовал его последние недели, то ли в магазине, то ли в отражении витрины.

Эрик сунул книгу в карман пальто и пошел к выходу. Снег под ногами скрипел, как стекло, и каждый шаг отдавался в ушах. Он почти добрался до ржавых ворот, когда заметил следы. Маленькие, аккуратные, с четким рисунком подошвы – женские ботинки, судя по размеру. Они вели от могилы к дороге, а потом обрывались, будто кто-то растворился в воздухе. Эрик замер, сердце заколотилось. Он не видел этих следов, когда пришел. Или видел? Память в последнее время играла с ним в прятки, подсовывая то лица, которых не было, то звуки, которых он не слышал.

Дома было не лучше. Магазин – его букинистический уголок на краю городка – встретил его запахом пыли и старой бумаги. Эрик бросил пальто на стул и поставил чайник, пытаясь вытряхнуть из головы кладбищенский холод. Книга лежала на столе, глядя на него пустыми страницами. Он перевернул ее, и изнутри выпал листок – сложенный пополам, пожелтевший, но не от времени, а от сырости. Эрик развернул его. Одно слово, написанное неровным почерком: "Прости".

Он смотрел на записку, пока чайник не засвистел, заставив его вздрогнуть. "Прости". Анна так говорила, когда возвращалась после своих исчезновений. "Прости, Эрик, я просто гуляла". А потом она исчезла насовсем – нашли ее у реки, с синяками на шее и пустыми глазами. Убийство, сказали в полиции. Или несчастный случай. Доказательств не хватило, дело закрыли. Двадцать лет Эрик жил с этим "или", и оно пожирало его, как ржавчина – железо.

Ночью он проснулся от звука. Шаги. Тяжелые, медленные, прямо за дверью спальни. Эрик лежал, вцепившись в одеяло, и слушал. Тук. Тук. Тук. Как будто кто-то ходил по коридору, но не решался войти. Он заставил себя встать, чувствуя, как пол леденит босые ноги. Дверь была закрыта, как всегда. Он повернул ручку, скрип петель резанул по ушам. Коридор пуст. Только тень от лампы дрожала на стене, вытянутая и кривая, как будто принадлежала не ему.

Эрик вернулся в кровать, но сон больше не шел. Шаги звучали в голове, смешиваясь с ветром за окном. Может, это крысы. Или старый дом оседает. Или… Он не хотел думать об "или". Утром он проверит половицы, убедит себя, что все это ерунда. Но где-то в глубине он знал: шаги были настоящими. Как книга. Как следы. Как слово "прости".

Эрик зажег свет на кухне, хотя утро еще не наступило. Часы показывали половину четвертого, стрелки двигались с ленивым тиканьем, словно им тоже не хотелось просыпаться. Чайник остыл, и он налил воду из-под крана в старую кружку с отколотым краем – ту самую, что Анна подарила ему на какой-то забытый день рождения. На ней было написано "Лучший брат в мире", но буквы давно стерлись, оставив только призрак надписи. Он пил воду мелкими глотками, глядя в окно. Уличный фонарь мигал, бросая желтые пятна на снег. Никого. Только ветер гнал по улице клочья газеты, будто кто-то пытался избавиться от улик.

Он поставил кружку и взял книгу со стола. "Маленький принц". Эрик открыл ее снова, словно надеялся, что вырванные страницы вернутся на место. Вместо этого он нашел еще одну странность – на внутренней стороне обложки, почти незаметно, кто-то нацарапал карандашом: "10:13". Время? Код? Эрик нахмурился, провел пальцем по цифрам. Карандаш был мягким, след свежий, не старше пары дней. Он вспомнил, как Анна любила оставлять ему записки – глупые, бессмысленные, вроде "Купи хлеба" или "Не забудь зонтик". Но это было не похоже на нее. Слишком… намеренно.

Эрик отложил книгу и потер виски. Голова гудела, как будто кто-то бил молотком изнутри. Он не спал нормально уже недели три – с тех пор, как нашел в магазине ту старую открытку. Она лежала между страницами потрепанного "Гамлета", который он собирался выбросить. На открытке был рисунок реки – той самой, где нашли Анну, – и надпись от руки: "Ты был прав". Эрик тогда решил, что это чья-то шутка. Кто-то из местных, кто знал его историю, решил поиграть с его нервами. В городке любили сплетни, а смерть Анны до сих пор была любимой темой за чашкой кофе в кафе у площади. Но открытка не давала покоя. А теперь еще книга, шаги, следы. Слишком много совпадений.

Он поднялся и подошел к окну. Снег засыпал следы, если они вообще были. Эрик прищурился, пытаясь разглядеть что-то в темноте. У соседнего дома, где жила Марта, горел свет. Старуха редко спала по ночам – говорила, что темнота ей мешает думать. Эрик иногда видел, как она стоит у окна, глядя на его магазин, будто ждет, что он выйдет и помашет ей. Он не махал. Марта была странной даже по меркам городка: носила старые платья с чужого плеча, разговаривала с воронами и всегда знала больше, чем говорила. Эрик вспомнил, как она однажды спросила: "Ты ведь не думаешь, что Анна сама туда пошла, правда?" Это было лет десять назад, но ее голос до сих пор звенел в ушах.

Он отвернулся от окна и пошел проверить дверь. Замок был цел, ключ лежал на полке, где он его оставил. Эрик провел рукой по дереву, проверяя, нет ли царапин, следов взлома. Ничего. Но шаги… Он снова услышал их – или ему показалось? Тук. Тук. Тук. Теперь тише, дальше, где-то внизу, у лестницы, ведущей в подвал магазина. Эрик замер, дыхание застряло в горле. Он жил над магазином двадцать лет и знал каждый скрип, каждый звук. Это не было ветром. Не было крысами. Это было что-то живое.

Он взял фонарик с кухонного стола – старый, с тусклой лампочкой, который он держал на случай отключения света. Батарейки почти сели, луч дрожал, как его руки. Эрик спустился по узкой лестнице, чувствуя, как воздух становится холоднее, гуще. Дверь в подвал была приоткрыта. Он никогда не оставлял ее открытой – слишком боялся, что сырость доберется до книг. Он толкнул дверь, и петли заскрипели, как в дешевом фильме ужасов. Свет фонарика выхватил полки с коробками, старый стул с отломанной ножкой, паутину в углу. Ничего. Никого.

И все же он чувствовал запах. Слабый, едва уловимый – сигаретный дым. Эрик не курил. Анна курила, но только ментоловые, тонкие, с запахом мяты. Этот был другой – тяжелый, горький, как те сигареты, что продавали в ларьке у вокзала. Эрик шагнул вперед, луч фонарика скользнул по полу. Там, у дальней стены, лежал окурок. Маленький, смятый, с золотистым фильтром. Он наклонился, чтобы взять его, но замер. Рядом с окурком был след – влажный, четкий, как будто кто-то только что прошел в мокрых ботинках. Женский ботинок. Как те, что он видел на кладбище.

Эрик выпрямился так резко, что ударился головой о низкий потолок. Боль прострелила виски, фонарик выпал из рук и покатился, освещая углы подвала. Он схватил его, направив свет на след. Один. Только один. Как будто кто-то стоял здесь, смотря на него, а потом исчез. Он развернулся, луч метнулся по стенам. Никого. Только тишина, такая густая, что ее можно было резать ножом.

Наверху что-то упало. Глухой стук эхом разнесся по дому. Эрик бросился к лестнице, сердце колотилось в горле. Он взлетел наверх, ожидая увидеть разбитую лампу или упавшую книгу. Но это была кружка – та самая, с надписью "Лучший брат". Она лежала на полу, расколотая пополам, а вода растекалась по доскам, как кровь из раны.

Эрик стоял над разбитой кружкой, чувствуя, как вода пропитывает его носки. Он не слышал, чтобы ветер усилился, не видел, чтобы окно открылось. Кружка была тяжелой, с толстым дном – такие не падают сами по себе. Он наклонился, собрал осколки, пальцы дрожали. Надпись "Лучший брат" теперь была разорвана: "Лу" на одном куске, "чший" на другом. Он бросил их в мусорное ведро, но звук стекла о металл заставил его вздрогнуть, как выстрел в тишине.

Он вытер пол тряпкой, стараясь не думать о подвале, окурке, шагах. Утро уже близилось – за окном небо стало серым, как старое одеяло, которое слишком часто стирали. Эрик заварил кофе, хотя знал, что не уснет, даже если захочет. Кофеварка шипела, наполняя кухню горьким запахом, и он смотрел, как капли стекают в стеклянный кувшин. Анна ненавидела кофе. "Пахнет, как горелая резина," – говорила она, морща нос, и пила чай с мятой, которую рвала прямо у реки. Эрик улыбнулся этой мысли, но улыбка вышла кривой, болезненной. Он давно не вспоминал Анну такой – живой, с ее смехом и привычкой грызть ногти. Чаще приходили другие картины: ее тело на берегу, волосы, спутанные водорослями, и пустые глаза, глядящие в никуда.

Он взял чашку и сел за стол. Книга все еще лежала там, рядом с запиской "Прости". Эрик потянулся к ней, но остановился. Вместо этого он достал из ящика старую коробку – жестяную, с облупившейся краской, где хранил вещи Анны. Полиция отдала ему немногое: заколку, браслет с треснувшим камнем, пачку сигарет, наполовину пустую. Он открыл коробку, и запах ментола ударил в нос, слабый, но все еще живой. Эрик высыпал содержимое на стол. Заколка была простой, металлической, с погнутой шпилькой. Браслет – дешевый, из тех, что продают на рынке за пару крон. Сигареты – "Marlboro Lights", ее любимые. Он взял пачку, повертел в руках. Внутри что-то звякнуло.

Эрик нахмурился, вскрыл упаковку. Между сигаретами лежал ключ – маленький, ржавый, с коротким зубчатым краем. Он не помнил, чтобы видел его раньше. Полиция ничего не говорила о ключе. Эрик поднес его к свету, пытаясь разглядеть хоть что-то – буквы, цифры, метку. Ничего. Только ржавчина и холод металла. Он сжал ключ в кулаке, чувствуя, как острые края впиваются в кожу. Откуда он? От чего? И почему он оказался здесь спустя двадцать лет?

За окном послышался звук – скрип снега под чьими-то ногами. Эрик подошел к стеклу, прижавшись лбом к холодной поверхности. Улица была пуста, но фонарь снова мигнул, и на секунду ему показалось, что тень у соседнего дома шевельнулась. Марта? Нет, слишком быстро для нее. Он прищурился, но тень исчезла, оставив только ветер и тишину. Эрик вернулся к столу, положил ключ рядом с книгой. "10:13". "Прости". Ключ. Окурок. Шаги. Это было слишком много для одного утра.

Он допил кофе, хотя тот уже остыл, и решил открыть магазин. Работа всегда помогала ему отвлечься – перебирать книги, вытирать пыль с полок, слушать редких покупателей, которые заходили больше поболтать, чем купить. Эрик спустился вниз, щелкнул выключателем. Свет загорелся с гудением, освещая ряды стеллажей. Магазин был маленьким, тесным, с запахом старой бумаги и клея. Полки гнулись под тяжестью книг, которые никто не покупал: потрепанные романы, учебники по химии, сборники стихов никому не известных поэтов. Эрик любил это место, хотя оно едва приносило доход. Это был го щит от мира, его крепость.

Он начал раскладывать новые поступления – коробку книг, которую привезли вчера из соседнего города. Среди них был старый детектив Агаты Кристи, "Убийство в Восточном экспрессе". Эрик провел пальцем по обложке, вспоминая, как читал его в школе. Анна тогда смеялась над ним: "Зачем тебе эти загадки? Жизнь и так полна дерьма, которое не разгадать." Она была права. Ее смерть осталась загадкой, которую он не смог решить, сколько ни пытался.

Что-то упало за его спиной. Эрик обернулся – книга лежала на полу, раскрытая на середине. Он не слышал, как она падала. Он подошел, поднял ее. "Маленький принц". Та же самая чертова книга. Но он оставил ее наверху, на кухне. Эрик сжал челюсти, чувствуя, как пульс бьется в висках. Он поднялся по лестнице, проверяя стол. Книга была там. Две одинаковые книги? Он спустился обратно, сравнил их. Обе потрепанные, обе с вырванными страницами. Но на той, что упала, не было надписи "10:13". Вместо этого на первой странице было нацарапано: "Ищи".

Эрик смотрел на слово "Ищи", вырезанное на странице так грубо, что карандаш порвал бумагу. Он провел пальцем по буквам, чувствуя шершавость, будто кто-то писал в спешке или в гневе. Две книги. Одна наверху, другая здесь. Одна с "10:13", другая с "Ищи". Это не было совпадением. Кто-то играл с ним, оставлял следы, как хлебные крошки в лесу, но Эрик не знал, куда они ведут – к ответам или к пропасти.

Он положил обе книги на прилавок, рядом с кассовым аппаратом, который не открывали уже неделю. Магазин был тихим, только ветер стучал в витрину, да где-то наверху поскрипывали половицы. Эрик взял ключ из кармана и положил его между книгами. Три предмета, три вопроса. Он чувствовал себя героем тех детективов, что пылились на полках, только без остроумия Шерлока Холмса или хладнокровия Пуаро. У него были только усталость, кофеин в крови и двадцать лет непроходящей тоски.

Дверной колокольчик звякнул, заставив его подпрыгнуть. Эрик обернулся – в магазин вошла Марта, сгорбленная, в своем вечном пальто цвета мокрой земли. Ее волосы, седые и спутанные, торчали из-под вязаной шапки, а глаза, маленькие и острые, тут же уставились на него. Она несла корзинку, прикрытую клетчатой тряпкой, и пахло от нее кислыми яблоками и чем-то старым, как подвалы.

– Доброе утро, Эрик, – сказала она, хотя голос ее был скорее скрипом, чем приветствием. – Ты опять не спал, да? Вид у тебя, будто тебя по реке таскали.

Эрик заставил себя улыбнуться, хотя получилось плохо.

– Утро, Марта. Что-то нужно?

Она прошаркала к прилавку, поставила корзинку на пол и посмотрела на книги. Ее взгляд задержался на "Маленьком принце", и Эрик заметил, как дрогнул уголок ее рта – то ли улыбка, то ли гримаса.

– Читал Анне, небось? – спросила она, кивая на книгу. – Она любила сказки, твоя сестра. Всегда просила что-то придумать, когда была маленькой.

Эрик нахмурился. Анна не любила сказки. Она любила музыку, шум реки, запах дождя. Но он не стал спорить. Марта часто путала вещи – то ли от возраста, то ли нарочно.

– Не помню, – сказал он, пряча ключ в карман. – Ты что-то хотела купить?

– Нет, – она махнула рукой, костлявой, с синими венами. – Просто мимо шла. Увидела свет. Думаю, зайду, проверю, жив ли ты еще. А то слухи ходят.

– Какие слухи? – Эрик напрягся, хотя старался не подавать виду.

Марта наклонилась ближе, и запах яблок стал резче.

– Говорят, кто-то ночью у магазина крутился. Вчера. Или позавчера. В пальто длинном, как из старых фильмов. Ты не видел?

Эрик вспомнил тень у дома, звук шагов. Он покачал головой, хотя внутри все сжалось.

– Нет. Никого не видел.

Марта хмыкнула, будто не поверила, и потянулась к книге. Эрик хотел остановить ее, но она уже открыла ту, что с "Ищи". Пальцы ее замерли на странице, и она посмотрела на него, прищурившись.

– Странная книга, – сказала она. – Кто-то зря бумагу портил. Ты бы выкинул ее, Эрик. Нечего такое держать.

– Может, и выкину, – ответил он, забирая книгу из ее рук. – Спасибо за совет.

Она постояла еще немного, глядя то на него, то на прилавок, потом взяла корзинку и побрела к выходу. Колокольчик звякнул снова, и Марта исчезла в сером утреннем свете. Эрик выдохнул, только сейчас заметив, что задерживал дыхание. Она что-то знала? Или просто играла, как всегда, бросая слова, чтобы посмотреть, как он дергается?

Он вернулся к книгам, открыл ту, что была с "10:13". Цифры смотрели на него, как глаза. Время? Может, это было время смерти Анны? Нет, она умерла вечером, ближе к закату – так говорил полицейский отчет. Тогда что? Эрик достал телефон, старый, с треснувшим экраном, и набрал "10:13" в поисковике. Ничего, кроме случайных ссылок на часы и библейские стихи. Он попробовал добавить "Анна Лунд" – пусто. Интернет в городке был медленным, да и что он надеялся найти? Объявление в духе "Ищу брата, чтобы помучить его загадками"?

Эрик отложил телефон и потер лицо руками. Ему нужен был воздух. Он схватил пальто, выключил свет в магазине и вышел на улицу. Холод ударил в лицо, как пощечина, но это было лучше, чем сидеть взаперти с призраками. Городок просыпался медленно: кафе у площади открыло ставни, из пекарни тянуло запахом хлеба, а грузовик Йонаса, местного почтальона, тарахтел у перекрестка. Эрик пошел вдоль улицы, не зная куда, просто чтобы двигаться.

Он дошел до реки – той самой, где все закончилось. Вода была серой, покрытой тонким льдом у берегов. Эрик остановился, глядя на мост, старый, с облупившейся краской. Здесь нашли Анну, под этим мостом, в ее любимой куртке с капюшоном. Он вспомнил, как приехал сюда тогда, как кричал на полицейских, требуя объяснить, что случилось. Они не объяснили. Только сказали: "Синяки могли быть от падения. Или от кого-то. Мы не знаем."

Что-то блеснуло у воды. Эрик спустился по склону, цепляясь за ветки, чтобы не упасть. Это была монета – старая, потемневшая, с едва различимым профилем какого-то короля. Он поднял ее, чувствуя холод металла. Рядом, в грязи, был след. Тот же ботинок. Маленький, женский, с четким рисунком. Эрик посмотрел вверх, на мост. Никого. Только ветер гудел в проводах.

Эрик сжал монету в кулаке, чувствуя, как края впиваются в ладонь. След у реки смотрел на него, как немой укор. Он был свежим – снег вокруг еще не успел его засыпать, хотя ветер старался. Эрик присел на корточки, провел пальцем по краю отпечатка. Глубокий, четкий, с маленькими точками от шипов на подошве. Он вспомнил, как Анна любила такие ботинки – с шипами, чтобы не скользить зимой. "Я не собираюсь падать на каждом углу, как ты," – дразнила она, когда он однажды растянулся на льду, возвращаясь из школы. Но эти следы не могли быть ее. Не спустя двадцать лет. Или могли?

Он встал, сунул монету в карман к ключу и пошел обратно к мосту. Ноги дрожали – то ли от холода, то ли от того, что он слишком долго стоял на одном месте, глядя в пустоту. Река текла медленно, лениво, как будто ей было все равно, что здесь случилось. Эрик прислонился к перилам, чувствуя, как ржавчина осыпается под пальцами. Он не приходил сюда годами – слишком больно, слишком бессмысленно. Но теперь что-то тянуло его обратно, как магнит, который нельзя увидеть.

Вдалеке завыла собака – протяжно, тоскливо. Эрик оглянулся. Городок лежал перед ним, маленький и сгорбленный, как старик, который слишком долго ждал смерти. Дома с облупившейся штукатуркой, кривые заборы, дым из труб, растворяющийся в сером небе. Здесь ничего не менялось. Люди рождались, умирали, сплетничали у кафе, но время будто застряло в янтаре. Эрик ненавидел это место, но не мог уехать. Анна держала его тут, даже мертвая.

Он вспомнил, как они гуляли здесь детьми. Анна всегда бежала вперед, перепрыгивая через камни, смеясь, когда он не поспевал. "Ты слишком медленный, Эрик! Смотри, я уже королева моста!" – кричала она, забираясь на перила. Ему было страшно за нее, но он не говорил – она бы только фыркнула и назвала его занудой. А потом, когда ей исполнилось двадцать, она стала другой. Тише. Часто уходила одна, возвращалась с красными глазами и запахом сигарет. "Где ты была?" – спрашивал он. "Гуляла," – отвечала она, и это было все, что он из нее вытягивал. А потом она исчезла на три дня. Вернулась бледная, с синяками на запястьях, и сказала: "Не спрашивай." Он не спросил. А через неделю ее нашли здесь.

Эрик провел рукой по лицу, пытаясь стереть воспоминания. Они были как пыль – чем больше трогаешь, тем сильнее липнут. Он пошел обратно к магазину, снег хрустел под ногами. Улица была пустой, только Йонас, почтальон, махнул ему из своего грузовика. Эрик кивнул в ответ, но не остановился. Йонас был хорошим парнем – толстый, с добрыми глазами, всегда готовый помочь. Но он тоже знал про Анну, как и все. И тоже молчал.

Когда Эрик вернулся в магазин, колокольчик звякнул громче, чем обычно, будто приветствовал его с сарказмом. Он включил свет, бросил пальто на стул и подошел к прилавку. Книги лежали там, где он их оставил, но что-то было не так. Записка "Прости" исчезла. Эрик перевернул книги, заглянул под них, проверил пол. Ничего. Он сжал кулаки, чувствуя, как гнев поднимается внутри. Это не ветер. Не случайность. Кто-то был здесь, пока он ходил к реке.

Он проверил дверь – замок цел, никаких следов взлома. Окна закрыты. Эрик прошелся по магазину, осматривая полки. Все на месте, кроме этой чертовой записки. Он вернулся к прилавку, открыл ящик, где хранил мелочь и старые квитанции. Там, среди монет и бумажек, лежала фотография. Маленькая, выцветшая, с рваными краями. Эрик и Анна, лет десять назад. Он в школьной форме, она в своей куртке с капюшоном. Они улыбались, сидя на том самом мосту. На обороте было написано: "Не забывай."

Эрик замер, чувствуя, как холод ползет по спине. Он не видел эту фотографию с тех пор, как Анна умерла. Она была в коробке, той самой жестяной коробке наверху. Кто-то забрался в его дом, в его магазин, в его жизнь. Он бросился наверх, перепрыгивая через ступеньки. Коробка стояла на кухонном столе, открытая. Заколка, браслет, сигареты – все на месте. Но фотографии не было.

Он сел на стул, тяжело дыша. Кто-то знал, где искать. Кто-то знал, что эта фотография значит для него больше, чем все остальное. Эрик смотрел на пустую коробку, и в голове крутился только один вопрос: почему сейчас? Двадцать лет тишины, и вдруг – книги, шаги, ключ, следы, записки. Это было не просто шуткой. Это было посланием.

За окном снова послышался звук – скрип снега, медленный, размеренный. Эрик подошел к стеклу, держа фотографию в руке. Улица была пуста, но фонарь мигнул три раза, как сигнал. Он вспомнил "10:13". Может, это не время. Может, это что-то другое. Номер дома? Код? Он схватил телефон, набрал номер местной библиотеки – единственного места, где могли быть старые записи о городке. Трубку сняла Линнея, библиотекарша, с ее вечным усталым голосом.

– Эрик? Ты чего в такую рань?

– Линнея, мне нужна помощь, – сказал он, стараясь говорить спокойно. – Есть что-то про "10:13"? Номер, запись, что угодно.

Она помолчала, потом вздохнула.

– Не знаю, о чем ты, но приходи. Посмотрим в архивах. Только не жди чудес.

Эрик бросил трубку, надел пальто и сунул фотографию в карман. Он не знал, что ищет, но сидеть и ждать больше не мог.

Эрик вышел из магазина, не запирая дверь – в этом городке воровать было нечего, кроме старых книг и его собственных демонов. Снег падал крупными хлопьями, оседая на плечах, как пепел. Он шел быстро, почти бежал, чувствуя, как холод кусает щеки. Библиотека была в двух кварталах, в старом здании с покосившейся вывеской, которую никто не чинил лет тридцать. Эрик толкнул дверь, и запах пыли, смешанный с ароматом чернил и старого дерева, ударил в нос. Здесь было тепло, но не уютно – слишком тихо, слишком пусто.

Линнея сидела за стойкой, уткнувшись в толстую книгу с желтыми страницами. Ей было за пятьдесят, волосы собраны в неряшливый пучок, а очки висели на цепочке вокруг шеи. Она подняла глаза, увидев Эрика, и нахмурилась.

– Ты выглядишь, как призрак, – сказала она вместо приветствия. – Что за "10:13"? Ты опять в своих расследованиях копаешься?

Эрик подошел к стойке, выложил перед ней одну из книг "Маленький принц" – ту, что с надписью "10:13". Линнея взяла ее, повертела в руках, открыла обложку. Ее брови поползли вверх.

– Это не из наших, – сказала она. – У нас "Принца" никто не брал лет десять. Где ты это нашел?

– На могиле Анны, – ответил он, и голос его дрогнул, хотя он старался держать себя в руках. – Вчера. Или сегодня. Не помню.

Линнея посмотрела на него поверх очков, которые наконец надела. В ее взгляде было что-то среднее между жалостью и раздражением.

– Эрик, ты же знаешь, что я не верю в эти твои истории. Но… – она постучала пальцем по цифрам, – это странно. Давай посмотрим.

Она встала, жестом позвала его за собой. Они прошли мимо стеллажей с книгами, которые никто не трогал, к двери в подвал – туда, где хранились архивы. Лестница скрипела под ногами, свет был тусклым, от одной лампочки, висящей на голом проводе. Внизу пахло плесенью и бумагой, которая медленно умирала. Линнея подошла к шкафу, вытащила ящик с пожелтевшими карточками.

– Если "10:13" что-то значит, это может быть в старых записях, – сказала она, перебирая карточки. – Номера домов, даты, что угодно. Но ты понимаешь, что это как иголку в стоге искать?

Эрик кивнул, хотя внутри все кипело от нетерпения. Он стоял рядом, глядя, как ее пальцы скользят по бумаге. Через пять минут она вытащила одну карточку, прищурилась.

– Вот. 10 октября 2013 года. Газетная вырезка. "Женщина пропала у реки". Не Анна, другая. Звали ее… Клара Нильсен. Нашли через неделю, живая, но ничего не помнила. Говорила про шаги в доме.

Эрик почувствовал, как пол уходит из-под ног. Клара Нильсен. Он смутно помнил эту историю – тогда весь городок гудел, но он был слишком занят своими книгами, чтобы вникать.

– Где эта вырезка? – спросил он, голос хрипел.

Линнея пожала плечами.

– В коробках, где-то тут. Могу поискать, но не сейчас. У меня смена до шести.

– Мне нужно это сегодня, – сказал он, почти умоляя.

Она вздохнула, но кивнула.

– Ладно. Садись, жди. Только не трогай ничего.

Эрик сел на старый стул, который заскрипел под ним, как живое существо. Линнея ушла вглубь подвала, шурша коробками. Он смотрел на книгу в своих руках, на "10:13". Это не могло быть совпадением. Клара пропала через восемь лет после Анны, у той же реки. Шаги. Он вспомнил ночь, звук за дверью. Это было связано? Или он сходил с ума?

Линнея вернулась через пятнадцать минут, с коробкой, покрытой пылью. Она бросила ее на стол, подняв облако серого порошка.

– Вот. Копайся сам. Я не твоя секретарша.

Эрик открыл коробку. Внутри были газеты, старые, ломкие, с заголовками про урожай, ярмарки и редкие происшествия. Он нашел вырезку быстро – маленькую, на полстраницы. "Женщина 32 лет пропала у реки. Семья утверждает, что она ушла ночью, оставив записку: 'Вернусь скоро'. Через неделю найдена в лесу, в десяти километрах от города. Не помнит, как там оказалась. Упоминает шаги в доме перед исчезновением." Дальше шли детали: Клара была учительницей, жила одна, никаких врагов. Полиция закрыла дело, списав на потерю памяти.

Эрик перечитал последнюю строчку: "Шаги в доме". Он положил вырезку на стол, чувствуя, как сердце стучит в горле. Линнея смотрела на него, скрестив руки.

– Ну? Нашел свой "10:13"? – спросила она.

– Не знаю, – ответил он. – Может быть.

Она хмыкнула.

– Ты всегда так говоришь. И всегда ничего не находишь. Может, пора остановиться, Эрик?

Он не ответил. Взял вырезку, сунул ее в карман к фотографии и монете. Линnea покачала головой, но промолчала. Эрик поднялся, поблагодарил ее кивком и вышел из подвала. Снег снаружи стал гуще, ветер бил в лицо. Он шел обратно, думая о Кларе, Анне, шагах. Городок казался меньше, чем обычно, – дома жались друг к другу, будто боялись чего-то.

Когда он дошел до магазина, солнце уже клонилось к закату, хотя было только три часа дня. Зима здесь всегда была такой – короткие дни, длинные тени. Эрик вошел внутрь, и колокольчик звякнул, как предупреждение. На прилавке лежала еще одна записка. Новая. Чернила еще не высохли. "Она ждала тебя."

Эрик замер, чувствуя, как пальцы немеют. Он не слышал, чтобы кто-то входил. Дверь была открыта, но городок был пуст. Он подошел к окну, выглянул. Никого. Только следы – те же маленькие ботинки – вели от порога к улице и обрывались у фонаря.

Эрик смотрел на следы, уходящие к фонарю, и чувствовал, как внутри все сжимается. Записка "Она ждала тебя" лежала на прилавке, чернила блестели в тусклом свете лампы, будто кто-то написал ее только что, пока он моргал. Он подошел к двери, открыл ее нараспашку. Холод ворвался внутрь, принеся с собой запах снега и чего-то еще – слабый, горький аромат сигарет. Не ментоловых, как у Анны, а тех, что он нашел в подвале. Эрик шагнул на улицу, снег хрустел под ботинками. Следы были четкими, маленькими, с теми же шипами. Они вели к фонарю, а потом исчезали, будто кто-то испарился в воздухе.