«Парфюмер. История одного убийцы» kitabından sitatlar
Ему нравился только лунный свет. Лунный свет не давал красок и лишь слабо очерчивал контуры пейзажа. Он затягивал землю грязной серостью и на целую ночь удушал жизнь. Этот словно отлитый из чугуна мир, где все было неподвижно, кроме ветра, тенью падавшего подчас на серые леса, и где не жило ничего, кроме ароматов голой земли, был единственным миром, имевшим для него значение, ибо он походил на мир его души.
В восемнадцатом столетии во Франции жил человек, принадлежавший к самым гениальным и самым отвратительным фигурам этой эпохи, столь богатой гениальными и отвратительными фигурами. О нем и пойдет речь. Его звали Жан-Батист Гренуй, и если это имя, в отличие от имен других гениальных чудовищ вроде де Сада, Сен-Жюста, Фуше, Бонапарта и т. д., ныне предано забвению, то отнюдь не потому, что Гренуй уступал знаменитым исчадиям тьмы в высокомерии, презрении к людям, аморальности, – короче, в безбожии, но потому, что его гениальность и его феноменальное тщеславие ограничивались сферой, не оставляющей следов в истории, – летучим царством запахов.
Это повергло людей в ужас. Они теперь не знали, на кого им направить свою бессильную ярость.
. Море пахло как надутый парус, в котором запутались вода, соль и холодное солнце. Оно пахло просто, это море, но запах
Господь посылает добрые и худые времена, но Он желает, чтобы в плохие времена мы не жаловались, не причитали, а вели себя как настоящие мужчины
полудню площадь опустела, словно ее вымели метлой. Только к вечеру люди в городе, и то далеко не все, вышли
бы ими надушился человек, который
здесь и отсюда перевернет мир вверх дном. Разумеется, эта мысль была прямотаки до нелепого нескромной
призван заново учредить почетное собрание
деле? А что там еще? Шенье. Померанцевая эссенция, кажется. И может быть, настойка розмарина. Бальдини. Мне это совершенно безразлично. Шенье. Конечно. Бальдини. Мне глубоко наплевать, что там намешал в свои духи этот тупица Пелисье. Мне он не указ! Шенье. Вы совершенно правы, сударь.
