Kitabı oxu: «Сила бронхита. Сборник юмористической фантастики для взрослых», səhifə 2

– Мастер Шпакенштирст – это хитрый ум и немалые средства: ведь мы не знаем, что нам больше поможет вызволить Ариэль из плена – сила или деньги. Я владею магией и… – эльфийка замешкалась. – И я главное заинтересованное лицо, собравшее всех.

– А я? Чем владею я? – жалобно спросил Сашка, всё ещё пребывая в приступе трусости и слабоволия.

– У тебя есть самая главная сила, – мягко сказала Лемурия, и её глаза впервые потеплели. – Вот здесь, – добавила она и прикоснулась к Сашкиной груди.

– Эм… сила бронхита? – Сашка вежливо кашлянул.

– Ага. Прибудем на место и обкашляем это дело! – Космодемьян сплюнул сквозь зубы и недобро посмотрел на Сашку.

– Дурень ты, – беззлобно сказала Лемурия. – Полетели уже, а то я тебя снова укушу!

– И я тоже! – пророкотал дракон над Сашкиным ухом, и он со страху чуть не взлетел самостоятельно.

– Раз вы все считаете, что моё присутствие необходимо… – начал было Сашка, но его оборвал гном:

– Ну так ви будете лететь, или мине забыть вас навсегда?

– Простите мне минутную слабость, – грустно улыбнулся Сашка и шагнул к дракону.

– Я нисколько в тебе не сомневалась, – сказала Лемурия и кивнула остальным.

– От винта! – заорал Космодемьян и выдал замысловатое па.

Ящер опустил голову к земле, и диковинная компания устроилась у него на спине с тем максимальным удобством, который позволяет средней комфортабельности дракон. Сашка уселся между двух плотных пластин и вцепился в третью, торчащую перед ним. Дракон был горячий и шершавый на ощупь. Остальные сидели рядом, кто как закрепившись на спине рептилии.

Дракон вырулил к началу дороги, вытянул голову вперёд, распахнул кожистые крылья и тяжело побежал по аллее в направлении крематория, словно по взлётно-посадочной полосе. «Только бы не врезался в дом», – думал Сашка, тревожно глядя вперёд. Когда до здания осталось пару десятков метров, Сашка зажмурился и вжался в спину ящера.

– Йо-ху-у! – вдруг завопил Космодемьян, и Сашка почувствовал, что они летят.

Он осторожно открыл глаза и замер в восхищении: город остался далеко внизу, а дракон продолжал стремительно набирать высоту.

***

Томас Теодор Меррилин или Мэрлин, как его знали жители Средиземья, сын богатого аристократа и чародей; владелец потрясающей коллекции криптидов, насчитывающей более пяти тысяч экземпляров фауны и флоры, большинство из которых неизвестны современной науке; собиратель древних манускриптов, документов, фотографий и дневников; обладатель чучел и скелетов поразительных существ, явившихся то ли с других планет, то ли из иных измерений, лежал на кровати с альковом в своём Лондонском особняке и тихо стонал: его настигла инфлюэнция.

Как ни старался Мэрлин обезопасить себя в такой тяжёлый день, когда сама Вселенная словно отворачивается от тебя, какой-то вирус всё же достал его, проник в его плоть и кровь и заставил постанывать самым неприличным образом. Магу и чародею не пристало вести себя столь по-человечески, но экономка покинула его неделю назад по причине болезни своей дочери, и Мэрлину не перед кем было держать своё реноме – вот он и стонал, приложив носовой платок, размером с небольшую скатерть, к разбухшему носу.

В дверь осторожно постучали, и Мэрлин замер: он совершенно не ждал гостей. Попытался сконцентрироваться, чтобы разглядеть через стены незваного посетителя, но обречённо махнул рукой и, кряхтя, встал с кровати.

– Кому я понадобился? – пробормотал чародей, и даже в этой болезненной гнусавости угадывалось его величие и великолепие.

Кутаясь в парчовый малиновый халат, Мэрлин прошаркал в гостевую прихожую и негромко крикнул, стоя перед входной дверью:

– Внемлю!

За дверью послышалось шуршание, короткая перебранка и глухой удар. Через мгновение перепуганный голос пискнул:

– Телеграмма!

«От кого бы это?» – пожал плечами Мэрлин и зашумел открываемыми засовами массивной двери. За ней оказалась разношёрстная компания, состоящая из ослепительной красотки, потрёпанного господина в смокинге, деда и перепуганного парня в зелёном свитере, потирающего зад. Бородатый дед быстро спрятал за спину пёструю коробку и смело покосился на девичье декольте.

Мэрлин прищурился, потом водрузил себе на нос пенсне, которое захватил по дороге со стола, и довольно улыбнулся.

– Лемурия, душа моя, вы опять взялись за старое! – Мэрлин кивнул девушке и добавил: – Но на этот раз вы упакованы необычайно! Лично я экзальтирован вашей инвенцией! Браво, душенька! Вы просто радуете глаз нашего старого гнома, не так ли, Мастер Шпакенштирст?

С этими словами Мэрлин громко высморкался в свою скатерть-платок.

– Простудилися? – участливо спросил человек в смокинге и незаметно встал позади гнома.

– Космодемьян, вам-то, сударь, какая печаль? – добродушно ответил Мэрлин и повернулся к зелёным оленям. – Милейший, я не узнаю вас в гриме!

– Александр, – представился Сашка и замолчал.

– Так вы пришли за Ариэль? – спросил Мэрлин, глядя на Лемурию пронзительным взглядом: простуды словно не бывало. Лемурия не ответила и коротко кивнула.

– Перестаньте мокнуть носом и впускайте уже в дом! – сухо сказал гном. – Сколько можно держать нас пешком в парадной?

– Проходите, господа и дамы, – Мэрлин посторонился. – Однако, не ждал вас так скоро, да и не рад совсем вашему визиту. – И добавил фразу, от которой у Александра всё внутри оборвалось: – Признаться, мне надоело вас всё время убивать.

Компания тихо прошла в обширную прихожую, и не успел Мэрлин запереть дверь, как всё пошло не так, как предполагалось. Космодемьян вдруг завертелся волчком, и через мгновение исполинский оборотень заполнил собой добрую половину пространства прихожей. Он зарычал и двинулся на Мэрлина.

– Голубчик, не утруждайте себя в поисках преференций. – Мэрлин коротко крутанулся на месте и превратился в рыцаря в сверкающих доспехах. – Я с удовольствием уничтожу вас снова! – Его голос, доносившийся из шлема, инкрустированного камнями, звучал уверенно и глухо.

Лемурия топнула ногой и взвилась вверх в своём волшебном образе. Эльфийка стремительно облетела рыцаря, занёсшего меч для удара, и тут же из-под его доспехов повалил фиолетовый дым. Мэрлин пошатнулся и обрушил меч в дюйме от Космодемьяна, срезав клок шерсти с его тела. Оборотень бросился на чародея и чуть не сбил с ног, но Мэрлин стоял как скала. Он сделал пальцами замысловатый жест, стальная перчатка звякнула, и шкура оборотня загорелась. Космодемьян завыл от боли и стал кататься по дубовому паркету, оставляя на нём тёмные подпалины. Завоняло жареной плотью.

– Лемурия! Что нужно делать? – закричал Александр, вжимаясь от ужаса в стену. – Где Ариэль?!

Эльфийка неопределённо махнула рукой и зло посмотрела на растерявшегося Сашку. Потом круто развернулась в воздухе и снова бросилась на Мэрлина.

– Она не ответит! – крикнул гном и побежал вглубь апартаментов чародея. – За мной, молодой человек, если хотите, чтобы этот путь-таки мы проделали не напрасно!

– А почему не ответит? – спросил Сашка, догоняя Мастера гнома.

– Ой вэй, не надо делать удивленных движений! – Шпакенштирст не сбавлял шаг, прекрасно ориентируясь в чужом доме. – Просто закончилось действие вашей крови, – быстро добавил он и свернул к лестнице, ведущей вниз.

– А если… ещё раз укусить?

– Не сработает, – гном на минуту остановился. – Больше на человеческом языке она не заговорит, пока не укусит кого-нибудь другого, чтоб он был здоров. Но понимать её сможет только укушенный, а не вы. – Он побежал по ступеням вниз и крикнул через плечо: – Это таки сейчас не самое главное! Спасите Ариэль, пока не поздно!

Из глубины дома донеслись жуткие крики, Сашка втянул голову в плечи и бросился за Мастером гномом вниз. Они неслись по сумрачному подземному коридору, уставленному деревянными ящиками, картонными коробками, статуями неизвестных людей и чучелами таких чудовищных животных, что Сашка, пробегая мимо некоторых из них, зажмуривался от страха.

Шпакенштирст уверенно двигался почти в полной темноте, словно знал, куда нужно идти.

– Откуда вы знаете, где Ариэль? – спросил Сашка на бегу, кашляя и задыхаясь в очередной раз за время этого удивительного путешествия.

– Не кидайте брови на лоб, молодой человек! Это магия, – сказал Мастер гном, словно это всё объясняло. – А вам пора бросить курить, а то не добежите до своей любви.

– А далеко ещё? – сдавленно спросил Сашка, прислушиваясь к звукам, доносящимся сверху.

– Уже, – ответил гном и внезапно остановился.

Сашка глянул туда, где стоял Шпакенштирст, и обомлел.

В золотом гробу, прислонённом к стене, стояла высохшая мумия. Её глазницы ввалились внутрь, жёлтая кожа пожухлым пергаментом обтягивала острые скулы и челюсти, словно раскрытые в последнем крике. Потускневшее платье ещё несло отпечаток роскоши, но больше всего бросались в глаза пышные волосы, обрамляющие смертельный оскал: они совершенно не изменились. Страшный истукан замер, прижав костлявые руки к груди, словно держался из последних сил, так и не отдав никому своё сердце.

Сашка содрогнулся: это была Ариэль.

***

– Ну идите уже, шо ви мне сердце рвете! – гном попятился, уступая Сашке место перед гробом.

– А что я должен делать? – шёпотом спросил Сашка, боясь, что мумия его услышит и накостыляет за незнание основ реанимации.

– Тут я вам не советчик, – ответил гном и отвернулся. – Делайте что-нибудь: у нас осталось не так много времени. Если оно вообще осталось…

Сашка шагнул к мумии и осторожно прикоснулся пальцем к впалой щеке. Кожа была сухой и холодной на ощупь. Тысячи мыслей пронеслись в Сашкиной голове и отчаяние наполнило его душу: он не знал, что от него требуется. Или знал?

Решившись, Сашка откашлялся и, зажмурившись, прикоснулся губами к развороченному оскалу. Пахнуло сандаловым маслом, и Сашка торопливо прервал свой шершавый поцелуй. Он отпрянул от мумии и тревожно посмотрел в её мёртвые глазницы. Ничего не произошло. Совсем.

Сашка заскулил. Он вдруг вспомнил, как они ласкались на сеновале в деревне, и Ариэль пахла не сандалом, как сейчас, а свежескошенным сеном и утренней зарёй. Её поцелуи были такими сладкими, такими чувственными… Тоска накрыла его, щемящей болью отозвавшись где-то в груди, Сашка наклонился и обнял сухое воплощение его потерянного счастья.

– Принцесса моя, – прошептал он бескровными губами и припал к ней настоящим поцелуем, полным нежности и любви.

Прошла целая минута вечности. Сашка не отрывался от Ариэль, витая в своём мире грёз, то ли пытаясь оживить любимую, то ли прощаясь с ней навсегда. И не замечал, как стали наполняться жизнью её чресла, как возвращалась плоть, как розовела кожа, как дрогнула и задышала грудь, как забилось её горячее сердце.

– Любимый мой, – прошептала Ариэль, на мгновение оторвавшись от его губ. – Я знала, что ты найдёшь меня! – и ответила на поцелуй.

Сашка, онемевший от счастья, не выпускал из рук любимую, словно боясь, что она пропадёт, растает в сумрачном подвале чародея.

– Я не сильно умею сказать, но хочу, – проговорил гном. – Ви таки молодцы! Но не пора ли таки нам убраться отсюда подобру-поздорову?

Сашка не помнил, как они дошли до чародея: он не спускал влюблённых глаз со своей счастливой жены, держа её за руку…

Мэрлин полулежал на паркете в своём парчовом халате, прислонившись к Космодемьяну. Голова Мэрлина свешивалась под неестественным углом, а оборотень окровавленной пастью держал его за горло. Помятая, но гордая эльфийка, сидевшая на кресле, устало подняла голову и посмотрела на Ариэль. Их взгляды встретились.

– Мама! – прошептала Ариэль и бросилась к ней навстречу.

Сашка ошарашенно смотрел, как его жена, легко оттолкнувшись от пола, вспорхнула маленькой прелестницей и завертелась в воздухе с Лемурией в радужном танце. Две пары серебристых крыльев словно звенели в унисон.

– Мама?! – изумился Сашка и сполз по стеночке на пол.

– Таки да, – кивнул гном и достал целлофановый пакет с чековой книжкой. – Лемурия – эльфийская королева, а твоя Ариэль – принцесса эльфийского королевства. Ты разве не знал об этом?

– Таки нет, – в тон ему ответил Сашка и заулыбался. – Значит, я не напрасно называл её принцессой?

– Пока вы тут целуете друг друга в пупок, мне нужно закончить то, для чего, собственно, я тут собрался, – сухо заметил гном и повернулся к оборотню. – Оно ещё живо?

Вместо ответа Мэрлин захрипел и приподнял голову. Взгляд его был подёрнут свинцовой плёнкой.

– Дружище, да не будет тебе в тягость… – сипло сказал Мэрлин, и Космодемьян отпустил его горло.

Чародей сел и потёр шею. Потом посмотрел на окровавленную руку и спокойно вытер её о малиновый халат.

– Вижу, вы забрали Ариэль, – тихо сказал Мэрлин, глядя на счастливого Сашку, у которого на коленях уютно устроились две царственные особы. – Значит, Эльфийское королевство мне теперь не принадлежит.

– Щоб вы так жили, как прибедняетесь! – гном раскрыл чековую. – Скажите, почём стоит Ваш подвал с сокровищами? Мне обещали между здесь полный гешефт.

– Ваши слова, уважаемый, бурлеск чистой воды. Равно как и вы – акциденция древности, – Мэрлин тяжело поднялся на ноги и добавил: – Нет.

– Почему нет, когда да? – Гном сделал знак оборотню, и тот угрожающе зарычал.

– Я недосягаем для ваших дерзновенных аргументов и дедукций, но… – Мэрлин с опаской посмотрел на оборотня и повернулся к гному. – Ох, и плутоват же ты, шельма!

Сашка перестал вслушиваться в бормотание двух магических существ, которые всецело погрузились в цифры и расчёты под неусыпным контролем Космодемьяна. Сашка влюблённо смотрел на двух эльфиек, старую и молодую, которые ворковали между собой на птичьем языке. Он ни черта не понимал. Наконец, все договорённости были достигнуты, и Мэрлин поплёлся вглубь дома восстанавливать своё здоровье и подсчитывать убытки.

Не успел Сашка опомниться, как Ариэль щёлкнула пальцами, и все вмиг очутились на берегу какого-то моря. Ветер пошевелил Сашкины волосы и ему стало… хорошо.

Шпакенштирст уселся прямо на песок и углубился в расчёты, делая пометки в маленьком блокнотике и улыбаясь в усы. Космодемьян уже в образе человеческом приводил в порядок свой смокинг, а Лемурия настороженно смотрела на Сашку.

– Странно, что ты можешь говорить, а твоя мама – нет! – весело сказал Сашка. – Щёлк! И мы на месте, а не тащимся гуртом с неприличной скоростью…

– Мама на пенсии, а я – царствующая принцесса, и у меня есть свои привилегии, – ответила Ариэль, отводя глаза.

– Раз так, принцесса моя, может пойдём уже домой? – сказал Сашка и подмигнул: – Как-нибудь доберёмся с твоей помощью.

Ариэль взглянула на него с такой болью, что у Сашки остановилось сердце.

– Мне нельзя с тобой, любимый, – глаза Ариэль были полны отчаяния и слёз. – Мама не справится с королевством без меня. Меня и так не было больше года, и пора приводить королевство в порядок. Я влюбилась в тебя и сбежала, а теперь… я должна вернуться.

– А… мне с тобой? – упавшим голосом прошептал Сашка.

– Тебе нельзя со мной, – еле слышно ответила Ариэль. – У нас волшебное королевство, а ты – простой смертный… – по её лицу побежали слёзы. – Даже если бы ты смог проникнуть к нам, ты всё равно не стал бы моим мужем: ты не королевской крови…

Сашка замер и посмотрел на Ариэль странным взглядом. Потом вдруг стал вертеться на месте, разбрызгивая песок, летящий из-под ног во все стороны. Вокруг него сгустились тучи, и с ясного неба ударила молния в песочную круговерть.

Когда всё рассеялось, на берегу моря стояло странное существо: приземистый, не больше таксы, дракон с вытянутыми эльфийскими ушами и телом, покрытым волчьей шерстью. Расправив кожистые крылья и помахав ими в воздухе, Сашка повернул к Ариэль изумлённое человеческое лицо.

– Охереть не встать, – сказала Лемурия, и Сашка понял её с полуслова.

– Его-таки покусали все, кому не лень, – гном оторвался от расчётов и посмотрел на остолбеневших эльфиек. – Теперь это такой суржик, что ему прямая дорога в ваше волшебное королевство.

– Любимый! – завизжала Ариэль и бросилась на шею волосатому мутанту. – Мой ласковый и нежный зверь, – проворковала она и звонко чмокнула Сашку в губы, – у тебя теперь королевская кровь, значит…

– Ничего это не значит, – с болью в сердце перебила Лемурия свою дочь. – Разве ты забыла, что, помимо королевской крови, принц должен быть богат? А чем богат твой Сашка? Сардинами в томате?

Ариэль отпустила любимого и с тоской посмотрела на мать.

– Погодите! – Сашка так разволновался, что не знал, к кому обращаться. – Я люблю тебя, принцесса! Лемурия, я люблю её, слышите?! Я заработаю! Я… я… возьму ипотеку!

– Богатство должно быть не социалистическим, а волшебным, – грустно ответила Лемурия. – Вот если бы ты укусил какого-нибудь…

Ни слова не говоря, гном вскочил на ноги и быстро побежал, как подорванный, по берегу неизвестного моря.

Первой зашлась от хохота Ариэль. Космодемьян тоже повалился на песок, давясь от смеха и не обращая внимания на только что вычищенный смокинг. Лемурия, рискуя поломать свои крылья, каталась по песку, икая и захлёбываясь.

Сашка прищурился, определил направление и, взяв поправку на ветер, побежал в сторону улепётывающего Шпакенштирста. Набрав скорость, он легко оттолкнулся от земли и заработал крыльями, летя навстречу новой волшебной жизни, надежде и любви.

Хроники Харона. Аттракцион

Буханкин больше всего на свете любил ужасы и женщин. И если с ужасами в его жизни было все в порядке – чего только стоило имя Марлен, которым нарекли его идеологически выдержанные родители – то с женщинами творилось форменное безобразие: их не было. Не то чтобы вообще, но они как-то не забредали в Марленову жизнь, предпочитая пастись где-то на окраине, за пределами его холостяцкой квартиры. Поэтому рассказать о яркой жизни отечественного архивариуса было некому.

Все свободное время Буханкин проводил за телевизором, компьютерными играми и книгами. Они заменяли ему жизнь, секс и давали пищу для ума. Ему с детства нравились кошмары: будь то фильм ужасов, готический роман или какой-нибудь хоррор-квест. Они заставляли его сердце сжиматься, и он на время забывал о своей скучной и никому не нужной жизни. Да и кому нужен сорокалетний мужчина, давно не подающий надежды и пальто женщинам, по причине их полного отсутствия?

Когда дома становилось тоскливо, Марлен выползал из своей берлоги и шёл в Луна-парк, который гостил в городе бог знает сколько времени. Разукрашенные вагончики были видны из кухонного окна его квартиры. Обычно Буханкин покупал билет на аттракцион «поезд ужасов», на котором давно уже не было страшно. Марлен с интересом наблюдал за реакцией публики, особенно девушек. Некоторые визжали от страха при виде, например, скелета с косой, у которого вместо позвоночника торчал черенок лопаты и к нему скотчем был примотан череп из папье-маше.

Но сегодня вечером, направляясь к любимому аттракциону, Марлен заметил рядом с ним фургон, которого раньше не было. Перед входом висела табличка с текстом, стилизованным под арабскую вязь: «Верный выбор». Марлен усмехнулся и решил зайти: любопытно, что предложат выбрать в этом шарлатанском вагончике.

Длинное помещение состояло из единственной комнаты, заставленной рухлядью: старой аппаратурой, полуразбитой мебелью, выцветшими картинами, затянутыми паутиной, и фотографиями в рамке, покрытыми толстым слоем пыли. Никого не было, кроме рыжего ободранного кота, сидящего на куче чего-то древнего. Животное с независимым видом вылизывало себя, высоко вытянув лапу над головой. Марлен многозначительно кашлянул, озираясь по сторонам.

– Sind Sie krank, Herr Dietrich?

Буханкин вздрогнул и замер. Он так и не нашёл, кому мог принадлежать голос, прозвучавший в голове. «хер Дитрих», – мысленно повторил Марлен и поёжился. Немецкий язык всегда вызывал у него стойкую неприязнь из-за ассоциаций с войной.

– Ладно, беру хер обратно. Привет, Хуциев.

Буханкин втянул голову в плечи и поискал глазами администратора аттракциона. Взгляд его упал на кота, который в упор смотрел на него: даже розовый язычок убрал не до конца. Так и сидел с высунутым языком, задрав лапу вверх.

– Э-э-э… простите, это не вы сказали? – спросил Буханкин и почувствовал себя ужасно глупо.

– Чем?! Чем я могу сказать, ирод ты, бородатый! – ответил кот и уронил лапу вниз, не сводя взгляда с ошалевшего Буханкина.

Марлен попятился и сел в какую-то ветошь, собрав бородку в кучу. Он во все глаза таращился на кота. Никакой артикуляции у него не было и в помине: хрипатый голос, смахивающий на телевизионную бабку Авдотью Никитичну, просто звучал в голове Буханкина, без всяких вспомогательных средств. Кот мягко спрыгнул на заваленный мусором пол и продефилировал к двум дверям в конце фургона, на которые Буханкин не обратил внимания. На одной из них значилось: «Шерше ля фам», на другой – «Ля-ля, фа». И больше ничего.

– Аттракцион «Верный выбор»! Граждане, занимаем места, согласно купленным билетам! – вдруг заорал кот в голове, и Буханкин затосковал по выходу.

– Ну, Марлон Брандо, ты идёшь, или нет? – нетерпеливо спросил кот и распушил хвост трубой.

– Куда? – упавшим голосом спросил Буханкин, поднимаясь на ноги.

– Et si tu n’existais pas, dis-moi pourquoi j’existerais? – в голове Буханкина зазвучал голос Джо Дассена и кот лапой указал на первую дверь, затем повернулся ко второй: – Или сюда: Ля-ля-фа, эти ноты, ля-ля-фа одиноки, нам уже ничего не успеть, – рыжий удивительно точно пропел шлягер Варум хрипатым голосом солиста «Океана Эльзы» и вопросительно посмотрел на Буханкина.

– Я не понимаю, зачем это всё, – Буханкин сделал несколько робких шагов в сторону выхода. – Какой в этом смысл?

– А в твой жизни какой смысл? – парировал кот и Буханкин пошатнулся: вопрос пришёлся по больному месту. – Здесь есть шанс его обрести, – сухо добавил рыжий и нервно дёрнул ушами. – Свою жизнь ты можешь прожигать сколь угодно долго, а здесь – аттракцион! Длится десять—пятнадцать минут, две из которых ты уже благополучно просрал.

– Выбираю первую дверь! – быстро ответил Буханкин и двинулся к коту. Пойду искать женщину, – пошутил он, слабо улыбнувшись. – Или нет? Как лучше, кот?

– Здесь ты – босс, я – только проводник. И у меня имя есть. Я же тебя человеком не называю, сразу по имени обращаюсь: Марлен Жобер.

– И как тебя зовут?

– Харон.

– А! Это же…

– Да-да, – кот скорчил недовольную гримасу и почесал за ухом. – Кончай проявлять чудеса эрудиции в отдельно взятом фургоне и делай уже выбор, мать твою распротак!

Буханкин задумался на мгновение, затем решительно шагнул к первой двери и толкнул её. Харон просочился мимо Буханкина и быстро юркнул в образовавшиеся проём.

***

«Странно, – подумал Буханкин, дико оглядываясь по сторонам, – судя по размеру фургона мы должны были выйти прямиком на территорию Луна-парка, а тут…» Харон сидел на булыжной мостовой и щурился на яркое небо, играющее облаками в лучах восходящего солнца. Вокруг кота – столики летнего кафе, вдалеке – силуэт Эйфелевой башни, подёрнутый дымкой рождающегося утра. Буханкин нервно вздохнул: в воздухе уютно пахло молотым кофе и свежей выпечкой.

– Люблю бывать здесь, – промурлыкал кот и покосился на Буханкина.

– Это что, Франция?!

– Тю! Бери выше: это Париж!

– Значит ты тут не первый раз? – уточнил Буханкин, всё ещё не придя в себя от изумления.

– Каждый дебил вроде тебя прётся за феминой, – Харон вылизал несуществующие пылинки на груди. – Никто не выбирает «ля-ля фа». А ведь там – ужин со звездой! Правда, Анжелика уже не та, – кот вдохнул и махнул лапкой в сторону кафе. – Вон идёт гарсон, закажи мне сметанки.

– Зачем мы здесь? – спросил Буханкин, делая знак официанту.

– Всё просто: делаешь правильный выбор, и мы перебираемся на следующий уровень. Делаешь неправильный выбор – я теряю одну жизнь, а потом…

– Что потом?

– Потом – суп с котом. Мы оба несёмся в тартарары на радость соответствующей администрации Тартара.

– Мне не нравятся такие условия! Поворачиваем обратно.

– Здесь нет обратно. Есть только выбор. Про сметанку не забудь.

Буханкин заказал сметаны и чашку кофе у официанта, который, не моргнув глазом, принял заказ на русском языке.

– А почему за мои ошибки отвечаешь ты, да ещё и жизнями?

– Кто-то должен отвечать за ошибки. Обычно страдают близкие люди. Тебе крупно повезло: за твои ошибки будет отвечать левый кот, – Харон кротко взглянул на Буханкина. – И потом, осознание того, что проводник теряет жизненные силы, должно стимулировать дармоедов делать правильный выбор.

– Что это вообще за аттракцион? Откуда он взялся?

– Ты тратишь своё время, комрад, и задаёшь никчёмные вопросы.

– А какие вопросы кчёмные?

– Вспомни, что было начертано на двери?

– Э… хорошо. Ну, и где моя ля фам?

– Убийца на семь часов, – ответил Харон и кивнул в сторону улочки, на которой в этот утренний час почти не было народа.

Буханкин оглянулся и медленно сел на стул. Ему навстречу шла девушка и улыбалась. Из одежды на ней была только шляпка с вуалью и клатч в изящной руке. Сердце Буханкина провалилось вниз и синхронизировалось со стуком её каблучков, звонко цокающих по булыжной мостовой.

Буханкин отхлебнул горячий кофе, но не почувствовал ни обжигающего напитка, ни его вкуса. Харон, громко фыркая и мурча, как трактор, уплетал сметану из плошки, любезно поставленной гарсоном около ножки стола.

Прелестница села на ближайший к Буханкину стул и скрестила ноги, кивнув коту. Достала из клатча длинные сигареты и вопросительно посмотрела на Буханкина, который впервые в жизни пожалел, что бросил курить.

– Нету спичек, – сказал Буханкин и тоскливо посмотрел на Эйфелеву башню, понимая, что шансы достойно встретить старость вдвоём на берегах Сены стремятся к нулю. Скорее всего он так и состарится в одиночестве, в стогу сена на своей малой родине, на берегу родной Глуховки.

– Je t’aime, – проворковала девушка, и вперила в Буханкина томный взгляд из-под полуопущенных ресниц.

Провинциальный Буханкин понял, что столичная фемина сразу взяла быка за рога и в его чреслах затеплился маленький огонёк надежды.

– Она кинула приманку и сейчас свалит отсель, – сказал Харон и поднял сметанную морду, напоминающую припадочного в период обострения. – Смотри, не ошибись с выбором: каждый второй кретин идёт не в ту сторону.

– А в какую надо? – прошептал Буханкин, заговорщицки скривив рот и косясь на девушку. Он честно старался смотреть выше плеч, но взгляд постоянно срывался, и Буханкин мучительно краснел, отводя глаза.

– Включи голову, там должен быть мозг, – Харон затряс лапой и капельки сметаны полетели в разные стороны. – Помни: это только твой выбор, а я – пуговка от кальсон.

Тем временем девушка наклонилась и поцеловала Буханкина в широко распахнутый рот. Он не успел ответить и стал лихорадочно вспоминать, как это делается, но было уже поздно: «ля фам» пошла по направлению к домам, бросая на Буханкина красноречивые взгляды через плечо. Сытый Харон, облизываясь, прижимался к ногам Буханкина, внимательно следя за её перемещениями.

Как назло, первый утренний автобус перекрыл девушку, и когда он проехал мимо, красавицы уже не было.

– Куда она пропала? – вскричал Буханкин обиженным голосом, словно у него стянули из—под самого носа выигрышный лотерейный билет. – Была жеж, только здесь…

– Видишь два магазина напротив? – Харон ткнул лапкой в «Подарки» и «Скобяные изделия». – Она зашла в один из них. Дальше – твой выбор.

– Будем рассуждать логически, – у Буханкина сделалось глупое лицо. – Скобяная лавка отпадает сразу, ибо, при чём тут скобы?

– Я вижу, нам определённо будет сопутствовать успех, – Харон с интересом посмотрел на Буханкина. – Тебя явно послало ко мне провидение. Намекнуть, что засиделся я на этом свете… мол, пора и честь знать.

– А вот «Подарки», это самое то! – не унимался Буханкин, двигаясь по выбранному пути. – Шампанское там, вино, домино… что ты говоришь, Харон?

– Я говорю, пиво холодное, – ответил кот.

Буханкин подошёл к магазину «Подарки», взял кота на руки и толкнул дверь. Осторожно заглянул туда, шумно вздохнул и сделал шаг в неизвестность.

***

Буханкина окружила непроглядная тьма. Он выпучил глаза, но добился только маленьких звёздочек, двигающихся бессистемно и пропадающих за пределами головы.

– Я правильно шагнул? – шёпотом спросил Буханкин и прижал кота посильнее.

– Нет, – ответил сдавленный Харон тоже шёпотом. – «Скобяные изделия» в твоём случае символизировали семейный быт, которого ты лишён напрочь. Кастрюли всякие, сковородки… а ты выбрал домино.

– А почему тогда темно? – нечаянно в рифму спросил Буханкин.

– Ты готов увидеть свой выбор? – Харон ответил вопросом на вопрос.

– Нет!

– Свет! – неожиданно рявкнул кот и Буханкин с перепугу выронил его.

Вокруг стало белым-бело и Буханкин зажмурился. Прислушался к полной тишине и осторожно разлепил глаза. Он находился в большой комнате с белыми стенами, полом и потолком. Свет, лившийся из неоткуда, был настолько ярким, что непонятно, где заканчивался пол и начиналась стена. В дальнем углу сидела девочка лет семи, повернувшись к Буханкину спиной. Туго заплетённые косички, перевязанные розовыми бантами, свисали до пояса голубого атласного платьица. Она не двигалась.

– Кто это? – спросил Буханкин и его голос сорвался на фальцет.

– Дочь твоя нерождённая, – ответил Харон, лёжа на боку.

– Моя дочь?! – Буханкин попятился. – Как это вышло-то? Я совсем не думал ни о какой дочери…

– Не важно, о чём ты думал. Может ты хотел купить ей в подарок плюшевого мишку, почём я знаю? В аттракционе выбирают сердцем, – Харон был неподвижен и смотрел в одну точку.

– Ты же сам сказал: включи голову!

– А я соврал! Я совершенно не обязан помогать тебе: повторяю, это только твой выбор.

– Тьфу ты, пропасть! – сплюнул Буханкин и глянул на девочку. – Надо, что ли, с ней познакомиться, – неуверенно сказал он и ткнул носком ботинка кота. – Эй, пошли! Чего разлёгся-то?

– А я не могу больше двигаться, – ответил Харон печально. – Когда всякие долбоносы принимают идиотские решения, мы, коты, теряем самое дорогое, – и он всхлипнул.

– Погоди! – заволновался Буханкин. – Я же всё сделал правильно! Дети – это хорошо! Цветы жизни. Выбирал сердцем…

– Ага. А как ты собираешься родить дочь без той фемины, которая улепетнула в другую сторону? Почкованием? – голос в голове Буханкина зазвучал патетически. – Эх, напрасно я кровь проливал за таких, как ты! Ты облажался, генацвале!

Буханкин подхватил кота: тот, словно тесто, растекался в его руках. Голова Харона свесилась и Буханкин поспешно прижал её к себе. В этот момент девочка повернулась и быстро поползла к ним на четвереньках. Буханкин вскрикнул от ужаса: у девочки не было лица. Мертвенно-бледный шар с чёрными косичками дёргался над воротом голубого платьица, словно голова голубя при ходьбе.