Kitabı oxu: «После изнасилования», səhifə 2

IV

Симон не выказал никакого удивления и уж тем более не упрекнул Александра за его внезапный визит, так что оправдываться оказалось не за что. Он сразу усадил гостя за стол, уже накрытый для ужина. Тому оставалось лишь с благодарностью повиноваться. Александр положил саквояж на соседнее кресло, принялся есть и вести доброжелательную беседу, полностью отказавшись от своих планов сразу же перейти к делу.

Зато теперь появилась возможность спокойно осмотреться. Всё вокруг, очевидно, призвано было впечатлять гостя – изящная посуда, изысканная мебель, судя по голубоватому цвету, сделанная из какого-то экзотического дерева, привезённого издалека. Здесь тоже стояло множество массивных подсвечников, и каждый из них караулил отдельный слуга. Вдоль стен – полки с книгами, окна прикрывали массивные алые шторы. Вряд ли здесь всегда располагалась столовая – пожалуй, комната служила в целом для встречи гостей, а уж накрыть им обед или ужин либо вести переговоры – это как хозяину будет угодно.

На столе, помимо еды, стояла глиняная миска с замысловатым ярким рисунком – какой-то африканский мотив. В ней тлели две палочки, отчего по комнате разносился приятный цитрусовый аромат. По-видимому, таким способом благоухание устраивали во всём доме.

Что до самого Симона, то Александр почему-то представлял его своим ровесником, пока не встретился с ним здесь. А тот выглядел уже пожилым человеком. Тогда становилось совсем непонятно, когда же они с ним виделись в прошлый раз. Но среди общих фраз вежливости Александр отметил положительные слова Симона о своём отце. Значит, возможно, они встречались ещё в детстве Александра.

Размышляя над всем этим, гость не отвлекался от еды, которая, как он не мог не заметить, оказалась довольно острой. Высказываться по этому поводу Александр не стал – в конце концов, вероятно, тут принято так готовить.

Утолив голод, он решил перейти к делу. Стоило начать вносить ясность в эту встречу.

– Симон, знаешь, я решил продать поместье, – признался он, когда слуги уже принесли чай.

– Яс радостью куплю его у тебя, – ответил тот с какой-то неестественной готовностью, от чего Александр даже ощутил некое напряжение в животе, словно подозрительность. Но вряд ли Симон мог заранее узнать о планах Александра, хотя, понимая положение своего гостя, предугадать подобное было не трудно.

Сам Александр был немного обескуражен таким ответом. С одной стороны, он ведь не предлагал Симону купить дом, а лишь рассказал о своих намерениях. С другой – это могло бы здорово облегчить ему жизнь, ведь по пути в город Александр совершенно не предполагал, с чего начинать продажу.

– Для меня твоё участие оказалось бы очень удобно, – с улыбкой ответил он.

– Скажи, когда будешь готов обсудить сделку, – понимающе добавил Симон.

– Спасибо, а то прямо с дороги дела вести как-то не с руки, – признался Александр, сделав глоток чая.

Он и так чувствовал усталость, а от горячего терпкого чая сразу захотелось спать или хотя бы развалиться в кресле, закрыв глаза, что он и сделал.

– У тебя здесь очень хорошо, Симон, – Александр глубоко вздохнул, всем телом погружаясь в мягкую обивку.

– Побудь моим гостем, – предложил тот, – я стольким обязан твоему отцу, позволь хоть в твоём лице его уважить, тем более, что ты так на него похож.

Как же приятно прозвучали эти слова: и про отца, и про возможность остаться. Александр ощутил, что вот-вот сможет расслабиться. Напряжение в теле начало отступать, оно словно стекало с него, проникая сквозь сиденье кресла, и исчезало где-то под полом. Александр уже предчувствовал истинное блаженство, но вдруг снова воспрянул и выпрямился, словно струна, от одной внезапной мысли: «Саквояж».

– Симон, я ведь хотел отдать тебе это, – он демонстративно приподнял саквояж, – он достался мне от Иеремии.

– Хм, – засомневался в ответ Симон, – а зачем он мне?

В его вопросе не было интереса, словно он уже знал, что лежит внутри, и это его совершенно не волновало.

– Я думал, Иеремия работал на тебя, – растерянно заговорил Александр. – Тут выдалась такая история…

– Иеремия как-то раз появился здесь, – перебил его Симон, – покрутился немного, но я ему чётко сказал приходить, когда у него появится конкретное предложение. Он ответил, что обязательно что-нибудь разыщет, и исчез. Прошло уже месяца три. В любом случае у него не могло быть ничего, что принадлежало бы мне. Если только он это не украл, – добавил он с усмешкой.

Александр оказался совершенно сбит с толку. «Как быть тогда с деньгами, – думал он, – оставить себе?»

– Полагаю, нам всем пора отдыхать, – подытожил Симон, поднимаясь из-за стола, – тебе – с дороги, мне – после трудового дня. Завтра, если позволишь, я хотел бы провести здесь экскурсию для тебя. Как бы я мечтал, чтобы твой отец увидел всё это! Но поскольку он уже покинул нас, я призываю его сына в свидетели того, что я сам без лишней скромности называю своим успехом.

Александру оставалось только подчиниться воле хозяина дома, захватив с собой саквояж Иеремии. Он попрощался с Симоном, и слуга сопроводил его в отведённую комнату. Все вещи оказались уже тут. Более того, комната была не одна – отдельная гостиная, кабинет и спальня – полностью в распоряжении гостя. Мог ли Александр представить такой приём ещё утром? Он считал бы большим успехом, если бы сумел убедить Симона, что не он пришил его человека, доказав свою честность возвращением всех денег, которые Иеремия носил с собой. А тут получается, что обвинений никаких нет, есть почёт и уважение и этот саквояж в придачу. Чем же Симон был так обязан его отцу? Александр принялся вспоминать своё детство, посиделки отца с гостями. Может, среди приглашённых и был некто Симон, но там собиралось столько народу, и все важные и именитые. Конечно, ребёнок не мог запомнить имён всех.

Александр распорядился позвать своих слуг – вдруг они что-то вспомнят. Вскоре зашёл Брут, он был один.

– Марта с ребёнком, девочка спит, – объяснил он.

– Как вас разместили? – спросил Александр. Стоило сразу же обеспокоиться этим.

– Всё хорошо, – не слишком подробно доложил слуга.

– Ты не помнишь, – начал Александр, принявшись расхаживать по комнате, – какие отношения были у моего отца с Симоном? Как я понял, отец в чём-то помог ему?

Брут некоторое время молчал, нахмурив брови. Казалось, он не вспоминает, а подбирает слова, чтобы лучше выразить свою мысль.

– Симон в те годы растратил всё состояние, ввязываясь во всякие рисковые аферы, – медленно, словно читая старинную книгу, принялся рассказывать Брут. – Он просил денег на новое дело, хотел куда-то вложиться. Получив деньги от твоего отца, Симон действительно открыл компанию, но снова прогорел. Тогда он опять приехал просить денег, долго объяснялся, но всё-таки сумел получить их, обещая, что в этот раз ошибок не повторит. И через месяц вернул твоему отцу всю сумму, в том числе и прошлый заём, с процентами. Отец тогда остался очень удивлён, он говорил, что не верил в успех Симона и помогал ему только потому, что чувствовал на себе обязанность не позволить другому дворянину обнищать. Но с той поры он стал хорошо отзываться о Симоне, хотя я не помню, чтобы тот ещё когда-то приезжал к нам.

– Что ж, это многое объясняет, – заметил Александр, благодарно улыбаясь, – по крайней мере, мне теперь будет легче держаться рядом с ним. Я даже как будто начинаю понимать его мотивы. Раз мой отец в трудную минуту помог ему подняться, наверное, Симон хочет и мне в моем нынешнем положении протянуть руку, как бы отплатив той же монетой.

– Симон достойный человек, – заключил Брут.

– Хорошо, спасибо, иди, – отпустил слугу Александр.

А сам направился отдыхать. Завтра предстоял насыщенный день.

V

Александр плохо спал в ту ночь. Он часто просыпался, и сны снились скомканные и тревожные. В один момент он даже поднялся с кровати, накинул на себя халат и вышел из комнаты, чтобы хоть немного отвлечься от гнетущего состояния. Ему не пришлось брать с собой свечу – в коридорах стояли слуги-часовые у канделябров. Видимо, такая вахта велась здесь круглосуточно. Зрелище казалось жутковатым – застывшие, словно статуи, люди, неподвижно глядящие перед собой, лица которых мерцали в свете свечей. Слуги не обратили внимания на Александра – он медленно прошаркал мимо часового, словно один призрак мимо другого, спустился по лестнице вниз в холл. Местный особенный запах никуда не делся. Александр хоть и привык к нему, но не переставал удивляться тому, насколько тщательно здесь поддерживалась аутентичная атмосфера. В полумраке витал аромат цитрусовых, и ему казалось, будто он проник на фруктовый склад. Картин на стенах было не разглядеть, да он и не старался, всё-таки ему очень хотелось спать.

«Стоило ли вообще подниматься с кровати и бесцельно блуждать по дому, где ты в гостях?» – думал про себя Александр. Вдруг волна усталости накатила на него, он резко ослаб и сел на какое-то подвернувшееся рядом кресло или софу. Александр словно провалился внутрь него всем телом и даже закрыл глаза от удовольствия. Чувство усталости сменилось блаженством, тело его стало таким же мягким и бесформенным, как и то, куда он посадил его. В голове всё начало плыть, Александр понял, что, вероятнее всего, он таким образом тут и уснёт, а он в гостях. Он открыл глаза и вздрогнул – слуга у подсвечника смотрел прямо на него. Не только взгляд, но и голову повернул в сторону Александра. Тому стало не по себе.

«Некрасиво всё-таки вот так ночью шататься по чужому дому, развалившись где попало», – подумал он про себя. И уже попытался было встать, но это оказалось сложно, словно он увяз в кресле. А слуга всё смотрел на Александра, широко разинув глаза, от чего было ещё неприятнее. «И не позвать ведь его помочь мне – он же на посту», – подумал Александр, силясь подняться, но вновь безуспешно.

Вдруг слуга заговорил:

– Ты сидишь… – начал он глухим, словно из подземелья, голосом.

Александру он голосом напомнил Брута, но выглядел слуга моложаво, такой бас явно был ему не к лицу.

– Кажется, я застрял, – невольно улыбнувшись, констатировал Александр. Теперь, когда слуга заговорил с ним первым, можно было сообщить ему о своей проблеме.

– …на муравейнике, – закончил фразу слуга.

– Что? – переспросил Александр, не поверив услышанному.

Слуга в ответ проговорил ещё медленнее:

– Ты сел на муравейник.

Александр усмехнулся: «Что за чушь?» – и опустил взгляд вниз. Повсюду бегали муравьи. Огромные, размером с ладонь, чёрные и блестящие. Они выбегали из обивки, словно лава из кратера вулкана, и заполняли всё вокруг. Быстрые гадкие насекомые, они издавали мерзкий пронзительный треск. Александр попытался дёрнуться, чтобы сбросить их с себя, но с ужасом понял, что дёргаться нечему – он не видит своё тело. Словно от него осталась одна лишь летающая голова, обращённая глазами вниз. Остались только кишащие повсюду муравьи.

Александр проснулся. Это был только сон, очередной скомканный тревожный сон. Но уже наступило утро. Так закончилась его первая ночь в доме Симона.

Дверь открылась, и в комнату зашёл один из местных слуг, возвестив, что пора собираться на завтрак.

– Пригласи сюда Брута, я должен дать ему поручения, – сказал Александр, одеваясь.

Брут явился довольно быстро.

– Как тебе здесь? – спросил Александр. – Как прошла ночь?

– Всё нормально, – ответил тот.

– Как моя дочь? И Марта?

– С ними тоже всё в порядке, – не меняя интонации, сказал Брут. – Всё, что требуется, здесь дают, – добавил он, по-видимому, стараясь утолить беспокойное любопытство своего хозяина.

– То есть ты не прочь тут остаться? – пошутил Александр.

Однако Брут воспринял его слова иначе. Он, по-видимому, решил, что хозяин планирует избавиться от него так же, как от своего дома. Слуга опустил голову и сказал:

– Слугам здесь тяжело, очень много работы и постоянно какие-то нововведения. Я уже стар.

– О, нет, Брут, ты мне ещё нужен, – возразил Александр, уловив его настрой, и похлопал его по плечу, – возвращайся к себе. И мне уже пора идти на завтрак к Симону. Он решил устроить мне экскурсию сегодня.

– Будь осторожен, – вдруг предупредил его Брут, – здешние слуги говорят, что в последнее время в цехах часто гибнут люди. Смотри, куда руки суёшь.

– Да, конечно, – ответил Александр, и Брут удалился.

Необычно для слуги говорить такое, но, вероятно, он проявил не высокомерие, а заботу. «И вообще, в чужом городе излишняя внимательность не повредит», – сказал себе Александр и вышел из комнаты.

VI

Так называемая экскурсия заняла весь день. При этом Симон сразу сказал, что как бы он ни старался выделить в своём графике время, дел оказалось слишком много, поэтому он предлагает Александру сопровождать его во время планового обхода. Так гость сможет увидеть хоть и не всё, зато в самом естественном виде. Даже не предлагает, а просит, поскольку, как он сказал, для него самого это очень важно. «Заранее что-то рассказывать и объяснять я не хочу, – подогревал интерес за завтраком Симон, – пока не увидишь своими глазами – не поймёшь».

Сперва они отправились на фабрику. «Вообще, когда-то это была швейная фабрика, но теперь там делают гораздо больше», – уточнил Симон, когда они уже ехали по городу. Карета их, кстати, оказалась совершенно глухая – стеклянное окошко дверцы пропускало утреннее солнце, а более ничего сюда проникнуть не могло, в первую очередь, запах городских улиц. Сюда же слуги принесли те самые тлеющие палочки, что создавали приятный запах в доме.

Александру как раз было очень интересно, как Симон отреагирует на ужасную вонь, которая окутывала город – сам он ни разу не соскучился. Но оказалось, что у хозяина всё предусмотрено. Карета выехала из крытого двора дома и на фабрику заехала прямо в один из цехов, благодаря чему встречи с запахом улиц не состоялось нигде.

Когда они ступили на пол цеха, Александр заметил, что здесь также всё обкурено, хотя аромат и слегка другой, с примесью ещё многих промышленных запахов тканей, масла, копоти.

«Сколько же он тратит денег, чтобы везде поддерживать приятный ему аромат?» – подумал Александр. Но тут же его внимание захватило происходящее вокруг. Всё это больше напоминало базар, чем фабрику. Да, здесь виднелось множество ткацких станков, за которыми трудились люди, но, помимо этого, в проходах и коридорах теснились лавчонки, сновали какие-то странные личности, явно не похожие на рабочих. Вокруг стоял шум и гам.

– Проще будет понять, если я расскажу тебе с самого начала, – громко, силясь перекричать гул, заговорил Симон и, взяв Александра за локоть, повёл его вперёд.

– Когда я купил эту фабрику и приехал сюда впервые, перед воротами стояла длинная очередь – множество людей, надеющихся найти здесь работу. Они услышали, что у фабрики сменился владелец, и решили попытать счастье. Отчаявшиеся люди, больно было смотреть на них. И я впустил их всех, потому что я всегда даю возможность зарабатывать, любому, кто попросит. Таков мой девиз. Я спрашивал каждого: «Что ты умеешь?» Первый ответил: «Я отличный плотник. Для товаров фабрики нужна крепкая тара, я могу её сделать». Тогда я с этим парнем заявился прямо в столярный цех фабрики и спросил одного из мастеров: «Сколько тебе нужно времени, чтобы сделать один ящик?» Оказалось, что около часа. Тут же безработный плотник сколотил ящик за пятнадцать минут. Тогда я говорю местному мастеру: «Теперь парень работает здесь вместо тебя». На что он мне возразил, что нам не понадобится так много тары, мол, она будет валяться без дела, потому что фабрика не успевает производить столько продукции. Тогда я ответил ему, указав на толпу тех безработных, что я впустил на фабрику: «Если хочешь здесь работать – бери этих молодцов и делай, как я, то есть веди их туда, где они смогут работать эффективнее, чем нынешние рабочие, и обеспечь мне такую выработку, чтобы фабрике стало мало той тары, что мы производим – тогда я найму тебя обратно».

– И что же, неужели сработало? – спросил Александр, начиная понимать смысл стихийного базара вокруг.

– Конечно! Всё завертелось с новой силой. Все, кого ты видишь, нашли здесь для себя возможность зарабатывать. Часть прибыли они отдают мне. Взгляни, вон женщина шьёт занавески из остатков тканей.

Он указал на очень пожилую женщину, которая ютилась на деревянном ящике рядом с одним из станков. Из карманов у неё торчали разноцветные лоскуты, из которых она прямо на коленях создавала пёстрые занавески, мастерски ловко орудуя иголкой. Вдруг к ней подбежал мальчишка, вручил ей ещё несколько разноцветных кусков тканей и побежал дальше. Александр решил, что это, вероятно, её внук, который бегает по цехам, собирая лоскуты, брошенные возле станков, и приносит ей сюда.

Ещё было невозможно не заметить, как все реагируют на появление Симона. Каждый отвлекался от своего дела, вставал, если до этого сидел, и рассыпался перед ним в приветствиях и благодарностях, снимал головной убор и кланялся. Кто-то даже пытался перекричать общий гул, восклицая: «Да здравствует Симон!» Сам же хозяин в ответ только кивал, слегка приподнимая ладонь, и продолжал вести своего гостя по пролёту. Кого и чего здесь только не было: лавочки с едой, менялы денег, балаганщики с вертепами.

– Симон, но они ведь мошенники, – не сдержался Александр, указав на шулера с напёрстками, который расположился прямо посередине прохода.

– А вот тут начинается самое интересное, – Симон понизил голос. – Конечно, мошенники. Обманывают людей, и губернатор не хочет видеть их на центральной площади города. Но юнец, – кивнул он в сторону шулера, – на суде сказал, что, мол, будь мой отец сапожником, я бы с таким же рвением обучился его мастерству, но он был плутом и вором, и всё, чему он смог научить меня, вы видите сами. И, говорит, по-другому зарабатывать себе на хлеб я не умею. А ещё добавил, что дело шельмовать напёрстками совсем не такое простое, как кажется. И в тот день я, будучи на заседании суда (а я теперь всегда в них участвую), очень проникся его историей. И я заплатил за него залог, дав слово, что на улицах города парня больше никто не встретит.

– Так он оказался здесь? – спросил Александр с лёгкой улыбкой.

– Так он смог зарабатывать здесь, – самодовольно поправил его Симон, – и, естественно, мне полагается процент. Тут ведь настоящий балаган, постоянно появляются новые люди. Да я тебе больше расскажу. Приехал как-то раз ко мне один дворянин и всё хвастался, что его-то невозможно надурить и везде всегда он способен вскрыть любой обман. Привёл я его сюда и говорю, мол, брось монетку, чтобы не скучно было мальчишке двигать напёрстки, и проверим, насколько ты зорок. И обули мы тогда этого дворянина на такие тысячи. В итоге за день у парня выручка была больше, чем у всей фабрики за год. Он прямо плакал от счастья. А на чём он заработал тогда, если не на высокомерии глупца?

– Странно, что он не сбежал с деньгами, – заметил Александр.

– Так это тоже продумано, друг мой! – воскликнул Симон. – Здесь есть своя полиция, в том числе и тайная.

Иначе бы здесь все переубивали бы друг друга и всё вокруг переломали.

Они всё шли вдвоём, минуя станки, стеллажи, баулы с тканями и тут же – палатки богомольцев, тачки старьёвщиков, торговые лавчонки. Но при этом было довольно чисто, и Александр заметил уже нескольких уборщиков, которые активно орудовали мётлами.

– Тогда неминуемо должно быть взяточничество и кумовство, – возразил Александр, не веря, что Симон в миниатюре смог организовать более честное общество, чем оно есть в реальности.

– А для этого и есть тайная полиция, – не унимался тот, – обычный местный охранник получает от меня деньги за раскрытое преступление, а тайный – за вскрытую взятку, заговор, саботаж.

– Но такую ораву ведь очень дорого содержать! – изумился Александр. – Невозможно ткацкой фабрикой окупить столь огромный штат.

– Здесь кроется главный секрет, – сказал Симон, улыбнувшись. – Его я раскрою позже, мне хочется, чтобы сначала ты кое-что увидел. Но ближе к вечеру.

Александр не стал возражать, а решил внимательнее присмотреться к этому месту. Вообще, трудно было понять цель обхода – казалось, Симон просто здоровается со всеми, а не устраивает проверку. Однако, в конце концов, им повстречался местный управляющий, и хозяин тут же принялся засыпать его замечаниями и распоряжениями. Оказалось, что Симон успел заметить здесь множество нарушений. Сломанное оборудование, разбитые окна, грязь. Видимо, он очень трепетно относился к внешнему виду и особенно к запаху своего окружения.

Управляющий и Симон удалились в кабинет, а Александр остался ждать их в цеху. Он был рад возможности спокойно понаблюдать за жизнью в этом месте. Люди вокруг занимались каждым своим делом: женщина торговала пирожками, тут же цирюльник кого-то брил, рядом молодой парень играл на гитаре. Александру захотелось вернуться к тому шулеру и поговорить с ним. Уж больно фантастически звучало, что такой персонаж здесь может остепениться и служить в штате.

Темноволосый смуглокожий парнишка сидел на своём месте и жевал бутерброд. Он не выглядел оборванцем, на нём была рабочая рубаха, штаны и кожаный фартук, словно он выиграл их у местных рабочих. Парень сразу заметил интерес подошедшего Александра и отложил бутерброд.

– Сыграем? – с улыбкой предложил он.

– Вся жизнь – игра, – ответил Александр и бросил парню монету.

На маленьком столике началось движение: шарик исчез под напёрстком, и три фигурки закружились в быстрых руках шулера.

– Жизнь-то игра, – быстро заговорил парень, – да вот казино всегда в выигрыше… Где? – спросил он, когда напёрстки замерли.

– Честному крупье и проиграть не стыдно, – ответил Александр. – Посередине.

Шарик действительно оказался там. Шулер ловко выбросил на столик две монеты.

– Обыграть казино иногда можно, а вот фортуну – никогда, – с улыбкой подытожил он, указывая Александру на монеты. – Выпей за моё здоровье.

– Ты и так выглядишь здоровым, сможешь выпить и за себя, и за Симона, – ответил Александр, не взяв деньги. – Ставлю.

– Долгих лет и крепкого здоровья Симону! – словно скороговорку протараторил шулер, пустив напёрстки кружиться по столу. – Где?

– Слева.

Под напёрстком оказалось пусто. Две монеты исчезли у парня в рукаве.

– Нет большей победы, чем ничего не проиграть, – уже без улыбки сказал он.

– Время, проведённое с удовольствием, не потрачено зря, – заметил Александр, – но игра меня не сильно занимает. А вот интересная беседа – то, чего я ищу. Я приехал издалека, и это место выглядит очень диковинным.

– За удовольствие надо платить, – спокойно сказал шулер. – Брось пару монет, и шарманка заиграет.

Александр выложил на столик ещё три монеты.

– Всё, что происходит здесь – иллюзия, выдумка, – быстро заговорил шулер тихим голосом, отчего Александру пришлось нагнуться ближе, чтобы расслышать, – нет никакого рая для всех, как любит рассказывать Симон. Все, кого ты видишь, глубоко в долгах перед ним. Я даже не могу выйти на улицу – охранники не выпустят меня. Раньше я очень много путешествовал: новый день – новое место. К двадцати годам мне казалось, что я видел весь свет. А теперь я заперт здесь, словно птица в клетке. Симон грабит меня, а ещё заставляет унижаться перед его гостями. И так тут живут все, кто начинает приносить ему хоть какую-то прибыль. Симон сразу же запирает их на ключ и заставляет подписывать документы, по которым они должны ему по гроб жизни и фактически становятся его рабами. Вот и весь секрет. А теперь уходи, пока местная полиция ко мне не подошла. Мне не миновать наказания, если они поймут, что я тебе рассказал.

– Скажи хоть, как тебя зовут? – спросил Александр напоследок.

– Фриц, – бросил тот, отвернувшись.

Александр в изумлении отошёл от него и побрёл прочь.

«Хорошенькое получается дельце, – подумал он про себя. – Интересно, что бы сказал Симону мой отец, узнав об этом».

Александр шёл мимо всего этого безобразия и вспоминал своего отца. Он ведь был строг с крестьянами и слугами, но всегда справедлив. Наказывал он всегда очень сурово, но только если вина абсолютно доказана. Если же полной уверенности не было, например, в том, что именно этот растяпа разбил вазу или забыл запереть конюшню, отчего лошади разбежались, отец никого не наказывал. Он говорил, что виновный либо исправится сам, либо, в конце концов, попадётся с поличным, и уж если последнее происходило, отец не щадил никого.

«Так как бы он оценил подобный подход Симона к своим рабочим? – думал Александр. – В любом случае он бы прямо спросил хозяина, правду ли сказал его работник, поскольку отец всегда говорил, что думает, ясно и конкретно, за что многие его любили, хотя многие и нет».

В таких размышлениях он блуждал по фабрике, когда Симон сам нашёл его и сообщил, что пора бы пообедать. Стол для них накрыли прямо в кабинете управляющего. Симон явно хотел сегодня впечатлить своего гостя, поэтому спросил его:

– Как тебе всё это? Такого ты точно нигде не встречал?

– Выглядит удивительно, но пока тебя не было, я поговорил с местными и услышал, что, на самом деле, здесь всё не так радужно и люди несчастны.

К неожиданности Александра, Симон в ответ рассмеялся.

– Как ты сказал? Несчастны? Друг мой, но я ведь не ради их счастья всё это затеял. Радости и горести этих людей – дело их сугубо личное, я не волшебник, чтобы всех осчастливить. Но чудо именно в том, что система работает. Однако всё же расскажи, с кем ты общался. Мне правда интересно, кто здесь жалуется на жизнь.

– Я разговаривал с парнем с напёрстками. Он жаловался, что ты обложил его и многих здесь долгами, отчего он даже выйти с территории фабрики не может, что глубоко претит его свободолюбивой натуре.

Симон в ответ расхохотался, но после вдруг резко стал серьёзен и сказал:

– Насколько же талантлив этот Фриц! Он прямо с первого взгляда чувствует, что нужно собеседнику, и говорит именно это. Ты хотел вскрыть видимость и узнать неприятное нутро фабрики – пожалуйста, он тотчас же одарил тебя этим. А что до него самого, то, во-первых, выйти ему нельзя потому, что на воле его тут же сцапает полиция и отправит в тюрьму. Богатые горожане все ещё мечтают упрятать его туда за опустошение своих кошельков. Конечно, его могло бы спасти моё слово, но я ведь говорил, что оплатил за него залог? Разве он не должен вернуть мне эти деньги? Можно называть это долгом или штрафом – как угодно. Главное, что я даю ему возможность накопить на него. Пойдём, я тебе кое-что покажу.

Они с Симоном поднялись из-за стола и вышли в коридор. Вместе они проследовали в другое помещение, больше напоминающее канцелярию с огромными шкафами с множеством ячеек. Здесь была охрана и писарь за столом, который, завидев их, поднялся со своего места, чтобы поприветствовать Симона. Тот же подошёл к шкафу и вытащил один из подписанных ящиков. Внутри оказался мешочек монет с пришитой биркой «Фриц».

– Я лично знаю, где хранятся все его сбережения, – гордо заявил Симон, подбросив мешок в руке, – и поверь, денег тут было бы куда больше, если бы парень не спускал их на развлечения и продажных женщин. Он всегда может положить их сюда или взять отсюда через нашего счетовода. Естественно, услуга не бесплатная, как и любые банковские услуги. Так же, как и аренда торговой площади в моей фабрике, как и защита полицией. Плюс проценты с прибыли. Но, поверь, если бы он хотел, он давно бы накопил достаточно денег, и уж за него-то я бы лично побеспокоился, чтобы он в целости и сохранности покинул город. Не знаю, счастлив он или нет, но точно сыт, одет, обут, здоров и в безопасности. И, главное, зарабатывает тем, что умеет делать. И, конечно, тех, кто чист перед законом, на выходе здесь не задерживают.

За разговором они успели вернуться в экипаж и выехать из фабрики. Александр внимательно слушал Симона, и кое-что в его словах показалось ему странным.

– Ты сказал, что Фриц спускает всё на продажных женщин, но ведь проституция в этих местах запрещена, хотя, конечно, и имеется. Хотя одно дело – улицы, а другое – фабрика в твоей собственности. Или у тебя свои собственные законы?

– Что ж, – усмехнулся Симон и опустил взгляд, – выходит, что так. Повторяю, я всем даю работу. Но если женщина говорит, что она ничего другого не умеет, учиться ей неинтересно… Да, в конце концов, смотришь на такую: натуральная самка и ничего более. Безусловно, есть и такие, кто в какой-то момент своей жизни был вынужден заниматься проституцией, мужчины и женщины. Такие тоже ко мне приходят и говорят: «Симон, нам омерзительно и хочется вытравить воспоминания о прошлом из головы. Но теперь нас никто не хочет брать на нормальную работу. Мол, посетители ресторана перестанут приходить, если узнают, что повариха раньше делала этими руками». Я в таких случаях всегда даю людям возможность нормально трудиться там, где они действительно хотят. К сожалению, не все оказываются способны измениться и возвращаются к прошлому делу. Пусть так – это их выбор. Но у кого-то получается заниматься тем, что называют честным трудом, конечно, благодаря мне. Однако если женщина сразу говорит, что она проститутка и ничего менять в своей жизни не хочет, я её не прогоняю.

– Так, а что об этом думают городские власти? – спросил Александр, начиная проникаться логикой своего собеседника.

– Губернатору не нравится видеть слоняющихся по городу шлюх, по крайней мере, в районе центральной площади. Так что да, я ещё обеспечиваю чистоту улиц в каком-то смысле. При этом услугами падших женщин пользуются и чиновники, и им, конечно, не хочется подбирать их на улице или таскаться по грязным публичным домам. Поэтому они попросили меня: «Симон, организуй нам, как ты это умеешь, чтобы всё выглядело достойно и работало нормально». И, вуаля, приличное публичное заведение! И, заметь, работников туда насильно не затаскивают и хитростью не заманивают. Условия там такие, что женщины сами хотят там работать.

– Ну уж нет, не верю, не верю! – запротестовал Александр. – А что, если богатым клиентам захочется кого-то помоложе? Что тогда? Куда в таком случае денутся твоя мораль и безгрешность?

– Я и над этим работаю, друг мой, – спокойно парировал Симон, слегка улыбнувшись. – Наша мораль не позволяет, но ведь есть и чужая. Есть страны, где легальна работорговля – выпишу работницу оттуда. Мораль – она ведь штука гибкая. Если кому-то с рождения всё равно суждено рабство, то что я изменю по сути? Освобождать такого, кстати, лицемерно – их ведь тысячи. И главное, их рабское положение – тоже результат культуры. А кто я такой, чтобы их культуру критиковать?

– Хитро, – усмехнулся Александр, – но мне всё равно хочется подловить тебя на обмане собственных принципов. Я не верю, что твой гениальный подход к делу так прекрасен.